— Держи, ты засвидетельствуешь Цезарю, что я отдал его только умирая и только римлянину!
К счастью, подоспел Антоний с двумя когортами.
Однако страшное избиение уже совершилось.
Цезарь, извещенный в свой черед дымом, который поднимался над редутами и служил условным сигналом на случай внезапного нападения, тоже поспешил явиться.
Однако ни Антонию, ни Цезарю не удалось собрать бегущих.
Цезарь сам едва не погиб.
Он хотел остановить рослого и могучего солдата и заставить его повернуться лицом к врагу. Солдат поднял меч, чтобы ударить Цезаря.
К счастью, оруженосец Цезаря вовремя заметил угрозу и ударом меча отрубил солдату руку.
Цезарь подумал, что все пропало.
Так оно и было бы в действительности, если бы Помпей не усомнился в своей удаче и не дал цезарианцам время собраться с силами.
Солдаты Помпея отступили в полном порядке, но, чтобы перейти обратно рвы, им не понадобился мост.
Рвы были до краев заполнены убитыми.
Цезарь потерял две тысячи человек убитыми и четыреста или пятьсот пленными, и вечером он сказал своим друзьям:
— Сегодня победа осталась бы за помпеянцами, если бы Помпей умел побеждать!
LXVII
Цезарь провел скверную ночь, похожую на ту, какую предстояло провести Наполеону после обрушения моста на Лобау.
Оба они, веря в свою удачу, совершили примерно одну и ту же ошибку.
Цезарь упрекал себя за то, что пришел воевать с Помпеем на бесплодный берег, где его собственные солдаты умирали от голода, в то время как у него не было никакой возможности уморить голодом солдат Помпея, продовольствие которым доставлял флот.
Он мог бы перенести войну в Фессалию или в Македонию, в плодородные края, где его солдаты, галлы и германцы, получили бы полную возможность насыщать свои желудки.
Однако он не сделал этого.
Впрочем, возможно, еще было время.
Сципион был направлен в Македонию с двумя легионами.
Если Цезарь сделает вид, что последует за ним, то Помпей, более чем когда-либо влюбленный в свою жену Корнелию, наверняка не позволит Цезарю уничтожить своего тестя и два его легиона.
Если же, напротив, Помпей, вопреки ожиданиям Цезаря, переправится через море и вернется в Италию, то Цезарь повернет назад в Иллирию и явится дать ему бой под стенами Рима.
И потому он начал с того, что позаботился о лечении раненых и больных.
Затем, под покровом ночи, он отправил раненых, больных и весь обоз в сопровождении одного легиона, дав приказ не останавливаться, пока они не доберутся до Аполлонии.
Главные силы армии должны были выступить в поход лишь в три часа утра.
Но, когда армии сообщили о предстоящем отходе и ей стало известно, что Цезарь принял такое решение потому, что она плохо сражалась, среди солдат воцарилась скорбь.
Девятый легион, который, поддавшись страху, так легко уступил врагу, в полном составе явился к палатке Цезаря, требуя, чтобы он наказал их.
Цезарь наложил несколько легких взысканий и утешил своих солдат.
— Вы будете отважнее в другой раз, — сказал он, — но я должен дать вашему страху время утихнуть.
Солдаты настаивали, требуя дать им возможность расквитаться с врагом немедленно.
Цезарь категорически отказал им в этом и повторил приказ выступить в поход в три часа утра.
Идти следовало к их прежнему лагерю в Аполлонии.
Приказ был неукоснительно выполнен.
Цезарь покинул лагерь последним, с двумя легионами и с трубачами во главе.
Уходить без шума значило бы не отступать, а спасаться бегством.
На рассвете Помпей бросил на арьергард Цезаря свою конницу.
В лагере Помпея царило ликование.
Напрасно Цезарь трубил в свои трубы: Цезарь не отступал, он бежал.
Цезарь был побежден.
Пятьсот его солдат взяли в плен.
Вопреки закону, принятому по настоянию Катона и гласившему, что ни один римский солдат не будет убит вне поля боя, Лабиен, поклявшийся, что он не сложит оружия, пока его прежний полководец не будет побежден, добился права распоряжаться ими по своему усмотрению.
Помпей, сделав вид, будто по его мысли это делается для того, чтобы помиловать пленных, отдал их Лабиену.
— Ну что, мои старые товарищи, — сказал им Лабиен, — стало быть, с тех пор как мы расстались, вы приобрели привычку бежать от врага?
И он приказал умертвить их от первого до последнего.
Как Цезарь и предвидел, Помпей пустился за ним в погоню.
Многие советовали Помпею переправиться в Италию, отвоевать Испанию и тем самым вернуть под свою власть прекраснейшие провинции государства.
Но бросить Сципиона, отдать Восток варварам, разорить римских всадников, оставив Цезарю Сирию, Грецию и Азию, — как такое возможно?!
И к тому же, разве Цезарь не обратился в бегство? Разве не лучше будет догнать его и одним ударом покончить с этой войной?
Помпей разослал письма чужеземным царям, полководцам и городам, как если бы уже был победителем.
