Потом сел в кресло и посмотрел на Ахиллу.
– Сначала выскажись ты. Что нам теперь делать?
– Ну, в его письме ничего тревожного нет. Только просьба об аудиенции и о свободном проходе в Александрию. У него три военных корабля и, без сомнения, сколько-то там солдат. Но это не повод для беспокойства. Я думаю, надо дать ему аудиенцию и позволить следовать дальше. Это ведь только формальность. Он так и так поплывет в Африку, к своим друзьям.
– А тем временем, – взволнованно сказал Теодат, – станет известно, что он искал у нас помощи и был принят царем. Он ведь не победил при Фарсале, он потерпел там поражение! Можем ли мы позволить себе оскорбить его победителя, Гая Юлия Цезаря?
Красивое лицо Потина было спокойным. Он с равным вниманием выслушал и того и другого, потом подвел итог:
– Пока доводы Теодата весомее. А что ты думаешь об этом, великий царь?
Двенадцатилетний царь Египта с торжественным видом нахмурился:
– Я согласен с тобой, Потин.
– Хорошо! Теодат, продолжай.
– Подумайте хорошенько! Помпей Магн разбит. Разгромлен в борьбе за власть в Риме, самом мощном и сильном из известных нам государств. По переданному Сулле завещанию покойного царя Птолемея Александра Египет принадлежит Риму, но Александрия опротестовала его. Марк Красс пытался аннексировать Египет, но мы выскользнули, дали кое-кому взятку, чтобы подтвердить права Авлета на трон. Вы помните, кому мы ее дали? – Его накрашенное лицо исказилось. – Гаю Юлию Цезарю. Тому самому человеку, который теперь правит миром. Можем ли мы с ним не считаться? Да он одним щелчком лишит нас независимости. Речь идет не только о нас, но и о Египте с его древней историей, с его образом жизни. Мы идем по лезвию бритвы! Нам нельзя не оглядываться на Рим.
– Ты прав, Теодат, – резко сказал Ахилла. Он провел по зубам костяшки пальцев, потом прикусил их. – У нас здесь своя война – семейная, тайная! Нам вовсе не следует привлекать к ней внимание Рима. Иначе Рим может решить, что мы не способны управиться с собственными делами. То завещание все еще существует. Оно в Риме. Я предлагаю завтра на рассвете послать Гнею Помпею Магну ответ, что он может плыть по своим делам. Как частное лицо, без приемов и аудиенций.
– Что ты думаешь, великий царь? – спросил Потин.
– Ахилла прав! – вздохнул тринадцатый Птолемей, потом вздохнул еще тяжелее. – Но мне так хотелось увидеть его!
– Теодат, ты хочешь сказать еще что-то?
– Да, Потин.
Воспитатель поднялся с кресла и, обойдя стол, сел рядом с царем. Он стал перебирать густые темного золота волосы Птолемея Тринадцатого, потом пальцы его скользнули к гладкой мальчишеской шее.
– Я не думаю, что предложение Ахиллы разумно. Конечно, могущественный Цезарь не будет преследовать Помпея сам. У правителя Рима есть для этого флот, легионы и сотни легатов. Как мы знаем, в настоящий момент он в провинции Азия и ведет себя там как царь.
Глаза царя-ребенка закрылись. Он прислонился к педагогу и задремал.
– Почему бы… – вкрадчиво спросил Теодат, растягивая ярко-красные губы, – почему бы нам не послать могущественному Цезарю подарок от египетского царя? Голову его врага? – Он с деланым простодушием захлопал накрашенными ресницами. – Говорят, мертвые не кусаются, а?
Наступило молчание. Потин переплел руки и застыл, внимательно их разглядывая. Потом поднял голову:
– Да, Теодат. Мертвые не кусаются. Мы отправим Цезарю этот дар.
– Но как нам все это обстряпать? – спросил Теодат, очень довольный, что столь замечательное предложение внес именно он.
– Предоставьте это мне, – быстро сказал Ахилла. – Потин, напиши письмо Помпею Магну от имени царя с согласием на аудиенцию. А я с его помощью выманю Помпея на берег.
– Он может и не поплыть с тобой без охраны, – так же быстро произнес Потин.
– Он поплывет. Видишь ли, я знаю одного давнего знакомца Помпея. Он римлянин. И Помпей поверит ему.
Рассвело. Помпей, Секст и Корнелия без особого удовольствия позавтракали черствым хлебом и запили его солоноватой водой.
– Будем надеяться, – сказала Корнелия, – что мы здесь хотя бы пополним запасы провизии.
Появился сияющий вольноотпущенник:
– Гней Помпей, пришло письмо от царя! На дорогом папирусе!
Печать была сорвана. Да, папирус и впрямь недешевый! Помпей впился в текст. Потом вскинул голову:
– Мне дадут аудиенцию. Через час пришлют судно. – Он вдруг испугался. – О боги! Мне надо побриться! И где моя парадная тога! Где мой слуга? Филипп, разыщи его поскорее!
Он стоял, одетый так, как и полагается проконсулу Рима, в ожидании, когда от берега отчалит величественная позолоченная барка. Рядом стояли Корнелия Метелла и Секст.
– Секст, – вдруг сказал он.
– Да, отец?
– Ты не хотел бы чем-нибудь сейчас заняться?
– Например?
– Ну, сходи на корму, помочись через борт! Или поковыряй в носу! Займись чем-нибудь, что даст мне минутку побыть с Корнелией!
– О! – усмехнулся Секст. – Да, отец. Конечно, отец. Я исчезаю.
– Он хороший парень, – сказал Помпей, – только чуть туповатый.
