Вы только поглядите, каков бахвал!
Цицерон напрасно пощадил Клодия, ибо в канун ноябрьских ид Клодий возглавляет поджог дома Милона на Гермале, и все это при ясном свете, в пятом часу дня.
Он набрал новое войско среди рабов: оборванцы, о которых говорит Дзафари в «Рюи Блазе», показались бы индийскими царями в сравнении с теми, что вопили за спиной у Клодия.
У них были мечи, щиты, факелы, а главная ставка их вожака находилась в доме Публия Суллы.
К счастью, Милона вовремя предупредили об этом; у него было два дома в том же квартале: один из них он купил на свои средства, другой достался ему по наследству от Анния.
Именно в нем и заперся Квинт Флакк со своим гарнизоном.
Гарнизон, во главе с Квинтом Флакком, совершает вылазку.
Эта вылазка обращает шайку Клодия в бегство.
Клодий бежит и, в свой черед, прячется в доме Публия Суллы.
Дом обыскивают снизу доверху, но безрезультатно.
Флакк и Милон намерены лечить Клодия вовсе не диетой, как Цицерон, а скальпелем.
На следующий день сенат собирается на заседание.
Клодий не подает признаков жизни.
Милон выдвигает против него обвинение.
Но вскоре должны состояться комиции, Клодий будет назначен эдилом, мэром одного из кварталов Рима, — как вам нравится такой магистрат? — и, став эдилом, окажется неподсуден, хотя он заранее пообещал, что предаст Рим огню и мечу, если комиций не будет.
Таково его кредо.
Настает день комиций; Милон объявляет, что знамения неблагоприятны; стало быть, голосование состоится лишь завтра.
Назавтра, еще до рассвета, Милон приходит на Марсово поле.
Марсово поле, напомним, это лужайка, на которой устраивают выборы.
Сегодня оно должно стать полем битвы, на котором решится спор Милона и Клодия.
Пусть только Клодий появится, и тогда, считай, он не жилец!
Клодий не появляется.
В одиннадцатый день до календ Милон приходит на место проведения комиций еще затемно.
Внезапно он замечает Метелла, который скрытно, кружным путем бежит туда же.
Что это за Метелл?
Цицерон ничего не говорит об этом.
Быть может, это Метелл Целер, бывший консул, Метелл Быстрый, зять Клодия, соперник Катулла, Цезаря и, короче, всех остальных любовников своей жены?
Да нет, тот в 695 году от основания Рима открыто выступил против своего шурина и скоропостижно скончался.
Спросите вслух, отчего он умер, и вам ответят: «Его отравила жена».
Как бы то ни было, какой-то Метелл пытается попасть на Марсово поле кружным путем. Милон бросается за ним, догоняет его и выражает ему свой протест как трибун.
Метелл удаляется под свист и улюлюканье.
Десятый день до календ это рыночный день; следовательно, ни в этот день, ни в следующий собрания не будет.
В восьмой день до календ, в девятом часу ночи, Милон уже на своем посту.
Впрочем, Клодий человек погибший: его вестибюль почти пуст; старый фонарь освещает лишь нескольких оборванцев в отрепьях.
Комиции не состоятся; по крайней мере, они не состоятся, пока Клодий не будет привлечен Милоном к суду.
Если Милон столкнется с Клодием на улице, то, считай, Клодий покойник.
Цицерон предупреждает об этом Аттика:
«Si se inter viam obtulerit, occisum iri ab ipso Milone video».[72]
Все это закончилось, по крайней мере в тот раз, жестокими коликами у Цицерона, которые продолжались десять дней и которые он отнес на счет грибов и брюссельской капусты, отведанных им на авгурском пиру у Лентула!
XXXIII
Мы упоминали, что Помпей в то время отсутствовал, занимаясь продовольственным снабжением Рима.
Он лично побывал на Сицилии, на Сардинии и в Африке и сделал там весьма значительные закупки продовольствия.
В тот момент, когда он собирался выйти в море, чтобы доставить их в Рим, поднялась буря.
Все воспротивились отплытию Помпея, но он первым взошел на борт корабля, приказал поднять паруса и воскликнул:
— Плыть необходимо, а жить — нет!
Помпей еще находится в счастливом периоде своей жизни, и потому история помнит, что он говорил тогда.
Однако близится Фарсал, после которого она предаст забвению его слова и будет приводить слова Цезаря.
Незадолго перед тем Помпей покинул Рим по другому поводу.
Воевавший в течение весны, лета и осени и прекративший боевые действия лишь с приходом зимы, когда дожди размыли дороги, снег завалил горные проходы, а реки, несущие льдины, перестали быть судоходными, Цезарь прибыл в Луку и держал там свой двор.
Именно «держал двор», иначе не скажешь.
Все разговоры о нем в Риме сводились к упоминанию имен его новых побед.
Пока его соперники мельчали в стычках на уличных перекрестках, он, подобно новоявленному Адамастору, вырастал на горизонте.
Все самые прославленные люди Рима и провинции прибыли в Луку.
