Цезарь, или По воле судьбы — страница 126 из 156

В тот год главный нильский колодец предсказал высокий подъем – хороший знак для новой царицы. Уровень выше тридцати трех римских футов считался опасным и сулил бедственное наводнение. Уровни от тридцати двух до семнадцати футов относились к изобильным, то есть предрекали хорошие урожаи. Лучше промера в двадцать семь футов нельзя было и желать, а все промеры ниже семнадцати футов означали, что Нил почти не разольется и этим обречет страну на голод.

В тот первый год настоящий Египет – Египет реки, а не Дельты, – казалось, ожил при правлении царицы, которая к тому же была фараоном, то есть земным божеством, каковым ее родитель Птолемей Авлет никогда не являлся. Могущественный клан жрецов-египтян управлял судьбой правителей Египта, потомков первого Птолемея, одного из военачальников Александра Великого. Только выполнив религиозные требования и заслужив одобрение жрецов, эти цари могли надеяться стать фараонами. Ибо титул «царь» пришел сюда из Македонии, а титул «фараон» принадлежал самому Египту, вечному и внушающему благоговение. Анк фараона являлся ключом не только к религиозным таинствам, но и к огромным кладовым под Мемфисом, поскольку те оставались в жреческом ведении и не принадлежали ориентированной на Македонию Александрии.

Но Клеопатра была из жреческой касты, поскольку целых три года провела в Мемфисе и получила звание жрицы, что позволило ей стать не только царицей, но и фараоном великой и древней страны. Она была первой представительницей династии Птолемеев, свободно владевшей как официальным, так и демотическим языком. Быть фараоном значило обладать всеми божественными полномочиями в пределах Египта и иметь при необходимости доступ к подвалам с сокровищами, что, впрочем, мало влияло на экономику Египта и неегипетской Александрии. Государственный годовой доход монарха составлял шесть тысяч талантов, личный – еще столько же. Почти все в Египте принадлежало правителю и жрецам.

Таким образом, успехи первых двух лет правления Клеопатры были больше связаны с Египтом, чем с Александрией, находящейся в самой западной части Дельты. Ее так же приветствовали и в восточных низовьях Нила, именуемых Землей Ониаса. Земля Ониаса стала пристанищем для евреев, бежавших из эллинизированной Иудеи. Сохранив верность иудаизму, они ревностно оберегали свою независимость, но исправно поставляли солдат в египетские войска и контролировали Пелузий, второй важный египетский порт на берегах Нашего моря. Клеопатру, бегло изъяснявшуюся и на еврейском, и на арамейском наречии, эти люди не могли не полюбить.

Убийство двух сыновей Бибула было первой неприятностью, с которой она успешно справилась. Но настоящая беда пришла потом. Второй в ее царствование разлив Нила не превысил отметки, предвещавшей голод и гибель. Река не вышла из берегов, не увлажнила поля, и молодые посевы не покрыли зеленью высохшую землю. Солнце, как и всегда, струило свой жар с небес, но вода, дающая жизнь, не противостояла ему. Она была даром Нила. А фараон являлся обожествленным воплощением этой реки.


Когда суда молодого Помпея вошли в царскую гавань Александрии, ее жители были охвачены сильным волнением. Потребовалось бы два-три неурожая подряд, чтобы лишить египтян, проживавших по берегам жизненосной реки, всех съестных припасов. Но в Александрии ситуация складывалась иначе. Это был город чиновников, коммерсантов и банковских служащих, которые рьяно делали деньги. Жили в ней и ремесленники, делавшие фантастические вещи, например удивительное стекло, сплетенное из многоцветных тончайших нитей. Кроме того, Александрия славилась учеными и контролировала мировое производство бумаги. Но прокормить себя город не мог. Этим должны были заниматься Египет и Нил.

Население Александрии было пестрым. Македонцы-аристократы, как правило, занимали все высшие бюрократические посты; купцы, промышленники и прочие коммерсанты являли собой смесь македонцев и египтян. На восточной окраине города находилось еврейское гетто, его составляли по большей части ученые, искусные ремесленники и мастера. А писарями и чиновниками, заполнявшими нижние ступени бюрократической иерархии, были греки. Они же были и каменщиками, и скульпторами, и воспитателями, и учителями. Греки сидели на веслах военных и торговых судов. Отдельное место среди горожан занимали римские всадники. Александрия говорила на греческом и имела собственное, а не египетское гражданство. Только триста тысяч македонцев-аристократов имели полное александрийское гражданство – источник жалоб и горькой обиды со стороны других групп населения, кроме римлян, которые равнодушно относились к потере права голоса. Быть римлянином – значит быть лучше любого другого, включая александрийца.

Продовольствия требовалось много, но оно поступало. Молодая царица без устали покупала зерно и другие продукты везде где можно: на Кипре, в Сирии, в Иудее. Причина волнений была в повышении цен. К сожалению, александрийцы любого общественного положения, не считая мирных и замкнутых иудеев, были заносчивы, агрессивны и ни в грош не ставили власть. Снова и снова они восставали, сбрасывая с трона одного Птолемея и заменяя его другим. После чего все повторялось опять, как только появлялся очередной повод для недовольства.

Все это Клеопатра держала в голове, готовясь дать аудиенцию Гнею Помпею.

