мелкие кольца, очень тугие, как на шкурках утробных бактрийских ягнят. Парфянские цари так ценят эти шкурки, что никому больше не позволяют шить из них что-нибудь для себя.
– Гней Помпей Магн! – бросился к нему человек в пурпурной тунике под пышной греческой хламидой, с цепью на плечах – знаком его высокого положения. – Добро пожаловать, добро пожаловать!
– Я не Магн! – резко и недовольно перебил римлянин. – Я просто Гней Помпей. А ты кто? Царевич?
Женщина на более высоком троне заговорила сильным, мелодичным голосом.
– Это Потин, наш главный распорядитель, – произнесла она. – Мы – Клеопатра, царица Александрии и Египта, – от имени Александрии и Египта приветствуем тебя, Гней Помпей. Если хочешь остаться, Потин, отойди назад и не раскрывай рта, пока тебе не прикажут заговорить.
«Ого! – подумал Гней Помпей. – Она его явно недолюбливает. И похоже, у них это взаимно».
– Это честь для меня, великая царица, – сказал он. – А это, я полагаю, царь Птолемей?
– Да, – коротко подтвердила она.
Вердикт Гнея Помпея был таков: она весит меньше, чем мокрое кухонное полотенце, а росточком не наберет и пяти римских футов. Тощие ручки, тощая шейка. Кожа, впрочем, приятная, смугло-оливковая, но не скрывающая голубизны тонких вен. Волосы светло-каштановые, разделенные на несколько прядей шириной в дюйм и собранные на затылке в пучок. На ум ему почему-то пришла полосатая кожица летнего арбуза. Белая лента – царская диадема – повязана не на лбу, а за линией волос. Одеяние свободное, в греческом стиле, хотя и сшито из превосходного тирского пурпура. Ни одной драгоценности, кроме золоченых сандалий, очень маленьких и словно не предназначенных для ходьбы.
Свет, льющийся из отверстий под потолком, позволял видеть, насколько она некрасива. Правда, этот недостаток смягчала юность. И большие глаза, золотисто-зеленые, а может быть, карие. Губы очерчены резковато, но их хочется целовать. А вот нос подкачал. Он вполне мог соперничать с клювом Катона. Огромный, с типично еврейской горбинкой. Никаких следов македонской крови. Восточный тип.
– Для нас большая честь принимать тебя, Гней Помпей, – продолжила она звучно. Ее классический греческий был безупречен. – Просим извинить нас, что мы не говорим с тобой на латыни, но у нас не было возможности освоить ее. Чем мы можем быть тебе полезны?
– Я думаю, что даже здесь, в очень отдаленном от Рима краю, великая царица, известно, что вся Италия охвачена гражданской войной. Мой отец Помпей Магн был вынужден покинуть страну вместе с законным правительством Рима. В настоящий момент он находится в Фессалонике, готовится встретить изменника Гая Юлия Цезаря.
– Мы знаем об этом, Гней Помпей. И сочувствуем вам.
– Неплохое начало, – заявил Гней Помпей, славящийся, как и его отец, полным отсутствием учтивости, – но этого мало. Я прибыл не за сочувствием, а за материальной помощью.
– Да, конечно. Ты проделал столь долгий путь не для того, чтобы выслушивать сочувственные слова. Мы уже догадались, что тебе нужно… э-э-э… нечто более реальное. Что же?
– Мне нужен флот, состоящий хотя бы из десяти крепких и маневренных боевых кораблей и шестидесяти хороших транспортных судов, плюс моряки и гребцы. Каждое судно должно быть доверху нагружено пшеницей, а также другим провиантом, – монотонно перечислил пропретор.
Малолетний царь шевельнулся на своем троне, повернул голову, тоже охваченную диадемой, и посмотрел на Потина, а затем на томного женоподобного человека, которого Гнею никто не представил. Его сестра-супруга – какая все-таки нездоровая родственность у этих восточных монархий! – отреагировала на это точно так же, как многие римлянки отреагировали бы на глупую выходку родича-малыша, и скипетром из слоновой кости и золота ударила мужа по пальцам. Так сильно, что тот вскрикнул от боли, надулся и сел, опять глядя прямо перед собой. В голубых глазах царя стояли слезы.
– Мы рады, что ты обратился к нам, Гней Помпей. Ты получишь столько кораблей, сколько просишь. У нас есть десять отличных квинквирем. Они стоят в бухте, под навесами. Все могут нести артиллерию, все снабжены дубовыми таранами, все обладают высокой маневренностью. Их команды прошли хорошую выучку. Мы также дадим тебе и шестьдесят больших, прочных грузовых судов.
Царица умолкла, нахмурилась, отчего лицо ее сделалось совсем некрасивым.
– Однако, Гней Помпей, мы не можем дать тебе ни зерна, ни других продуктов. Египет голодает. Нил не вышел из берегов. Все посевы пропали. Мы сами теперь не знаем, чем кормить народ, особенно в Александрии.
Гней Помпей стиснул зубы, втянул воздух и покачал головой.
– Так не пойдет! – рявкнул он. – Мне нужно зерно и другая провизия! И я не приму отрицательного ответа!
– У нас нет зерна, Гней Помпей. И другой провизии тоже. Мы просто не в состоянии помочь тебе, мы это уже объясняли.
– Фактически, – небрежно сказал Гней Помпей, – у тебя нет выбора. Сожалею, если твой народ голодает, но меня это не касается. Квинт Цецилий Метелл Пий Сципион Назика все еще в Сирии, и у него достаточно войск, чтобы пойти на Египет. Ты должна помнить, как в Египет вторгся Авл Габиний и что из этого вышло. Мне нужно лишь послать гонца в Сирию – и Рим будет здесь. И не вздумай поступить со мной так, как ты поступила с сыновьями Бибула! Я – сын Помпея Великого! За один волос, слетевший с моей головы, вы все умрете мучительной смертью. Во многих отношениях аннексия привлекательнее и выгоднее для нас. Египет станет римской провинцией, и все, чем он владеет, отойдет тогда к Риму. Подумай об этом, царица. Я завтра вернусь.
Ликторы повернулись кругом и с каменным лицом пошли к выходу. Гней Помпей зашагал следом за ними.
– Какая заносчивость! – ахнул Теодат, всплескивая руками. – Не верю своим ушам!
– Попридержи язык, педагог! – резко оборвала его царица.
– Можно мне уйти? – жалобно спросил маленький царь.
– Да, иди, мелкая поганка! И прихвати с собой Теодата!
Они вышли, причем воспитатель по-свойски обнимал трясущегося ребенка за плечи.
– Тебе придется выполнить все требования Гнея Помпея, – промурлыкал Потин.
– Помолчи, самодовольный червяк. Я и без тебя это понимаю!
– Молись, земная Исида, дочь Ра, чтобы Нил новым летом обильно разлился.
– Я-то буду. Однако не сомневаюсь, что и ты, и Теодат, и твой любимец Ахилла, мой главнокомандующий, станете усердно молиться Серапису об обратном: чтобы Нил оставался в своих берегах! Второй такой год высушит и Фаюмский оазис, и Мареотиду. Весь Египет останется без еды, а мой личный доход настолько уменьшится, что я не смогу закупать продовольствие, даже если сумею найти поставщиков. Ведь засуха сейчас и в Македонии, и в Сирии, и у греков. Цены на продовольствие взлетят, а александрийцы восстанут.
– Как фараон, о царица, – спокойно напомнил Потин, – ты имеешь доступ к сокровищницам Мемфиса.
Клеопатра бросила на него презрительный взгляд:
– Конечно, доброжелатель! Ты ведь прекрасно знаешь, что жрецы не позволят мне тратить хранящиеся там сокровища на спасение Александрии. С чего бы им жалеть этот город? Ведь ни одному коренному египтянину не дозволено в нем проживать, даже без надежд на гражданство. Но я и сама не хочу ничего тут менять, чтобы египтяне не подцепили заразу смутьянства.
– Тогда будущее не сулит тебе ничего хорошего, царица.
– Ты считаешь меня слабой и глупой, Потин. Это большая ошибка. Ведь я олицетворение Египта.
У Клеопатры было несколько сотен прислужниц. Но только двумя она дорожила – Хармионой и Ирадой. Эти юные македонские аристократки с детства были компаньонками дочери Птолемея Авлета и Клеопатры Трифены. Ровесницы Клеопатры, обе они провели с будущей царицей Египта все трудные годы. Развод Птолемея Авлета с ее матерью… изгнание Птолемея Авлета… трехлетняя ссылка в Мемфис, пока старшая сестра ее Береника и мать правили государством… смерть матери… возвращение Птолемея Авлета на трон и казнь Береники. Так много пережито! Так много!
Они были единственными наперсницами Клеопатры, поэтому содержание переговоров с Гнеем Помпеем она поведала именно им.
– Потин становится невыносимым, – сказала она.
– Это значит, – сказала Хармиона, смуглая и привлекательная, – что он надеется свергнуть тебя и что час этот, по его мнению, близок.
– Да, ты права. Мне надо бы поехать в Мемфис и посоветоваться с богами, – раздраженно откликнулась Клеопатра, – но я не смею. Покинуть Александрию сейчас было бы пагубной ошибкой.
– Может быть, лучше написать Антипатру, соправителю царя Гиркана? Он хороший советчик.
– Это вообще бесполезно. Он держит сторону римлян.
– А как он выглядит, этот Гней Помпей? – спросила белокурая и очень смазливая Ирада, которую больше интересовали мужчины, чем политические интриги.
– Как Александр Великий.
– Он понравился тебе, да? – продолжала выпытывать Ирада.
Клеопатра сердито ответила:
– Сказать по правде, Ирада, мне очень не понравился этот человек. Почему ты задаешь такие глупые вопросы? Я – фараон. Моя девственность принадлежит равному мне по крови божеству. Если тебе нравится Гней Помпей, иди и спи с ним. Ты молодая женщина, ты имеешь право выйти замуж. Но я – фараон, бог на земле. Я сойдусь с мужчиной ради Египта, а не ради собственного удовольствия. – Она сделала гримасу. – Поверь мне, только ради Египта я соберусь с духом и отдам мое нетронутое тело этой маленькой гадюке!
В начале декабря Помпей Великий с чувством глубокого облегчения отбыл в западном направлении и по Эгнатиевой дороге двинулся к Диррахию. Жизнь в Фессалонике с сенаторской сворой превратилась в конце концов в сущий кошмар. Ибо к нему возвратились все, от Катона до старшего сына. Тот привел из Александрии великолепную боевую флотилию и шестьдесят забитых доверху транспортов. Предполагалось – пшеницей, ячменем, бобами и нутом. Оказалось – в основном финиками, сладкими и очень ценимыми гурманами, но, разумеется, не годящимися для солдат.