– Из всего, что мне известно о Марсе, я могу сделать вывод, что Цезарь превосходит его в военном искусстве, – сухо сказал Гай Марцелл-старший.
Не обратив внимания на эти слова, Помпей посмотрел на Катона, который помалкивал с тех самых пор, как Ноний ворвался в курию, хотя к чаше прикладывался исправно.
– Марк Катон, – обратился к нему Гней Помпей, – что ты нам скажешь?
– Я считаю, – проскрежетал в ответ Катон, – что тот, кто заварил кашу, должен ее и расхлебывать.
– Иными словами, ты тут ни при чем, а я должен отдуваться?
– Я политик, а не воин.
Помпей глубоко вздохнул.
– Значит ли это, что я могу действовать? – спросил он у старшего консула. – Могу или нет?
– Да, конечно, – ответил за Гая Марцелла-младшего Лентул Крус, поскольку молчание затянулось.
– Тогда, – сказал Помпей, – первое, что мы должны сделать, – это послать к Цезарю двух человек, сразу и галопом.
– Зачем? – поинтересовался Катон.
– Чтобы узнать, на каких условиях он вернется в Италийскую Галлию.
– Он не вернется.
– Посмотрим. – Помпей обвел взглядом лица и выделил из них два. – Луций Цезарь и Луций Росций, поедете вы. По Фламиниевой дороге, меняя лошадей столь часто, сколь это возможно. Не останавливайтесь даже по малой нужде. Дуйте прямо с седел, но не против ветра. – Он подтянул к себе бумагу, взял в руки перо. – Вы – официальные посланцы сената. Говорите с Цезарем с этих позиций и передайте письмо. – Он вымученно улыбнулся. – Я попытаюсь убедить его, что забота о благе Республики выше личных амбиций.
– Цезарь хочет быть царем, – сказал Катон.
Помпей не отвечал, пока не написал письма и не посыпал его песком. Затем он свернул его свитком и запечатал воском.
– Мы не узнаем, чего хочет Цезарь, пока он не скажет нам. – Он прижал кольцо к воску, передал письмо Росцию. – Держи ты, Росций, как мой посланец. Луций Цезарь будет говорить от имени сената. А теперь идите. Попросите у управляющего лошадей – они лучше, чем те, которых вы найдете в другом месте. Мы находимся в северной части города, так что, отправившись отсюда, вы сэкономите время.
– Но мы не можем скакать верхом в тогах! – возразил Луций Цезарь.
– Управляющий подыщет вам надлежащее одеяние. Ничего страшного, если оно будет чуточку велико. Ну же, ступайте!
Посланцы ушли.
– Спинтер в Анконе, и у него столько же людей, сколько у Цезаря, – просиял вдруг Метелл Сципион. – Он справится с ним.
– Спинтер, – сказал, ощерясь, Помпей, – все еще думает, посылать ли войска в Египет, хотя Габиний давным-давно восстановил на троне Птолемея Авлета. Думаю, нам нечего ждать от него решительных действий. Я напишу Агенобарбу, чтобы он присоединился к нему. А также Аттию Вару. И будем ждать новостей.
Однако новости были неутешительными. Цезарь занял Аримин, потом Пизавр, потом Фан-Фортуну. Его встречали приветственными криками и цветами. И это очень беспокоило. Никто не думал о населении сельской Италии и малых и больших городов. Особенно в Пицене, владениях Помпея. Узнать сейчас, что Цезарь продвигается без сопротивления – только с двумя когортами! – платя за еду и никого не трогая, было просто убийственно.
В довершение всего вечером в семнадцатый день января пришли две вести. Первая – что Лентул Спинтер и десять когорт новобранцев ушли из Анконы в Аскул Пиценский. Вторая – что Анкона приняла Цезаря с бурным восторгом. Сенат немедленно собрался.
– Невероятно! – кричал обыкновенно невозмутимый Филипп. – С пятью тысячами солдат Спинтер не решился дать отпор тысяче! Что я делаю в Риме? Почему я сейчас не у ног Цезаря? Этот человек всех вас обошел! Правильно он вас называет: кабинетные вояки! И ты, Магн, видимо, точно такой же, как они.
– Я не отвечаю за действия Спинтера! – заорал Помпей. – Не я его назначал! Если ты помнишь, Филипп, это было решение сената! И ты голосовал за него!
– А если бы я проголосовал за то, чтобы Цезаря сделали царем Рима?
– Заткни свою гнусную пасть, провокатор! – взвизгнул Катон.
– А ты, лицемерный мешок с дерьмом, заткни свою! – крикнул в ответ Филипп.
– Тихо! – устало сказал Гай Марцелл-младший.
Это сработало лучше, чем окрик. Филипп и Катон сели, зло косясь друг на друга.
– Мы собрались, чтобы решить, что нам делать, – продолжил Марцелл, – а не для бессмысленной перебранки. Как вы думаете, бранятся ли в штабе Цезаря? Думаю, там это просто недопустимо. Почему же мы, консулы Рима, должны это допускать?
– Потому что консулы Рима – слуги народа, а Цезарь ведет себя как его господин! – резко заявил Катон.
– Ох, Марк Катон, вечно ты пререкаешься, мутишь воду. Мне нужны ясные четкие предложения, а не относящиеся к делу сентенции и идиотские заявления. В стране назрел кризис. Как нам с этим быть?
– Я предлагаю, – сказал Метелл Сципион, – назначить Гнея Помпея Магна командующим всеми войсками Рима. Фактически он таковым и является, но сенат должен это подтвердить.
