и боев под Алезией у римлян было два преимущества: тактическая изворотливость и скорость перемещения войск.
Наружные галлы доставили к крепости изрядное количество тяжелых артиллерийских машин. Какие-то они отобрали у Сабина и Котты, но большинство их было скопировано с оригинальных орудий. Пока атакующие старались преодолеть внешнюю траншею, другие галлы стреляли камнями по римским укреплениям, хорошо освещенным факелами по приказу Цезаря. Эти огромные камни наносили римлянам определенный урон, однако ответный град небольших фунтовых камней работал более эффективно, ибо был прицельным. Галльские артиллеристы целиться не умели, зато их товарищи наконец перебросили через траншею мостки. Теперь нападавших и римские фортификации разделяло всего лишь две тысячи футов. Или четыре сотни шагов по земле, сплошь покрытой листвой и казавшейся ровной и гладкой.
Одних распороли острые колья, других пронзили шипы железных стрекал, но большинство галлов пало от стрел, пущенных из скорпионов. Артиллеристы в свете факелов хорошо видели неприятеля, но стреляли, почти не целясь, – так велика была напиравшая на них масса. А галлов, наоборот, слепил яркий свет, и они не могли разобрать, какие ловушки устроены против них и по какой они расположены схеме. Тела павших заполняли канавы, и галлы перебегали по ним, стремясь пройти дальше, но натыкались на рогатые ветви. Те были воткнуты в землю так густо, что ни одному галлу не удалось продраться сквозь них, чтобы установить лестницу и попытаться взобраться на стену. Атакующие жутко вопили, но от воплей не было толку, и римские лучники и копьеметатели поражали их сотнями.
Всегда остававшиеся начеку, Требоний и Антоний немедленно посылали дополнительные отряды туда, где галлы, казалось, вот-вот полезут на вал. Многие из солдат были ранены, но почти все легко, а потерь среди них не было вообще.
На рассвете галлы отхлынули от фортификаций, оставив тысячи тел в «садах Цезаря», усыпанных лилиями и могильными столбами. Верцингеториг, все еще пытавшийся разобраться с препятствиями, не дававшими его людям вступить в прямой бой, услышал шум отступления и сообразил, что вся римская армия теперь повернется к нему. Он дал команду собирать снаряжение и поднялся в крепость все по тому же западному склону, подальше от того места, где едва слышно стенали мандубии, позабытые всеми.
От пленников Цезарь узнал кое-что об армии галлов. Как и предполагал Лабиен, командиров у них было несколько: Коммий от атребатов, Котий, Эпоредориг и Виридомар от эдуев и кузен Верцингеторига Веркассивелаун.
– С Коммием все ясно, – поморщился он. – Но где Литавик? Интересно, куда он девался? Котий слишком стар для того, чтобы командовать большим войском. Эпоредориг и Виридомар в счет не идут. Единственный, к кому следует присмотреться, это Веркассивелаун.
– А не Коммий? – удивился Квинт Цицерон.
– Он белг. Его номинально назначили командиром. Белги разбиты и деморализованы, Квинт. Не думаю, что они составляют хотя бы десятую часть этой армии. Восстание подняли кельты, и они – люди Верцингеторига, как бы это ни огорчало эдуев. Надо приглядывать за Веркассивелауном.
– Сколько же это будет продолжаться? – спросил Антоний, очень довольный собой, потому что он делал все не хуже Требония (по крайней мере, ему так казалось).
– Я думаю, следующая атака будет самой трудной и решающей, – медленно ответил Цезарь. – Мы не можем очистить поле сражения с внешней стороны равнины, а они используют тела как мостки. Очень многое зависит от того, найдут ли они наше слабое место. Антистий, Ребил, говорю вам еще раз: утройте бдительность, не сводите с них глаз. Требоний, Фабий, Секстий, Квинт, Децим, будьте готовы к молниеносным перемещениям. Лабиен, твое место в лагере на северной стороне, со всеми германцами. Как и всегда, действуй самостоятельно, но информируй меня о каждом своем шаге.
Веркассивелаун совещался с Коммием, Котием, Эпоредоригом и Виридомаром. Присутствовали также Гутруат, Седулий и Драпп вместе с неким Олловиконом, разведчиком.
– Оборона римлян на северо-западном склоне горы выглядит неприступной, – сказал Олловикон, который принадлежал к племени андекавов, но завоевал себе громкое имя как человек, умеющий лучше других разведывать местность. – Однако прошлой ночью, когда шло сражение, я подобрался к тому участку поближе. У подножия северо-западной горы, в соседстве с рекой, расположен большой лагерь пехоты, а за ним, в конце узкой лощины, – лагерь кавалеристов. Фортификации между этим лагерем и главным римским периметром очень внушительные. Там у нас мало шансов. Но сам периметр у римлян неполный. Есть брешь на берегу северной реки позади лагеря пехоты. Отсюда или из долины ее не видно. Римляне умны, они построили там укрепления, которые выглядят так, словно идут прямо по кручам. Но это только кажется. Как я говорил, есть брешь, идущая вниз, к реке, – полоска земли, не обнесенная стеной. Впрочем, оттуда внутрь римского кольца не проникнуть, поэтому сразу я и не придал особого значения этому месту. Но оно позволяет атаковать укрепления лагеря пехотинцев снизу, с подножия, – фортификации идут поперек склона, выше они не поднимаются и через вершину не проложены. Земля с наружной стороны двойного рва и стена у лагеря не напичканы всякими сюрпризами. Почва для этого неподходящая. Там проще всего прорваться внутрь. Возьми этот лагерь – и ты проникнешь в расположение римлян.
