Затем он прошел в свою палатку, надел рабское платье, в одиночку отправился на берег реки и, узнав судно по признакам, которые были ему указаны рабами, сказал кормчему:
— Ну вот, я и есть посланец Цезаря.
Кормчий посадил его в свою лодку, где его ожидали еще семь или восемь пассажиров.
Цезарь торопил отплытие, как только мог: важно было воспользоваться ночной темнотой, чтобы незамеченными проскользнуть сквозь помпеянский флот.
Пока они спускались по реке, все шло прекрасно, благодаря веслам и течению; но, по мере того как они приближались к устью, волны поднимались все выше и выше, врываясь меж берегов реки и образуя нечто вроде морского прилива, из-за которого лодка продвигалась вперед лишь с огромным трудом, а то и просто стояла на месте.
Наконец, в какой-то момент все усилия сделались тщетными.
Ударом морской волны разбило руль, и испуганный кормчий приказал гребцам поворачивать назад.
И тогда Цезарь поднялся и, распахнув плащ, произнес исторические слова:
— Ничего не бойся, ты везешь Цезаря и его удачу!
Подобное откровение вернуло отвагу кормчему и гребцам, они объединили все усилия и преодолели заслон, преграждавший им выход из реки.
Но, когда они вышли в бушующее море, управлять лодкой оказалось невозможно, и ветер и волны выбросили ее на песчаный берег.
Между тем начался рассвет, и над ними нависла опасность быть схваченными врагом.
— О Фортуна! Фортуна! — прошептал Цезарь. — Неужели ты покинешь меня?
Затем он дал приказ вернуться в устье реки и с помощью ветра, толкавшего лодку вперед, и весел, укрощавших течение, менее чем за полчаса преодолел те несколько миль, какие отделяли его от лагеря.
Его возвращение было встречено ликованием.
Все уже знали, что он уехал, и считали его погибшим!
Одни хвалили его за отвагу, другие порицали за безрассудство.
Прибежавшие солдаты толпой обступили его.
Одного из них вытолкнули вперед, чтобы он выступил от имени своих товарищей.
— Цезарь, — сказал он, — какую обиду тебе нанесли те, кого ты называл своими друзьями, что ты отчаялся победить с ними и в оскорбительной для них тревоге отправляешься на поиски тех, кто отсутствует? Нас меньше, чем неприятеля, это правда; но разве ты пересчитывал нас, когда нужно было сражаться с галлами? Цезарь, твоя армия требует вернуть ей доверие, которое она незаслуженно потеряла.
Обстоятельством, мешавшим Антонию выйти из Брундизия, служила бдительность Бибула.
Но Бибул умер, и командование флотом было передано Либону.
Узнав об этой смерти, Антоний решил воспользоваться растерянностью, которую она должна была вызвать в морском воинстве, и, пока Габиний долгим кружным путем шел по суше, он нацелился на решительное столкновение с судами, запиравшими гавань Брундизия.
На его кораблях находилось двадцать тысяч пехотинцев и восемьсот конников.
Линия судов, стороживших море и блокировавших гавань, была прорвана одним ударом.
Антоний и его корабли вышли в открытое море, однако весь флот Либона объединился и ринулся в погоню за ними.
К счастью, южный ветер толкал врага в глубь залива; правда, тот же самый ветер нес корабли Антония на скалы, где он неминуемо должен был разбиться; эти скалы были уже так близко, что Антоний и его люди считали себя погибшими, как вдруг ветер резко переменился и из южного стал северо-восточным.
Антоний быстро развернул паруса и, проходя вдоль берега, увидел, что он весь усыпан обломками флота Помпея.
Он воспользовался случаем, взял большое количество пленных, захватил порт Лисс, соседний с Диррахием, и прибыл в лагерь Цезаря, вдвойне подняв свою значимость тем, что привез ему большое подкрепление и хорошие новости.
Между тем лишь чудо смогло спасти Цезаря.
Помпей, решив сокрушить его всеми своими силами, двинулся с этим намерением на Аполлонию, но, встретив на своем пути реку Апс, послал двух солдат разведать брод.
Один из солдат Цезаря, увидев этих двоих в воде, в свой черед бросился в реку, напал на них и убил обоих.
Тогда Помпей решил перебросить через реку мост.
Мост был построен; Цезарь позволил ему сделать это; он рассчитывал, что в подходящий момент нападет на тех, кто его перейдет.
Однако обошлось без этого: едва двести или триста человек перешли на другой берег, как мост обрушился! Все, кто находился на нем, попадали в воду и утонули, а те, кто уже перешел по нему, были убиты солдатами Цезаря от первого до последнего.
Помпей увидел в двух этих событиях дурное предзнаменование и отступил.
LXIV
Как только Антоний и его двадцать тысяч солдат прибыли, Цезарь решил перейти в наступление.
Помпей отступил в Аспарагий, расположенный недалеко от Диррахия.
Цезарь последовал за Помпеем, по пути захватил город партинов, в котором Помпей держал гарнизон, и на третий день, оказавшись лицом к лицу со своим соперником, дал ему сражение…
Вот мы и подошли к последней битве, решающей битве; да будет нам позволено остановиться на минуту перед лицом события, за которым, затаив в тревоге дыхание, пристально следил весь мир.