В дополнение к этим заботам назрела еще одна проблема: ее брату-мужу вот-вот исполнится двенадцать и его уже нельзя будет игнорировать. Только-только вступивший в пору отрочества, Птолемей XIII становился все более неуправляемым из-за нашептываний его наставника Теодата и опекуна Потина.

Они уже ждали в зале для аудиенций, когда появилась царица. Она шла размеренным шагом, зная, что такая походка говорит об уверенности и авторитете, компенсируя ее внешнюю хрупкость. Малолетний царь сидел на небольшом троне, стоявшем на ступень ниже высокого золоченого кресла черного дерева. Там он останется, пока не докажет свою зрелость, зачав ребенка с супругой-сестрой. В пурпурной тунике и македонском царском плаще он выглядел весьма мило. Симпатичный мальчик, истинный македонец. Голубоглазый, светловолосый, больше фракиец, чем грек. Его мать была единокровной сестрой его отца, дочерью набатейской царевны. В тринадцатом Птолемее вовсе не проявлялись семитские черты, а вот в Клеопатре, его единокровной сестре, они явно проглядывали, хотя ее мать, дочь наводящего ужас понтийского царя Митридата, была крупной, высокой женщиной с рыжими волосами и такого же цвета глазами. У Птолемея было больше семитской крови, чем у его сестры, но внешне все выглядело наоборот.

На слишком высоком для царицы Александрии и Египта кресле лежала пурпурная подушка, расшитая золотом и жемчугом, а под ногами была твердая подставка. Иначе ноги не доставали бы до возвышения из пурпурного мрамора.

– Гней Помпей уже здесь?

– Да, госпожа, – ответил Потин.

Она никак не могла решить, кто из двоих вызывает большую неприязнь: Потин или Теодат. Первый, правда, был довольно импозантным и всем своим видом опровергал мнение, что евнухи – это толстые женоподобные коротышки. Отец Потина, очень амбициозный македонский аристократ, несколько припозднился с кастрацией сына. Тому было уже четырнадцать лет. Может, и впрямь поздновато. Но должность главы правительства, ведающего казной и жизнью египетского двора, – слишком высокий пост, чтобы спасовать перед подобными пустяками. Две культуры, македонская и египетская, странным образом сомкнулись, и чистокровному македонцу в соответствии с древними египетскими традициями опустошили мошонку. Этот Потин ловок, жесток и чрезвычайно опасен. Кудри мышиного цвета, узкие серые глаза, привлекательное лицо. Конечно, мечтает скинуть нынешнюю владычицу с трона и посадить на него ее единокровную сестру Арсиною, родную сестру Птолемея XIII, – очевидно, полагает, что та с ним более схожа.

А Теодат, напротив, женоподобен, хотя его мошонка полна. Томный, бледный, всегда слегка сонный. Ни толковый ученый, ни выдающийся педагог, просто большой друг отца в свое время. Редкостное везение, вот и все. То, чему он учит Птолемея, не имеет ничего общего ни с историей, ни с географией, ни с риторикой, ни с математикой. Как это ни противно, но Клеопатре доподлинно стало известно, что ее брат-супруг уже втянут в сексуальную жизнь. Этим самым «воспитателем», большим любителем мальчиков. «Я буду вынуждена, – думала она, – довольствоваться тем, что останется после Теодата. Если я доживу до этого дня. Теодат тоже жаждет заменить меня Арсиноей. Он и Потин полагают, что смогут манипулировать ею. Полные идиоты! Неужели не понимают, что Арсиноя строптивей, чем я? Да, началась война за главенство в Египте. Либо они убьют меня, либо я их. Если я, то клянусь, в тот же день умрет и мой брат. Маленький развратный гаденыш».


Зал для аудиенций не был собственно тронным залом. В этом огромном архитектурном комплексе имелись даже свои дворцы во дворцах, а уж тронный зал поразил бы и самого Марка Красса. Но молодого Гнея Помпея повергло в восторг и то помещение, где его приняли. Греческий стиль тут, конечно, преобладал, но и египетский внес немалую лепту, ибо во внутренней отделке строения принимали участие художники Мемфиса. А потому настенная роспись была непривычной римскому глазу. Плоскостные, неестественные изображения людей, животных, лотосов, пальм. Никакой мебели, никаких статуй. Только два трона на возвышении.

А по бокам этого возвышения стоят два гиганта. Гней Помпей только слышал о таких великанах, но сам их никогда не видел, даже в бродячих цирковых труппах. Правда, видел женщину, им подобную. Очень красивую, но все равно несравнимую с двумя этими молодцами в золотых сандалиях и коротких юбочках из леопардовых шкур. Пояса и ожерелья нестерпимо сверкают. Каждый медленно машет огромным опахалом, длинное древко усыпано драгоценностями, а само опахало сделано из разноцветных пушистых перьев, удивительного размера и красоты. Однако больше всего поражала черная кожа гигантов. Не смуглая, не коричневая, а эбеновая, лоснящаяся с легким, как у черного винограда, фиолетовым отливом. Тирский пурпур, да и только! Он видел подобные лица у статуэток; когда хорошим греческим и римским скульпторам везло на подобную натуру, они сразу же делали портреты. Гортензий приобрел статуэтку, изображавшую черного мальчика, Лукулл – бронзовый бюст мужчины. Но все это были лишь бледные тени реальных людей. Высокие скулы, точеные носы, очень полные, четко очерченные губы, влажные черные, странно мерцающие глаза. Короткие волосы, завитые в