– Но ты – лучший! Ты – непобедимый! Ты – Цезарь, ты рожден стать царем! – вскричала она. – Рим под твоей властью расцветет и завоюет все страны! Ты сделаешься повелителем мира!
– Я не хочу быть повелителем мира, – терпеливо ответил он. – Я просто хочу стать Первым Человеком в Риме. Первым среди равных. Если бы я стал царем, у меня не осталось бы соперников, разве это хорошо? Как мне обойтись без Катона и Цицерона, которые не дают мне закоснеть. – Он наклонился и стал целовать ее груди. – Оставь все как есть, Рианнон.
– Разве тебе не хочется, чтобы твой сын был римлянином? – спросила она, уворачиваясь.
– Дело не в желании. Наш сын не римлянин.
– Ты мог бы сделать его римлянином.
– Наш сын не римлянин, Рианнон. Он – галл.
Теперь она наклонилась к нему, целуя его грудь, щекоча волосами его напрягшийся пенис.
– Но я – дочь царя, – пробормотала она. – Любая римлянка не дала бы ему лучшей крови.
Цезарь лег на нее.
– Его кровь римская только наполовину, да и этого нельзя доказать. Его зовут Оргеториг, а не Цезарь. И его имя останется Оргеториг. Когда придет время, пошли его к своему народу. Я рад, что мой сын будет царем. Но только не царем Рима.
– А если бы я была великой царицей, такой великой, что даже Рим признал бы меня?
– Даже если бы ты была повелительницей всего мира, этого было бы недостаточно. Ты не римлянка. И не жена мне.
Возражения так и остались невысказанными, ибо Цезарь закрыл ей рот поцелуем. Слишком чувственным, чтобы его прерывать. Она отдалась блаженству, но где-то в уголке сознания сохранила этот разговор, намереваясь как следует все обдумать.
И всю зиму она думала, пока важные римские легаты сновали туда-сюда по их дому, улыбались ее сыну и возлежали на пиршественных ложах, ведя бесконечные разговоры об армиях, легионах, запасах, укреплениях…
«Я не понимаю, и он ничего мне не объяснил. Моя кровь намного лучше крови любой римлянки! Я – дочь царя! Я – мать царя! И мой сын должен стать царем Рима, а не гельветов. Загадочные ответы Цезаря не имеют смысла. Неужели он думает, что я что-нибудь пойму без объяснений? Может быть, лучше спросить совета у сведущей женщины? У какой-нибудь римлянки?»
Итак, пока Цезарь готовился к совещанию всех галльских племен в Самаробриве, Рианнон кликнула писаря из эдуев и продиктовала ему послание на латыни одной знатной римской матроне, госпоже Сервилии. Выбор адресата доказывал, что римские сплетни просачиваются всюду.
Пишу тебе, госпожа Сервилия, так как знаю, что ты много лет была близким другом Цезаря и что, когда Цезарь возвратится в Рим, ваша дружба возобновится. Так говорят здесь, в Самаробриве.
У меня сын от Цезаря, ему сейчас три года. В жилах моих течет царская кровь. Я – дочь Оргеторига, царя гельветов. Цезарь забрал меня от моего мужа Думнорига, вождя племени эдуев. Но когда мой сын родился, Цезарь сказал, что он будет воспитываться как галл в Косматой Галлии, и настаивал, чтобы у него было галльское имя. Я назвала его Оргеторигом, но хотела бы, чтобы он звался Цезарем Оргеторигом.
Мы, галлы, считаем необходимым, чтобы у мужчины был хотя бы один сын. По этой причине наши мужчины, особенно знатные, берут себе несколько жен, на случай если какая-то будет бесплодной. К чему мужчине заботиться о своем возвышении, если у него нет наследника? У Цезаря, кроме нашего сына, ни одного наследника нет. Но он почему-то не хочет, чтобы маленький Оргеториг стал его преемником в Риме. Я спросила его почему. Он ответил, что я не римлянка. То есть недостаточно хороша. Даже если бы я была царицей мира, римлянки все равно были бы выше меня. Я ничего в этом не понимаю и очень сержусь.
Госпожа Сервилия, можешь ли ты научить меня понимать Цезаря?
Писец-эдуй унес восковые таблички, чтобы перенести письмо на бумагу. Затем он снял с него копию, которую отдал Авлу Гирцию для предъявления Цезарю. Гирций должен был сообщить командующему о полном успехе Лабиена в битве с треверами.
– Он разбил их, – доложил Гирций с бесстрастным лицом.
Цезарь посмотрел на него подозрительно:
– И?
– И Индутиомар мертв.
– Удивительно! – Цезарь был поражен. – Я полагал, что белги и кельты научились ценить своих вождей и удерживать их от прямого участия в драке.
– Э-э-э… так и было, – промямлил Гирций. – Но Лабиен отдал приказ любой ценой доставить ему Индутиомара. Э-э-э… не целиком, а лишь его голову.
– Юпитер, да этот человек сам варвар! – воскликнул разгневанно Цезарь. – В войне мало правил, но одно непреложно: нельзя лишать народ вождей, прибегая к убийству! Вот еще одна вещь, которую я должен буду как-то объяснять сенату! Хотел бы я разделиться на множество легатов, чтобы всю их работу выполнять самому! Плохо уже то, что Рим выставлял головы своих граждан на римской ростре. Неужели теперь мы еще будем выставлять головы наших противников-дикарей? Ведь он выставил ее, да?
– Да, на стене своего лагеря.
– И солдаты провозгласили его императором?
– Да, на поле боя.
– Значит, он мог взять Индутиомара в плен и держать его для своего триумфального шествия по улицам Рима. Индутиомар все равно умер бы, но сначала стал бы почетным гостем Рима и увидел бы всю его славу. В какой-то степени смерть во время триумфа почетна, но так – это нечестно, подло. Как мне оправдать это в своих донесениях сенату, Гирций?
– Мой совет – не делай этого. Расскажи, как все произошло на самом деле.
– Он мой легат.
– Верно.
– Что происходит с ним, а?
Гирций пожал плечами:
– Он – дикарь, желающий сделаться консулом, как Помпей Магн. Любой ценой, ни на что не оглядываясь. Не считаясь с mos maiorum.
– Еще один пиценец?
– Еще один, но полезный.
– Ты прав. – Цезарь уставился в стену. – Он надеется пройти в консулы вместе со мной.
– Да.
– Рим захочет меня, а Лабиена не захочет.
– Да.
Цезарь зашагал из угла в угол:
– Я должен подумать. Ступай.
Гирций прокашлялся:
– Еще один вопрос.
– Да?
– Рианнон.
– Рианнон?
– Она написала Сервилии.
– Не умея писать, она, вероятно, воспользовалась услугами писца.
– А тот вручил мне копию письма. Но я не отдал оригинал курьеру без твоего разрешения.
– Где эта копия?
– Вот.
Гирций отдал бумагу.
Еще одно письмо превратилось в пепел, на этот раз в жаровне.
– Дура!
– Что делать с оригиналом? Отправить?
– Отправь. Но проследи, чтобы я прочел ответ прежде, чем Рианнон.
– Ясное дело.
– Хочу пройтись, – сказал Цезарь, стягивая алый палудамент с Т-образной вешалки. Накинув его на плечи, Цезарь сам затянул шнурки. Взгляд его снова стал бесстрастным. – Присматривай за Рианнон.
– Есть и хорошая новость, Цезарь.
Командующий грустно улыбнулся:
– Она мне очень нужна. Какая?
– Амбиориг пока не сумел сговориться с германцами. Они боятся нас с тех пор, как ты построил мост через Рейн. Ни уговоры, ни лесть не привели к тому, чтобы хоть один германский отряд пришел в Галлию.
Приближался конец зимы, а за ним и совет вождей всех галльских племен, когда Цезарь повел четыре легиона в земли нервиев, чтобы покончить с этим сильным племенем. Ему сопутствовала удача: все племя собралось в самом большом оппиде, обсуждая вопрос, следует ли отправить посланников в Самаробриву. Нервии были вооружены, но не готовы к сражению, и Цезарь не пощадил никого. Тех, кто выжил, забрали в плен вместе с огромным количеством добычи. В данном случае ни Цезарь, ни его легаты не получили никакой личной прибыли. Все трофеи пошли легионерам, включая выручку от продажи рабов. Затем на землях нервиев все сожгли, не тронули лишь владения Вертикона. Пленных вождей отправили морем в Рим ждать триумфального дня в чести и роскоши – так было велено Гирцию. В день триумфа им свернут шею в Туллианской тюрьме, но до того они в полной мере познают мощь и славу Рима.
Цезарь ежегодно созывал совет галлов с тех пор, как прибыл в Косматую Галлию. Поначалу собрания проходили в Бибракте, столице эдуев. В этом году впервые местом сбора стала Самаробрива, и каждому племени было сделано предложение прислать туда делегатов. Подобные встречи давали Цезарю возможность поговорить с вождями племен. Все эти цари, вожди, старейшины или избранные вергобреты в конце концов должны были понять, что война с Римом может иметь для них лишь один исход.
В этот раз Цезарь надеялся на хорошие результаты. Все, кто воевал с ним за последние пять лет, были разгромлены, какой бы великой ни казалась их сила. Даже потеря тринадцатого легиона обратилась в преимущество. Теперь они будут знать, что их ждет.
И все же с приближением назначенного дня надежды Цезаря угасали. Треверы, сеноны и карнуты не сочли нужным прислать делегатов, а это были самые многочисленные племена. Неметы и трибоки никогда не являлись, но их отсутствие было понятно: они по Рейну граничили со свевами, самыми свирепыми и голодными из германцев. Они были заняты защитой собственных земель и почти не взаимодействовали с другими племенами Косматой Галлии.
Огромный, обвешанный медвежьими и волчьими шкурами зал, встрепенувшись, затих, когда Цезарь поднялся на возвышение в окаймленной пурпуром тоге, ослепительно-белой посреди всего галльского многоцветия. Собравшиеся поражали дикарским великолепием. Все делегаты облачились в цвета своих племен: атребаты, представленные царем Коммием, – в ярко-красный, кадурки в оранжевый и зеленый, ремы в малиновый и синий, дружественные эдуи в алый и темно-сиреневый. Но ни желтых с алым клеток карнутов, ни ультрамариновых с желтым плащей сенонов, ни светло- и темно-зеленых накидок треверов не было среди них.
– Я не намерен останавливаться на судьбе нервиев, – произнес Цезарь высоким звучным голосом, – ибо все вы тут знаете, что с ними произошло. – Он огляделся и кивнул Вертикону. – Здесь сегодня присутствует лишь один здравомыслящий нервий. Зачем бороться с неотвратимостью? Спросите себя, кто ваш реальный враг! Рим? Или все же германцы? Присутствие Рима в Косматой Галлии в конечном счете пойдет вам на пользу. Оно станет порукой тому, что вы сохраните и свой уклад, и свои обычаи. Рим сдержит германцев, не пустит на эту сторону Рейна. В каждом из договоров, что мы с вами заключали, я, Гай Юлий Цезарь, обещал занимать вашу сторону в спорах с германцами! Ибо вы сами не сможете их сдержать. Если не верите мне, спросите секванов. – Он нашел взглядом малиново-розовое пятно и указал на него. – Царь свевов Ариовист убедил их разрешить его людям поселиться на трети их земель. Желая мира, они дали согласие, и что же в итоге? Дайте германцам палец, и они отхватят всю руку, все ваши земли! Кадурки, поскольку граничат с Аквитанией на юго-западе, возможно, считают, что их не постигнет подобная участь. Постигнет, не сомневайтесь! Без Рима у всех вас судьба будет точно такой же!