– Я буду краток, – сказал он собравшимся. – Ибо я тоже устал от бесплодного, идиотского положения, в какое мы попали. Вы будете пытаться лишить Цезаря полномочий, не трогая Помпея, я буду продолжать накладывать вето. И так – до бесконечности. Поэтому я намерен сейчас поставить на голосование одно свое предложение, а вы уж решайте, принять его или нет. Я настаиваю на голосовании. И если Гай Марцелл попытается помешать мне, я воспользуюсь своим правом и добьюсь, чтобы его скинули с Тарпейской скалы. Я не шучу! Я отвечаю за каждое свое слово! Если понадобится, призову на помощь уже собравшийся возле курии плебс. Будьте уверены, отцы, внесенные в списки, я сделаю это. Младший консул, ты меня слышишь? Даже не думай мне возражать.
Сжав зубы, Марцелл-старший молчал. Курион знает законы. Он может требовать голосования, и оно будет проведено.
– Мое предложение таково, – продолжал Курион. – Гай Юлий Цезарь и Гней Помпей Магн одновременно должны сложить полномочия, лишившись провинций и армий. Кто за – встаньте справа. Кто против – слева.
Результат был ошеломляющий. Триста семьдесят сенаторов встали справа. Двадцать два – слева, и среди них сам Помпей, Метелл Сципион, трое Марцеллов, выбранный на будущий год консул Лентул Крус (сюрприз!), Агенобарб, Катон, Марк Фавоний, Варрон, Понтий Аквила (еще сюрприз: никто не знал, что он любовник Сервилии) и Гай Кассий.
– Декрет одобрен, – с довольным видом сказал Курион. – Теперь надо принять его к исполнению.
Гай Марцелл-старший поднялся и жестом подозвал ликторов.
– Собрание окончено, – коротко бросил он и вышел из курии.
Хороший ход. Все случилось так быстро, что Курион не успел позвать собравшийся в перистиле народ. Декрет был принят, но не получил законной силы.
Этого так и не произошло. Пока Курион распинался на Форуме перед возбужденной толпой, Гай Марцелл-старший созвал сенаторов в храме Сатурна.
Он держал в руке свиток:
– Это письмо от дуумвиров Плаценции, почтенные отцы! – Голос младшего консула зазвенел. – В нем сообщается, что Гай Юлий Цезарь только что прибыл в Плаценцию с четырьмя легионами. Его надо остановить! Он собирается уничтожить Республику, дуумвиры сами слышали это. Он не распустит армию, он двинет ее на Рим!
Сенат взорвался. Сенаторы вскочили с мест, опрокидывая стулья. Некоторые заднескамеечники торопливо двинулись к выходу, некоторые, возглавляемые Марком Антонием, кричали, что это неправда. Два старика потеряли сознание, а Катон все вопил как безумный:
– Цезаря надо остановить, надо остановить, надо остановить!
Из этого хаоса вдруг вынырнул Курион, тяжело отдувающийся после быстрого бега.
– Это ложь! – крикнул он. – Сенаторы, постойте, задумайтесь на минуту! Цезарь сейчас в Дальней Галлии, а не в Плаценции! В Плаценции нет легионов! Даже тринадцатого там нет! Тринадцатый легион в Иллирии, в Тергесте! – Он нашел взглядом Марцелла. – Ты, Гай Марцелл, бессовестный, возмутительный лжец! Ты – пена на римском пруду, ты – дерьмо в римских сточных канавах! Лжец, лжец, лжец!
– Собрание закончено! – во все горло гаркнул Марцелл-старший, затем оттолкнул Куриона и молча покинул храм Сатурна.
– Это ложь! – продолжал кричать Курион. – Младший консул солгал, чтобы спасти шкуру Помпея! Помпей не хочет терять свои провинции, свою армию! Откройте глаза! Пошевелите мозгами! Марцелл врет! Он соврал, чтобы выгородить Помпея! Цезаря нет в Плаценции! Нет никаких легионов в Плаценции! Все это ложь, ложь, ложь!
Но никто не слушал его. Сенат в ужасе разбежался.
– О Антоний! – плакался Курион в пустом храме. – Я не думал, что Марцелл зайдет так далеко. Мне и в голову не приходило, что он начнет врать! Отныне ложь правит Римом!
– Но, Курион, ты же знаешь, откуда ветер дует, – проворчал Антоний. – С Марсова поля. Марцелл просто лгун. А Помпей – и лгун, и подлец. Он подлец по натуре.
– Но где же Цезарь? – пробормотал Курион. – Неужели все еще в Неметоценне?
– Если бы ты спозаранку не ускакал из дому, чтобы трепать на Форуме языком, ты нашел бы письмо от него, – спокойно заметил Антоний. – Письмо нам обоим. Цезарь не в Неметоценне. Он был там, чтобы перебросить Требония с четырьмя легионами к Мозе, сделав его буфером между треверами и ремами, а потом ушел к Фабию, который теперь в Бибракте с другими четырьмя легионами. А сам Цезарь сейчас в Равенне.
Курион вытаращил глаза:
– В Равенне? Как он мог там оказаться?!
– Ха! – усмехнулся Антоний. – Он передвигается быстрее ветра.
– И что же нам делать? Что мы скажем ему?
– Правду, – невозмутимо ответил Антоний. – Мы его люди, и только, мой друг. А решения принимает он.
Гай Клавдий Марцелл-старший тоже принял решение. Распустив собрание, он направился к Марсову полю в сопровождении Катона, Агенобарба, Метелла Сципиона и двух будущих консулов – Гая Метелла-младшего и Лентула Круса. На полпути их догнал слуга Марцелла-старшего и вручил хозяину меч, обычный двухфутовый обоюдоострый римский гладий. От солдатских мечей его отличали лишь отделанные серебром и золотом ножны и рукоять слоновой кости с навершием в форме орла.
