Лабиен фыркнул:
– Комедианты! Их бы вывести на дорогу и прогнать всем скопом по апулийскому захолустью. Селяне лопнули бы со смеху. Ручаюсь, ничего смешнее им видеть не доводилось. Особенно если Лентула нарядить старой шлюхой и соорудить ему сиськи из пары дынь!
«Но по крайней мере, – подумал он про себя, – молодой Гай Кассий прошерстит все храмы от Антия до Суррента. Сомневаюсь, что приказ спасать шкуры консулов и сенаторов его впечатлит».
Квинт Фабий, вернувшись из Корфиния, сообщил, что Агенобарб прибудет в Луцерию дня за четыре до Февральских ид и что войско его все растет за счет беженцев, прибывающих из Пицена. Самой приятной была весть о шести миллионах сестерциев, находившихся у Агенобарба. Он собирался заплатить своим людям, но не стал, поскольку Помпей больше нуждался в деньгах.
Однако одиннадцатого февраля, за два дня до ид, Вибуллий прислал донесение, что Агенобарб решил остаться в Корфинии. Он проведал, что Цезарь ушел из Пицена и находится уже в Труенте. Его надо остановить! И Агенобарб остановит его!
Помпей послал срочную депешу Агенобарбу, приказывая тому уйти из Корфиния, прежде чем Цезарь придет и осадит его. Разведчики полагали, что третий боевой легион Цезаря уже на подходе к Труенту, и знали точно, что туда прибыли Антоний и Курион. С тремя закаленными в боях легионами и большим опытом осадных действий Цезарь легко возьмет и Сульмон, и Корфиний. «Уходи, уходи!» – говорилось в письме.
Агенобарб проигнорировал приказ и остался.
Еще не зная об этом, Помпей послал Децима Лелия в Капую со строгим наказом. Одному из двух консулов вменялось спешно отправиться на Сицилию, чтобы обеспечить там сбор урожая. Охрану собранного зерна осуществит Агенобарб. Он в Луцерии не задержится и тоже отбудет на этот остров вместе с двенадцатью когортами. Остальные сенаторы должны немедленно перебраться в Брундизий, после чего пересечь Адриатику и ждать в Диррахии. Корабли для них найдет Лелий, ибо Кассий занят другими делами. Какими, не уточнялось, но сам Помпей знал, что тот добывает, где возможно, деньги, выполняя распоряжение Лабиена.
Но все депеши, как и ответные донесения, шли крайне медленно, и адекватно на них реагировать не было никакой возможности. Какую-то разнесчастную сотню миль между Корфинием и Луцерией гонцы преодолевали дня в три, а то и в четыре, заглядывая по пути к своим старым тетушкам, в таверны и к подружкам.
– Нет боевого настроя, – устало сказал Помпей. – Никто не верит, что мы воюем! А те, кто верит, не принимают это всерьез. Мне подсекли поджилки, как лошади, Лабиен.
– Посмотрим, что будет за Адриатикой, – был ответ.
Цезарь обложил Корфиний на другой день после ид, однако Помпей узнал об этом лишь через три дня. За это время к Цезарю подошел восьмой легион. Сульмон тут же сдался, а Корфиний был осажден. В порыве гнева Помпей написал Агенобарбу, что с просьбой о помощи он запоздал, и поскольку он один виноват в создавшейся ситуации, то должен выпутываться из нее сам.
Но когда это письмо Помпея дошло до Агенобарба через шесть дней после того, как он послал за помощью, командующий решил тайно уехать ночью, оставив войска и легатов. Однако незадачливого полководца выдала излишняя суетливость, и Лентул Спинтер взял его под арест. А потом послал к Цезарю – договориться об условиях сдачи. Двадцать первого февраля Агенобарб, его окружение и еще пять десятков сенаторов сдались Цезарю вместе с тридцатью одной когортой. И с казной в шесть миллионов сестерциев. Цезарь был приятно удивлен и хорошо заплатил перешедшим на его сторону рекрутам. В конце концов, они вполне годились для охраны собранного на Сицилии урожая.
