Он повернулся к Авлу Гирцию:
– Гирций, немедленно созови всех эдуев в Декетию на совет. Я должен понять, что происходит, и усмирить их, прежде чем действовать дальше. И сделаю это лично, иначе эдуи восстанут.
Настал черед Лабиена, но о его выходке с Коммием следовало на время забыть. Это могло подождать. Дикарю Лабиену придется опять действовать самостоятельно, а дикарь должен быть послушным.
– Тит Лабиен, я собираюсь разделить армию. Ты возглавишь седьмой, девятый, двенадцатый и четырнадцатый легионы. И половину кавалерии, но не эдуйской. Возьми себе ремов. Я хочу, чтобы ты прошел по землям сенонов, свессионов, мельдов, паризиев и авлерков. Сделай так, чтобы по всей Секване у них не было времени даже подумать о помощи Верцингеторигу. Сам решай, как будешь действовать. В качестве базы используй Агединк.
Он кивнул Требонию, и тот подошел с мрачным видом. Смеясь, Цезарь обнял его за плечи:
– Гай Требоний, улыбнись! Даю слово, до конца года у тебя будет уйма более интересной работы. Но сейчас твое дело – удерживать Агединк. Возьми пятнадцатый из Новиодуна Невирна.
– Я выступлю на рассвете, – сказал довольный Лабиен. Потом озадаченно глянул на Цезаря. – Ты не сказал, что думаешь о моем столкновении с Коммием.
– Жаль, что ты дал ему уйти, – сказал Цезарь. – Он теперь будет для нас колючкой в лапе. Но будем надеяться, Лабиен, что отыщется мышка, готовая ее вынуть.
На совете эдуев в Декетии все было настолько запутанно, что по окончании его Цезарь так и не понял, кто говорил ему правду, а кто лгал. Единственной пользой от всего этого было то, что он посмотрел на эдуев, а те, соответственно, на него. Цезарь выслушал их, они тоже послушали Цезаря. Котий был смещен, пост главного вергобрета вновь занял Конвиктолав, а младшим вергобретом стал молодой и энергичный Эпоредориг. Друиды стояли кучкой позади всех, кто клялся в верности Конвиктолаву, Эпоредоригу, Валетиаку, Виридомару, Кавариллу, а также Литавику, этому столпу верности Риму.
– Мне нужно от вас десять тысяч пехоты и все ваши всадники, – сказал Цезарь. – Они последуют за мной в Герговию. И привезут зерно. Это понятно?
– Я лично их поведу, – улыбнулся Литавик. – Ты можешь быть спокоен, Цезарь. Эдуи придут в Герговию.
Таким образом, была уже середина июня, когда Цезарь направился к реке Элавер и в Герговию. Наступила весна, реки так разлились от таявшего снега и дождей, что их надо было переходить по мосту. Брода не было.
Армия галлов раньше римлян переправилась на западный берег Элавера по мосту и разобрала его за собой. Цезарь вынужден был идти к Герговии по восточному берегу, а Верцингеториг, как тень, скользил по другой стороне, чуть опережая его и разрушая все переправы, что было нетрудно, ведь галлы обычно предпочитали дерево камню, а деревянный мост разбирался легко. Река ревела, бурлила. Но все-таки Цезарь нашел, что искал, – мост на каменных столбах. Деревянный настил, правда, сняли, но опоры остались. Этого было достаточно. Четыре легиона, растянувшись в длину, как шесть, продолжили путь, а Цезарь с двумя легионами засел в прибрежном лесу. Когда галлы прошли по другому берегу дальше, легионеры умело навели переправу, и вскоре все римляне перебрались через Элавер.
Верцингеториг спешил к Герговии, но не вошел в эту крепость арвернов, которая стояла на небольшом плато среди возвышающихся скал. Выступ Цевеннского хребта, простиравшийся в западном направлении, защищал город своими вершинами. Сто тысяч воинов, пришедших с царем Галлии, расположились лагерем на неровном возвышении позади и по бокам крепости и стали ждать прихода Цезаря.
Картина была удручающей. Каждая скала была прямо-таки усеяна галлами, и Цезарь с одного взгляда понял, что штурмом этот город не взять. Нужна блокада, а на нее уйдет много времени и продовольствия, которого было в обрез. Однако эдуи вот-вот его подвезут, а до того надо бы что-нибудь предпринять. Например, взобраться на небольшую гору, своими отвесными стенами почти прижимавшуюся к плато.
– Поднявшись туда, мы отрежем их от основной водной артерии, – сказал Цезарь. – И они не смогут делать вылазки за провиантом.
Сказано – сделано. Действуя в темноте, Цезарь за время с полуночи до рассвета одолел гору, оставил на ней Фабия с двумя легионами в хорошо укрепленном лагере и продолжил фортификационные работы, чтобы соединиться со своим основным лагерем с помощью двойного рва.
Полночь вообще оказалась критическим часом в действиях при Герговии. Через две ночи, тоже в полночь, к Цезарю прискакал Эпоредориг в сопровождении Виридомара, человека низкого происхождения, по протекции Цезаря введенного в правящий орган эдуев.
– Литавик переметнулся к Верцингеторигу, – сообщил, дрожа всем телом, Эпоредориг. – И вся его армия. Они идут к Герговии, как будто хотят присоединиться к тебе, но на деле намереваются наброситься на тебя, когда войдут в твой лагерь. А Верцингеториг нападет снаружи.