Среди них был Аппий, наместник Сардинии; Непот, проконсул Испании.
Зимой 696 года от основания Рима в Луке можно было увидеть сто двадцать ликторов, несущих фасции, и более двухсот сенаторов.
Красс и Помпей также прибыли туда.
Связи триумвирата несколько ослабли.
На этой встрече им предстояло вновь укрепиться.
Именно там было решено, что Цезарь еще на пять лет сохранит за собой должность проконсула Галлии, что Помпей и Красс будут добиваться консульства и что каждый из них получит в управление ту или другую провинцию, чтобы держать в своих руках все войска Республики.
Дабы способствовать избранию Помпея и Красса, Цезарь разослал письма всем своим друзьям в Риме.
Ему следовало уволить со службы большое количество своих солдат, чтобы они имели возможность проголосовать на комициях.
Все эти планы были намечены на 699 год от основания Рима, то есть пятьдесят пятый год до Рождества Христова.
Ну а события, о которых мы рассказали в предыдущей главе, подводят нас к 698 году от основания Рима.
Год этот проходит без значительных событий.
Клодий полностью укрощен.
Разумеется, он еще вышибает кое-где двери, поджигает кое-какие дома и крушит ребра направо и налево.
Но при этом он напоминает принадлежащего моему другу Жадену бульдога, на которого нацепили намордник и который вынужден позволять левретке и кинг-чарльзу есть из его миски.
Цицерон с такой непринужденностью ест из миски Клодия, что однажды, пользуясь его отсутствием, отправляется на Капитолий и разбивает доски, на которых были записаны постановления Клодия времен его трибуната.
Клодий тут же появился и стал кричать о беззаконии.
Бывают воры, которые кричат «держи вора!», когда их хватают за шиворот.
Цицерон ответил на это одной из своих обычных дилемм:
— Коль скоро Клодий родом патриций, он не мог быть народным трибуном; раз он не мог быть народным трибуном, то постановления времен его трибуната недействительны; поскольку постановления времен его трибуната недействительны, то записи о них позволено уничтожить кому угодно.
Но из-за этого уничтожения досок Цицерон поссорился с Катоном, чего совершенно не ожидал.
На уничтоженных досках были записи о действиях Катона в Византии и на Кипре.
Катон же считал крайне важным, чтобы этот след его участия в государственных делах не исчез.
Ну и чем же закончился их спор?
К сожалению, Цицерон не упоминает об этом в своих письмах.
Плутарх на сей счет весьма немногословен:
«Тем самым Цицерон нанес Катону удар, не имевший отголоска, но, тем не менее, сильно охладивший их дружбу».[73]
Весь этот год прошел неизвестно как, в мелких дрязгах.
Помпей поручает Габинию восстановить Птолемея на египетском престоле, и Габиний возвращается, сгибаясь под тяжестью миллионов, что еще больше распаляет желание Красса отправиться в Сирию.
Но для этого, как мы говорили, Крассу и Помпею следовало сначала стать консулами.
Начинается 699 год от основания Рима.
Повсюду ходили слухи, что после свидания Цезаря с Крассом и Помпеем мир был поделен между этими тремя людьми.
Когда же стало известно, что Помпей и Красс вместе выдвигают свои кандидатуры на должности консулов, никаких сомнений больше ни у кого не осталось.
— Ты будешь добиваться должности консула? — спросили Марцеллин и Домиций у Помпея.
— Может, и да, а может, и нет, — ответил тот.
— Но дай же, наконец, ясный ответ на ясный вопрос.
— Ну что ж, — сказал Помпей, — я буду добиваться ее в интересах добрых граждан и на горе негодяям.
Подобный союз не внушал доверия никому, кто еще хоть сколько-нибудь дорожил если и не Республикой, то хотя бы именем Республики.
С тем же вопросом обратились к Крассу; его ответ оказался несколько более скромным.
— Я буду добиваться этой магистратуры, — сказал он, — если увижу, что смогу быть полезен государству; в противном случае воздержусь.
Кичливый ответ Помпея и двусмысленный ответ Красса привели к тому, что несколько человек отважились вступить в соревнование с ними; но, когда положение вполне определилось, когда Помпей и Красс выставили свои кандидатуры официально, все остальные кандидаты, кроме Домиция, отступили.
Его поддерживал опять же Катон, подобно тому как он поддерживал Бибула против Цезаря.
Катон, как известно, не церемонился.
Он выходил на городские площади и говорил, что вовсе не консулата добиваются в действительности Помпей и Красс, а тирании; что их цель не магистратура в Риме, а обладание крупными провинциями и сильными военными округами.
Без конца повторяя эти слова, настаивая на этих обвинениях, Катон подталкивал вперед Домиция, призывая его не терять надежды и твердя ему, что он борется за общую свободу.
И все вокруг них повторяли:
— А ведь Катон прав, почему вдруг эти люди, которые уже были консулами вместе, вместе притязают на второй консулат? Почему опять вместе, почему лишь не один из них? Разве мало в Риме граждан, достойных быть коллегами Красса или Помпея?