На подлокотнике кресла рядом с Соколовым примостился Серега, лак и оставшийся маленьким и худеньким. Серега, между прочим, был очень жестоким. Трупы, их части и кровь в любом количестве после морга и анатомички его не смущали абсолютно. Вот за Яковлева Саша беспокоился больше всего. Он был отчаянно смел, самолюбив, азартен, в драке доходил до аффекта, но садизм противоречил всей его натуре. Для себя Саша решил, что любой ценой удержит Яковлева подальше от этого приказа.
Он обвел комнату глазами и, к своему удивлению, увидел, что почти все стараются подавить отвращение. Н-да, смерть Артура будет уроком для всех - - и для врагов, и для членов Организации. И нет никаких сомнений, что такой приказ будет отдан — еще никто не слышат, чтобы Ученый не сдержал своего обещания. Предупредил — значит, так оно и будет.
— Думаете, слишком жестоко? — тихо, с угрозой спросил Маронко. Его взгляд был полон ледяного презрения. - Пойдите, взгляните на то, что осталось от Артура. Они взяли опущенного в камеру — для утехи, — но этого им показалось мало, поэтому они поиздевались над трупом.
За одно мгновение атмосфера в комнате накалилась до предела, хотя никто не издал ни звука. Казалось, еще одно слово Маронко — и помещение вспыхнет десятком молний. Саша заметил, как грозно сдвинул густые брови Вахо, как затрепетали ноздри едва справлявшегося с яростью Хромого, как побелели костяшки кулаков Слона. Белого Саше не было видно, но он имел все основания полагать, что Белый не остался равнодушен.
Артур... Они все знали его, кто боялся, а кто и любил — как ясеневский молодняк, например. Мало того, что эти козлы забили его до смерти, так еще поизгалялись над тру-пом... Падлы, опустить его живым у них, десятерых, мочи не хватило, а хотелось так, что даже смерть не остановила.
Яковлев поднял голову, его глаза недобро блеснули. Нет ром ко окликнул Хромого:
— Борис, я хочу поделиться одним секретом. Классная пьпка. В задницу вставляется трубка на глубину сантиметров двадцать, только осторожно, чтоб кишки не порвать. И через трубку внутрь загонягся какое-нибудь крупное кусачее насекомое. Скажем, жук, а лучше — два или три, чтобы они дрались между собой. В Афгане бандиты для этих целей саранчу держали и запускали десятками. А трубку потом вытаскивали, чтобы вся эт а живность наружу выползти не могла. — Он помолчал, его лицо на мгновение исказила судорога. — На моих глазах человек сам себе внутренности
Вырвал — боль безумная. А вам, наверное, перед таким опытом будет лучше связать клиенту руки.
У Хромого вытянулось лицо — никак он не ожидал подобной ремарки именно от Яковлева. А Саша уже ничему не удивлялся.
— И много ты таких фокусов знаешь? — поинтересовался Белый.
— Толя, инквизиторы столько не знали, сколько я всего за две недели плена увидел. У меня самого на спине живого места нет — меня колючей проволокой секли.
— Ну, ради такого случая и я своими секретами поделюсь, — вставил Корсар. — Я тоже знаю не одну феньку из ассортимента китайских палачей.
— Послушайте, зачем нам мастера Хромого? — с мрачным восторгом спросил Слон. — У нас разведчики любого умника из гестапо за пояс заткнут, тем более что гитлеровцы не отличались изобретательностью.
— А затем, что я сам не собираюсь этим заниматься, — ответил Валерка. — У меня зла столько, что я убью слишком быстро. Пусть этим занимается тот, у кого темперамент похолоднее моего.
— Делайте с ними все, что хотите, — неестественно мягко сказал Маронко. — Они ваши. Шесть человек объявлены вне закона. Я также снимаю все ограничения в отношении тех, кто попытается их спрятать — в отношении мужчин старше пятнадцати лет, разумеется, если они осведомлены об истинном положении вещей. Женщин не убивать и не калечить, но любым другим способом поучить можете. До того момента, как они все — считая того, которого поймали люди Гончара, — будут в сборе, ничего серьезного с ними не делайте. Поиграйте, но оставьте и другим. Держать их будем в квартире на «Академической» — Толя, позаботишься об охране. А вот, — он наклонился, вытащил из ящичка стола шесть папок, раздал всем разведчикам, — досье на наших беглецов. Заранее ищите двух человек, которые продавали бы мясо на рынке.
— А разделывать их надо живьем, — медленно и громко сказал Серега, заглядывая Мишке через плечо в его блокнот. Все затихли, тогда он пояснил: — Иначе мясо будет отравлено трупным ядом, и мы перетравим кучу невинного народа. Кровь-то нашим подопечным никто сливать не
Будет, поэтому разделывать надо живьем, чтобы она сама стекла.
— Э, а у меня рацпредложение, — не удержался от ремарки Саша. — Зачем кости и кишки на помойку выкидывать? Привезти и вывалить на мостовую перед Петровкой, 38. А что? Пусть все видят, каково с нами связываться.
— Цезарь, ты охамел, — оторопел Хромой. — Это же центр города, сколько народу... Облава будет. Зачем так нагло?
