Цезарь: Крещение кровью — страница 38 из 111

— Предлагаю продолжить его в спортзале и не сейчас. Все равно будешь тренироваться вместе с нами, так что возможность представится.

Он протянул Валере руку, помогая подняться.

— А теперь без шуток. Дело в том, что я остался без телохранителя. Димка два месяца назад был ранен, а ты сегодня ему добавил. Он физически не может работать в полную силу.

— И ты на эту роль прочишь меня.

— Почти. У нас довольно сложная задача. Прикрытие есть, но оно будет на улице, а в кабаке мы окажемся вшестером против двух или трех десятков. Нам надо принять на себя первый удар, выжить, уйти и выманить всех за собой. Все будет зависеть от того, как быстро мы станем стрелять. Наша задача — не запугивать, не морды бить, а убивать. Поэ-тому, даже если тебе только померещится, что кто-то намерен стрелять — все равно по кому, не обязательно по мне, — бей на поражение. Терять нам нечего.

— Понятно, — кивнул Валера. — Чем большее количество народу мы положим в первые полминуты, тем меньшее количество попытается грохнуть нас потом.

— Приблизительно так. — Он кинул быстрый взгляд на часы. — Все, поехали.

Вшестером они вышли из подъезда. К удивлению Ватеры, их ждали две машины из девятого таксопарка, из его же колонны. Но если он еще как-то мог справиться со своими эмоциями, то Петька Иванцов попросту остолбенел, узнав Яковлева. От комментариев, однако, воздержался.

Расчет Александра основывался на том, что никто из персонала бара при гостинице не знал немецкий язык в совершенстве. Соответственно, никто не сможет с уверенностью сказать, говорят ли они со свойственным иностранцам акцентом или это один из диалектов. А уж ошибки в английском произношении на фоне немецкого языка останутся незамеченными. Они пройдут в бар, и никто не побежит докладывать Майору о визите бригады Цезаря.

В дверях Александр обратился к швейцару на великолепном немецком языке. Он держатся настолько уверенно, естественно и непринужденно, что Ватера сам поверил, будто они туристы. Сашу, естественно, не поняли, подошел Михаил, тоже что-то сказал; уловив знакомую фразу, как условный сигнал, Валера вставил одну из реплик, выученных им в машине. Произошла неразбериха, потом послали за переводчиком. Профессионального переводчика, как назло, именно в этот момент в баре не было, подошел один из официантов. Саша выдал целый монолог, больше похожий на скороговорку, чем привел человека в полное смущсние — тот понимал его через два слова на третье. Это уже было понятно всем. Немного запинаясь, он объяснил, что им хотелось бы провести здесь вечер. Ему ответили, что, к сожалению, свободных мест нет; в беседу немедленно влез Мишка, явно прекрасно знавший английский.

Они привлекли всеобщее внимание, но не к себе, а к своему имиджу. Никому не пришло в голову увидеть рэкетиров в упрямых немцах, которым в заднице загорелось напиться здесь и нигде больше. Немцы не производили впечатления бедных, и подошедший администратор все-таки нашел им места, и очень даже удобные для их цели.

Плут-халдей намекнул Александру, что мог бы организовать им приличную женскую компанию. Валера опять вставил свою реплику, притворившись, что не понял английской речи официанта, Александр «перевел» ему. Войдя в роль, Валера почувствовал себя настоящим иностранцем, желающим отдохнуть и развлечься вдали от супруги. Он уверенно кивнул, сказал «.ГаугоЫ», и даже пальцами от удовольствия прищелкнул.

Путанок к ним подсадили очень даже симпатичных; они заказали напитки и легкую закуску. Александр принялся довольно-таки непринужденно болтать с одной, знавшей немецкий, он улыбался ей, но Валере почему-то показалось, что тот чем-то недоволен. Вдруг девушка побледнела, взгляд Александра стал жестким; вторая переполошилась, но шуму не подняла. Первая объяснила ей что-то быстрым свистящим шепотом, тогда перепугалась и вторая. Валера подумал, что обе вот-вот убегут, но они остались на месте. Одними глазами Александр показал им на их подруг, крутившихся вокруг остальных членов бригады; сложившись под его холодным взглядом, несчастная девушка выполнила требование.

Заметив беспокойство, к ним «мимоходом» подошел халдей. Путана покосилась на Александра — он отвернулся. Зато Валера следил за каждым ее словом, и его ледяные глаза понравились ей еще менее угроз Цезаря.

— Ничего особенного, — нервно усмехнувшись, сказала она халдею. — Извращенцы какие-то.

— И чего они конкретно хотят?

— Вовик, я потом тебе расскажу. Девчонки не против — бабки светят приличные. Им кто-то сказал, что в России женщины способны на все, что для них нет ограничений, и теперь они и слышать не хотят об обычном сексе.

— Может быть, лучше отказаться?

— Брось ты. Это не страшнее «субботника».

— Смотри сама.

Когда халдей отошел достаточно далеко, путана тихо сказала по-русски:

— Вика говорила, что вы приедете. Честно говоря, мы не ждали вас так скоро и не так себе это представляли...

— Это не важно. Ты поняла, что от тебя требуется?

— Да. Их нужно послать на стройку за гостиницей.

— Послать всех до единого, чтобы в гостинице никого не осталось.