– Ага! – улыбнулся Веркассивелаун.
– Очень хорошо, – спокойно сказал Котий.
– Нужно, чтобы Верцингеториг сообщил нам, как лучше это сделать, – предложил Драпп, дернув себя за ус.
– Веркассивелаун справится, – возразил Седулий. – Арверны – горный народ, им к скалам не привыкать.
– Мне понадобятся шестьдесят тысяч наших лучших бойцов, – сказал Веркассивелаун. – Я хочу отобрать из тех людей, что действуют без особой оглядки на обстоятельства.
– Тогда начни с белловаков, – тут же посоветовал Коммий.
– Мне нужна пехота, Коммий, а не кавалерия. Я возьму пять тысяч нервиев, пять тысяч моринов и пять тысяч менапиев. Седулий, я также возьму тебя и десять тысяч твоих лемовиков. И тебя, Драпп, и десять тысяч твоих сенонов. И тебя, Гутруат, тебя и десять тысяч твоих карнутов. От имени Битургона я возьму пять тысяч битуригов, а от имени моего родственника, царя Галлии, десять тысяч арвернов. Вы согласны?
– Конечно.
Все дружно кивнули, хотя эдуи – Котий, Эпоредориг и Виридомар – не выказали особенного удовольствия. Высокие посты в армии галлов достались им совершенно неожиданно, когда Литавик по непонятным причинам вдруг вскочил на коня и умчался куда-то, сопровождаемый своим родичем Суром. Минуту назад Литавик был единоличным лидером у эдуев, а через миг – исчез, растворился, пропал. Ускакал на восток вместе с Суром!
Таким образом, командование тридцатипятитысячным войском эдуев передали Котию, очень усталому старому человеку, и двум его соплеменникам, которые все еще не были точно уверены, что Рим им враг. Кроме того, они подозревали, что приглашение их на совет было чем-то вроде лицемерного одолжения.
– Коммий, ты будешь командовать кавалерийской атакой на северо-западный римский лагерь. Эпоредориг и Виридомар с остальной пехотой ударят с юга и попытаются пробиться к римскому оборонному валу. Котий, отвечаешь за тыл. Эй, эдуи, все ли вам ясно? – резко спросил Веркассивелаун.
Те показали кивками: да, все.
– Начнем атаку в полдень, когда солнце станет клониться к западу. В этом случае оно будет бить римским легионерам в лицо. Я покину наше расположение уже ночью с шестьюдесятью тысячами воинов и Олловиконом. Мы обойдем северо-западную гору, укроемся за ней в лесу и будем ждать сигнала к атаке, который дашь нам ты, Коммий.
– Я понял, – сказал Коммий, чей лоб рассекал уродливый шрам, памятка о предательстве римлян.
О, как бы он хотел отомстить этим коварным людям! Но все его мечты стать единовластным царем белгов развеялись, а Лабиен уменьшил число атребатов настолько, что Коммий привел в Карнут всего четыре тысячи соплеменников, в основном стариков и подростков. Он надеялся взять под начало конницу соседствующих с его землями белловаков, но из десяти тысяч конников, затребованных Гутруатом и Катбадом, белловаки прислали только две тысячи, и то лишь по личному ходатайству Коммия. «Возьми их, если для тебя это так важно, – сказал царь белловаков Коррей, его друг и родственник через брачные связи, – но больше я тебе не дам. Белловаки отличные воины, но предпочитают драться по своему разумению и за свои интересы. Верцингеториг – кельт, а кельты не изведали, что такое истребление целого народа. Иди, Коммий, но когда ты вернешься после поражения, то помни, что белловакам больше по душе союзники белги. Постарайся сохранить всех людей – и своих и моих. Не умирай ради кельтов».
«Коррей прав, – думал Коммий, начиная все четче различать над Алезией тень римского орла. – Кельты ничего не знают о полном уничтожении целых народов. А белги знают! Коррей прав. Зачем умирать ради кельтов?»
С наступлением утра наблюдатели, находившиеся в Алезии, поняли, что армия галлов готовится к новому бою. Верцингеториг удовлетворенно заулыбался. Он заметил блеск кольчуг и шлемов среди деревьев, выше уязвимого лагеря римской пехоты. Римляне не увидят, они расположены ниже, даже те, что на башнях южной горы, потому что солнце было позади Алезии. Какое-то время он боялся, что с башен на северной горе заметен предательский блеск, но лошади, привязанные у подножия башен, мирно подремывали, опустив голову. Солнце всходило над Алезией, как раз напротив. Да, Алезия определенно была единственным местом, откуда был виден блеск.
– На этот раз мы не отступим, – сказал он советникам. – Наши друзья двинутся, я думаю, в полдень. Значит, и мы двинемся в полдень. И сосредоточимся исключительно на подступах к бреши. Если нам удастся прорвать римскую оборону, все будет кончено. Римляне не сдержат атаки с обеих сторон.
– Нам намного труднее, – сказал Битургон. – Мы на виду, а друзья наши скрыты.