— Вот эти два молодых человека с сегодняшнего дня поступают в твое распоряжение.
Забавно оттопырив толстые губы, Слон поскреб гигантской пятерней в затылке.
— Что они умеют?
— Ничего.
— А что тогда они у меня будут делать?
— То же самое, что и все остальные. Сам посмотришь, на что они годны. И скажи мне, пожалуйста, что с Терещенко?
Терещенко был должником, от кредиторов прятался, хотя расплатиться мог.
— Ну, человеческой речи он не понимает. Мы нашли, где он отсиживается, и сегодня мои люди удостоят его визитом. Может быть, такой язык он поймет лучше.
— Правильно. А этих двоих, — он показал на притихших Александра и Михаила, молча ожидавших конца беседы, — забирай прямо сейчас. И, Шура, смотри в оба: это не подарок, хлопот с ними будет много — они склонны к самодеятельности.
— Нет проблем, — пожал плечами Слон. — С такими недостатками я бороться умею.
Когда они ушли, Маронко стало удивительно тоскливо. Не сумел он удержать парней от криминала, не тот выбор
Сделали. Но уже ничего не изменишь. Жаль, ох как жаль!
* * *
До самой осени Маронко не видел своих мальчишек и начал скучать без них. Слон никому не говорил, что воспитанники Ученого входят в состав его бригады. Поначалу
Ребят приняли в штыки, травили, как опальных фаворитов. Слон не вмешивался, хотя иной раз доходило до серьезного мордобоя — пусть сами постоят за себя, пусть покажут, на что они способны без высокого покровительства. Прошло две или три недели — и ситуация переменилась. Они побывали на первой разборке, показали себя наилучшим образом; Слон начал загружать их работой — ничего, справлялись, успевая одновременно сдавать летнюю сессию в вузах. К августу их зауважали, с ними стали считаться. Авторитет набирали стремительно; в начале сентября Слон поставил Сашку над десятком боевиков, присвоив ему ранг «звеньевого».
Очень интересное положение было у Миши — он стал левой рукой и вторыми мозгами Саши, они везде и всюду находились вместе. Окрестили их незамысловато: Сашку Матвеем, Мише оставили его детское прозвище Финист. Никаких претензий Слон к ним не имел, отзывался о них как о способных и бесстрашных ребятах, полагался на них, как на старых закаленных бойцов.
Летом Маронко набрал много молодежи, увеличив численность Организации почти вдвое. Хромой язвил, говоря, что с удовольствием взял бы к себе «сынков», да только они куда-то пропали — прозрачный намек на то, что Ученый жалеет своих любимчиков. В присутствии Маронко он прятал желчь, а в обществе других бригадиров его ядовитые реплики оставались без ответа — кроме Слона, никто не знал о местонахождении «щенков», а Слон отмалчивался.
Работал и парни хорошо, действуя с холодным рассудком. без ненужной жестокости и без лишних слов. Со своими подчиненными Саша обращался умело, никто не чувствовал себя оскорбленным тем, что им командует мальчишка.
Был еще один важный этап, за который Маронко в глубине души сильно переживал — так называемый «экзамен на красный цвет». Для того чтобы дать им возможность продвинуться дальше, их следовало проверять на убийстве. Вещь неприятная и для большинства людей звучит жутко, но для карьеры в Организации такое испытание было жизненной необходимостью. Кровь сразу покажет, чего стоит человек; после этого человек либо ломается, либо не останавливается более ни перед чем. А мало ли что в жизни
Случается? И разборки, и заказные убийства, и свидетели... Все бывает. Судя по тому, что Сашка поднялся на первую ступень, экзамен он прошел, и хорошо прошел. Но вот на-сколько сильно переломался его характер?
Слушая отзывы Слона, Маронко убеждался: пришла пора выделять Сашу как самостоятельную боевую единицу. Видимо, командир «спецназа» из него все-таки полу-чится. И в конце сентября Маронко пригласил Слона для отчета.
На журнальном столике ожидала шахматная доска с расставленными фигурами — вернейший признак того, что беседа будет долгой и задушевной. Маронко не спешил; Слон после первых ходов спросил:
— Сергей, анекдот хочешь? Цезарь вчера рассказал, так моя жена до колик смеялась.
— Ну, расскажи.
- Вовочка пришел из школы весь такой взбудораженный и начал приставать к папе, который увлеченно читал газету: «Паш, что такое партия?» Папа у Вовочки, сам по-нимаешь, коммунист, но первокласснику' не понять партийной терминологии. Поэтому папа выкрутился очень просто: «Видишь, я газету «Правда» читаю? Это газета партии, партия очень умная, она руководит нашей страной, как я нашей семьей». — «Значит, ты — партия?» — уточняет Вовочка. «Нуда», — отвечает папа, читая увлекательную статью про хоккей. Вовочка убежал, через две минуты прибегает снова: «Папа, а что такое правительство?» Папа начинает злиться и, чтобы побыстрее отделаться от любозна-тельного отпрыска, применяет ту же семейную аллегорию: «А это как наша мама — хозяйством заправляет». Вовочка кивнул и целых три минуты не беспокоил папу. А потом спрашивает: «А что такое профсоюз?» Папа кинул мстительный взгляд в сторону кухни, где гремела тарелками теща, и говорит: «А это бабушка — всеми командует, всюду лезет и ни черта не делает». — «А рабочий класс?» — «А это ты, Вовочка, школу прогуливаешь и двойки таскаешь. Вырастешь, как раз рабочим классом и станешь». Вовочка отстал. Вечером все ложатся спать — папа с мамой в одной комнате, бабушка с Вовочкой в другой. Погасили свет, папа влез на маму, и туг Вовочке приспичило в туалет! А для того, чтобы попасть к вожделенному горшку, надо разбулить бабушку и пройти через комнату родителей — комнаты в квартире смежные. Вовочка к бабушке: «Ба, я какать хочу!» Бабушка косится на другую комнату: «Подожди, внучек». — «Ба, я не могу». — «Ну совсем чуть-чуть подожди». — «Я обкакаюсь!» Скрепя сердце бабушка берет его за руку и ведет через комнату родителей, деликатно отворачиваясь от кровати. А Вовочка с чувством говорит: «А-а, партия дерет правительство, профсоюз на это глаза закрывает, а рабочий класс — хоть обосрись!» — Слон засмеялся. — Я не умею рассказывать, у Цезаря лучше получается.
