Красс рассмеялся ему в лицо.
– Дорогой Вагис, – заявил он между взрывами смеха, – скажи царю Ороду, что я действительно подумаю об этих договорах, но лишь после того, как завоюю Селевкию-на-Тигре и Вавилонию!
Вагис помолчал. Затем поднял правую руку и показал ладонь Крассу.
– Скорее здесь вырастут волосы, Марк Красс, чем ты вступишь в Селевкию-на-Тигре! – произнес он.
У меня мороз прошел по спине. Его слова звучали как предсказание. Видишь ли, Марк Красс не сумел расположить к себе никого из восточных правителей и вельмож, которые весьма обидчивы. И любой шутник, кроме разве что римского проконсула, тут же лишился бы головы за свое зубоскальство. Некоторые из нас пытались урезонить его, но все эти попытки незамедлительно пресекал Публий Красс, сын Марка Красса. Он обожал отца, считал, что тот во всем прав и не может ошибаться. Публий эхом вторил отцу, а отец прислушивался лишь к сыну, а не к разумным советам.
В начале апреля мы выступили из Антиохии, избрав северо-восточное направление. Армия, угрюмая, мрачная, еле-еле тащилась. Эдуйские конники, не проявлявшие бодрости даже в плодородной долине реки Оронт, достигнув бедных окрестностей Киррха, совсем увяли, будто кто-то их опоил, да и галаты выглядели не лучше. Фактически наш поход смахивал скорее на похоронную процессию, чем на марш к вечной славе. Сам Красс ехал отдельно от армии – в паланкине, ибо на столь тряской дороге вмиг развалилась бы любая повозка. Честно говоря, я сомневаюсь, что с ним все было в порядке. Публий Красс неотлучно находился при нем. Нелегко проводить кампанию шестидесятитрехлетнему человеку, особенно не участвовавшему в военных действиях почти двадцать лет.
Абгара с нами не было: он ушел вперед за месяц до общего выступления. С ним условились встретиться в городе Зевгма, на берегу Евфрата, к которому мы подошли в последних числах апреля (марш, как я уже говорил, был очень неторопливый). Зимой Евфрат обычно спокоен. Я никогда не видел такой широкой и величавой реки! Но мы надеялись легко перейти ее по понтонному мосту, который умело и быстро навели наши инженеры.
Однако нашим надеждам не суждено было сбыться, как многому прочему в этом обреченном походе. Вдруг налетели сильнейшие бури. Опасаясь, что река вздуется, Красс отказался отложить переправу. И солдаты на четвереньках ползли по понтонам, ежеминутно рискуя свалиться в бушующую пучину. Вокруг то и дело сверкали молнии толщиной с морские канаты. Гром пугал лошадей, они всхрапывали, брыкались. Воздух стал наполняться каким-то адским желтым свечением со сладковатым странным ароматом, похожим на запах моря. Все это было ужасно. А бури не утихали, сменяя одна другую в течение нескольких дней. Дождь лил так, что земля раскисла, а река поднималась все выше. Но переправа продолжалась.
Я никогда не видел более дезорганизованной армии, чем наша, когда мы наконец оказались на другом берегу. Все промокло, включая зерно. Артиллерийские веревки разбухли, древесный уголь для кузниц пришел в негодность, палатки защищали от ливня не лучше свадебной кисеи, а фортификационная древесина растрескалась. Вообрази, у тебя четыре тысячи лошадей (Красс не разрешил кавалеристам взять по две лошади), две тысячи мулов и несколько тысяч волов – и все они обезумели. Понадобились две нундины, чтобы их успокоить. Шестнадцать драгоценных дней. Потратив их на марш, мы бы уже подходили к Месопотамии. Легионеры были в не лучшем состоянии, чем животные. Поход, говорили они между собой, проклят. Да и сам Красс тоже проклят. И все, кто сейчас с ним, обречены на смерть.
Прибыл Абгар с четырьмя тысячами легковооруженной пехоты и кавалерией. У нас состоялся военный совет. Цензорин, Варгунтей, Мегабокх и Октавий, четверо из пятерых легатов Красса, предлагали все время двигаться вдоль Евфрата. Это безопаснее, и на пути много пастбищ, а также возможностей раздобыть провиант. Я вслух поддержал их точку зрения, а мне за мои старания было указано не советовать старшим.
Красс на Востоке
Абгар возражал против такого маршрута. Евфрат, если ты не знаешь, ниже Зевгмы уклоняется к западу, а это крюк, удлиняющий путь. Зато от места впадения в него реки Билех он течет в нужном нам направлении, то есть на юго-восток.
Поэтому, сказал Абгар, мы можем выиграть четыре-пять дней марша, если пойдем через пустыню к реке Билех. Там, повернув резко на юг, мы очень скоро дойдем до Евфрата и окажемся в Никефории. Если проводником будет он, добавил, улыбаясь, Абгар, мы не заблудимся, а марш через пустыню достаточно короток, и армия легко его перенесет.
Марк Красс согласился с Абгаром, а Публий Красс согласился с отцом: мы сократим путь, если двинемся через пустыню. Снова и снова четыре легата пробовали убедить Красса не принимать такого решения, но тот стоял на своем. Он укрепил Карры и Синнаку, объявил Красс. Эти крепости в случае чего послужат для легионов опорой, хотя вряд ли им представится такой случай. Да, разумеется, кивнул Абгар, источая дружелюбие. Так далеко на север парфяне не заберутся.