– Тогда времени для уменьшения размера лагерей у меня почти нет, – сжав зубы, сказал Цезарь. – Фабий, ты остаешься с двумя легионами удерживать большой и малый лагеря. Это все, что я могу тебе дать. Я вернусь, но день ты должен продержаться.
– Я продержусь, – ответил Фабий.
Вскоре после этого разговора четыре легиона, прихватив с собой всю кавалерию, почти бегом покинули лагерь и в двадцати пяти милях от него встретили приближавшуюся армию эдуев. Цезарь послал четыре сотни германцев немного их охладить, а после атаковал. Эдуи бежали, но удача покинула Цезаря. Литавику удалось пробиться к Герговии с большей частью своего войска и – что еще хуже – со всем продовольствием. Герговия будет сыта. А Цезарю грозил голод.
Пришли два солдата и сообщили, что галлы яростно пытаются захватить оба лагеря, однако Фабий пока отбивается.
– Ребята, надо пробежать весь путь! – крикнул командующий тем, кто мог его услышать, и сам подал пример.
Еле держась на ногах, римляне прибыли к своим укреплениям и убедились, что Фабий не сдался.
– Хуже всего стрелы, – сказал он, отирая кровь с уха. – Кажется, Верцингеториг теперь делает ставку на лучников, а они очень опасны. Я начинаю понимать, что чувствовал бедный Марк Красс.
– Не думаю, что у нас имеется другой выход, кроме отступления, – принял решение Цезарь. – Но есть проблема. Мы не можем повернуться и побежать. Они станут рвать нас, как волки. Нет, сначала мы вступим в бой, припугнем их как следует, а после уйдем.
Появление Виридомара, в очередной раз пришедшего с новостью, что эдуи открыто бунтуют, окончательно убедило Цезаря в правильности принятого решения.
– Они изгнали из Кабиллона трибуна Марка Аристия, отняв все, что принадлежало ему. Он собрал какое-то количество римских граждан, отступил в небольшую крепость и там держался, пока несколько моих людей не передумали и не пришли просить у него прощения. Но много твоих соотечественников погибло, Цезарь, и провизии тебе не пришлют.
– Удача меня покинула, – сказал Цезарь, поднявшись к Фабию в малый лагерь. Он пожал плечами, посмотрел на цитадель и вдруг весь напрягся. – Ага!
Фабий мгновенно насторожился. Что значит это «ага»?
– Думаю, я нашел вариант для атаки.
Фабий посмотрел в ту же сторону и нахмурился. Поросшие лесом скалы, прежде усыпанные галлами, были пусты.
– Рискованно! – сказал он.
– А мы их обманем, – откликнулся Цезарь.
Кавалерия была слишком ценна, чтобы жертвовать ею. К тому же эдуи, большей частью ее составлявшие, могли решить, что своя шкура дороже. Досадно, однако у Цезаря под рукой имелись четыреста германцев, не знавших страха и любящих риск. Чтобы увеличить этот отряд, Цезарь придал ему большую группу нестроевых солдат, одетых как всадники и восседающих на вьючных мулах. Все эти конники получили задание наделать как можно больше шума, не особенно приближаясь к позициям неприятеля.
Из Герговии оба лагеря римлян были, конечно, видны, но не слишком отчетливо. Галльские наблюдатели могли лишь отметить там некоторую активность. Кавалеристы скакали туда-сюда, легионы прилежно маршировали, перетекая из большого лагеря в малый.
Но успех предприятия, целью которого было взять штурмом цитадель, зависел, как всегда, от сигнала горна. Каждый вид маневра имел свой специальный короткий сигнал, и войска учились немедленно подчиняться такому звуку. Другую трудность представляли эдуи, которые толпами покидали Литавика и Верцингеторига и которых Цезарь вынужден был использовать вместе с эдуями, верными ему с самого начала. Они должны были образовать правое крыло при атаке. Но на большинстве из них были галльские кольчуги вместо привычных кольчуг эдуев, оставлявших оголенным правое плечо. Одетые для боя и поэтому без своих отличительных накидок в красно-синюю клетку, без открытого правого плеча, эти эдуи были неотличимы от людей Верцингеторига.
Впрочем, сначала все шло хорошо. Восьмой легион первым ринулся в битву. Цезарь возглавил десятый. Три лагеря Верцингеторига пали, и царь нитиобригов Тевтомар, спавший в своей палатке, вынужден был бежать по пояс голый и на раненой лошади.
– Достаточно, – сказал Цезарь стоявшему рядом Квинту Цицерону. – Горнист, труби отход.
Десятый четко услышал сигнал, а потому развернулся и в полном порядке отступил. Но Цезарь не принял во внимание одну вещь – неровный рельеф местности. Металлический звук горна, взмывший над шумом боя, ударил в стены утесов и отразился от них многократным эхом. Легионеры, находившиеся далеко впереди, не могли разобрать, что им сигналят. В результате восьмой легион не отступил, как другие, а продолжил сражение. И тысячи галлов, защищавших дальнюю сторону Герговии, поспешили к месту боя, чтобы отбросить от стен передние ряды восьмого легиона.
То, что было началом разгрома, разрослось в тот момент, когда эдуев-перебежчиков на правом фланге приняли за врагов из-за их кольчуг. Легаты, трибуны, сам Цезарь бросились туда с криками, силой пытаясь повернуть назад измученных, остервенелых бойцов. Тит Секстий вывел из малого лагеря когорты тринадцатого, служившего резервом, и постепенно хаос сошел на нет. Легионы ретировались, оставив поле сражения галлам.