не должны отличаться друг от друга.
Майор молчал, силясь понять, зачем Цезарь читает ему лекцию по истории парикмахерского искусства. Его сбивала с толку и манера разговаривать — ему внушали что-то, как пятилетнему ребенку. А Цезарь явно потешался.
— Ну ладно, оставим историю, я вижу, она тяжеловата для твоего восприятия. Вернемся к тебе. — Он помолчал. — Как тебе хочется унизить меня! Хотя бы таким детским способом. Обмануть меня в бизнесе у тебя мозгов не хватает, ты туп, как бык, так хоть силой взять! Поймать, ост
Ричь, а потом всей Москве хвастаться, что ты обрил Цезаря, — на большее твоей фантазии не хватает.
Майор побагровел, но ответить было нечего. Цезарь продолжал, так же мягко, медлительно роняя слова:
— Я придумал кое-что получше. Я приехал сюда, в твое логово, — он широким жестом показал на зал (а большинство посетителей с увлечением следили за развитием спектакля), — вызвал тебя. — Тут тон его изменился, став властным и презрительным: — Ты утверждал, что обреешь меня при встрече, чтобы я был похож на мужчину. При этом подразумевается, что в твоем мужском достоинстве никто не сомневается. Никто — кроме меня. Что ж, встреча произошла, и у нас есть редкая возможность решить и показать всем, кто же из нас является мужчиной в действительности, а кто только притворяется им.
Майор попал в глупейшее положение. Он не был готов к такому повороту событий, он не умел действовать в одиночку. У него не хватало наглости выполнить свою угрозу, и, хотя он находился на своей территории, он был растерян.
А Цезарь подначивал:
— Что молчишь? Не бойся, мои люди не вмешаются. Это наш личный спор, и никого, кроме нас, это не касается. Ну же, смелее! — Выдержав паузу, Александр еще медленнее, с гадкой усмешкой спросил: — Зачем же ты разбрасываешься словами, если не можешь за них ответить?
С мгновенно окаменевшего лица Цезаря будто стерли улыбку. Неуловимым движением он выплеснул вино из бокала в лицо Майору. В наступившей тишине раздался жалобный звон упавшего на пол и разбившегося стекла.
Зал ахнул. Майор взвился, как подброшенный пружиной; стоял и Александр. Как же много этому бычаре нужно, чтобы взбеситься, думал Яковлев, незаметно положив руку на рукоятку «кольта».
Белая футболка, надетая Майором под куртку, окрасилась в кроваво-красный цвет. Облитый вином на глазах у всех, он задыхался от ярости.
— Ты, щенок лопоухий... — выговорил он наконец, но ничего добавить не успел: Александр заехал ему ногой по уху.
Удар был страшной силы. Майор перекувырнулся в воздухе, упал на чей-то столик метрах в трех от этого места,
Скатился на пол. Почти в ту же секунду прогремели два выстрела, Валера повернулся, поразив третью цель.
Ребята Майора лежали без движения, выхваченные пушки так и не пригодились им — Валера бил наповал. А третий, находившийся в зале, жить будет — пуля попала в плечо, — но из строя выведен точно. Паника поднялась жуткая, от женского визга можно было оглохнуть, и через полсекунды топот ног торопливо убегавших посетителей и персонала слышался уже на улице.
Сразу с трех сторон в бар вломились вооруженные парни — из двух служебных дверей и с центрального входа. Вшестером люди Цезаря отстреливались, наверное, от двух десятков. Как сейчас Валера благодарил судьбу за афганскую школу — он успевал не только видеть решительно всех своих противников, но и опережать их. Они рассыпались по залу, прятались за всеми мало-мальски пригодными укрытиями, ежесекундно меняли положение — для людей Цезаря война была привычным занятием, чего нельзя было сказать об их противниках. В какой-то момент Валере померещилось перемещение теней сбоку от Александра, прислонившегося к стене, он присел, резко ударив его по щиколоткам. Тот упал, а с того места, где только что находилась его голова, брызнули осколки облицовки.
Обойма кончилась, Валера мгновенно перезарядил пистолет и подумал, что при такой интенсивности стрельбы им не хватит патронов, но Александр дернул его за рукав. Только тут Валера заметил, что из шестерых их осталось двое, а за их спиной — открытая служебная дверь. Остальные, вероятно, ушли, они вдвоем прикрывали отход.
Оба кинулись в неосвещенный коридор. Александр успел захлопнуть дверь, по металлической обшивке которой зацокали пули. «Хреновые у них пушки», — думал Валера, задвигая широкий засов. Бросились в глубь подсобки; через несколько шагов их встретила девушка, без слов взявшая на себя роль проводника. Все мелькало перед глазами Валеры, пока они мчались к выходу: освещенные и полуосвещенные комнаты, коридоры, повороты... Они остановились в комнате, явно не имевшей другого выхода наружу, кроме окна, из которого просматривался забор стройки с поваленной плитой ограждения. Стекло в окне отсутствовало, на подоконнике были осколки.
— Все ушли? — спросил Александр у девушки.
— Все живы, — кивнула она.
Он оглянулся на дверь, затем резким движением рванул платье девушки. Валера вытаращил глаза, девица тоже опешила. Как-то трудно было ждать таких действий в по-добную минуту. Но тот ограничился разорванным платьем.
