– Ты же не собираешься выйти из лагеря, чтобы говорить с ним? – спросил Котта, наблюдая, как Сабин надевает доспехи.
– Разумеется, собираюсь. И тебе следует пойти со мной.
– Ну нет!
Таким образом, Сабин отправился на встречу один, взяв с собой только переводчика и почетный эскорт. Переговоры проходили возле главных ворот Атуатуки. У Амбиорига людей было еще меньше. Никакой опасности. Котта просто струсил.
– Почему ты атаковал мой лагерь? – сердито спросил Сабин через своего толмача.
Амбиориг виновато пожал плечами, изумленно расширив глаза:
– О благородный Сабин, я просто делаю то, что сейчас делает каждый царь и каждый вождь племени во всей Косматой Галлии.
Сабин почувствовал, как кровь отхлынула от его лица.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он, облизнув вмиг пересохшие губы.
– Косматая Галлия восстала, благородный Сабин.
– При сидящем в Самаробриве Цезаре? Чушь!
Опять пожатие плеч, опять изумленный взгляд голубых глаз.
– Цезаря нет в Самаробриве, благородный Сабин. Ты разве не знал? Он не стал там зимовать и отправился в Италийскую Галлию еще месяц назад. Как только он благополучно скрылся за горизонтом, карнуты убили царя Тасгеция – и вспыхнул мятеж. Самаробриву непрестанно штурмуют, она вот-вот падет. Марк Красс убит недалеко от тех мест, Тит Лабиен в осаде, Квинт Цицерон разгромлен и тоже убит. Луций Фабий и Луций Росций ушли в Толозу в Провинцию. Ты остался один, благородный Сабин.
Побелев, Сабин судорожно закивал:
– Я понимаю. Благодарю за откровенность, царь Амбиориг.
Он повернулся и на дрожащих ногах засеменил к воротам, чтобы сообщить ужасную новость Котте. У того отвисла челюсть.
– Не верю ни единому слову!
– Напрасно, Котта. О боги, Красс и Цицерон мертвы вместе со своими легионами!
– Если бы Цезарь решил уйти в Италийскую Галлию, он дал бы нам знать!
– Возможно, он так и сделал. Но сообщение до нас не дошло.
– Поверь мне, Сабин, Цезарь в Самаробриве! Тебя обманули, чтобы вынудить нас отступить. Не слушай Амбиорига! Он – лиса, а ты – кролик.
– Мы должны уйти, пока он не вернулся. Сейчас же!
Единственным свидетелем этого разговора был первый центурион первой центурии по прозвищу Горгона – его взгляд заставлял солдат каменеть. Убеленный сединами ветеран, служивший еще при Помпее, когда тот воевал против Сертория в Испании. Цезарь отдал ему под присмотр легион новичков, поскольку тот был талантливым наставником с весьма твердым характером.
Котта умоляюще посмотрел на него:
– Горгона, а ты что думаешь?
Превосходный шлем с жестким поперечным гребнем наклонился.
– Луций Котта прав, Квинт Сабин, – сказал первый центурион. – Амбиориг лжет. Хочет, чтобы мы запаниковали и снялись с места. Внутри лагеря ему нас не достать. Но на марше – другое дело. Мы будем живы, если останемся тут. А если выйдем – умрем. Ребята у нас неплохие, но чересчур зеленые. Им бы бой под началом хорошего командующего. И пару кампаний для лучшей закалки. Но если их бросить в битву одних, без более опытных легионов, они не выстоят. А я не хочу этого видеть, Квинт Сабин. Я не хочу понапрасну губить таких хороших ребят.
– А я говорю, мы выходим! Немедленно! – крикнул Сабин.
Он стоял на своем и через час препирательств. Но и Котта с Горгоной не уступали. В конце концов проголодавшийся от волнения Сабин побежал искать, чего бы съесть. Котта и Горгона недоуменно уставились друг на друга.
– Вот идиот! – выругался Котта, игнорируя правило не судить действия старших по званию в присутствии нижних чинов. – Он всех нас погубит.
– Беда в том, – задумчиво сказал Горгона, – что он самостоятельно, без чьей-либо помощи, выиграл одну битву и теперь считает, что постиг воинскую науку лучше, чем сам Рутилий Руф, написавший об этом книгу. Но венеллы не белги. Виридовиг – типичный тупой галл, а Амбиориг – нет. Он очень опасен.
Котта вздохнул:
– Тогда продолжим наш спор.
И они продолжили. Уже близилась ночь, но Сабин все упирался и злился.
– Да прекрати же, в конце концов! – гаркнул Горгона, теряя терпение. – Во имя Марса, взгляни правде в глаза! Покинув пределы лагеря, мы все погибнем! Все, Квинт Сабин! Не только я, но и ты! Возможно, ты и готов умереть, но мне это не по нраву! Цезарь сидит в Самаробриве, и да помогут тебе все боги, когда он узнает, что ты тут творишь!
Человек, едва выносивший присутствие царя Коммия на советах, конечно, не собирался терпеть поношения от какого-то центуриона, пусть даже и ветерана. Побагровев, Сабин размахнулся и ударил зарвавшегося подчиненного по лицу. Для Котты это было уже чересчур. Он встал и коротким тычком сбил Сабина с ног, а потом принялся награждать тумаками.
Пораженный Горгона едва разнял их.
– Уймитесь, прошу вас! – выкрикнул он. – Вы думаете, мои ребята глухи и слепы? Они понимают, что тут происходит! Что бы вы ни решили, решайте! И как можно скорей!