Его жена Корнелия вместе с его сыном находилась в Митилене.
Он послал к ней гонцов с письмами, в которых сообщал ей, что война уже закончена или почти закончена.
Что же касается друзей Помпея, то их вера в него носила любопытный характер.
Они уже спорили между собой за имущество и должности, которые останутся после Цезаря; особенно разжигал их честолюбие сан верховного понтифика, который должен был остаться вакантным.
Кто станет верховным понтификом вместо него?
Лентул Спинтер и Домиций Агенобарб вполне имели на это право, но Сципион был тестем Помпея.
В ожидании, чтобы не терять времени даром, кое-кто отправил своих друзей или своих управляющих в Рим, с целью заранее нанять дома вблизи Форума, чтобы по возвращении можно было бы прямо с порога, так сказать, домогаться высших должностей, которые они рассчитывали просить для себя.
В лагере Помпея занимались тем же, чем восемнадцать веков спустя занимались в Кобленце. У Домиция уже лежал в кармане заранее подготовленный закон о подозрительных и проект революционного трибунала.
— Составляйте ваши проскрипционные списки, — говорил Цицерон, — хотя бы это будет готово.
— Наши проскрипционные списки? — отвечали другие эмигранты. — Да зачем их составлять? Добро было Сулле терять время на составление таких списков; мы будем объявлять вне закона не каждого по отдельности, а всех гуртом.
Однако Помпей не так уж спешил доводить дело до решающего сражения.
Ему было известно, с кем он воюет; он с давних пор знал этих людей, непобедимых с оружием в руках и привыкших побеждать вместе; однако они постарели, и их можно было утомить проволочками, сломить усталостью.
Зачем ему было подвергать опасности своих новобранцев, посылая их против этих ветеранов?
Но Помпей не был властен делать то, чего он хотел.
В армии Помпея было столько известных людей, столько именитых людей, столько высокопоставленных людей, что хозяевами там были все, за исключением Помпея.
Один лишь Катон придерживался его мнения.
Он хотел выждать и уладить все за счет усталости и путем переговоров; перед глазами у него неотлучно стояли две тысячи трупов в Диррахии и пятьсот пленников, убитых Лабиеном.
В тот день он укрылся в городе, рыдая и покрывая голову тогой в знак скорби.
Цицерон насмешничал больше, чем когда-либо, и очень часто Помпею хотелось, чтобы этот безжалостный насмешник перешел в лагерь Цезаря.
Правда, и многие другие в меру своих сил вторили Цицерону.
Видя, как Помпей шаг за шагом следует за Цезарем, от Эпира до Иллирии, они упрекали его в желании навсегда сохранить свое положение диктатора.
— Ему нравится, — говорили недовольные, — что на его утреннем выходе присутствует целая толпа царей и сенаторов!
Домиций Агенобарб называл его не иначе, как Агамемноном, то есть царем царей.
— Друзья, — восклицал Фавоний, — не отведать нам в нынешнем году тускуланских фиг!
Афраний, потерявший Испанию и подвергавшийся обвинениям в том, что он ее продал, спрашивал, почему не дают сражения скупщику провинций.
— Избавимся вначале от Цезаря, — поговаривали всадники, — а затем и от Помпея.
Помпей настолько опасался, что, как только Цезарь будет побежден, Катон потребует от него, Помпея, сложить с себя командование, что он не дал ему никакого важного поручения и, двинувшись в погоню за Цезарем, оставил его в Диррахии.
Катон оказался низведен до положения обозного сторожа.
В конечном счете состязание в насмешках и проклятиях в адрес Помпея приобрело такой размах, что он решил атаковать Цезаря, как только тот остановится.
Цезарь остановился на равнинах близ Фарсала.
LXVIII
Именно там предстояло решиться судьбам мира.
Первые дни отступления стали для Цезаря днями тяжелейшей борьбы.
Слух о его поражении уже распространился и вызвал к нему всеобщее презрение: ему отказывали в продовольствии и фураже, и это продолжалось до тех пор, пока он не захватил город Гомфы в Фессалии.
С этого времени он оказался среди такого изобилия, что его солдаты, на протяжении пяти месяцев почти умиравшие с голоду, устроили, благодаря найденным в городских подвалах многочисленным амфорам с вином, настоящую вакханалию, длившуюся три дня.
Наконец, как уже было сказано, достигнув Фарсала, Цезарь остановился.
Помпей расположил свой лагерь на возвышенности напротив лагеря Цезаря.
Однако здесь его вновь охватило сомнение.
Ему было знамение, а всем известно, какое влияние на события имели знамения в античном мире.
Выйдя с военного совета, где только что был намечен план завтрашнего сражения и где Лабиен, командовавший конницей, снова повторил свою тожественную клятву не слагать оружия до тех пор, пока Цезарь не будет полностью повержен, Помпей вернулся в свою палатку, лег спать и уснул.
И ему привиделся сон.
Ему снилось, будто он находится в Риме, в театре, где зрители встречают его громкими рукоплесканиями, а затем, выйдя из театра, он украшает богатыми трофеями храм Венеры Победоносной.