— Послушай, — загорелся Саша, — мы что собираемся устроить — массовую резню или теракт? Теракт всегда делается напоказ. Ничего, пусть скажут спасибо, что не на Красную площадь все это дерьмо вывалим. Облава? Ерунда. Это могут взять на себя мои ребята, они уйдут без проблем, как вода в песок. Мы можем даже специально собак наловить для этой цели — самых драных и злых.
Маронко невольно улыбнулся.
— Так мы и сделаем. Именно на Петровку останки и привезем. Пусть даже в прессу попадет отчет о наших безобразиях — чем больше шума, тем лучше, тем большее ко-личество людей крепко призадумается: так ли мы слабы, как им того хотелось бы? Я уже не говорю, что за такой бардак в центре Москвы полрозыска разгонят, что опять же нам на руку. Расклад получается такой: разведка ищет, отловом и конвоированием будет заниматься Шура, Белый охраняет, а далее — Борис со своими мастерами. Продавцов найдете. Саша возьмет на себя вывоз останков и, — он еле сдержал смех, — отлов бродячих собак. С этим все ясно. Осталась без внимания наша многоуважаемая милиция. Так вот, друзья мои, в число жертв пролонгированного теракта попадают еще работники тюрьмы, без ведома и пособничества которых нельзя было убить Артура, а также следователь и человек — или несколько человек, — отдавшие этот прихаз. Вот тут нужна очень большая осторожность й осмотрительность, потому что под следствием более двадцати человек наших. Костя, информационная база по милиции — целиком под твою ответственность. Работники тюрьмы... Вахо, что ты думаешь по этому поводу?
— Что? Это очэн просто. Их же нэ надо убивать напоказ? Мои люди подождут, пока они будут нэ в форме, и прытворятся грабытэлями.
Да, наверное, это будет идеальный вариант. Действительно, не стоит ментов убирать наглядно, лучше тихо и незаметно, под видом попытки ограбления. Кому надо — поймет, что это была месть, но доказать ничего не сможет. И лучше, если за это возьмется Вахо, — никто не припишет деяния «лиц кавказской национальности» разгромленной белясвской группировке. Лишний довод в пользу той мысли, что за смерть одного лидера мстит весь московский криминалитет.
— Со следователями будет заниматься Саша, — сказал Маронко. — Понятно почему?
— Мне, собственно говоря, без разницы. Приказ есть приказ, — ответил Саша, хотя прекрасно все понял: из-за банды наркоманов. Он должен делом доказать, что у него нет близких друзей среди ментов. Чертова Танька, понесло ж ее тогда общественным транспортом добираться. — И сколько у .меня времени?
— Достаточно. До Нового года, даже желательно где-то в декабре.
— Ничего, если вместо явного убийства они «покончат с собой» или умрут от белой горячки?
— Без разницы. Важен результат.
Саша кивнул. Маронко устало потер глаза пальцами, вздохнул:
— На данный час у меня все. И на ближайшую неделю забудьте о всех ссорах и спорах. Семь дней — траур. К нам никто не полезет — у всех совесть есть, в дни траура нас не потревожат, не лезьте только сами. Похороны послезавтра, отсюда выезжаем в восемь утра, в девять — отпевание, из церкви — на Хованку. Естественно, никто никого не приглашает, придут те, кто считает необходимым отдать последний долг. Сережа, — он повернулся к Лекарю. — Ты, когда в морге работал...
— Умею, — перебил его Серега. — И обмывать, и одевать, и грим накладывать, чтобы повреждения на лице скрыть. Мне сейчас остаться или потом приехать?
Мишка толкнул Сашу под локоть, передав блокнот. Вот, оказывается, чем он все это время был занят — четыре исчерканных листочка, и на пятом написано звучное чет-веростишие. Надпись на надгробье... Саша отогнул нужный лист, протянул блокнот Маронко. Тот кивнул:
— Да, это значительно лучше нашего первоначального варианта.
Вее расходились. Саша прошел в гостиную, где на разложенном столе находилось накрытое простыней тело. Только сейчас Саша заметил, что Артур был невысоким, как Маронко, и почти таким же худым. С таким чувством, будто вторгается в запретную область, он осторожно откинул простыню с головы.
Спутанные, влажные волосы, кожа восковая, будто это кукла, а не человек, мертвые глаза видны из-под полуприкрытых век, везде — бледно-голубые размывы кровоподтеков. Шов до самых ключиц — след вскрытия. Приглядевшись, Саша заметил, что вскрыта была и черепная коробка.
Странно, он смотрел на труп и никак не мог поверить, что видит мертвого Артура. Как же так? Он совсем другим был... И холодная ярость копилась внутри.
Он протянул руку, опустил веки до конца, поймав себя на ощущении, что не испытывает ни отвращения, ни суеверного страха, прикасаясь к остывшему телу. Он знал Артура, но на столе лежал не он — его здесь не было.
Чуть позади стояли Соколов и Яковлев, молчали. А что тут можно сказать? В коридоре послышались шаги, в комнату вошли Маронко и Серега. Маронко подошел к столу с другой от Саши стороны, помолчат, патом задумчиво сказал:
— Вот так в результате ошибки уходят люди, замену которым уже не найдешь. Можно найти хорошего работника, но нельзя найти Артура. Не второго, не копию, а этого. — Он надолго замолчал, отошел к окну и заговорил вновь только через несколько мин