На этот раз посланец к Помпею поторопился. Помпей отреагировал на донесение устройством лагеря в Луцерии и маршем в Брундизий с пятьюдесятью когортами, которые у него к тому времени набрались. Цезарь тоже не дремал и через пять часов после сдачи Корфиния двинулся быстрым маршем на юг вслед за Помпеем, который прибыл в порт двадцать четвертого февраля и обнаружил, что кораблей там хватает только для перевозки тридцати когорт из имеющейся у него под рукой полусотни.
Самой плохой новостью для Помпея было милосердие, проявленное Цезарем в Корфинии. Вместо показательных массовых казней он всех прощал. Простил и Агенобарба, и Аттия Вара, и Луцилия Гирра, и Лентула Спинтера, и Вибуллия Руфа, и пять десятков других сенаторов. Их вежливо похвалили за доблесть и отпустили. Цезарь только взял с них слово, что они не станут больше выступать против него, ибо тогда все его милосердие улетучится в один миг.
Теперь Кампания, как и север, была открыта для Цезаря. В Капуе никого не осталось – ни войска, ни консулов, ни сенаторов. Все уехали в Брундизий, потому что Помпей отказался от идеи посылать войска на Сицилию. Все должны были плыть в Диррахий в Западной Македонии, к северу от Эпира. Вся казна оставалась в Риме. Но жалел ли об этом Лентул Крус? Извинился ли он за свою глупость? Нет, совсем нет! Он продолжал злиться, что ему не позволили сколотить легион из гладиаторов Цезаря.
Главной целью Цезаря стал Брундизий, и это заставляло Помпея чувствовать себя очень неуютно. Помпей заваливал баррикадами все подступы к порту. Между вторым и четвертым марта ему удалось отослать в Македонию тридцать когорт, а также одного консула, многих сенаторов и магистратов. По крайней мере, он избавился от большинства докучливых идиотов. С ним остались лишь те, с кем можно было говорить.
Цезарь подошел к Брундизию, прежде чем посланная флотилия вернулась, и направил своего легата Каниния Ребила к тестю молодого Гнея Помпея – Скрибонию Либону. Возможно, почтенный Скрибоний Либон не откажется помочь Ребилу увидеться с Магном. Тот раньше вроде бы соглашался на переговоры, а теперь вообще ни на что не соглашается.
– В отсутствие консулов, Ребил, – сказал Помпей, – у меня нет права вести переговоры.
– Прошу прощения, Гней Помпей, – твердо возразил Ребил. – Это не так. Сейчас действует senatus consultum ultimum, а ты – главнокомандующий. У тебя есть право заключать соглашения самостоятельно.
– Я отказываюсь даже думать о примирении с Цезарем! – прервал его Помпей. – Примириться с Цезарем – значит лечь у его ног.
– Ты не ошибаешься, Магн? – спросил Либон после того, как Ребил ушел. – Ребил прав, ты можешь заключать соглашения самостоятельно.
– Я не стану этого делать! – отрезал Помпей, на которого отсутствие сторожевых сенаторских псов повлияло весьма благотворно. – Пошли за Метеллом Сципионом, Гаем Кассием, моим сыном и Вибуллием Руфом.
Когда Либон ушел, Лабиен задумчиво посмотрел на Помпея.
– Ты быстро пришел в себя, Магн, – сказал он.
– Да, это мне свойственно, – процедил сквозь зубы Помпей. – Выкидывала ли Фортуна над Римом худшие шутки, чем консульство Лентула Круса в самый кризисный для Республики год? О Марцелле-младшем я не говорю, он – пустое место.
– Видимо, Гай Клавдий Марцелл-младший вовсе не разделяет взглядов boni и своих родичей, – проворчал Лабиен. – Став консулом, он постоянно болеет.