– Поддерживаю, Квинт Сципион, – крикнул Катон. – Тот, кто создал кризисную ситуацию, пусть ее и разрешает. Пусть Гней Помпей займет этот пост.
– Ты! – огрызнулся Помпей, уязвленный тем, что к его имени не добавили «Магн». – Ты уже нес на днях что-то подобное, и я возмущен! Не я повинен в сложившейся ситуации! Это ты ее создал, Катон! Ты и все твои boni! А теперь ты ждешь, что я вытащу Рим из навозной кучи! И тебя заодно! Что ж, я сделаю это. Но отнюдь не из-за меня мы барахтаемся в этом дерьме! Вини лишь себя!
– К порядку! – вздохнул Марцелл-младший. – К порядку! Ставлю предложение на голосование, но не думаю, что нам надо делиться. Достаточно поднять руку и крикнуть «да».
Сенат принял предложение почти единогласно. Марк Марцелл встал.
– Отцы, внесенные в списки! – сказал он. – Марк Цицерон сообщает, что вербовка в Кампании идет очень медленно. Как ускорить этот процесс? Нам нужно много солдат.
– Ха! – фыркнул Фавоний, недовольный тем, что пиценский мужлан отделал его драгоценнейшего Катона. – Кое-кто не так давно похвалялся, что ему достаточно выйти из паланкина, чтобы поднять всю Италию. Интересно, что он скажет теперь?
– У тебя, Фавоний, четыре лапы, усы и голый хвост! – отрезал Помпей. – Заткнись!
– Отвечай, Гней Помпей! – потребовал Гай Марцелл-младший.
– Очень хорошо. Я отвечу! Если с вербовкой что-то не ладится, спрашивать надо с вербовщика. Марк Цицерон, вероятно, сейчас расшифровывает какую-нибудь заумную рукопись, вместо того чтобы заниматься делом. Но теперь эта работа поручена мне! Риму нужны солдаты, и я получу их, если под моими ногами не будут путаться крысы, шмыгающие вдоль сточных канав!
– Это я, по-твоему, крыса? – пронзительно взвизгнул Фавоний.
– Сядь, тупица! Я назвал тебя крысой давным-давно! Займись делом, Марк Фавоний, и постарайся использовать то, что у тебя вместо мозгов!
– Тихо-тихо! – пробормотал Марцелл-младший.
– Отсюда, собственно, все наши беды, – гневно продолжил Помпей. – Каждый из вас горазд молоть языком! Всем вам кажется, что таким образом можно влиять на события – краснобайствуя, ни за что лично не отвечая, зато в подлинно демократическом стиле. Так вот что я вам скажу! Армия и демократия несовместимы, иначе поражение неизбежно. Есть главнокомандующий, и его слово – закон! Закон! Я теперь главнокомандующий, и я не позволю, чтобы мне докучали некомпетентные идиоты!
Он поднялся и вышел в центр площадки:
– Я объявляю tumultus! Чрезвычайное положение ввиду начавшейся гражданской войны! Я объявляю, а не вы! Вы исчерпали свои возможности, предоставив мне пост верховного командующего! И теперь будете делать, что я говорю!
– Смотря что, – растягивая слова, произнес Филипп и усмехнулся.
Помпей предпочел проигнорировать это высказывание.
– Я приказываю всем сенаторам немедленно покинуть Рим! Сенатор, к послезавтрашнему утру оставшийся в городе, будет считаться сторонником Цезаря! Последствия не заставят себя ждать!
– О боги! – шумно вздохнув, сказал Филипп. – Зимой в Кампании весьма неуютно! Мой римский дом в эту пору мне намного милей.
– Пожалуйста, оставайся! – взорвался Помпей. – С тобой и так все ясно. Ведь ты женат на племяннице Цезаря!
– Не забывай, что я также тесть Катона, – промурлыкал Филипп.
Приказ Помпея только усугубил общий переполох, вызванный вестью, что Цезарь движется к Риму. Люди имущие, особенно всадники, на все лады повторяли ужасное слово, знакомое им со времен Суллы. Проскрипции! Списки врагов Рима, прикрепленные к ростре. Любого, кто в них занесен, разрешалось при встрече убить. Имущество и деньги убитых конфисковались. Умертвив две тысячи всадников и сенаторов, Сулла изрядно пополнил пустую казну.
Считалось само собой разумеющимся, что Цезарь последует примеру Суллы. Ведь все повторялось. Сулла высадился в Брундизии, и марш его также был триумфальным! Простые люди рукоплескали ему, бросали цветы. Он тоже, кстати, платил за провиант. В конце концов, в чем разница между Корнелиями и Юлиями? И те и другие по знатности и положению вознесены так высоко, что какие-то коммерсанты для них не более чем пыль под ногами.
Только Бальб, Оппий, Рабирий Постум и Аттик пытались погасить панику, объясняя перепуганным римлянам, что Цезарь совсем не Сулла, что он лишь хочет защитить свое достоинство, свою честь, что ему равно претят как диктаторство, так и бессмысленные убийства. Цезарь просто намеревается урезонить маленькую клику сенаторов, тупо, жестоко и совершенно безосновательно пытающихся его уничтожить, после чего все вновь пойдет своим чередом.
Но это не помогло. Никто не слушал увещеваний, здравый смысл покинул людей. Надвигается катастрофа. С расправами, с безудержным грабежом. А может, и с проскрипциями. Помпей, кстати, тоже говорил о проскрипциях, о тысячах римлян, которых следует сбросить с Тарпейской скалы! Как теперь выжить, находясь между гарпией и сиреной? Кто бы ни выиграл, всадники восемнадцати центурий обязательно пострадают!