— Мы хотели захватить тебя в качестве заложницы, зная о том, что Майор к тебе неравнодушен. Ты вырвалась, пылаешь негодованием и мечтаешь поквитаться за свое платьице. Ты успела заметить, что мы ушли в сторону стройки. — Он разлохматил ей волосы ласковым движением.
11с мешает подстраховаться на тот случай, если они забудут, куда за нами бежать. И постарайся не попасть под шальную пулю: ты слишком красива для того, чтобы умереть так рано.
Они вспрыгнули на подоконник. Александр на прощание сказал слегка шокированной путане:
— Я бы с удовольствием встретился с тобой, но в другой обстановке и на твоих условиях. Если, конечно, ты захочешь продолжить знакомство со мной.
Валера был поражен: этот человек во время разборки еще был способен говорить комплименты и назначать свидания девушкам. Для этого требуются не железные нервы, а полное их отсутствие. Они прыгнули вниз с высоты примерно трех метров — первый этаж здесь был высоким, — не оглядываясь, рванули к пролому в стене забора стройки. Александр бежал по следам, оставленным на мягкой почве до них; не дойдя до появившегося в пределах видимости котлована, свернул в сторону и устремился в проход между строительными вагончиками. Обогнув нагромождение плит, они наткнулись на своих.
Тяжело дыша, остановились. Серега сидел на плите, держась за живот. Весь бок пропитался кровью, кровь сочилась и по руке, которой он зажал рану. Глеб был ранен в Руку, у Михаила ободрана скула и левая рука от кисти до середины предплечья, он задрал рукав, давая ране подсохнуть.
— Серьезно? — спросил Александр у Сереги.
Серега отрицательно помотал головой. Выражение его лица ясно говорило, что ему очень больно, но он ни за что не сознается в этом — он считал себя настоящим мужиком.
— Не, кишки не задело. — И пожаловался: — Костюм жалко. Такой классный, и всего один раз успел надеть! Где я теперь буду такой искать?
Александр по достоинству оценил Серегину способность шутить в трагическую минуту, пообещав дать адресок, где могут решить любую проблему с тряпками. Подошел к Глебу, посмотрел — ему пулей кусок мяса вырвало, обернулся к Мишке, тот поморщился:
— Не смотри. Я упал в десяти метрах отсюда, об угол плиты ободрался.
— Дима, выведи отсюда раненых и вези к отцу, — распорядился Александр.
Невозмутимый Дмитрий помог подняться Сереге, который, несмотря на браваду, передвигался самостоятельно с большим трудом. Втроем они ушли; Мишка, разумеется, в раненые записываться не стал. Проводив их взглядом, он сказал:
— Серега рассказал мне один случай, я раньше не верил. К нему в морг привезли труп, а кое-кто был заинтересован, чтобы этот труп никто не смог опознать. И вечерком послал людей за драгоценным телом. Сереге сначала позвонили по телефону, он взбеленился — ему нагрубили. Запер труп в холодильник, запер входную дверь, ключи положил в рот трупу, который лежал в коридоре на каталке, и спокойненько сел пить чай. Морг обстреляли — он продолжал пить чай, затем начали ломиться в дверь. Серега за телефон — а он не работает. Тогда он вернулся к чаю. Таким его и пошли бандиты. Отделали за будьте любезны, ничего не добились, а тут менты на выстрелы приехали. Пришлось бандитам уйти ни с чем. Серега покряхтел, полез за стаканом и нашел одни осколки. Расстроился — ужас. Его больше всего огорчило, что до утра без чая остался. А сейчас я посмотрел на него — вполне могло такое быть. Ей-Богу, не думал, что он способен так измениться за то время, которое я его не видел.
— Он высоты боится, — сказал Валера. — Остальное, по-моему, его мало волнует. Безбашенный человек и гордится этим.
В ночной тишине раскатисто и звонко грохнул выстрел, второй. Валера моментально вскарабкался на плиты, пристроился смотреть в щелочку, не поднимая головы. По
Стройке муравьями расползались марьинские, разыскивая сбежавших людей Цезаря, среди них Валера углядел и очухавшегося Майора. Господи, а он надеялся, что тот помрет с такого удара! Правильно говорят, что безмозглой башке сотрясение мозга не грозит. Однако у марьинских были пистолеты, а стреляли из автомата. Валера замер, высматривая стрелка и пытаясь понять, почему Александр и Михаил так убийственно спокойны. Стоят себе, курят, обсуждают какую-то чушь.
Цепочка марьинских втянулась на стройку полностью, их было человек тридцать, не меньше. Изредка постреливали по темным подозрительным углам, дергались от непо-нятных звуков. И тут в тыл им ударила автоматная очередь, четверо упали сразу, а зоркий Валера углядел стрелка. Он лежал на крыше строительного вагончика почти у самой дырки в заборе, перекрывая выход.
Марьинские заметались, сообразив, что попали в мышеловку. Однако вырваться не получалось: на всех возвышениях засели автоматчики и били их, как мух на стекле, отгоняя к котловану. Шансов у марьинских не оставалось никаких, это было видно даже профану, а Валера считал себя профи в военном деле. Теперь он понимал, что за внешнюю поддержку имел в виду Цезарь. В их задачу входило только раззадорить марьинских, вызвать погоню за собой, приведя в засаду на территории марьинских же. Те наверняка блокировали все дороги, надеясь, что Цезарю некуда будет удрать со стройки. А ему это и не понадобилось.