Петрей рухнул на землю мертвый.
После чего Юба, опасаясь не суметь покончить с собой, подозвал раба и, вытянув шею, приказал ему убить его.
Раб подчинился и перерезал ему горло.
Те остатки помпеянских войск, которым удалось соединиться, отступили на небольшой холм в виду лагеря Юбы.
Как только лагерь Юбы был взят, победители окружили беглецов.
И тогда эти несчастные, видя себя на краю гибели, стали бросать оружие, взывать к милосердию своих бывших соратников и называть их братьями; но цезарианцы, в негодовании из-за казней, которые Сципион учинил или приказал учинить над их товарищами, попавшими к нему в руки, ответили, что они не убийцы, но побежденным следует готовиться к смерти.
И действительно, они все до одного были перебиты.
Цезарь, со своей стороны, потерял всего сто пятьдесят солдат!
Какое-то время он в боевой готовности простоял у Тапса, имея при себе шестьдесят четырех захваченных им слонов во всей броне и с боевыми башнями.
Своим присутствием он надеялся сломить упорство Вергилия и тех, кто был с ним.
Он потребовал от них сдаться, но они не ответили.
Тогда он самолично подошел к крепостным стенам и позвал Вергилия, обращаясь к нему по имени, но тот не отозвался.
Цезарь не мог долее терять время, стоя под Тапсом.
Он собрал свою армию на сходку прямо у стен города, похвалил своих солдат, щедро вознаградил ветеранские легионы и с возвышения, на котором находился, раздал всем награды за доблесть.
Затем, оставив три легиона Ребилу, чтобы продолжать осаду Тапса, и два — Гнею Домицию, чтобы взять в осаду Тиздр, находившийся под командованием Консидия, он двинулся на Утику, послав вперед себя Марка Мессалу и его конницу.
Конница Сципиона бежала в ту же сторону.
Она достигла города Парада, но, получив известие о поражении Сципиона, жители отказались открыть ей ворота.
Тогда беглецы силой взяли город, разожгли посреди площади большой костер и, не разбирая ни возраста, ни пола, побросали туда всех жителей.
Цезарь следовал за ними по пятам, но прибыл слишком поздно, чтобы помешать всем этим убийствам.
Через день после битвы, с наступлением ночи, в Утику примчался гонец и сообщил Катону, что у Тапса произошло большое сражение, что все окончательно погублено, что Цезарь завладел двумя лагерями Сципиона и лагерем Юбы и идет на Утику.
Два дня спустя та конница, что бежала из-под Тапса, сожгла Параду и уничтожила ее жителей, появилась в поле зрения Утики.
Там, прямо под стенами города, обосновавшись в наспех построенном и слабо укрепленном лагере, пребывала безоружная чернь, которую Катон выгнал за городские ворота из-за ее сочувствия Цезарю.
Зная о ее враждебной настроенности, Катон поставил часть жителей караулить этот лагерь, тогда как остальные охраняли сам город.
Беглецы навели справки и узнали, что люди, находящиеся перед ними, это цезарианцы, изгнанные Катоном.
И тогда они решили поступить с ними так же, как обошлись с жителями Парады.
Но цезарианцы вооружились палками и камнями и, ободренные дошедшими до них слухами о победе Цезаря, отбросили помпеянцев, после чего те вступили в город, исполненные ярости и готовые выплеснуть на него избыток своей злобы.
И, действительно, они ринулись к домам, которые по виду показались им самыми красивыми, разграбили их и убили часть их обитателей.
Катон, спешно примчавшись, стал призывать их к человечности, но человечность была добродетелью, совершенно неведомой помпеянцам.
Так что в переговорах с ними ему пришлось пустить в ход другие доводы: он велел дать каждому из них по сто сестерциев и выпроводил их вон.
Фавст Сулла дал им столько же из собственных средств, встал во главе их и, не зная еще о том, что случилась с Юбой, вместе с ними устремился прямо к Заме, рассчитывая найти его там.
Расскажем сразу же, что сталось с другими помпеянцами.
Вергилий, видя, что его обложили и с суши, и с моря и что все его единомышленники либо мертвы, либо бежали, сдался Ребилу под честное слово.
Консидий, который находился в Тиздре с гарнизоном из гетулов и гладиаторов, узнав, в свой черед, о поражении Сципиона и приближении Домиция, отчаялся удержать город и тайно бежал с несколькими гетулами, которые убили его по дороге, чтобы завладеть теми деньгами, какие он с собой увез.
Наконец, Сципиона, который отступил на свои галеры в надежде переправиться в Испанию и которого буря долго носила по морю, занесло в гавань Гиппона, нынешнего Бона, и там, окруженный флотом Ситтия, стоявшим на рейде, он попытался сражаться; но вскоре все его суда, уступавшие в мощи кораблям противника, были пущены ко дну и исчезли в волнах вместе с теми, кто на них находился.
LXXXIX
Мы несколько забежали вперед с описанием событий, желая покончить с главными предводителями помпеянцев, прежде чем заняться Катоном.
