– Во всяком случае, не о том, чтобы примкнуть к Верцингеторигу! Я пересек их земли и всюду видел бешеную активность. Везде укрепления, все селения охраняются. Они готовы к войне.
– А вольки-арекомики?
– Рутены, кадурки и часть петрокориев атаковали их по всей границе между реками Вардон и Тарн. Но дядюшка Луций вооружил и очень эффективно организовал пограничные племена, так что они успешно обороняются. Некоторые отдаленные поселения, разумеется, пострадали.
– А что с Аквитанией?
– Немногим лучше. Нитиоброги присоединились к Верцингеторигу. Их царю Тевтомару удалось навербовать конников среди аквитан. Но он посчитал себя слишком важной персоной, чтобы идти под начало к Луктерию, и ускакал к Верцингеторигу. А к югу от Гарумны – мир и покой. – Антоний помолчал. – Все это есть в письме дяди.
– Твой дядя будет рад узнать, что случилось с заносчивым Тевтомаром в дальнейшем. Он был разбит и едва сумел ускользнуть от нас. Без рубашки, на раненом скакуне. Иначе ему довелось бы увидеть Рим и принять участие в моем триумфальном шествии, – сказал Цезарь.
Он кивнул родичу, причем так, что вдруг показался легатам величайшим из земных властелинов. Как странно! Аристократ Марк Антоний не изменил своей позы, но словно бы съежился перед ним до размеров червя.
– Благодарю, Антоний.
Командующий повернулся к легатам. Это опять был Цезарь. Обычный, такой, каким они видели его в тысячах других ситуаций. «Почудилось», – подумали Фабий и Секстий. «Он – царь, – подумал Квинт Цицерон. – Неудивительно, что мой брат с ним не ладит. Они оба – цари своего рода».
– Хорошо, обстановка в Провинции зыбкая, но стабильная. Нет сомнения, что Верцингеториг осведомлен о ней так же, как я. Он полагает, что я отступлю туда. И я, пожалуй, не обману его ожиданий.
– Цезарь! – ахнул Фабий, глаза его округлились. – Ты так не поступишь!
– Конечно, сначала я пойду в Агединк. В конце концов, нельзя же бросить Требония и обоз, не говоря уже о стойком пятнадцатом легионе. И еще о четырех легионах, которые возглавляет блистательный Тит Лабиен.
– Как у него дела? – спросил Антоний.
– Как всегда, хорошо. Не взяв Лютецию, он пошел вверх по течению реки к Метиоседу, расположенному на другом большом острове. Метиосед пал очень быстро – они не успели сжечь свои лодки. После этого Лабиен возвратился к Лютеции. Завидев его, паризии подожгли крепость и в панике разбежались. – Цезарь нахмурился и передвинулся в курульном кресле. – При этом они кричали всем и каждому, что под Герговией меня разгромили и что эдуи бунтуют.
– Как? – удивился Антоний, но под тяжелым взглядом умолк.
– Согласно письму, которое я получил от него, он решил не ввязываться в продолжительные бои севернее Секваны. Поразительно, как хорошо он знает мой образ мысли! Он понял, что мне понадобится вся армия. – Нотка горечи вкралась в звучный непререкаемый голос. – Но прежде он решил показать паризиям, которых ведет один из авлерков, старик Камулоген, и их новым союзникам, что Тита Лабиена нельзя раздражать. В союз с паризиями вступили атребаты Коммия и некоторые белловаки. Лабиен обманом завлек их в ловушку. Обман всегда действует. Большинство паризиев теперь мертвы, включая Камулогена и атребатов. А сейчас он идет к Агединку. – Цезарь поднялся. – Я ложусь спать. Утром выступаем. Но идем не в Провинцию. В Агединк.
– Цезарь действительно потерпел поражение под Герговией? – спросил Антоний у Фабия, когда они вышли из палатки командующего.
– Он? Потерпел поражение? Разумеется, нет. Это была боевая ничья.
– Ничья, которая могла бы стать победой, – добавил Квинт Цицерон, – если бы предательство эдуев не вынудило его отступить. Галлы – трудный противник, Антоний.
– Кажется, он не очень доволен Лабиеном, несмотря на щедрые похвалы в его адрес.
Легаты печально переглянулись.
– Лабиен – проблема для Цезаря. В нем нет ни капли того благородства, которое он так ценит в людях. Но это воин, и воин отменный. Мы думаем, Цезарю неприятно иметь с ним дело, но он вынужден его терпеть, – сказал Квинт Цицерон.
– Подробности можешь выспросить у Авла Гирция, – добавил Секстий.
– Где я сегодня буду спать?
– В моей палатке, – сказал Фабий. – Велик ли твой эскорт? Как у сирийских властителей, разумеется. Танцовщицы, актеры, колесницы, запряженные львами.
– Кстати, – усмехнулся Антоний, – я был не прочь прихватить все это сюда. Но решил, что кузен Гай меня не одобрит. Поэтому я оставил танцовщиц с актерами в Риме.
– А что же со львами?
– Скачут по Африке, как и всегда.
– Не вижу причин, почему эдуи должны признать арверна царем, – заявил Литавик на собрании вождей в Бибракте.
– Если эдуи хотят войти в состав нового, независимого государства, каким станет объединенная Галлия, они должны подчиниться воле большинства, – сказал Катбад с возвышения, которое он делил с Верцингеторигом.
Эдуи неодобрительно заворчали. Когда знатные эдуи вошли в собственный зал советов, то увидели на помосте только двоих – и ни тот ни другой эдуем не был. Что-то доказывать, стоя внизу и глядя вверх на арверна, – это уже оскорбление! Слишком большое, чтобы молчать и терпеть!
