— Лады. Мне нравится.
В лифте Чех прокашливался, учился пищать невинным голосом. Ножом, с которым Валера не расставался, перерезали телефонный провод; Яковлев с «кольтом» на изготовку присел под глазком, прижавшись к двери. Самым сложным было не рассмеяться, когда Чех строил умоляющие рожи в глазок и размахивал листком бумаги. Сарычев не понимал, какая может быть телеграмма в два часа ночи. Чех плаксиво твердил: «Да срочная она... Я-то при чем? Мне сказали доставить, я и доставил...»
В конце концов Сарычев открыл дверь; Валера вкатился, направив пистолет в лицо хозяину квартиры... Сарычев, похоже, не испугался, только удивился. Он стоял в холле, машинально почесывая грудь, в одних семейных трусах и шлепанцах. Всклокоченный, заспанный, обрюзгший, он явно соображал — это кошмарный сон или всамделишное ограбление? На шум из спальни выскочила его жена, спросонок растерявшая все величие почтенной матроны. Теле
Са, весьма откровенно просвечивавшие сквозь ночную рубашку, на плечи накинут легкомысленный розовый хата - тик, волосы растрепаны, без макияжа ее лицо было блеклым и вялым, опухшие ноги вдеты в тапочки. Разглядев пистолет, направленный в лицо мужу, она взвизгнула дурным голосом; Сарычев вздрогнул, неуверенно оглянулся на жену.
— Не кричи, Маша, не надо, не кричи, — монотонно повторял он. Его голос был таким же бесцветным, как ее лицо.
— Совершенно верно, — сказал Чех, входя в квартиру и запирая за собой дверь. — Кричать не надо. Все можно сказать спокойно.
— Вы кто? — не унималась Сарычсва. — Ты, я узнала тебя! Ты следил за мной! Что тебе нужно?
Валера поморщился, посмотрел на хозяина.
— В квартире сеть кто-нибудь еще?
— Да. Моя племянница. В дальней комнате.
— Давайте договоримся: пока вы выполняете наши требования, мы вас не трогаем. Ведите себя спокойно.
— Мне главное, чтобы женщины не пострадали. Это единственная моя просьба, — сказал Сарычев.
— Скажите вашей жене: пусть она зайдет в комнату вашей племянницы. В окно звать на помощь не стоит — это неблагоразумно.
— Маша, делай так, как он говорит. Не волнуйся, я договорюсь с ними.
Ватера проследил глазами, как она ушла, кивнул Чеху:
— Запри их снаружи.
Чех без долгих размышлений отвинтил ножку у табуретки и вбил ее между ручкой двери и косяком.
— Где будем разговаривать? — спросил Валера.
— Да где хотите... На кухне?
Они уселись в кухне; Валера положил «кольт» на колени, чем успокоил Сарычсва.
— Серьезная штука, — сказал он, глазами показав на «кольт».
— Да, — согласился Валера.
— Что-то давно я не видел таких гуманных рэкетиров.
— Они часто вас навещают'?
— Относительно. Я из-за этого и квартиру снимаю — они мою тещу до инфаркта довели. Они же обычно врываются и сразу бить начинают. Вы отличаетесь.
— А я не рэкетир.
— Одиночка, если можно гак выразиться? — вежливо осведомился Сарычев.
— Да я вообще не грабитель. Я частный детектив.
Удивлению Сарычева не было предела.
— Надо же, как в романе... И чем могу помочь?
— Я нанят для поиска украденных драгоценностей. По моим данным, они у вас.
Валера достал фотографии, рассказал историю каждой безделушки, подчеркнул, что побрякушки фамильные.
— Значит, я выступил в роли скупщика краденого, — подытожил Сарычев.
— Мало того. Из-за этих камней за два месяца погибло четыре человека.
— Даже так? И вы знаете убийц?
— Знаю.
— А почему не арестуете? И меня вместе с ними?
— Зачем? Мне же не вы нужны, а камни. Я не следователь, и за аресты мне денег не платят.
— А если я не верну вам драгоценности? Поймите меня правильно, у вас же нет никаких документов, подтверждающих ваши слова...
Валера расхохотался.
— Николай Павлович, а у грабителей вы тоже документы попросили бы? Взвесьте ваши шансы и поймите: кем бы я в конечном итоге ни оказался, суть для вас не меняется — в любом случае вы лишаетесь драгоценностей, потому что мне не важно, каким способом я верну имущество хозяину. Если вы не отдадите их сами, я отберу их. Разница в том, что в первом случае мне не придется применять, а вам испытывать силовые методы.
— Хорошо, — кивнул удрученный Сарычев. — Хорошо. Вы, конечно, правы. Конечно, я не справлюсь с вами, тем более - вы вооружены... Хорошо. — Он поднялся: — Я сейчас принесу их. Вы со мной пойдете?
— Зачем? Контролировать, чтобы вы не позвонили в милицию? Это ни к чему, ваш телефон не работает.
— А, вы уже позаботились...
Он копался в спальне минуты три, потом вернулся, держа на раскрытой ладони украшения.
— Вот все, что я купил неделю назад.
Валера тщательно сличил украшения с фотографиями, исключая возможность ошибки, отодвинул два перстня.
— Это лишнее и ко мне отношения не имеет.
Одну за другой он осторожно сложил в маленький пакетик найденные драгоценности, спрятал их в глубокий внутренний карман. Убрал «кольт» в кобуру, собрал свои бумаги, поднялся:
— Спокойной ночи, господин Сарычев. Надеюсь, вас никто больше не побеспокоит.
