Колонию доложили о том, что случилось, и повторили ему слова, которые, казалось, бросили проносившиеся мимо духи ночи.
Он понял, что это сообщение оставили ему те, кто спасался бегством.
В итоге он приказал своим отрядам взять в руки оружие, велел открыть ворота и выступил из города на расстояние примерно в одну лигу в ту сторону, откуда, по его предположению, в случае поражения должны были возвращаться остатки армии Красса.
XLIV
Парфяне заметили отступление римлян, однако не стали преследовать их ночью.
У варваров вообще примечательна такая почтительность к ночи или, возможно, такая боязнь тьмы.
Казаки долго не осмеливались препятствовать нашим ночным переходам во время отступления из России; лишь утром они находили наши следы на снегу и шли по ним, пока не настигали нас.
То же самое происходило и с Крассом.
С наступлением дня парфяне вошли в лагерь и перебили около четырех тысяч раненых, которых римляне не смогли унести с собой.
Кроме того, парфянская конница захватила в плен большое число беглецов, которые потерялись в темноте и разобщенно блуждали по равнине.
Легат Варгунтей заблудился так вместе с четырьмя когортами.
На рассвете, увидев себя в кольце врагов, маленькое войско отступило на какой-то холм.
И там, не имея возможности сделать ни шагу, чтобы двинуться вперед или назад, чтобы атаковать или бежать, все эти четыре когорты были перебиты.
Лишь двадцать человек объединились и, в приступе отчаяния, ринулись с обнаженными мечами на варваров.
Те, то ли придя в удивление, то ли дивясь их мужеству, пропустили их.
Эти двадцать человек, не ускоряя шага и не расслабляясь, продолжили свой путь в сторону Карр и прибыли в город, никем более не потревоженные.
Красс и главные силы войска двинулись по следам Эгнация и около четырех часов утра столкнулись с отрядами, которые Колоний вывел навстречу римлянам.
Колоний дал приют в городе и военачальнику, и остаткам его армии.
Сурена не знал, по какой дороге двинулся Красс.
Основываясь на ложных известиях, он решил, что в городе укрылось лишь несколько беглецов, а Красс с основными силами армии бежал.
Как следует поступить: осадить Карры или же, оставив в покое жителей города и тех, кто спрятался за его стенами, пуститься в погоню за Крассом?
Но, прежде чем принимать решение, надо было убедиться, что Красса в городе нет.
И он отправил к Каррам своего парламентера, говорившего на двух языках, латинском и парфянском.
Человек этот подъехал к стенам города.
Он должен был позвать Красса или, если Красса в городе нет, Кассия.
На оклик часовых он ответил, что послан Суреной и имеет от него поручение переговорить с римским военачальником.
Красса уведомили об этом.
Его призывали не встречаться с этим человеком; ему говорили, что следует остерегаться хитростей парфян, самых коварных из всех варваров.
Однако Красс не желал ничего слушать.
Не зная, что дальше делать, он увидел в этом предложении шанс на спасение своей армии.
Невзирая на все предупреждения, Красс поднялся на городскую стену.
Кассий последовал за ним.
Посланец Сурены сказал им, что его повелитель желает лично встретиться с Крассом.
Пока стороны обменивались несколькими словами по этому поводу, подъехали парфянские конники, знавшие Красса и Кассия в лицо.
Они прибыли удостовериться, что это действительно римский полководец и его легат.
Убедившись, что перед ними Красс и Кассий, они сказали об этом парламентеру.
И тогда парламентер начал излагать данное ему поручение, заявляя, что Сурена расположен вести переговоры с римлянами и сохранить им жизнь при условии, что они сделаются союзниками царя Орода, подпишут с ним договор о союзе и покинут Месопотамию.
— Сурена, — добавил парламентер, — считает это выгоднее и для римлян, и для парфян, нежели доводить дело до последней крайности.
Все это время спрашивал и отвечал на вопросы Кассий.
Когда переговоры дошли до этой точки, он повернулся к Крассу, чтобы выслушать его приказ.
Красс подал ему знак согласиться.
Кассий дал согласие на переговоры и спросил, где и когда произойдет встреча.
Парламентер сказал, что ответы на эти два вопроса будут даны в течение дня.
Затем он развернул лошадь, помчался к Сурене и сообщил ему, что Красс и Кассий никуда не сбежали и находятся в Каррах.
Карры были заняты римлянами силой, и все жители города были полностью на стороне их врагов.
Стало быть, парфяне могли надеяться, что ни один из римлян, оказавшихся в городе, от них не ускользнет.
По этой причине Сурене не надо было дольше притворяться.
На рассвете следующего дня он привел под стены города своих парфян, которые принялись осыпать римлян бранью.
— Если вы хотите добиться мира, — кричали они им, — и так дорожите своей жизнью, как доказали нам, пускаясь от нас наутек, вы получите мир и останетесь в живых, только если выдадите нам Красса и Кассия, закованных в цепи!