– А кто решил, что большинству по нраву Верцингеториг? – недоуменно воскликнул Литавик. – Разве были выборы? Если и были, то без эдуев! Просто Катбад настоял, чтобы несколько вождей склонились перед Верцингеторигом как перед царем! Мы этого не делали! И не сделаем!
– Литавик, Литавик! – крикнул Катбад, вставая с места. – Если мы хотим победить, надо ударить по римлянам единым фронтом. Кто-то должен нас возглавлять, пока не закончится эта война! Потом, на досуге, мы соберем совет всех племен и определим, какая структура правления нам нужна. А сейчас боги выбрали Верцингеторига, чтобы сплотить все наши племена.
– О, понимаю! Все созрело в Карнуте, – язвительно усмехнулся Котий, вставая. – Друиды попросту сговорились возвысить одного из наших традиционных врагов!
– Не было никакого сговора, и сейчас его нет, – терпеливо продолжал Катбад. – Все присутствующие здесь должны помнить, что вовсе не эдуй замыслил объединить Галлию против римлян. Вовсе не эдуй собрал сильное войско, доставившее большие неприятности Цезарю. Вовсе не эдуй объезжал многие галльские племена, убеждая их поддержать общее дело. Это был арверн. Это был Верцингеториг!
– Без эдуев у вашей объединенной Галлии ничего не выйдет, – возразил Конвиктолав, становясь рядом с Котием и Литавиком. – Без эдуев Герговия бы уже пала.
– И без эдуев, – сказал, гордо выпрямляясь, Литавик, – ваша так называемая сплоченная Галлия будет внутри так же пуста, как сплетенное из прутьев чучело! Без эдуев вам не добиться успеха! Все, что нам нужно сделать, чтобы вы потерпели крах, – это извиниться перед Цезарем и вновь начать сотрудничать с ним, поставляя ему провизию, конников, пехотинцев, сведения, в конце концов!
Верцингеториг встал и прошел к краю помоста, на который до сего дня восходили одни лишь эдуи. Или Цезарь (о чем эдуи предпочитали не помнить).
– Никто не отрицает важнейшей роли эдуев в нашей общей борьбе, – звонким голосом сказал он. – Никто тут не хочет их принизить, и меньше всего я. Но я – царь Галлии, и это уже непреложно. Вам нечего и надеяться, что народы Галлии захотят променять меня на кого-то из вас. Ты очень умен и очень настойчив, Литавик. Твой личный вклад в наше дело огромен. Я – последний, кто стал бы это оспаривать. Но не твое лицо народы видят под короной. Ибо я буду носить корону, а не белую ленту, как те, кто правит на Востоке!
Катбад встал рядом с ним.
– Ответ прост, – сказал он. – Сегодня здесь представлены все племена свободной Галлии, кроме ремов, лингонов и треверов. Треверы прислали извинения и пожелали успеха. Они не могут покинуть свои земли, потому что германцы постоянно охотятся за их лошадьми. Что до лингонов с ремами, они – люди Рима. Мы разберемся с ними потом. Итак, предлагаю голосовать. Это не выборы! У нас только один кандидат. Теперь решайте, да или нет. Будет Верцингеториг царем Галлии или не будет.
Проголосовали практически единогласно. Против были только эдуи.
И тут же, на возвышении, Катбад выпростал из-под белой материи, украшенной белой омелой, крылатый золотой шлем, усыпанный драгоценными самоцветами. Верцингеториг встал на колени, и Катбад короновал его. Когда каждый вождь опустился перед ним на колено, эдуи сдались и сделали то же.
– Подождем, – шепнул Литавик Котию. – Он обречен на заклание, как жертвенная овца! Пусть себе использует нас, а мы найдем способ использовать его в наших целях.
Верцингеториг, очень хорошо понимавший, о чем они шепчутся, решил не обращать на это внимания. Как только Галлия отделается от Рима и Цезаря, он сможет бросить все силы на защиту своего права носить корону.
– Каждое племя должно прислать в Герговию десять заложников, самых знатных, – повелел он.
Об этой мере они заранее переговорили с Катбадом. «Свидетельство недоверия», – сказал тот. «Свидетельство осторожности», – возразил Верцингеториг.
– В мои планы не входит увеличивать численность пехоты до общего сбора в Карнуте, ибо генеральная битва с Цезарем состоится лишь после него. Но я требую от вас еще пятнадцать тысяч всадников, и немедленно. Таков мой царский приказ. С ними и с уже имеющейся у меня кавалерией я вообще лишу римлян возможности изыскивать для себя провиант.
Голос его набирал силу.
– Также кому-то из вас придется пожертвовать многим. Повелеваю, чтобы каждое племя, оказавшееся на пути следования римских войск, без колебаний сжигало свои деревни, зернохранилища и погреба. Те, кто с нами с самого начала, уже сделали это. Но теперь я приказываю это же эдуям, мандубиям, амбаррам, секванам и сегусиавам. Мои же прочие племена…
– Вы слышали? «Я приказываю»! «Мои прочие племена»! – проворчал Литавик.
– …пусть укрывают и кормят тех, кто пострадал во имя того, чтобы пострадал Цезарь. Это единственный способ его измотать. Воинской доблести в этой войне недостаточно. Мы воюем не с трусами, не с мифическими скандинавскими берсерками и не с глупцами. Наш противник силен, храбр и умен. Поэтому мы должны пользоваться любой возможностью его ослабить. Мы должны стать сильней, храбрей и умней. Мы выжжем наши священные земли, мы уничтожим весь собранный урожай, как и все, что может пойти на пользу нашим врагам. Цель наша стоит того. Эта цель – свобода, подлинная независимость, наше собственное единое государство! Мы свободные люди в свободной стране!