– Вот-вот. Именно потому он и уперся. Не захотел никуда плыть. Что, собственно, и подвигло меня отправить всех остальных сенаторов с первой партией войск. Услышав о милосердии Цезаря, они потеряли решимость.
– Цезарь не станет никого заносить в проскрипционные списки, – уверенно сказал Лабиен. – Это не в его интересах.
– Я тоже так думаю. Хотя он не прав, Лабиен, он не прав! Если я одержу победу… когда я ее одержу, проскрипционные списки появятся.
– Если я не попаду в них, Магн, тогда валяй.
Вошли те, кого вызвали, приготовились слушать.
– Сципион, – сказал Помпей тестю, – я решил послать тебя в твою провинцию, в Сирию. Выжми из нее все, что сможешь, и набери там двадцать когорт. Сформируешь из них два легиона и доставишь ко мне. В Македонию… или туда, где я буду.
– Да, Магн, – покорно ответил Метелл Сципион.
– Гней, сын мой, ты остаешься со мной, будешь фрахтовать для меня корабли всюду, где получится. Лучшая стратегия против Цезаря – это война на море. На суше он очень опасен. Но если мы возьмем моря под контроль, ему придется несладко. Восток меня знает, а Цезаря – нет. Восток поставит мне корабли. Восток меня любит.
Помпей посмотрел на Кассия, который доставил ему тысячу талантов в монетах и еще тысячу в ювелирных изделиях и золотых слитках:
– Гай Кассий, ты тоже поедешь со мной.
– Да, Гней Помпей, – сказал Кассий, совсем не уверенный, что ему это понравилось.
– Вибуллий, ты отбудешь на запад, – распорядился главнокомандующий. – Найдешь в Испаниях Афрания и Петрея. Варрон уже послан туда, но морской путь короче. Скажи им, чтобы они не вели, я повторяю, чтобы они не вели ко мне легионы. Пусть ждут Цезаря, который наверняка попытается подмять мои провинции под себя, прежде чем двинуться на Восток. Мои парни без труда побьют Цезаря. Это закаленные ветераны, а не тот жалкий сброд, что отправляется со мной в Диррахий.
«Хорошо, – подумал удовлетворенный Лабиен. – Он все же усвоил, что Цезарь пойдет сначала в Испанию. Теперь все, что мне нужно сделать, – это обеспечить переброску Магна с двумя легионами на ту сторону Адриатики. По возможности без потерь».
Так и произошло. Семнадцатого марта флотилия отбыла из Брундизия и добралась до Македонии, потеряв всего два корабля.
Сенат и его предводители вкупе с основными оборонительными войсками Республики оставили Италию Цезарю.
Брундизий – Рим
Разведка Цезаря работала весьма эффективно, в отличие от бездействовавшей разведки Помпея. И курьеры его не тратили время на престарелых тетушек, кабаки или шлюх. Когда Помпей со своими двумя легионами покинул Брундизий, Цезарь перестал о нем думать. Сначала – Италия. Потом – Испания. И лишь в последнюю очередь – Помпей с его великим войском защитников Республики.
С Цезарем теперь были тринадцатый, двенадцатый и восьмой – очень сильный – легионы. Плюс еще три легиона, составленные из перешедших на его сторону рекрутов, плюс триста конников, прискакавших к нему из Норика. Они явились приятным сюрпризом. Норик, расположенный севернее Иллирии и добывавший пригодную для изготовления стали руду, римской провинцией не был, хотя его сильно романизированные племена тесно сотрудничали с Италийской Галлией. Добытую руду сплавляли по впадавшим в Адриатику рекам, на которых стояли промышленные городки, основанные еще дедом Брута. Там варили лучшую в мире сталь для клинков, а гарантом спокойствия в тех местах уже многие годы был Цезарь, за что в Норике его очень ценили. Он прекрасно управлял Италийской Галлией и Иллирией и всегда защищал права тех, кто жил по ту сторону реки Пад.