Вопрос, если свести его к самым простым словам, состоял в следующем.
Аристократия победит во главе с учеником Суллы или же победит народ во главе с племянником Мария?
Италия погрязнет в проскрипциях Помпея или же весь мир испытает на себе милосердие Цезаря?
Мы не сочиняем теорий, не ищем намеков; мы просто отмечаем факты.
Понятно это всеобщее ожидание.
Все взгляды были прикованы к этой маленькой точке в Эпире.
Галлия, Испания, Африка, Египет, Сирия, Азия, Греция, короче, весь мир, как мы уже сказали, смотрел туда, затаив дыхание.
Восток и Запад, Север и Юг задавались одним и тем же вопросом: «Что будет с нами?»
Запад, то есть сила будущего, был на стороне Цезаря.
Восток, то есть величие прошлого, был на стороне Помпея.
Север еще не существовал.
Юг уже почти не существовал.
Итак, повторяем, на третий день Цезарь оказался лицом к лицу с Помпеем и дал ему возможность завязать бой.
Однако Помпей, расхоложенный теми двумя предзнаменованиями, о которых мы сообщили, остался в своем лагере.
Цезарь выждал часть дня и, видя, что Помпей отказывается от сражения, отвел свои войска назад в лагерь.
У него сложился новый замысел.
По узким тропам, столь же трудным, как те, по которым ему довелось пройти в Испании, он двинулся к Диррахию.
Его намерение заключалось в том, чтобы отрезать Помпея от этой крепости, то есть лишить его продовольствия и военных запасов.
Помпей, видя, что противник делает большой крюк, решил, как в свое время на берегах Сегре решили Афраний и Петрей, что недостаток продовольствия вынудил Цезаря отступить.
Он послал по его следам разведчиков и стал ждать.
Разведчики вернулись ночью и сообщили, что Цезарь вовсе не отступает, а совершает обходной маневр, чтобы оказаться между Помпеем и Диррахием.
Помпей тотчас же приказал сняться с лагеря и по самой короткой дороге устремился к городу.
Цезарь, предполагавший такой маневр, шел пешком во главе своих солдат, ободряя их, первым преодолевая препятствия, позволяя лишь короткие привалы, торопя с подъемом и объясняя необходимость быстрого продвижения.
Через день, на рассвете, они увидели одновременно стены Диррахия и солдат Помпея; однако цезарианцы опередили противника примерно на час.
То же самое случилось в Испании с Афранием и Петреем.
Обнаружив, что его опередили, Помпей разбил укрепленный лагерь на скале, возвышавшейся над морем и прикрывавшей небольшую гавань, в которой он сосредоточил свои корабли.
На этих кораблях он доставлял продовольствие из Азии и других подчиненных ему областей Востока.
Цезарь, напротив, оказался отрезан от подвоза продовольствия и был вынужден довольствоваться местными ресурсами.
Он не мог получать съестные припасы с Востока, который ему не принадлежал; он не мог получать их с Запада, от которого был отрезан пятью сотнями кораблей Помпея.
Он послал своих легатов, чтобы купить провизию в Эпире, он обложил все окрестные города натуральной данью и приказал реквизировать все хлебные запасы в Лиссе, в городе партинов и во всех соседних селениях и крепостях.
Но он находился в гористой местности, малопригодной для земледелия, так что хлеба недоставало везде.
К тому же Помпей, обозревая с вершины своей скалы, подобно орлу, все окрестности и имея больше конницы, чем ее было у Цезаря, издалека замечал приближающиеся обозы, бросал на них свою легкую конницу и грабил их.
И тогда Цезарь решил взять в осаду одновременно Диррахий и Помпея, город и армию.
Это был грандиозный план, который остался бы пустой мечтой для всякого другого человека, кроме Цезаря, и для всяких других солдат, кроме солдат Цезаря.
Если план Цезаря увенчается успехом, то что подумает мир об этой вести, которая разлетится по свету?
Помпей отказывается от сражения, и Цезарь осаждает Помпея!
За одну неделю он построил двенадцать редутов на склонах горы, вершину которой занимал Помпей.
Он соединил эти редуты рвами и коммуникационными путями; эта была одна из тех колоссальных линий обложения, какие он создавал в Галлии.
Поскольку Помпей не хотел ни покинуть берег моря, ни удалиться от Диррахия и вместе с тем не мог помешать работам Цезаря иначе, как дав сражение, а давать сражение он расположен не был, ему ничего не оставалось, как постараться занять как можно большее пространство, чтобы раздробить силы Цезаря, разъединив его войска; сделать это было для него несложно, так как он имел вдвое больше людей, чем противник.
Так что Помпей, со своей стороны, приказал построить двадцать четыре редута, охватившие пространство окружностью около четырех лиг.
Внутри этой окружности он пас своих лошадей, словно в загоне, тогда как его флот поставлял ему в изобилии хлеб, мясо и вино.
Тогда Цезарь создал линию обложения длиной в шесть лиг и построил тридцать шесть редутов!