И тут Валера почувствовал, как ему становится холодно и весело, как его охватывает жутковатый азарт. Он подобрался, напрягся, как всегда в ожидании нападения. Он наконец-то осознал, что им предстоит не дурашливая драка и не просто стычка, как это было с Майором на стоянке такси. Здесь их некому разнимать, здесь все будут драться до последнего. Без всяких правил. И Александр перестал казаться ему мальчишкой, обожающим опасные игры. Холодный блеск глаз, недобрая усмешка, ощутимое напря-жение затаившегося в засаде хищника — этот человек получил свое прозвище не за красивые глаза и отцовское влияние.

— Майору скажешь, что приехали немцы, у которых в Союзе есть интересы, и нам рекомендовали обратиться к нему люди, уже работавшие с ним, — медленно произнес Александр. — Мы остановились в «Интуристе», поскольку мне сообщили, что Майора можно найти именно там, но за полгода в Москве многое изменилось. Все подробности, естественно, предназначаются лишь для его ушей, и он узнает их, составив мне компанию в этом баре. Иди.

Пугана покорно поднялась и ушла в подсобку. Александр молча достал бумажник, отсчитал некоторую сумму, положил купюры перед второй путаной:

— Это ваша плата. Об этой сумме мы договаривались с Викой. Где она, кстати?

— Там, в подсобке. К ней Майор прилип.

— Ничего, сейчас отстанет. Советую незаметно слинять — вы мне будете мешать.

Уговаривать ее не надо было. Одарив его профессиональной улыбкой, почти скрывшей панический страх в глазах, она подошла к подругам.

— Придурки, — пробормотал Саша и пояснил: — Не тех путан подсадили, а эти ничего толком не знают, чуть все дело не сорвали. — Мимо проходил официант, он щелкнул ему пальцами: — Неу, Ьоу, соше Ьегс.

Взяв карту вин, он потребовал принести какое-то экзотическое вино. Дорогое удовольствие, отметил Валера. В полном молчании они дождались, пока заказ будет вьгполнен и официант нальет в бокал напиток изумительного ярко-рубинового цвета.

Долго ждать Майора не пришлось. Он держался самоуверенно, вышел в зал в неизменной кожаной куртке нараспашку, шел, жуя жгёачку и сунув одну руку в карман джинсов. Вместе с ним вышли двое ребят, но они держались в тени, окидывая зал оценивающими взглядами — Майор не рисковал появляться в людном месте без охраны. И до самой последней секунды он был спокоен, не замечая ловушки, — а чего бояться хозяину?

Александр, сидевший спиной к подсобке, повернулся, исподлобья посмотрел на опешившего Майора. Улыбался вроде бы приветливо, но какая угроза скрывалась за этой улыбкой! Выдержав паузу, он свободно откинулся на спинку стула, оперся локтем о стол, радушным жестом показал на свободное место. Он сидел левым боком к столу, оказавшись спиной к Яковлеву; поколебавшись, пряча под самодовольной маской растерянность, Майор последовал приглашению. Краем глаза Валера отметил, что вообще всех путан из зала как ветром сдуло и охрана Майора насторожилась. А вот вас явно придется убрать, подумал он. Что ж, это война, здесь побеждает тот, кто нажимает на спусковой крючок первым, не дожидаясь, пока выстрелят по нему.

Александр со снисходительной усмешкой разглядывал Майора, затем мягким звучным голосом довольно громко сказал:

— Так вот ты какой. А я-то думал, что за мелочь позволяет себе упоминать мое имя.

Майор оглянулся на свою охрану, чем вызвал презрительный смех Цезаря.

— Что, позвать подмогу хочешь? Стремно поговорить со мной один на один?

Тот был задет.

— И о чем ты хотел побазарить? Даже спецом приехал. Давай, выкладывай. И поживее, я тороплюсь.

— Да-а? Разговаривать мы будем столько, сколько я посчитаю нужным. И не петушись раньше времени.

Если бы Валера был на месте Майора, он бы челюсть сломал наглецу за один его повелительный тон, да и к словам стоило придраться. А Майор — ничего, стерпел.

Поглаживая длинными пальцами левой руки бокал с

Рубиновой жидкостью, Александр с деланным сожалением сказал:

— Не так давно ты на всю округу орал, что намерен остричь меня. Не дают вам покоя мои волосы, спать спокойно мешают. Завидуешь, наверное.

— Чему? Женскому украшению? — фыркнул Майор.

Александр расхохотался.

— Какое невежество! Позволю себе дать маленькую историческую справку: длинные ухоженные волосы являются традиционным мужским украшением практически у всех народов Европы — кроме некоторых южных национальностей — и у славян. Вспомни древне русских князей — они все носили длинные волосы. Далее, волосы брили наголо представители практически всех мусульманских народов — они им не нужны, они чалму носят. В России наиболее практичной и среди крестьян, и среди знати была далеко не короткая стрижка. А вот брили и коротко стригли представителей вполне определенных социальных групп — солдат и каторжников. Знаешь, для чего? Чтобы вши не заводились. Именно с тех пор коротко остриженный человек вызывает ассоциацию с уголовником. Ты можешь, конечно, возразить, что дворяне тоже не отращивали волосы, но вряд ли вспомнишь причину. А между тем волосы они стригли для того, чтобы удобнее было носить парик — огромный такой, почище любых женских кос. Что же до твоей стрижки, то она пользовалась большой популярностью среди нацистов, иначе называемых бритого-ловыми. Им нравилось каждой мелочью своего облика напоминать о том, что они являются частью машины убийства, неким стандартным механизмом, и если фанатическая вера сделала их одинаковыми по образу мышления, то и внешне они ничем