Помпей сам встретил гостей у порога и провел в кабинет, где слуга налил разбавленного водой вина всем, кроме Катона, который с презрением отклонил воду. Помпей с нетерпением ждал, когда слуга выйдет. Если бы члены депутации не выглядели так, словно умрут без глотка вина, он не предложил бы им выпить.
– Ну? – требовательно спросил он. – Что там было?
В ответ Марцелл-старший молча протянул ему меч. Удивленный Помпей машинально взял меч и уставился на него, словно видел подобную штуку впервые. Потом облизнул губы:
– Что это значит?
В его голосе послышались нотки тайного страха.
– Гней Помпей Магн! – торжественно провозгласил Марцелл-старший. – Этим мечом я от имени сената и народа Рима даю тебе право защищать Рим от посягающего на него Гая Юлия Цезаря и официально передаю в твое распоряжение два стоящих в Капуе легиона – шестой и пятнадцатый, а далее обязываю тебя начать вербовку солдат, поскольку подвластные тебе легионы пребывают сейчас в Испаниях и очень не скоро сюда прибудут. Надвигается гражданская война.
Ясные голубые глаза стали большими. Помпей опять посмотрел на меч и опять облизнул пересохшие губы.
– Гражданская война? – медленно проговорил он. – Я не думал, что дело дойдет до этого. Я действительно… – Он напрягся. – Где сейчас Цезарь? Сколько у него легионов? Идет ли он к Риму?
– У него один легион, и он пока никуда не идет, – сказал Катон.
– Он не на марше? Это какой легион?
– Тринадцатый. Он в Тергесте.
– Тогда… тогда… что случилось? К чему все это? С одним легионом Цезарь не пойдет на Рим.
– Мы тоже так думаем, – сказал Катон. – Мы здесь, чтобы не дать ему совершить этот шаг. Мы сообщим Цезарю, что меры приняты и что он ничего не добьется. Мы первые нападем на него.
– О, я понимаю, – сказал Помпей, возвращая младшему консулу меч. – Спасибо, я ценю этот жест, но у меня есть меч, и я всегда готов обнажить его для защиты своей страны, если в том будет необходимость. Я с радостью возьму под свое командование эти два легиона, но действительно ли так нужно проводить дополнительный набор?
– Определенно, – твердо сказал Марцелл. – Цезарю надо дать понять, что мы настроены серьезно.
Помпей сглотнул.
– А сенат? – спросил он.
Вперед выдвинулся Агенобарб:
– Сенат сделает то, что ему скажут.
– Но ваш визит, разумеется, был одобрен?
Марцелл-старший снова соврал.
– Разумеется, – сказал он.
Это был второй день декабря.
В третий день декабря Курион узнал, что произошло на вилле Помпея, и разъяренный влетел в сенат. При поддержке Антония он обвинил Марцелла-старшего в измене и попросил почтенных отцов поддержать его, то есть признать, что Цезарь не совершил ничего незаконного, что в Италийской Галлии только один тринадцатый легион и что весь кризис злонамеренно сфабрикован кучкой boni с Помпеем.
Но многие сенаторы уже попрятались по домам, а те, что пришли, были слишком потрясены, чтобы осмысленно реагировать на что-либо. Курион и Антоний ничего не добились. Марцелл-старший упорно стоял за право Помпея защитить государство. Но никаких попыток узаконить это право не делал.
На шестой день декабря в Рим прибыл Авл Гирций, чтобы по поручению Цезаря оценить обстановку. Он впал в отчаяние, узнав, что Помпею был вручен меч. Бальб организовал ему встречу с Магном на следующее утро, но Гирций к Магну не пошел. Какая в том польза, спросил он себя, если меч уже принят? И поторопился обратно в Равенну, чтобы лично сообщить Цезарю обо всем. Пусть тот решает, что делать, основываясь не на одних только письмах.
Помпей же, не дождавшись Гирция, еще до полудня отправился в Капую для инспекции шестого и пятнадцатого легионов.
Последний день памятного трибуната Куриона приходился на девятое декабря. Безмерно усталый, он вновь обратился к сенату, но успеха не добился. И в тот же вечер уехал в Равенну. Эстафетная палочка перешла к Марку Антонию, всеми презираемому лентяю.
Цицерон прибыл в Брундизий в конце ноября. Там его ожидала Теренция, что было неудивительно. Ей хотелось поскорее уладить одно скользкое дельце. Ибо при ее попустительстве Туллия вышла-таки замуж за Долабеллу, хотя Цицерон намеревался выдать дочь за Тиберия Клавдия Нерона, очень высокомерного молодого сенатора-патриция, равно обделенного интеллектом и обаянием.
Плохое настроение великого адвоката усугублялось беспокойством по поводу его любимого секретаря Тирона, который заболел в Патрах и вынужден был там остаться. А кроме того, Цицерон узнал, что Катон выступил в сенате с предложением устроить Бибулу триумф и голосовал против того, чтобы триумфатором сделали и Цицерона.
– Как смеет этот Катон! – кипя от злости, говорил он жене. – Бибул не высовывал носа из Антиохии. А я сражался.
– Да, дорогой, – машинально соглашалась Теренция, озабоченная совершенно другим. – Не согласишься ли ты встретиться с Долабеллой? Тогда ты поймешь, почему я не противилась его сближению с Туллией. – Ее некрасивое лицо осветилось. – Он замечательный, Марк, правда-правда! Остроумный, обаятельный и так влюблен в нашу дочь!