— Уф, аж протрезвел. Ты прямо как с неба свалился.
Только тут Валера заметил, что панк совершенно пьян.
Подумал: «Заберут в вытрезвитель», спросил вслух:
— Где живешь?
— На Чертановской, около круга. Знаешь?
— Перекресток с Красным Маяком? Поехали, подброшу'.
— А у меня «капусты» - ноль.
— Поехали, — Валера поморщился. — Я из девятого парка, по дороге.
Довольный панк сунулся было на переднее сиденье. Валера осадил его:
— Э, ты куда? Давай назад. Меня все гаишники с таким пассажиром тормозить будут, да и «зеленку» я не стану отключать.
Завел машину, выехал на Садовое кольцо. Некоторое время ехали молча, потом Валера поинтересовался:
— Они всегда так — вчетвером на одного?
— Ага. Они ссут один на один. Вот если панков пяте ро — они вообще не подходят. Да ну их! Они тупые, все мозги анаболики съели, драться ни хрена не умеют, трусы... Меня третий раз ловят, и все никак обрить не получается.
— У меня знакомый есть, у него волосы чуть ли не до пояса, — ни к селу ни к городу сказал Валера.
Ясно, будто это было вчера, в памяти встала картина, как он увозил от погони пассажира, взятого неподалеку от «Динамо»... Вспомнил хохот над угрозами разъяренных охотников. Кшется, тс тоже грозились обрить Александра. Детские какие-то угрозы, он так и сказал... Цезарь бесил их, он многих бесит одним своим видом, а сделать с ним никто ничего не может...
— Здорово! — восхитился панк. — И как? Не ловили?
— Пока даже не суются. А к нему не подойдешь под два метра рост, кунгфу занимается. Так, поорут издали и отстанут. Ему, конечно, наплевать на это.
— А я на его месте мочил бы качков, — мстительно заявил панк.
— За что вы друг друга так ненавидите? — недоумевал Валера. — Не из-за музыки же, в самом деле.
Не спрашивая разрешения, панк закурил, задумчиво ответил:
— И из-за музыки тоже. Музыка — это наша идеология, наш стиль жизни, наша философия. Качкам этого не понять. Это наш язык. Вот все волосатые имеют одно общее: и панки, и рокеры, и даже хиппи слушают разновидности рока. Ты знаешь, что такое рок? Рок — это язык личностей. А качки слушают или дешевую попсу, или ничего. Попса — это язык толпы. Посмотри на качков — они все одинаковые, шаблонные, они все сложены из квадратов и любят все клетчатое. И мозги у них стандартные, кирпичные. Это толпа, это поточно-конвейерное производство, это стадо. И, как все стадные животные, они не-навидят одиночек и норовят подогнать их под общий квадратный стандарт. Они чуют, что они примитивны, но боятся, что это станет заметно кому-то еще. Поэтому они стараются всех сделать одинаковыми, чтобы в общей массе была незаметна тупость каждого отдельно взятого человека, А ты взгляни на меня — я пройду по улице, и на меня нее обратят внимание. Я не такой, как все, я хоть чем-то, но отличаюсь, я не хочу быть толпой, я сам по себе. А качкам это — нож по сердцу. Они и начинают цепляться к ерунде: к волосам, к одежде, к причиндалам. Они же не могу г сказать, что их бесит моя индивидуальность, они слова такого не знают, вот и говорят, что я своим видом оскорбляю общественность. — Панк фыркнул. — С этой общественностью, блин, еще и не так надо обращаться.
Тут он ударился в декларацию прав и свобод панков, в идеологию панковского движения, в философию панк - рока; Валера слушал рассеянно. Его потрясло сравнение качков со стадными животными, и тут же он подумал, что уж Цезаря никто не назовет человеком толпы. Он вне общей массы, он сильнее ее, он издевается над толпой, он презирает ее и плюет на ее законы. Он не признает устоявшиеся правила, общепринятое мнение, он способен сделать все по-своему.
Валеру осенило. Так вот почему Цезарь забраковал его кандидатуру! Он ищет таких же, как он сам, людей, разительно отличающихся от толпы, способных в экстремальной ситуации подняться над средним уровнем, людей, которые оседлали бы судьбу, заставили бы ее покориться. Людей, чуждых условностей, имеющих свою голову на плечах — и неплохо думающую голову, — которые все де
Лают так, как удобно им, а не кому-то. А Валера ничем не проявил свою индивидуальность. Подумаешь, пришел, как и все до него, попросился в его отрад. Хорошо еще, что не через посредника связывался, хоть в чем-то поступил нестандартно...
Панк на заднем сиденье рассуждал уже на совсем заоблачные темы. Ему ужасно льстило, что его бесплатно везут домой и при этом внимательно слушают. Дождавшись паузы, Валера спросил:
— Тебя зовут-то как?
— Виктор.
— Валерий.
— Слушай, Лерыч, ты пиво будешь? А то я что-то трезветь начал — башка трещит.
— И ты предлагаешь мне угостить тебя?
— Не-е. У меня есть, но одному пить не в кайф.
— Откуда у тебя пиво? Тебя, по-моему, лупили основательно, бутылки разбились бы.
— Э-э, меня менты били, и то ничего.