Чуть не плача, Котта смотрел на Сабина:
– Хорошо, Сабин, твоя взяла. Видно, сам Цезарь тебе не указ, если в твою дурью башку что-то втемяшится!
На сборы ушло целых два дня. Молодые, неопытные солдаты не слушали центурионов, убеждавших их не перегружать мешки личным имуществом, а укладывать его на повозки. Вещицы, которые они берегли, не стоили и сестерция, но были дороги этим семнадцатилетним юнцам как память о военной службе.
Они двигались очень медленно, сильный ветер с Германского океана нес снег и дождь. Дорога раскисла, колеса по самые оси тонули в грязи, повозки то и дело приходилось вытаскивать, но они вновь застревали. Прошел день, Атуатука исчезла в тумане. Сабин начал посмеиваться над Коттой, но тот молчал.
А Амбиориг и эбуроны уже поджидали их за пеленой мокрого снега, выбирая наиболее благоприятный момент с уверенностью людей, знающих местность намного лучше, чем римляне.
План Амбиорига сработал отлично. Только нельзя было позволить римлянам, бредущим вдоль Мозы, соединиться с людьми Квинта Цицерона, ибо Квинт Цицерон и его девятый легион были целы и невредимы. Едва Сабин ввел легион в узкое ущелье, Амбиориг послал пехоту преградить врагам путь, а за колонной римлян пристроились его всадники. Таким образом, тринадцатый оказался зажат в теснине, чего Амбиориг и добивался.
Когда орущие орды эбуронов с двух сторон накинулись на маршевую колонну, первой реакцией новобранцев была жуткая паника. Без своих ярко-желтых плащей атакующие казались призраками, явившимися из подземного мира. Новички сломали строй и пытались бежать. Сабин чувствовал себя немногим лучше. От страха и отчаяния все, что он знал об отражении внезапной атаки, вылетело из его головы.
Но шок прошел, и легион понемногу оправился, спасенный от немедленного уничтожения узким пространством, в котором он оказался. Бежать было некуда, и, когда Котта, Горгона и другие центурионы снова собрали рекрутов в подобие строя, те с радостью обнаружили, что врага можно бить. Безнадежность ситуации укрепила их дух, каждый решил прихватить в царство мертвых побольше неприятелей. И в то время как в голове и хвосте колонны шел бой, солдаты центра пытались взобраться на скалы, поддерживаемые обозниками и рабами.
К концу дня это все еще был тринадцатый легион, сильно поредевший, но непобежденный.
– Разве я не говорил, что они хорошие парни? – спросил у Котты Горгона, когда эбуроны в очередной раз отхлынули, чтобы собраться для новой атаки.
– Будь проклят Сабин! – прошипел Котта. – Они действительно замечательные ребята! И все умрут, хотя могли бы жить и прикреплять награды к древкам своих штандартов!
– О Юпитер! – вдруг простонал ветеран.
Котта резко обернулся и ахнул. Неся палку, к которой был прикреплен белый носовой платок, Сабин пробирался между телами убитых к выходу из ущелья, где стояли Амбиориг и его свита.
Увидев Сабина, Амбиориг шагнул ему навстречу, держа длинный меч острием вниз.
– Перемирие, перемирие! – тяжело дыша, кричал Сабин.
– Я согласен, Квинт Сабин, если ты сложишь оружие, – сказал Амбиориг.
– Умоляю тебя, отпусти уцелевших! – сказал Сабин, демонстративно отбрасывая меч и кинжал.
Блеснула галльская сталь. Голова Сабина взлетела в воздух, расставшись как со своим аттическим шлемом, так и с телом. Один из сопровождающих царя сумел поймать шлем, а Амбиориг пошел за катящейся по земле головой и наклонился, когда та остановилась.
– Ох уж эти стриженые римляне! – крикнул он, не сумев намотать на пальцы короткие волосы жертвы, а потом вонзил ногти в свой жуткий трофей и высоко поднял его, тыча мечом в сторону римлян. – В атаку! – прозвучал громкий приказ. – Рубите им головы, рубите головы!
Вскоре после этого вопля был убит и обезглавлен Котта. Горгона видел это, а еще он видел, как умирающий аквилифер, собрав последние силы, отбросил назад, за поредевшую линию римлян, штандарт легиона с навершием в виде серебряного орла.
С наступлением темноты эбуроны отступили. Горгона обошел своих юнцов, чтобы понять, сколько их уцелело. До ужаса мало: из пяти тысяч – около двухсот человек.
– Хорошо, мальчики, – сказал он им, когда они собрались тесным кругом. – Теперь выньте мечи и убейте всех, кто еще дышит. А потом подойдите ко мне.
– А эбуроны вернутся? – спросил семнадцатилетний солдат.
– На рассвете, парень, но они не найдут здесь живых, чтобы сжечь их в своих ивовых клетках. Убейте раненых и возвращайтесь. Если найдете кого-нибудь из нестроевиков и рабов, предложите им выбор: уйти и попытаться пробиться к ремам или остаться и умереть с нами.
Солдаты ушли выполнять приказ, а Горгона поднял штандарт с орлом и огляделся. Глаза его привыкли к темноте. Ага, вот подходящее место! Он выдолбил мечом канавку в мягкой, пропитанной кровью земле и схоронил в ней орла, после чего стал наваливать на эту «могилу» трупы убитых римлян, пока она не скрылась под грудой мертвых тел. Потом сел на камень и стал ждать.
Приблизительно в полночь последние солдаты тринадцатого легиона убили себя, чтобы не быть сожженными заживо в плетеных клетках эбуронов.