Цезарь: Крещение кровью — страница 18 из 111

Ленку с Олегом Таня нашла довольно быстро; они безоговорочно поддержали ее предложение возвращаться. Они еле тащили свои корзины, ставшие вдруг неподъемными, с трудом переставляли ноги, обутые в облепленные грязью резиновые сапоги. Разговаривать не хотелось; Таня чувствовала, как нарастает напряжение. Странная штука — усталость: пока она твердо не решила, что сбор грибов закончен, бодрость сохранялась, а стоило повернуть к дому, как сразу захотелось все бросить и упасть. Дурное настроение усиливалось не только от мысли, что до дачи им топать не один километр, но и из-за усилившегося дождя.

Когда они подходили к даче, шел ливень. Не летний — теплый, обрушивающийся сплошной стеной, а осенний — ледяной, резкий. Ленкин брат вслух размечтался, что отец разрешит промокшей до костей молодежи пропустить по сто грамм — для сугреву, чтобы не простудиться. Налетел ветер; Таня съежилась в ожидании, пока Олег ухитрится просунуть руку в щель калитки и открыть щеколду. Со вздохом облегчения она собралась последовать за ним, но наткнулась на его спину. Олег пятился, оттесняя девушек, одновременно пытаясь непослушными руками захлопнуть перед - собой дверцу. Слегка отупевшая от усталости Таня ничего не понимала, но, когда Олег повернулся лицом, ей стало не по себе — он был смертельно бледен, губы прыгали, он пробовал что-то сказать, но не мог.

Ленка оттолкнула его, ворвалась в калитку... Медленно, зажав уши ладонями, Таня осела на землю... От звериного, жуткого вопля звенело в голове, она зажмурилась, и тогда перед глазами мелькнуло яркое видение — Матвеев, в черной, блестящей от дождя коже... В долю секунды она поняла все. Стреляли вовсе не охотники — трагедия разыгралась здесь, на Ленкиной даче.

Но при чем здесь Матвеев? Молодой парень с доверчивыми ореховыми глазами и обворожительной улыбкой — и бандит?! Хотя... "Гане припомнились все его странности — его непонятная работа, его самостоятельность, его замкнутость. У него всегда были деньги, он никогда не «стрелял» пятерку до стипендии, он купил машину, учась на первом

Курсе — ну откуда у студента такие средства? Объяснение могло быть только одно — он бандит.

Ленкин отец лежал на спине, раскинув руки; светлый песок дорожки почернел, пропитавшись кровью. Ружье валялось рядом, и чуть в стороне — мертвая собака, общая любимица Аида... Ленка билась в истерике, Таня успокаивала ее, прекрасно понимая тщетность своих усилий. Приехала милиция, «Скорая»; спрашивается, зачем трупу врач

Их начали допрашивать; внезапно Таня осознала, что судьба Матвеева в ее руках. Стоит ей сказать, что она видела его и Соколова на опушке всего через полчаса после убийства, и он загремит за решетку. Вряд ли он сумеет выкрутиться. Она отчетливо вспомнила, как летом они валялись на безлюдном маленьком пляже на берегу Оки, совершенно голые, он гладил ее по спине, говорил какую-то чушь, а ей, разомлевшей на солнышке, было лень отвечать ему... Всего несколько ее слов — и все их маленькие чудесные праздники никогда не повторятся. Впрочем, они и так не повторятся — она больше не рискнет оставаться с ним наедине. Или рискнет? Нет, так нельзя. Он убил отца ее лучшей подруги, убил из корысти, нельзя его покрывать.

Она колебалась и тогда, когда их допрашивали, отвечала машинально. Только потом она поняла, что не выдала Матвеева. Ей стало немного жутко и почему-то весело — теперь она с точки зрения правосудия такая же преступница, она его сообщница. Таня истерически расхохоталась, но никто этому не удивился; врач, сделавший Ленке какой-то укол, после которого она перестала кричать и только всхлипывала, подошел к Тане. Она безропотно приняла лекарство, едва справляясь с приступами судорожного смеха. Это шок, уговаривала она себя, это пройдет. Завтра вас будет почти по-прежнему, вновь на лекциях рядом с ней сядет Матвеев. И Таня будет смотреть на мир такими же невинными глазами, как и он. Все останется по-прежнему. Только Ленкин отец убит, а она теперь сообщница бандита...

А ТАК ПОЯВИЛСЯ ЯКОВЛЕВ

Апрельское солнышко высушило трассу. Это оказалось весьма кстати, потому что ехать по мокрому асфальту на лысой резине — удовольствие, сами понимаете, ниже сред

Него. Настроение у Валеры Яковлева тоже было апрельским и совсем не рабочим.

Глянул в зеркало заднего обзора — никого на хвосте. Красота! Правда, при воспоминании о склоках с бригадиром колонны солнце моментально потускнело. Надо же, сволочи, что приспособились делать — пристраиваются в хвост и всех клиентов переманивают. Мало им показалось, что Яковлев работает на самой старой машине в парке. Валера выругался сквозь зубы: механики, падлы, заодно с бригадиром, так что свою тачку он ремонтировал сам. Доходило до маразма: подрядился соседу по дачному поселку дачу строить, каждый выходной мотался к черту на кулички на Волоколамку, а халтурные деньги отдал за ремонт машины вместо того, чтобы на себя потратить или матери отдать. И ведь чинил не в парке — там ее доконали бы, — съездил к ребятам в Медведково, в автосервис. Посмотрели там на него дикими глазами: дурак он, что ли, за свой счет государственную машину ремонтировать? Зато сделали тачку на совесть. Валера только резину да украшенное трещинами лобовое стекло менять поопасался — в ту же ночь ушли бы, и концов бы никто не нашел. Ремонта хватило на два месяца, и опять пришлось лезть в движок. Валера едва не плакал с досады; ребят из автосервиса винить не стоило — тачка рассыпалась от старости. Оставалось только молиться, чтобы не развалилась прямо на ходу.

