– Сейчас мы в тысяче миль от Косматой Галлии, ребята! – весело крикнул он. – Прошедший год должен был показаться вам странным в сравнении с теми, что мы провели там. Пришлось больше шагать, чем копать! Не так много голодных дней! И по ночам вы не очень-то мерзли! Время от времени ерундовые стычки! А в солдатских кубышках денег все больше! Приятное, краткое путешествие по морю, чтобы проветрить ноздри! Все это хорошо, – продолжал он спокойнее, – но в таком режиме вы потеряете форму! Можем ли мы это допустить, а, ребята?
– НЕТ! – радостно взревели солдаты, от всей души веселясь.
– Я думаю то же. А еще думаю, что пришло время этим cunni в моих легионах заняться тем, что они делают лучше всего! А что вы делаете лучше всего, ребята?
– КОПАЕМ! – в один голос ответили солдаты и засмеялись.
– Ну так покажите свое мастерство! Будем копать! Похоже, Помпей в ближайшие годы все же решится дать нам сражение! А можем ли мы идти в бой, не перетащив для начала несколько миллионов корзин земли?
– НЕ МОЖЕМ! – закричали хохочущие солдаты.
– Вот-вот. Значит, займемся этим. Наверстаем упущенное! Будем копать, копать и копать! А потом покопаем еще. Я хочу, чтобы Алезия показалась вам праздником. А еще хочу отрезать Помпея от моря. Как, ребята? Вы согласны копать вместе с Цезарем, вместе со мной?
– ДА! – заревели они, размахивая платками.
– Циркумвалационная линия, – задумчиво промолвил Антоний.
– Антоний! Ты не забыл это слово!
– Как можно забыть Алезию? Но, Цезарь, зачем?
– Чтобы Помпей нас зауважал, – сказал Цезарь таким тоном, что нельзя было понять, шутит он или нет. – Ему нужно прокормить больше семи тысяч лошадей и девяти тысяч мулов. Здесь это легко, поскольку зимой в этой местности идет дождь, а не снег. Трава не жухнет, продолжает расти. То есть если он сможет пасти животных. Но если я обнесу его лагерь стеной, у него возникнут проблемы и его конница перестанет быть силой. Когда нет места для маневра, конница бесполезна.
– Ты меня убедил.
– Но это не все. Я хочу унизить Помпея в глазах его союзников и клиентов-царей. Я хочу, чтобы такие властители, как Дейотар и Ариобарзан, грызли бы ногти, гадая, даст ли Помпей мне сражение. Его войско по численности и по мощи вдвое превосходит мое. Но он не решается атаковать. Если так пойдет и дальше, союзники могут в нем усомниться и отозвать своих солдат. В конце концов, они платят, а люди, которые платят, хотят видеть результат.
– Убедил, убедил! – крикнул Антоний и поднял руки, показывая, что сдается.
– Надо еще продемонстрировать Помпею, на что способны пять с половиной таких легионов, как мои, – продолжил Цезарь, игнорируя его восклицание. – Он хорошо знает, что перед ним галльские ветераны и что за последний год они прошагали две тысячи миль. Но они будут копать, несмотря на усталость и недостаток провианта. Зная, что я связан и что еды мало, Помпей наверняка будет постоянно патрулировать море, а я не заметил, чтобы его флот стал действовать менее эффективно после смерти Бибула.
– Как ни странно, но это так.
– Бибул всегда делал больше, чем от него требовалось. И сейчас флотоводцы используют его наработки, Антоний. – Цезарь вздохнул. – Говоря откровенно, мне горько, что его нет. Из моих старых врагов он первым покинул этот мир. Сенат без него будет уже не тот.
– Он будет намного лучше!
– В смысле простоты принятия решений – конечно. В смысле наличия крепкой и уверенной в своей правоте оппозиции – нет. Единственное, чего я опасаюсь, Антоний, – это того, что победа в войне окончательно лишит меня оппонентов.
– Иногда я тебя не понимаю, Цезарь, – проворчал Антоний, поджав губы. – Скажи на милость, зачем тебе нужны оппоненты? Сейчас ты можешь выполнить все, что задумал. Все твои решения идут Риму на пользу. А кто не давал твоим планам осуществиться намного раньше? Все те же самые Бибул и Катон. У них двойные стандарты: одни – для себя, другие – для прочих. Извини, но я думаю, что смерть Бибула весьма полезна для нашего дела. То же я скажу, если вдруг окочурится и твой доброжелатель Катон.
– Ах, Антоний, ты веришь в меня больше, чем я сам. Пойми, автократия очень коварна. Нет человека, который не уверует в собственную непогрешимость, если его будут со всех сторон восхвалять, – сдержанно сказал Цезарь. Он пожал плечами. – Во всяком случае, Бибула уже не вернуть.
– Есть еще сын Помпея со своими египетскими квинквиремами. Он ликвидировал твой опорный пункт Орик и сжег тридцать моих транспортов в Лиссе.
– Ха! – презрительно выдохнул Цезарь. – Все это ерунда. В Брундизий, Антоний, мы поплывем по чистому морю и на кораблях Помпея. Что мне Орик? Я без него обойдусь. А вот Помпею от меня не избавиться. Я буду донимать его всюду, куда бы он ни пошел.
В дни непрерывных майских дождей затеялось странное соревнование. Обе армии рьяно копали. Цезарь старался сжать территорию, контролируемую Помпеем, тот же, напротив, старался расширить ее. Люди Цезаря работали под постоянным градом стрел и камней. У Помпея были другие трудности. Его люди терпеть не могли копать, не понимали, зачем это нужно, и копали только из страха перед Лабиеном, который, казалось, один сознавал, насколько важен этот тяжелый и изнурительный труд. Рабочих рук у него было вдвое больше, и лишь это позволяло ему немного опережать землекопов противника, но не настолько, чтобы сделать прорыв.
Иногда случались стычки, но обычно не в пользу Помпея. Ему мешал страх спровоцировать настоящую битву. Не сразу он понял, что близость к морю хороша не во всем. Ручьи и речушки, питающие водой его армию и животных, стремились, естественно, к побережью, но с территории, занятой Цезарем, а тот все активней пускал их в обход плато.
Самым большим утешением для Помпея было знать, что у Цезаря нет бесперебойного снабжения. Все нужно было доставлять из Западной Греции. Дороги раскисли от дождей, а более легкие прибрежные пути были отрезаны флотом Помпея.
Как-то Лабиен принес Помпею несколько серых вязких и волокнистых брикетов.
– Что это? – спросил удивленно Помпей.
– Это основной паек Цезаря. Вот что ест он и его люди. Корни местных растений. Их крошат, смешивают с молоком и пекут. У них это называется хлебом.
Широко открыв глаза, Помпей взял один брикет и с трудом отломил кусочек серого вещества. Положил его в рот, чуть не подавился и выплюнул:
– Они не едят эту дрянь, Лабиен! Это есть невозможно!
– Для них возможно. Они это едят.
– Убери это, убери! – взвизгнул Помпей, содрогнувшись. – Убери и сожги! И не смей говорить об этом моим людям! Если они узнают, чем готовы питаться люди Цезаря лишь для того, чтобы нас запереть, у них опустятся руки!
– Не беспокойся. Я сожгу это и никому ничего не скажу. Знаешь, откуда у меня этот хлеб? Цезарь прислал его мне с наилучшими пожеланиями. Что бы с ним ни было, он всегда дерзок.
К концу мая ситуация с выпасом мулов и лошадей стала для Помпея критической. Он собрал транспорты и переправил несколько тысяч животных к Диррахию. Этот маленький городок располагался на конце небольшого дугообразного полуострова, который почти касался материка в полумиле от порта и смыкался посредством моста с Эгнатиевой дорогой. Жители Диррахия пришли в отчаяние. Драгоценные пастбища были нужны им самим. Только страх перед Лабиеном заставлял их придержать языки.
Шел июнь, землекопное соревнование продолжалось, а оставшиеся в лагере лошади и мулы Помпея стали худеть, слабеть и болеть, что неизбежно на влажной и слякотной почве. К концу июня начался падеж. Помпей, продолжая копать, не счел возможным возиться с уборкой гниющих и начинающих смердеть туш. Зловоние потекло по лагерю, проникая повсюду.
Первым не выдержал Лентул Крус:
– Помпей, ты ведь не думаешь, что мы способны существовать в этих миазмах!
– Ну да, меня так все время тошнит, – поддержал его Лентул Спинтер, поднося платок к носу.
Помпей мило улыбнулся.
– Тогда я советую вам упаковать свои сундуки и вернуться в Рим, – сказал он.
К сожалению, жалобы не стихали, но беспокоило Помпея не это. Цезарь упорно перегораживал все речушки, лишая его воды.
Когда линии Помпея достигли пятнадцати миль, а линии Цезаря – семнадцати, плато было окружено. Положение Помпея стало отчаянным.
С помощью Лабиена он убедил группу жителей Диррахия пойти к Цезарю с предложением занять город. Весна не принесла хорошей погоды. Люди Цезаря слабели от «хлебной» диеты. Да, подумал Цезарь, овладеть съестными припасами Помпея было бы совсем неплохо.
На восьмой день квинтилия он атаковал Диррахий. Пользуясь этим, Помпей ударил сразу с трех направлений по центральным редутам вражеских фортификаций. Два редута приняли главный удар, их защищали четыре когорты десятого легиона под командованием Луция Минуция Базила и Гая Волькация Тулла. Защитные сооружения были так прочны, что они продержались против пяти легионов Помпея, пока Публий Сулла не привел к ним из главного лагеря помощь. Вступив в бой, Публий Сулла не дал легионам Помпея уйти восвояси. Загнанные на ничейную землю между двумя круговыми валами, они приняли на себя град копий и стрел. К тому времени как Помпей пришел им на выручку, потеряно было две тысячи человек.
Для Цезаря – рядовая и мало что значащая победа, но он был уязвлен тем, что его обманули. Он торжественно провел четыре когорты десятого перед всей армией, лично прикрепив к их штандартам дополнительные награды. А когда ему показали щит Кассия Сцевы, ощетинившийся ста двадцатью стрелами и подобный морскому ежу, Цезарь выдал Сцеве двести тысяч сестерциев и назначил его примипилом.
В Диррахии дела шли хуже. Занять его не удалось. Тогда Цезарь послал достаточно людей, чтобы отрезать город от суши, потом загнал лошадей и мулов Помпея в образовавшийся коридор. Не имея выбора, Диррахий отослал животных Помпею, а потом вынужден был начать поедать его продовольственные запасы.
Тринадцатого квинтилия Цезарю исполнилось пятьдесят два года. Пятнадцатого квинтилия Помпей наконец осознал, что ему придется либо вырываться из ловушки, либо погибнуть от жажды и удушающего зловония. Конечно, первое было предпочтительней. Но как это сделать? Как? Сколько Помпей ни ломал голову, он не мог отыскать решения, не чреватого неминуемой большой битвой.