Мы рассказали о том, как через три дня после битвы при Тапсе гонец принес ему известие о поражении Сципиона и Юбы.
Мы рассказали о том, как на следующий день триста конников-беглецов, отброшенных при помощи палок и камней цезариански настроенной чернью, которую Катон выгнал за ворота, вступили в город, разграбили самые богатые дома и ушли лишь после того, как получили по сто сестерциев на человека от Катона и еще столько же от Суллы.
При этом известии и при появлении беглецов в городе началось сильное волнение; полагая себя недостаточно защищенным городскими стенами, каждый хотел бежать; все метались по улицам, словно безумные, и истошно кричали.
Но Катон вышел к ним и остановил тех, кто встретился ему на пути.
Он так долго и убедительно повторял им, что плохие новости всегда сильно преувеличены и что, по всей вероятности, все далеко не так ужасно, как об этом говорят, что в итоге ему удалось успокоить царившее в городе смятение.
В свое время Катон учредил совет из трехсот именитых граждан города, отобранных среди римлян, которые обосновались в Африке, занимаясь там торговыми и денежными делами.
Его называли Советом трехсот.
Катон пригласил членов этого совета собраться в храме Юпитера вместе со всеми сенаторами, находившимися в городе, и сыновьями сенаторов.
Пока приглашенные сходились, он сам отправился в назначенное место и, в то время как все горожане, еще перепуганные, метались туда-сюда в сильном волнении, пересек весь город, сохраняя спокойствие и твердое самообладание и читая на ходу какой-то список.
Список этот представлял собой перечень военных запасов, метательных машин, оружия, продовольствия и солдат.
Затем, когда все собрались, Катон вначале обратился с речью к членам Совета трехсот, похвально отозвался об их усердии и верности, которую перед тем они выказывали, и призвал их не терять надежды, а главное, не разделиться и не бежать каждый в свою сторону; по мнению Катона, это погубило бы всех.
— Если вы останетесь едины, — говорил он им, — Цезарь будет относиться к вам с большим уважением и, если вы станете просить его о пощаде, охотнее простит вас. Так или иначе, обсудите сами, как вам следует поступить; я предоставляю вам полную свободу действовать по вашему собственному разумению. Поразмыслите, примите решение; я не стану порицать ваш выбор, каким бы он ни оказался: если ваши взгляды сменятся в зависимости от успеха, я припишу эту смену неизбежности. Но, если вы захотите противостоять беде, не страшиться гибели и отстаивать свободу, я восхвалю вашу доблесть, буду восхищаться ею, предложу вам себя в качестве вождя и буду сражаться вместе с вами. И, пока вы не испытаете до конца судьбу отечества — а ваше отечество это не Утика и не Гадрумет, но Рим, который уже не раз, благодаря своему собственному величию, восставал после куда более роковых падений, — у вас остается немало шансов на спасение, немало надежд на безопасность. И главное заключается в том, что вы ведете войну с человеком, который действует не по собственной воле, а под давлением обстоятельств и на которого заботы валятся сразу со всех сторон. Испания, взбунтовавшись против Цезаря, встала на сторону Помпея Младшего. Да и Рим еще не полностью смирился с непривычным для него игом. Он встает на дыбы, возмущенный рабством, и при малейшей перемене готов восстать. Не бегите от опасности; напротив, последуйте примеру вашего врага, который, во имя совершения величайших несправедливостей, ежедневно не щадит своей жизни, не зная, каким будет для него итог этой войны, исход которой пока неясен, тогда как вам она сулит либо благополучную жизнь, если вы окажетесь победителями, либо славную смерть, если вы потерпите поражение в борьбе. Впрочем, посовещайтесь между собой сами, моля богов, чтобы в награду за доблесть и усердие, которые вы проявляли вплоть до нынешнего дня, они позволили вам довести до благого конца любое принятое вами решение.
Так говорил Катон.
Кое-кого из собравшихся его слова, а главное, его пример не особенно впечатлили, но большинство его слушателей при виде этого душевного благородства, человеколюбия и бесстрашия забыли об опасности положения, воспринимая Катона как непобедимого полководца.
Так что они отдали в его руки всю власть.
— Лучше, — говорили они, — умереть, подчиняясь Катону, чем спасти свою жизнь, предав столь высокую нравственную доблесть.
Один из членов Совета трехсот предложил дать свободу рабам, и почти все собрание присоединилось к этому мнению, но Катон выступил против.
— Это противоречит справедливости и законам, — сказал он. — Но если их владельцы сами дадут им свободу, я приму в свое войско, и очень охотно, тех, кто по возрасту способен нести военную службу.
Тотчас же многие поднялись с мест, говоря:
— Мы даем свободу нашим рабам.
— Хорошо, — сказал Катон, — внесите ваши заявления в списки.
Заявления были поданы.
Тем временем Катон получил письма от Юбы и Сципиона.
Юба укрывался в горах, еще не пытаясь осуществить свой роковой замысел в отношении Замы.