А увольняться не хотел. Из самолюбия, из упрямства, еще черт знает почему, но не хотел. Стыдно было даже представить себе, что он может сдаться, уступить — он, Валерий Яковлев, никогда никому не кланявшийся. Поэтому' он упорствовал, ежедневно наживал лишнюю головную боль, несколько раз его били, но лизать пятки бригадиру он не соглашался.

В конце концов Валера решил, что вспоминать таксопарк в такую погоду — просто грех. Весна, а он о дерьме всяком думает. Нехорошо, товарищ Яковлев, мысленно укорил сам себя.

Эх, познакомиться бы с хорошей девчонкой! Валера остановился на перекрестке, рассеянно провожая взглядом пешеходов. Эта — уродина, и та — не лучше... Ух ты, какие ножки! Валера немедленно посигналил; девушка в мини-

Юбке обернулась с якобы недовольным видом, что-то сказала и пошла дальше. Валера рассмеялся.

Как всякий уважающий себя очень молодой и холостой таксист, он считал своим долгом приглядываться к каждой юбке, цепляться к каждой хорошенькой особе женского пола. Зачастую такие цепляния заканчивались вечером, точнее, ночью в приятной компании. Иногда знакомства не получалось. А год назад сю пытались женить, еле ноги унес. Такое тоже бывало.

Нет, девочки, девушки, женщины — это очень хорошо, это просто прекрасно, но работать тоже надо. Пока никто не мешает.

Черт же занес его в эти закоулки! Около «Динамо» спрос на такси небольшой, жители все больше общественным или личным транспортом пользуются. Или пешком ходят. Здесь прогуливаться — одно удовольствие, особенно летом, когда район тонет в пышной зелени. Валера решил, что хотел бы жить в этом месте. Но не работать!

Надо выбираться отсюда, подумал он и гут же увидел клиента. Молодой парень, сразу бросаются в глаза длинные волосы, дорогой костюм и импортный «дипломат» в руке. Посадить? Или не брать? Нет, надо. Остановил машину точно возле возможного пассажира. Тот наклонился к окошку:

— Беляево.

Что-то его легкомысленная прическа сильно противоречила всему остальному облику. И взгляд нехороший — тяжелый, оценивающий, прицеливающийся. Взгляд взрослого мужчины, ведущего далеко не мирный образ жизни. А уж место назначения... В парке поговаривали, что в Беляево последнее время стало опасно ездить — криминогенные кварталы. Валера замялся:

— Далековато.

Парень молча показал два пальца — платит вдвойне. В принципе, терять нечего. После таксопарка ему ни одна банда не страшна, тем более днем, а на «кидалу» парень не похож. Валера кивнул, завел счетчик. Парень устроился рядом, и Ватера едва рот не раскрыт: «дипломат» был пристегнут к руке пассажира наручниками. Лихо. И как только он не боится идти по улице с чемоданом денег? Даже если там не деньги, все равно что-то очень ценное, раз приняты

Такие меры предосторожности. Например, это может быть древняя и, разумеется, краденая икона. Одно хорошо: такие люди кидняком не балуются и таксистов не обижают — у них достаточно денег и нет желания иметь лишние неприятности.

Действуя одной левой рукой, пассажир достал сигареты, предложил угощаться. «Кент», отметил Валера. Парень п'но не из бедных. Кем он может быть? Фарцовщик скорее всего или валютчик на подхвате у кого-то из «акул».

— Чего вы так боитесь в Беляево ехать? Я четыре машины остановил, не сдут, и хоть ты тресни. Одному переплату предложил, так он с места рванул как ошпаренный.

— Я не боюсь, мне действительно неохота далеко уезжать от этого места. У меня знакомая здесь живет, я к ней обедать езжу. Да ничего, успеваю, наверное, — лениво соврал Валера. — А остальные... Сам посуди: кому охота свячлваться с клиентом, который везет чемодан денег?

— Если б там деньги были... Так, чертежи какие-то, — поморщился парень. — Я броневик и взвод охраны потребовал бы, если бы деньги вез.

Картина заднего вида мало устраивала Валеру. Зеленая - шестерка» шла как приклеенная с того самого момента, как ш взял клиента. Для проверки Яковлев поехал кружным путем. Для таксиста такой поступок вполне естественен — показания счетчика накручивает, — а вот частник бензин и время экономить будет. «Шестерка» не отстала. Факт, это за ними.

— Ты уверен, что везешь чертежи'?

— А что такое?

— Осел какой-то на хвост сел. Я вот думаю, кто ему нужен — ты или я?

Пассажир бессвязно выругался не по-русски. Приглядевшись, Валера радостно объявил:

— Не, это не за мной! За мной поодиночке ездят, а их там четверо! И здоровые такие... За тобой следить могут?

Парень кивнул. Валера удивился: