В свой отряд он набирал таких же беспределыциков, как и сам. Никакого другого закона, кроме приказа шефа, его люди признавать не должны были: ни государственного, ни криминального, никаких моральных рамок. Как Цезарь скажет, так и должно быть. Любой его совет или просьба на самом деле являлись вежливой формой приказа. Органически не переваривал двух вещей: садизма и сексуального насилия. Из всех видов наказания для своих людей практиковал два основных: неустойка и смерть. Ну, еще по морде мог дать, но всегда — за дело. «Опушенка» им не применялась принципиально.
Сделал Глеб и кое-какие поправки в заведомо неверных данных о Цезаре, выложенных ранее девушками. Во - первых, своя территория у него была — аэропорт Внуково. Во-вторых, его отряд лишь номинально состоял из четырех человек. А фактически Цезарь по своему усмотрению распоряжался «личной гвардией» Ученого. В прежние годы Ученый сам предпринимал какие-то вылазки, но в последнее время эта необходимость отпала, и «личной гвардией» пользовался его сын.
В-третьих, к его зонам относился и микрорайон Ясенево, но там он не работал, решив создать жилую базу для
Себя и своих людей. Он выгнал из Ясенева мелкую группировку', «подмел» район, но сам кооператоров не тряс и никому не давал. «Пусть жиреют, — смеялся Цезарь. — Это мой личный курятник, что хочу там, то и делаю».
Алена отошла позвонить очередному знакомому фарцовщику; проводив ее взглядом, Серега в лоб спросил:
— Глеб, а за что его окрестили Кровавым? И он что, на самом деле восемнадцать человек грохнул?
— Ну, почему он Кровавый, я и сам не знаю. Это его кто-то из конкурентов осчастливил эпитетом. Что до смертей, — он понизил голос, — то мы сами слухи распространяем. Понимаешь, он же молодой, надо что-то сделать, чтобы с ним считались. На самом деле я не знаю, сколько душ на его совести. — Заметив явное разочарование на лице Валеры, он быстро добавил: — Может быть, и больше.
Валера был все равно разочарован, и оговорка лишь усугубила дурное впечатление. Рассказы Глеба разрушили всякую загадочность, оставайся только молодой капризный парень, избалованный отцом-мафиози. Самодур, который всеми силами тщится доказать, что он тоже что-то значит. И рэкетом Цезарь, похоже, занимался от скуки, не зная, куда девать молодой задор.
Валера чувствовал себя глупо. Попасться на удочку маявшегося дурью парня, убить из-за этого двух человек... И еще больше укрепляла его в этом убеждении утренняя драка. Ничего грозного или выдающегося в Цезаре не было — обычный парень, мало битый и поэтому много о себе возомнивший.
В восемь вечера они собрались в Аленкиной квартире. Валера держался скованно — не привык к новому имиджу, зато Серега явно балдел: из задрипанного санитара морга превратиться в лощеного интуриста — и всего за несколько часов! Александр бросил на журнальный столик несколько паспортов:
— Разбирайте.
Валера раскрыл один — паспорт гражданина ФРГ, на фотографии молодой человек, отдаленно похожий на Се - регу.
— Зачем это? — удивился он.
— На всякий случай. Нас могут попросить предъявить документы в «Космосе», а дело слишком серьезное, чтобы
Мы имели право провалить его. Приходится быть педантичными. Не разглядывай его так, поддельный он, можешь не сомневаться, и Серегин, а не твой. И запомните, что вы — немцы. Не вздумайте при халдеях по-русски заговорить!
— Ну да, — съязвил Серега. — Мы будем говорить по- немецки, и это при том, что я в школе французский учил.
— А от тебя не требуется знать немецкий. Говорить будем я и Мишка, потому что мы немецкий знаем. А остальные могут пользоваться английским или французским, кому что нравится. Объясняю, зачем это надо; никто из нас не владеет в совершенстве тем языком, который в школе учил. В большинстве случаев это английский. И чтобы не вызвать подозрений, мы сразу покажем, что этот язык для нас неродной — ведь никого не удивит, если немец будет говорить на ломаном английском. Мы скроем акцент. Все эти трудности лишь для того, чтобы пройти в бар, не всполошив раньше времени Майора и продержаться минут сорок. От нас больше ничего не требуется. В баре разбиваемся на пары, к нам подсадят путан — при них можно потихоньку говорить по-русски, они предупреждены'. Двойки в составе: Глеб — Дмитрий, Михаил — Сергей, я — Валера. Ясно?
Вопросов не было, точнее, они были, но Валере не хотелось выглядеть заинтересованным человеком. Саша положил на колени стоявший около его кресла «дипломат», сказал с улыбкой:
— Чего только не возил я в этом чемодане! Деньги возил, наркотики возил, антиквариат возил, теперь вот оружие...
Он достал два автоматических «кольта» сорок пятого калибра, каждый - в наплечной ксбурс и с запасной обоймой. Карманные артиллерийские орудия, а не пистолеты. Протянул их Валере и Серсге, насмешливо сказал:
— Это подарок на добрую память от руководства Организации.
Вот это было здорово, цену хорошему оружию — истинную цену! — Яковлев знал прекрасно. Это не только уверенность в себе, это гарантия безопасности — для тех, кто умеет с этим оружием обращаться. Яковлева не надо было учить стрелять.
Он застегнул ремни кобуры, несколько минут потратил
На то, чтобы примериться к ней, и вообще — отнесся к этому с подобающей серьезностью, без тени глупой бравады. Уйдя в другую комнату, попробовал, насколько удобно оружие в обращении. Когда дверь с тихим скрипом открылась, стоявший спиной к ней Валера мгновенно выхватил пистолет, развернулся, направив дуло в лоб входившему.
Цезарь, ничуть не удивившись, отвел его руку мягким движением.
— Прилаживаешься? — спросил безо всякой насмешки.
— Хорошая штука.
— У нас шутят — табельное оружие. Мне самому год назад точно такой же подарили. Я обрадовался, помню, как ребенок, — до этого с «макаром» бегал.
— Разве у вас не принято самому заботиться о своем вооружении?
— Потом ты купишь себе все, что захочешь. А первый ствол выдают.
Валера пожал плечами, убрал «кольт» в кобуру. Цезарь не уходил, даже не собирался — удобно уселся на стол, будто выжидая. Яковлева раздражало, что тот пристально следит за каждым его движением.
— Что-нибудь еще? — спросил он, и не подумав скрывать свое настроение.
— Да, — спокойно кивнул Цезарь. — Выяснили мы все, кроме наших личных отношений. В таком сослоянии ты не можешь ехать с нами, ты просто не сумеешь правильно оце-* нить обстановку.
— Ты полагаешь, что у меня нервы не выдержат? — Валера был оскорблен до глубины души. — А эту игрушку выдал исключительно для того, чтобы я таскал лишнюю тяжесть?
— Вот видишь, — удовлетворенно заметил Цезарь. — Ты уже делаешь ошибку. Я имел в виду совсем другое. Ты зол на меня и из-за этого не хочешь и не можешь меня понять. А без доверия мы работать вместе не сможем.
«Вот и хорошо, — злорадно подумал Валера. — Отправь меня к Слону».
— А работать мы будем. Не надейся, что я переведу тебя в другой отрад. Ты полностью отвечаешь моим требованиям, а такие ребята встречаются редко. Мне проще найти с тобой общий язык, чем искать еще одного такого, как ты.
Валере стало интересно. Чем черт не шутит, говорят, от Цезаря всего можно ждать, и неудивительно, если он сейчас опять перевернет все представления о своей персоне.
— Я хотел сказать тебе, чтобы ты не придавал особого значения утреннему разговору. Если хочешь, это была очередная «проверка на вшивость». Я за тобой не следил вообще, вместе с панками в погоне за Пеликаном засек тебя случайно — у меня телка знакомая неподалеку живет, мы с Мишкой от нее уезжали, я едва тебя не сбил. До сих пор не понимаю, как ты меня не заметил. А эта история, которую я выдал утром, — полная чепуха. Мне интересно было, как ты отреагируешь, если тебя обвинить в какой-нибудь чуши.
— Ну и как, тебе понравилась моя реакция?
Цезарь внимательно смотрел Валере в глаза, а тот, узнав, что его опять одурачили, уже не находил сил даже на то, чтобы разозлиться.
— Да. Я был доволен. Видишь ли, я ненавижу людей, способных поступиться своей правотой и своим достоинством ради каприза босса. Но это не означает, что тебе в дальнейшем стоит придерживаться хамской манеры поведения.
— А то что будет?
— А как ты думаешь?
Непостижимый человек. Валера почувствовал, что почти против воли начинает уважать его. Все-таки он далеко не дурак.
— Ну, не знаю, какие у вас принято принимать меры... Неустойка, может быть.
Цезарь расхохотался.
— Неустойку будешь платить за ошибки либо за нарушение нашего внутреннего устава. А за хамство получишь по фейсу, только и всего. Но получишь здорово.
— Ты уверен? — Валеру будто кто подзуживал.
Цезарь молча слез со стола, подошел к двери, выглянул
В коридор, затем плотно притворил дверь, повернулся к Валере с лукавой усмешкой.
— Уверен настолько, что предоставляю тебе право первого удара.
— Что, прямо сейчас? — Валера растерялся.
— А что?
Яковлев пожал плечами. Он что, с ума сошел — драться перед разборкой?
— Какие-нибудь ограничения есть?
— У тебя — нет. Можешь бить, куда захочешь, хоть ниже пояса.
Ладно, бой так бой. Для себя Валера решил, что запрещенные приемы применять не стоит и по лицу бить не надо — им еще ехать. Примерился, сосредоточился... И в самый последний миг, уже не в силах изменить направление удара, вспомнил, что его противник — левша. Естественно, Цезарь шутя заблокировался, а вот контратаку Валера попросту зевнул. Скорости движений Цезаря можно было только позавидовать — не успел Яковлев занять позицию (хотя он никогда не относился к числу медлительных людей), как тот прямым ударом ногой в грудь сбил его с ног. Валера отлетел в угол, закашлялся — сволочь, поймал на выдохе. Но по силе удар не сравнить с тем, которым Цезарь удостоил его утром — в этот раз у него получилось почти ласково.
— Убедительно?
— Знаешь, вполне, — согласился Валера. — Но мне кажется, на этом спор нельзя считать законченным.