Это было уже чересчур. Катон наклонился, чтобы, повинуясь традиции, поцеловать страшные, тонкие, как ниточка, губы.
– Я должен идти, Квинт Гортензий, – сказал он, выпрямляясь. – Не бойся смерти. Она милосердна. И иногда предпочтительнее, чем жизнь. Она несет облегчение, хотя ее приход может быть сопряжен со страданиями. Мы терпеливо сносим их, а потом наступает покой. Пусть твой сын будет с тобой, чтобы держать тебя за руку в последний момент. Никто не должен умирать в одиночестве.
– Я лучше буду держать твою руку. Ты – величайший из римлян.
– Тогда я буду возле тебя, когда придет время, – сказал Катон.
Популярность Куриона на Форуме росла с той же скоростью, с какой он утрачивал ее в сенате. Он все не отзывал свое вето и с особенным удовольствием озвучил в сенате письмо Цезаря, в котором тот заверял почтенных отцов, что будет счастлив сложить с себя полномочия, сдать провинции и распустить армию, если то же самое сделает и Помпей. Помпею ничего не оставалось, как заявить, что он не может опуститься до одолжения человеку, который игнорирует волю сената и народа Рима.
Его заявление дало Куриону основание утверждать, что Помпей стремится к абсолютной власти. А Цезарь нет. Он в этом случае ведет себя как преданный слуга Рима. И вообще, что это за стремления? К чему они приведут?
– Цезарь намерен уничтожить Республику и сделаться царем Рима! – крикнул Катон, не в силах больше молчать. – Он поднимет свои легионы и пойдет с ними на Рим!
– Ерунда! – с презрением возразил Курион. – Почему вас не беспокоит Помпей? Цезарь готов от всего отказаться, а Помпей – нет! Поэтому кто из них намерен поднять армию, чтобы устроить переворот? Конечно, последний!
И так – каждый раз. Март закончился. Апрель почти прошел, а Курион все не снимал вето. Его шумно приветствовали на улицах. Он становился героем. С другой стороны, Помпей в народном мнении все больше и больше начинал походить на негодяя, а boni – на кучку злобных фанатиков, мечтающих свалить Цезаря, чтобы поставить над всеми Помпея.
В ярости от подобного поворота общественного мнения Катон писал Бибулу в Сирию чуть ли не каждый день, но получил ответ лишь в последний день апреля.
Катон, мой дорогой тесть и любимый друг, я попытаюсь подумать, как справиться с нашей проблемой. Но здесь произошли такие события, которые заставляют меня рыдать. Я потерял обоих моих сыновей, их убили в Александрии.
Ты, конечно, знаешь, что Птолемей Авлет умер в мае прошлого года, задолго до того, как я прибыл в Сирию. Его старшая дочь, семнадцатилетняя Клеопатра, взошла на египетский трон. Но от нее как от женщины потребовали, чтобы она вышла замуж за близкого родственника – брата, двоюродного брата или дядю. Чтобы сохранить чистоту царской крови, хотя нет сомнений, что кровь самой Клеопатры нечистая. Ее мать была дочерью понтийского царя Митридата, в то время как мать ее младшей сестры и двух младших братьев была родной сестрой Птолемея Авлета.
Я постараюсь не отвлекаться, но, наверное, мне нужно выговориться, а здесь нет никого, с кем я мог бы побеседовать. А ты – отец моей любимой жены, мой друг, и кому же, как не тебе, позволительно излить горе?
Прибыв в Антиохию, я велел Гаю Кассию Лонгину паковать вещи. Надменный, самоуверенный молодой человек. Поверишь ли, он имел наглость сделать то же, что сделал Луций Пизон в конце срока своего правления в Македонии! Он выплатил жалованье армии и распустил ее, прежде чем убежать со всеми награбленными сокровищами Марка Красса, включая золото Иерусалима и золотую же статую Атаргатис, вывезенную из храма в Бамбике.
При постоянной парфянской угрозе (Кассий победил Пакора, сына парфянского царя Орода, загнав его в ловушку, и парфяне ушли, но, конечно же, ненадолго) я остался с единственным приведенным с собой легионом. Как ты понимаешь, не густо. Цезарь набрал свое войско, пользуясь законом Помпея, требующим, чтобы все мужчины от семнадцати до сорока лет проходили военную службу. Но по причинам, которых мне не понять, люди предпочли Цезаря Бибулу. Я вынужден был вербовать солдат насильно. Войско какое-то у меня собралось, но оно не было настроено драться с парфянами.
Я решил, что неплохо бы попытаться одолеть парфян изнутри, и купил парфянского аристократа Орнадапата, велев ему нашептывать Ороду, что его сын Пакор хочет свергнуть отца. Кстати, недавно это сработало. Ород казнил Пакора. Восточные цари страшатся семейных переворотов.
Но до того я нажил себе головную боль, раздумывая, как защитить провинцию, не имея приличного войска. И ухватился за предложение царевича Антипатра, занимающего высокую должность при еврейском дворе. Он посоветовал мне отозвать из Египта легион Авла Габиния, застрявший там после возведения Птолемея Авлета на отнятый у него трон. Антипатр сказал, что солдаты в нем сплошь ветераны. Они еще семнадцатилетними ушли на Восток с Флакком и Фимбрией, чтобы прижать Митридата. А после сражались под командованием Суллы, Мурены, Лукулла, Помпея, Габиния. Тридцать четыре года суровой воинской службы. Каждому перевалило за пятьдесят. Это, конечно, возраст, но также и огромнейший боевой опыт. Они были расквартированы под Александрией, но не были собственностью Египта. Являясь римлянами, они подчинялись лишь Риму.