Они вышли на улицу. Можно было вздохнуть с облегчением — все сделано, — но Валере не дышалось полной грудью. Его не оставляло ощущение, что мелькнула какая - то деталь, которая могла бы пролить свет на еще одну запутанную историю, а он не уделил этой детали должного внимания. Задумавшись, он споткнулся и чуть не упал.
— Что с тобой? — удивился Чех.
— Отстань, — огрызнулся Валера. — У тебя права с собой?
— С собой. А ты что, так переволновался, что боишься влететь куда-нибудь?
Валера пропустил шпильку мимо ушей. Молча кинул Чеху ключи ол машины, продолжая думать о своем. Что же это за история, оставшаяся неразгаданной? Какая деталь насторожила его? По методу обратного отсчета Валера принялся раскручивать события минувшего дня. Лишние перстни, Сарычев в семейных трусах, его растерявшая ве-личественность жена, спящая племянница, записная книжка, стоп. Стоп. Лена Фатюшина. Теперь Валера был уверен — она встречалась ему ранее. Причем не фамилия — ее он слышал впервые, — а именно девушка. Это лицо он видел и запомнил очень хорошо. Оставалось вспомнить, при каких обстоятельствах они встречались.
Вот на этом этапе Балерина память взбунтовалась. С одной стороны, интуиция и все внутренние голоса хором твердили ему, что он не может не знать Фатюшину, с другой — память в своих архивах не отыскивала следов пересечения их путей. Яковлев был материалистом до мозга костей, верил только в то, что видел собственными глазами, и не верил в привидения и переселение душ. Таким образом, встреча в предыдущей жизни исключена. А в этой они не встречались. Вывод? Ее видел кто-то, а затем очень
Подробно описал Валере. Настолько подробно, что «фоторобот» в сознании Валеры совпал с оригиналом и создал иллюзию знакомства.
В связи с чем же ее могли так подробно описать Валере? Наверное, в связи именно с той запутанной историей, которую он не может припомнить. Нет, так он зайдет в тупик. Надо с другого конца. Кто мог рассказать Валере о ней? С этим было проще, потому что попросить Валеру о подобной услуге могло ограниченное число людей.
Начнем с верха. Маронко. У него не было запутанных историй с женщинами, у него и женщина-то была одна — Анна, и то они разошлись три года назад. Но у Анны была дочь, которую Валера один раз видел и которой Маронко приходился крестным отцом. Фатюшина ею не была. Дочери Анны три года назад было пятнадцать лет, а Лене, по ее собственному признанию — двадцать четыре. Неувязочка. Да ну, это чушь: хотя Маронко и разошелся с Анной, он не позволил бы своей крестной дочери жить в наемной квартире и работать в грязном магазине.
Хромой. Его Валера исключил сразу. Хотя у него было огромное количество женщин, но среди них не было ни одной продавщицы. Их Хромой игнорировал. Да и не мастак он по части детального описания внешности. Белый. У него была жена, которую Валера прекрасно знал, и двенадцатилетняя дочь. Любовницы не имел никогда — Белый относился к числу однолюбов, зато была сестра. Старшая. По возрасту она явно не подходила. Слон? Нет, это тоже не то. Вахо? Они мало общались, Вахо не откровенничал о своих любовных приключениях и ни разу не просил Валеру ни о чем. Он всегда обращался к Корсару. Сашка? У этого запутанные истории с женщинами случались сплошь и рядом — взять, к примеру, ту же Кудрявцеву, — но всех его пассий Валера знал в лицо и по именам. Стоп...
К немалому удивлению Димки Чеха, сосредоточенный Валера ни с того ни с сего расхохотался. Он-то голову ломал, откуда он может знать это лицо, а ведь она была просто похожа! На очень хорошо знакомого ему человека, только что другого пола. Она напомнила ему Сашку.
— Валер, ты головой на днях не стукался? — осторожно спросил Чех.
— Нет. Я, как мудак, ломал голову над тем, откуда я могу знать Фатюшину, а она всего лишь похожа на Сашку.
— Есть немного. А я не удивляюсь: отец у него турок царских кровей, наверняка имел склонность к гарему. Не исключено, что у Сашки имеются братики и сестрички. Бегают себе по Москве, а мы на них натыкаемся и думаем: ну надо же, как похожи! Прям как брат и сестра. А кстати, женщины с таким типом лица должны быть красивыми.
— Ну, как Лена. И сдается мне, она от природы брюнетка, причем жгучая.
— Волосы у нее крашеные, это я сразу заметил. Но каково сочетание — белые волосы и черные глаза? Причем она не смуглая, как и Сашка. Слушай, а может, они в самом деле брат и сестра?
— Я не его отец и ничего по этому поводу тебе сказать не могу.
Чех помолчал.
— Обалденная девица. Твоя Ника, извини, обычная прищепка, а в этой чувствуется... Не знаю, как это назвать. Что-то загадочное, колдовское. Я не я буду, если упущу ее. Как ты думаешь, я ей понравился?
Валера прыснул:
— Дим, вы рядом отлично смотрелись! У нее и так не меньше метра восьмидесяти, да еще и каблуки, и ты — почти на голову ниже ее.
— А это не имеет значения. Рост — не главное в мужчине. И если все есть, но ростом не вышел, любая разумная женщина с этим примирится. Лена не производит впечатления неразумной.