Три месяца назад Корнелия Метелла отнеслась бы к подобной реплике с высокомерным пренебрежением, но сейчас она рассмеялась.
– Этой ночью ты сделала меня очень счастливым, Корнелия, – сказал Помпей, обнимая ее за талию.
– Это ты сделал меня очень счастливой женщиной, Магн.
– Может быть, любовь моя, нам следовало отправиться в морской вояж раньше? Просто не знаю, что бы я делал сейчас без тебя.
– И без Секста, – быстро добавила она. – Он замечательный.
– И больше подходит тебе по возрасту, чем я! Завтра мне исполнится пятьдесят восемь.
– Я очень его люблю, но Секст еще мальчик. Мне нравятся мужчины постарше. Я пришла к выводу, что ты мне идеально подходишь.
– В Серике мы с тобой все наверстаем!
– Я тоже так думаю.
Они прильнули друг к другу и так стояли, пока не вернулся нахмуренный Секст.
– Уже больше часа прошло, отец, но я не вижу царской барки. Только какую-то шлюпку.
– Она направляется к нам, – сказала Корнелия Метелла.
– Значит, за мной, – сказал Помпей.
– За тобой? – переспросила она ледяным тоном. – Нет, никогда!
– Ты должна помнить, что я уже не Первый Человек в Риме. Просто усталый старый римский проконсул.
– Но не для меня! – сквозь зубы процедил Секст.
К этому времени гребная лодка немного больше шлюпки пристала к борту триремы. Человек в кирасе, стоящий на корме, поднял голову.
– Мне нужен Гней Помпей Магн! – крикнул он.
– Кому это – мне? – спросил с вызовом Секст.
– Я военачальник Ахилла, главнокомандующий царя Птолемея Тринадцатого.
– Поднимайся на борт! – крикнул Помпей, указывая на веревочный трап.
Корнелия Метелла с силой ухватилась за его правую руку. Он удивленно посмотрел на нее:
– В чем дело?
– Магн, мне это не нравится! Чего бы ни хотел этот человек, отошли его обратно! Пожалуйста, прикажи поднять якорь! Давай уплывем! Я лучше буду есть черствый хлеб всю дорогу до Утики, чем останусь тут!
– Ну-ну, все хорошо, – осторожно высвобождаясь, сказал Помпей.
Ахилла легко перепрыгнул через леер. Помпей с улыбкой вышел вперед:
– Добро пожаловать, главнокомандующий. Я – Гней Помпей Магн.
– Вижу. Это лицо нельзя не узнать. Твои бюсты и статуи стоят повсюду! Даже в Экбатане, судя по слухам.
– Не долго им осталось стоять. Скоро их заменят статуями Цезаря, я полагаю.
– Только не в Египте, Гней Помпей. Ты – великий герой и кумир нашего малолетнего властелина. Он так обрадовался, что увидит тебя, и всю ночь не спал.
– А он не мог прислать что-нибудь получше этой скорлупки? – проворчал Секст.
– Ах, это все из-за хаоса в гавани, – добродушно ответил Ахилла. – Везде военные корабли. Один из них, увы, протаранил случайно барку Птолемея. Результат – эта шлюпка.
– А меня в ней не окатят водой? Я же не могу предстать перед царем Египта в мокрой тоге, – весело сказал Помпей.
– Ты будешь абсолютно сухим, – заверил Ахилла.
– Магн, пожалуйста, останься! – прошептала Корнелия.
– Я согласен, отец, это же оскорбительно! – поддержал мачеху Секст.
– Поверь, – сказал Ахилла, широко улыбаясь и демонстрируя отсутствие двух передних зубов, – лишь обстоятельства вынудили меня взять шлюпку, ничего больше. Я даже привез с собой твоего знакомца, чтобы рассеять все опасения, которые могут возникнуть. Видишь вояку в форме центуриона?
Зрение Помпея было уже не таким острым, как в молодости, но он прищурился – и громко вскрикнул! Радостно, без стеснения, как истинный уроженец Пицена. (Цезарь сказал бы, как галл.)
– О-о-о! Я не верю глазам! – Он повернулся к Сексту и Корнелии, лицо его сияло. – Знаете, кто там? Луций Септимий! Примипил легиона Фимбрии! Мы прошли с ним и Понт, и Армению! Я много раз его награждал! А потом мы почти дошагали до Каспия! Но повернули, нам не понравились всякие ползучие твари. Эй! Луций! Эй!
Такую радость гасить не хотелось, и потому Корнелия ограничилась обыкновенными напутственными словами, вроде «будь осторожен». А Секст в это время перебросился парой слов с двумя центурионами из первого легиона, которые настояли на своем праве сопровождать командующего.
– Не выпускайте его из виду, – шепнул он парням.
– Пошли, Филипп, пошли! – заторопился Помпей, размашисто перешагивая через леер и ничуть не заботясь о целости проконсульской тоги.
Ахилла, спустившийся первым, провел Помпея в нос лодки.
– Самое сухое место, – пояснил он весело.
– Септимий, мошенник, садись рядом со мной! – крикнул Помпей, подвинувшись. – Как же я рад тебя видеть! Ну, говори, что ты делаешь в этой глуши?
Филипп и личный раб Помпея заняли скамью в центре лодки – между двумя из шести гребцов. Два сопровождающих центуриона и военачальник-египтянин устроились на корме.
– Осел здесь с людьми Авла Габиния, – сказал Септимий, совсем седой и слепой на один глаз ветеран. – Все пошло прахом после истории с сыновьями Бибула. Зачинщиков бунта казнили… ну, да ты знаешь. Рядовых послали служить в Антиохию, а центурионов Ахилла взял к себе. Теперь я – примипил в набитом евреями легионе.