Таким образом, в феврале этого года я наделил моих сыновей Марка и Гнея полномочиями пропреторов и послал их в Александрию к Клеопатре (ее супругу и брату Птолемею XIII только-только исполнилось девять). Они должны были убедить царицу отдать принадлежащий, собственно говоря, нам легион. Я полагал, что эта поездка многое даст моим сыновьям. С одной стороны, задание легкое, с другой – важный дипломатический ход. Рим ведь еще не вступил в официальные отношения с новой правительницей Египта. Моим сыновьям, таким образом, доставалась роль первых послов.
Они добрались до Египта сушей, ибо не переносили морской качки. Каждого сопровождали шесть ликторов и эскадрон галатийской кавалерии, которую Кассию не удалось расформировать. Антипатр встретил их возле Генисаретского озера, проводил через все иудейское царство и покинул лишь в пограничной Газе. В начале марта они прибыли в Александрию.
Царица Клеопатра приняла их весьма благосклонно. Письмо от Марка дошло до меня уже после вести о том, что случилось. Это было кошмаром, Катон! Читать строки, начертанные твоим сыном, и знать, что тот уже мертв! На него огромное впечатление произвела девочка-царица, маленькое, хилое существо с лицом, которое только юность делала привлекательным, ибо нос у нее, по словам Марка, мог соперничать с твоим. Но что для мужчины достоинство, для женщины не лучшее украшение. Впрочем, она отлично владела классическим греческим и была одета как настоящий фараон. Огромная двойная корона, белая внутри красной, белое полупрозрачное плиссированное платье, усеянный драгоценностями воротник. Плюс фальшивая синяя с золотом борода, заплетенная в косу. В одной руке царица держала скипетр в виде пастушьего посоха, в другой – опахало с усыпанной самоцветами ручкой, чтобы отгонять мух. Мухи в Сирии и Египте настоящее бедствие.
Она охотно согласилась освободить римских солдат от обязанности охранять Александрию. Дни, когда это было необходимо, давно минули, сказала она. И мои сыновья поехали в римский лагерь, расположенный за восточными Канопскими воротами города. Лагерь оказался фактически маленьким городком. Все ветераны переженились на местных девушках и занялись мирным делом – стали кузнецами, плотниками, каменщиками. Воинский устав был забыт.
Когда Марк сообщил им, что наместник Сирии отзывает их к себе для дальнейшей службы, они отказались куда-либо ехать! Но выхода у них не было. В порту Евност уже ожидали нанятые для их перевозки суда. По римским законам они должны были незамедлительно собрать свои вещи и погрузиться на корабли. Старший центурион легиона, ужасный мужлан, вышел вперед и сказал, что они больше не солдаты римской армии. Авл Габиний после тридцати лет службы всех их демобилизовал, и они остались жить в Египте. Обзавелись женами, детьми, открыли свое дело.
Марк разозлился. Гней тоже. Марк приказал своим ликторам арестовать старшего центуриона, но другие центурионы окружили товарища. Нет, сказали они, больше они не служат и никуда не поедут. Гней приказал ликторам поддержать ликторов Марка и арестовать всех бунтовщиков. Но центурионы выхватили мечи. А у ликторов в руках не было ничего, кроме фасций с топорами. Галатийские же конники, получив кратковременный отпуск, находились в Александрии. Произошла стычка. Ликторов и моих сыновей зарубили.
Царица Клеопатра отреагировала мгновенно. Она приказала своему главнокомандующему Ахилле окружить римлян и надеть на центурионов оковы. Моим сыновьям устроили похороны за государственный счет, а их прах поместили в весьма дорогие и изящные урны. Эти урны были присланы в Антиохию вместе с мятежными центурионами и письмом, в котором властительница Египта брала на себя всю ответственность за трагедию и обещала покорно принять любое мое решение вплоть до ее собственного ареста. И приписала, что все солдаты Габиния уже погружены на отправляющиеся в Сирию корабли.
Центурионов я отослал обратно, пояснив, что ее суд над ними будет более справедливым, чем мой, поскольку она – менее заинтересованное в этом деле лицо. Думаю, она кого-то казнила, а кого-то прибрал к рукам Ахилла, чтобы укрепить свое войско. Рядовые, как и было обещано, прибыли в Антиохию, где я снова ввел их в строгие рамки римской воинской дисциплины. Царица же Клеопатра за свой счет наняла еще несколько кораблей и отослала в Сирию жен, детей и имущество этих легионеров. Подумав, я разрешил семьям воссоединиться. Сентиментальность мне чужда, но мои сыновья мертвы, а я далеко не Лукулл.
Что же касается Рима, Катон, мне кажется, вам следует прекратить борьбу с Курионом. Чем дольше она будет длиться, тем больше веса он приобретет в глазах черни, а также в глазах всадников восемнадцати старших центурий, чья поддерж