Откуда-то из рукавов Виктор достал две бутылки, потом еще две. Валера изумленно поглядывал на него в зеркало: ходячий винный погреб, а не парень. Позвенев брелком от ключей, приколотым к драной джинсовке английской булавкой размером с палец, панк откупорил бутылку, протянул Валере. Пить за рулем прямо на ходу умеет любой таксист, и Яковлев вовсе не был исключением.
Пиво, хотя и тепловатое, было свежим и не каким-то там «Ячменным» — настоящим «Жигулевским». Новая тачка птицей летела по Варшавскому шоссе, сделанное относи-тельно Цезаря открытие приносило определенную долю веселья; настроение у Валеры было просто замечательное, и его потянуло на болтовню. Виктор завел разговор о кумире русских панков Летове; Яковлев прекрасно знал все, что исполнялось «Гр. Обом», два раза пил с Летовым и на эту тему мог поспорить не только с Виктором.
Потом Валера принялся рассказывать про Афган — одна из излюбленных тем для разговора. Виктор, чувствовалось, еще больше зауважал его — почему-то все панки уважают «афганцев». Пиво кончилось в районе «Южной», а беседа только-только начала приносить ни с чем не сравнимое удовольствие. Панк уже пару раз высказался в том
Духе, что впервые встретил такого клевого собеседника; Валера, который, как и все в колонне, брал водку на продажу, пытался вспомнить — осталась ли последняя бутылка или он ее продал. Пошарил в «бардачке», пальцы нащупали холодное стекло. Порядок. Выпивка есть, стакан, как у любого уважающего себя водилы, в машине имелся — в парке машина без стакана в «бардачке» считалась недоукомплектованной. Закуска. А вот об этом пусть заботится Виктор.
Подъехав к знаменитому в Чертанове кругу, Валера спросил:
— Ты водку пьешь?
— Я пью все, что горит. А водку пить — сам Бог велел. А есть?
— Закуски нет. И второго стакана.
— Считай, что есть. Я дома возьму.
Они заехали в уютный зеленый дворик, панк обернулся в две минуты, принес три холодные котлеты, полбуханки черного хлеба, штук пять помидоров. Царская закуска. Ну и, разумеется, стакан.
— Мать не ругалась?
— Не. Я сказал, что у дома буду. Ей самое главное, чтобы меня в ментовку не забрали.
Они выпили; последний месяц водку в парк привозили отличную — пьется, как вода, по мозгам бьет, как спирт. И пьянит хорошо — не дурманит, а веселит.
— Вить, а где ты бабки на то же пиво берешь?
— По-разному. Когда случайные бабки перепадают, когда лоха какого-нибудь раскручиваю. Когда на халяву поят — такое тоже бывает.
— А чего не работаешь?
— Я что, дурак летом работать? Это зимой можно, когда делать нечего, а летом отдыхать надо, — назидательно сказал панк и тут же спросил: — А таксистом интересно ра-ботать?
— В принципе, да. Если не ставить целью только заколачивать бабки.
— А что ставить? Таксисты и так гребут будь здоров.
— Смотря кто и смотря где. Если просто по городу кататься, то раз на раз не приходится. А если места знать, где
Клиенты богатые водятся, и если тебя в эти места пускают, то тогда «капусты» хватает.
— Ты такие места знаешь?
Валера кивнул.
— Я по городу почти и не езжу. Раньше ездил, а теперь больше для развлечения. А так — «Три вокзала», «Интурист».
Виктор чуть не поперхнулся водкой от восторга.
— Блин, везучий ты! Небось и путан возишь?
— И их тоже.
— И как они? Ну, в плане как бабы. Или ты только возишь их?
Валера усмехнулся.
— Вообще-то я на свою девчонку не жалуюсь, я от нее получаю все, что мне надо. Но ради интереса с путаной по пробовал. Баба как баба, ничего особенного. Ну, как ниче го особенного — красивая, ухоженная, все при ней, и тою, что она в постели умеет, ты у дворовых девчонок не найдешь. Но моя подруга лучше. Все то же самое, только с душой и только для меня.
Виктор выговорил длинную матерную фразу, потом тяжко вздохнул:
— Блин, ну везет же людям... И бабки есть, и бабы... А тут с такими шмарами иногда спишь, что наутро блевать и без похмелья тянет. Слушай, а мафия?
— Какая мафия? — не понял Валера.
— Ну, «интуристовская», центровая. Мною отстегиваешь?
— А, ты имеешь в виду рэкет... Представь себе, вообще не плачу.
— И не наезжают?
— Свои — нет. Я одному случайно сильно помог, поэтому оказался в привилегированном положении. А сторонние — бывает. Но от них несложно отбиться. Их бояться нельзя, тогда они начинают думать, что ты такой самоуверенный потому, что у тебя за спиной братва со стволами. И уже осторожничают. Да ну, Вить, этих мафий по Москве — как собак нерезаных. Если всем отстегивать, то будешь гол как сокол.
— Это да, — рассеянно сказал панк, думая о своем. — А кто сейчас «Интурист» держит?
— Тебе-то это зачем?
— Скажи — беляевские?
Валера насторожился, но виду не подал.
— Съезди к «Интуристу», поспрашивай. На кой тебе это только надо...
— Маза есть бабки заработать.
Так, понятно — водки осталось меньше половины бутылки, а это значит, что настало время для деловых разговоров. Судя по всему, Виктор был намерен строить чудовищные по своей наглости и глупости планы, почему-то связанные именно с беляевской группировкой.