Но конечно, парфяне оказались именно там. Заботами все того же Абгара. В Селевкии-на-Тигре знали о каждом нашем шаге, а царь Ород был намного лучшим стратегом, чем бедный Марк Красс, помешанный на деньгах.
Мне кажется, дорогая Сервилия, никогда не уезжавшая далеко от Рима, что ты не очень хорошо представляешь себе Парфянское царство. Так знай же, что это обширный конгломерат областей. Сама Парфия находится к востоку от Каспийского моря, вот почему мы называем Орода не царем Парфии, а царем парфян. Под его властью находятся Мидия, Мидия Атропатена, Персия, Гедросия, Кармания, Бактрия, Маргиана, Согдиана, Сузиана, Элимаида и Месопотамия. Во всех римских провинциях, вместе взятых, меньше земли.
Каждой из этих областей управляет сатрап, носящий звание Сурена. Большинство сатрапов – сыновья, племянники, кузены, братья или дядья царя. Царь никогда не живет в самой Парфии. Летом он правит из Экбатаны в мидийских горах, где климат мягче, весной или осенью посещает Сузы, а зиму обычно проводит в Месопотамии. Причиной того, что он неустанно контролирует самые западные районы своего огромного царства, является Рим. Ород не опасается народов Индии и Серики, хотя эти народы весьма многочисленны; его страшим мы. Еще он держит гарнизон в Бактрии, чтобы урезонивать массагетов, поскольку у них нет государственности, одни племена.
Вышло так, что кампанию против Красса доверили могущественному Сурену Месопотамии. Сам царь Ород пошел на север, чтобы встретиться с царем Армении Артаваздом, взяв с собой достаточно войска, чтобы обеспечить себе достойный прием в столице Армении Артаксате. Его сын Пакор убыл с ним. А Пехлевид Сурена (именно так его называют) остался в Месопотамии, чтобы отразить нападение римских агрессоров силами армии в десять тысяч конных лучников и две тысячи катафрактов без какой-либо пехоты.
Интересный человек этот Сурена. Ему едва минуло тридцать лет, Ороду он племянник. Очень красив – утонченной, женственной красотой. Женщинам предпочитает мальчиков в возрасте тринадцати – пятнадцати лет. Как только они подрастают, он зачисляет их в свою армию или назначает на высокие государственные посты. Так принято в Парфии.
Его беспокоило одно хорошо известное Крассу обстоятельство, которое, как уверял Абгар, обеспечит нам полный триумф. У парфянского конного лучника очень быстро кончаются стрелы, и его умение метко стрелять на полном скаку весьма скоро становится бесполезным.
Но Пехлевид Сурена придумал, как это исправить. Он организовал огромный обоз из верблюдов, нагруженных корзинами с запасными стрелами, и обучил несколько тысяч рабов передавать их лучникам по цепочке. А потом с караваном и армией покинул Селевкию-на-Тигре, чтобы перехватить нас.
Слышу твой вопрос – как я об этом узнал? Не вдаваясь в подробности, скажу, что меня снабдил сведениями милейший иудейский царевич Антипатр, у которого всюду имеются осведомители и шпионы.
На реке Билех есть место, где караванный путь из Пальмиры через Никефорию сливается с караванными путями, идущими через Карры на Эдессу, Самосату и Амиду. Именно к этому перекрестку мы и направились, топча пустыню.
Тридцать пять тысяч римских легионеров, тысяча конных эдуев и три тысячи конных галатов совсем пали духом. Чтобы выяснить причину такого состояния, я ездил туда-сюда вдоль колонны и всюду слышал: Красс проклят, и мы все умрем. Мятежные настроения меня бы обрадовали, ибо мятежники как-никак энергичны. Но наши солдаты потеряли надежду и просто брели навстречу судьбе, как пленники на рынок рабов. С эдуями было хуже всего. Никогда в жизни они не оказывались среди такого безводного, голого, мрачного, серовато-коричневого ландшафта и потому замкнулись и стали ко всему безразличны.
Два дня спустя, приближаясь к Билеху, мы стали встречать небольшие группы парфян. Обычно лучников, но попадались и катафракты. Нас они не беспокоили, хотя подъезжали довольно близко. Теперь я знаю, что они держали связь с Абгаром и сообщали о нас Пехлевиду Сурене, который стоял лагерем у стен Никефории, в месте слияния Билеха с Евфратом.
На четвертый день перед июньскими идами мы дошли до Билеха, где я посоветовал Марку Крассу разбить хорошо укрепленный лагерь и поместить туда войско на срок, достаточный для того, чтобы легаты и трибуны привели солдат в чувство. Но Красс и слышать ничего не хотел. Он был раздражен затянувшимся маршем и торопился дойти до каналов, связывающих Тигр и Евфрат. Легионерам и кавалеристам позволили быстро перекусить и в полдень снова погнали их к низовьям Билеха.
Вдруг я обнаружил, что царь Абгар с четырьмя тысячами воинов просто исчез. Ушел! Несколько галатов-разведчиков прискакали, крича, что парфяне повсюду. Едва их крики затихли, как в нас полетели стрелы. Солдаты падали, как листья, как камни. Я никогда не видел подобного ливня стрел.