— Что за Цезарь? Впервые слышу это прозвище, уж больно громкое.
— Вот-вот! Я тоже голову ломал: что, думаю,, за Цезарь в моем отряде и я его не знаю? А это Артем Матвея переименовал.
— Сашку? — Маронко не скрывал изумления. — За что ему такие почести? Цезарь все-таки императором был.
— За то, что десять дел одновременно делает. И все, заметь, с полной отдачей. Бог его знает, как ему это удается. И заслуживает такое прозвище. Мальчишка, совсем юнец, всего-то девятнадцать, а забываешь об этом. Удивительная голова, на редкость умный парень. Я не хочу сказать, что Финист плох — нет, он тоже очень способный, но он второй. А Цезарь — первый. У меня они вдвоем делают столько. сколько все остальные. Первый раз таких ребят вижу. Знаешь, что мои мужики говорят? «Ученый — мужик умный, он не стал бы с ними цацкаться, будь они лохами». Отличные парни. Светлые головы и железные нервы. Ни черта не боятся, нигде не теряются. За любую работу берутся. Хочу их универсалами сделать.
— Я сам этим займусь, — задумчиво сказал Маронко.
— Ты заберешь их? — огорчился Слон.
— Да, — кивнул Маронко и шутливо добавил: — Сам подумай, если они такими темпами начнут подниматься по служебной лестнице, ты через пару недель будешь вынуж-ден уступить свое место. Лучше я сразу выделю их. Будем надеяться, что меня они спихнуть не решатся. По крайней мере, в ближайшие три месяца.
— Не думаю, что этого стоит ждать вообще — непочтением к старшим они не отличаются.
— Да ну? — Маронко насмешливо приподнял брови. — Один раз я их штрафовал.
— Я в курсе — Хромой рассказывал. Жаловался на несправедливость. Очень его задело, что наказали на ту же сумму, что и Цезаря, будто Цезарь — ровня ему... — Слон запнулся. — Конечно, они пошли наперекор тебе, я уже догадался, что ты отдал мне их в силу необходимости. Но ведь у них не было другого пути! Кто их окружал? Бандиты. Это естественно, что они пошли по твоим стопам. И я тебе вот что скажу: все сыновья в большей или меньшей степени хамят отцам. И я хамил отцу, и мой отец восставал против деда. Это в порядке вещей, гораздо хуже, когда парень — подлиза. Такой будет трусом и подлецом. Сыновей только надо время от времени осаживать, чтобы помнили, кто в семье старший. Меня отец порол, ты своих наказываешь материально. У меня самого два сорванца растут, так что лег через десять те же проблемы придется решать и мне. Но твои в этом отношении — молодцы. Ни малейшего неуважения к тебе, ты у них — Господь Бог, — заверил Слон смеющегося Маронко. — Другое дело — Хромой. Не знаю почему, но они его терпеть не могут.
— И мне это не нравится. Если они останутся в непримиримой оппозиции, то через пять лет я буду иметь дело с двумя враждующими командами под одной крышей. Не думаю, что это пойдет на пользу делу.
— Ну да. Лысый и Хромой с одной стороны, Цезарь — с другой.
— Лысого со счетов можешь скинуть. Он вне закона.
Слон вытаращил глаза и даже рот открыл, услышав такую сногсшибательную новость. Маронко пояснил:
— Июньские разборки с чеченцами помнишь? Скольких ты похоронил? Троих? А раненых сколько у тебя было? А в других отрядах? Двоих людей Бориса арестовали в марте. Тоже помнишь, как он нервничал, да? Вот Борис и поехал к Олегу — за жизнь побеседовать, заодно и «черную кассу» забрать: сомневаюсь, что под охраной Лысого деньги в безопасности.
Слон забыл про шахматы, все никак не мог опомниться от потрясения. Надо же, Лысый, один из ветеранов, пришедший в группировку в семьдесят восьмом году, человек,
Казавшийся настолько надежным, что ему доверили хранить «черную кассу» Организации, — и предатель.
— Вот так, Шура. А моих ребят пришли завтра вечерком ко мне.
— Жаль мне расставаться с ними, ей-Богу — жаль!
— Ничего, я думаю, ты еще до Нового года с ними на совете увидишься. Так что готовь резюме для Сашки — ты его учил, тебе и представлять его остальным бригадирам.