Римляне выслушивали эти оскорбления, пребывая в растерянности.
Они понимали, что не могут довериться жителям города; они чувствовали, что под каждым камнем его мостовых таится измена.
Красс пытался вселить в них хоть какую-то надежду.
Он говорил им об Артавазде и о помощи армян, которую так презрительно отверг в дни благополучия и так высоко ценил в пору невзгод.
Но в ответ римляне качали головами, с полным правом говоря, что им следует рассчитывать лишь на самих себя и что их единственное спасение заключается в отступлении.
И потому они призывали Красса воспользоваться ночным мраком, покинуть город и под покровом темноты проделать как можно больший путь.
Красс был вполне расположен уступить желаниям своих солдат.
Но, чтобы добиться успеха, этот замысел следовало хранить в секрете, ибо каждый был убежден, что если хоть один обитатель города будет в него посвящен, то через десять минут он станет известен и Сурене тоже.
Тем не менее римлянам был нужен проводник.
Красс пожелал выбрать его сам.
У него была такая счастливая рука!
Его выбор пал на некоего Андромаха, который был не кем иным, как парфянским лазутчиком.
Красс определенно был обречен подземным богам.
Парфяне знали мельчайшие подробности задуманного Крассом бегства.
Поэтому они не волновались.
Римляне покинули Карры, при том что ни один из звуков, доносившихся из парфянского лагеря, не вызвал у них опасений, что их бегство обнаружено.
Правда, зная, что проводником у его врага будет Андромах, Сурена был уверен, что всегда догонит его.
И в самом деле, тот повел римлян по дорогам, которые, казалось, уводили их от города, а в действительности удерживали их в его окрестностях.
В конце концов он вообще сошел с дороги и завел армию в болота и овраги; так что после всех этих хождений то в одну, то в другую сторону, многие догадались по виду местности и по испытываемому ими инстинктивному чувству, что сейчас они ближе к опасности, чем когда бы то ни было, и, заявив, что Андромах предатель, отказались следовать за ним.
Что же касается Кассия, то он высказался категорически, обвинив Андромаха в измене, и убил бы его, если бы Красс не взял его под свое покровительство.
И тогда, оставив Красса пребывать в его ослеплении, Кассий отделился от него и примерно с пятью сотнями конников повернул обратно к Каррам.
Там он нанял проводников-арабов и, когда те стали говорить ему, что они советуют не пускаться в путь, пока луна не пройдет через созвездие Скорпиона, промолвил:
— Я боюсь не Скорпиона, а Стрельца. В дорогу! В дорогу!
И он поскакал в сторону Ассирии.
Между тем от Красса откололась еще одна часть его войска.
Ведомый верными проводниками, этот отряд достиг горной цепи, которая тянется чуть поодаль от Тигра и именуется Синнаками.
В нем было около пяти тысячи солдат, которыми командовал легат, известный в армии своей храбростью.
Они полностью доверяли ему.
Этого легата звали Октавий.
Что же касается Красса, то его злой гений так и не покинул его: вначале этот злой гений звался Абгар, теперь его имя было Андромах.
Рассвет застал Красса увязшим в болотах и оврагах.
Он начал понимать, что его заманили туда предательством.
Приставив меч к горлу Андромаха, он приказал ему вывести войско в более подходящую местность.
Тому пришлось подчиниться силе.
Наконец он снова вывел армию, претерпевшую множество тягот, на большую дорогу.
С Крассом оставалось еще четыре или пять когорт, около сотни конников и пять ликторов.
Стоило этим людям, ощутившим твердую почву под ногами, собраться вокруг него, как появился неприятель.
Красс поднялся на гребень горы и оттуда увидел в полулиге от себя холм, покрытый людьми, оружие которых сверкало в лучах восходящего солнца.
Холм этот занимали Октавий и его солдаты.
То была последняя надежда Красса.
Они могли поддержать друг друга.
Парфяне направились в сторону Красса, как если бы знали, что именно там находится главнокомандующий, и начали наступление.
XLV
Известно, как парфяне вели наступление.
Однако в этот раз, пока они нападали, напали на них самих. Октавий, которым они вначале явно не хотели заниматься, увидел, что его начальник окружен, и обратился к своим людям с призывом добровольно идти вместе с ним на помощь Крассу.
Сначала пятьсот человек, а затем и остальные четыре с половиной тысячи сошли с горы, словно железная лавина, пробили ряды парфян и соединились с Крассом.
И тогда, объединившись со своими соратниками, они поместили его в центре, окружили его со всех сторон своими телами, прикрыли его своими щитами и гордо крикнули врагу:
— Теперь стреляйте, сколько вам угодно! Ни одна стрела не коснется нашего полководца, пока все мы не падем вокруг него и прежде него.