Когда она вышла на улицу, с неба валил густой мокрый снег. Скорей бы весна наступала — надоел холод и тяжелая верхняя одежда. Ждать недолго осталось — сейчас февраль, не за горами март, апрель... Выйдя наружу на «Южной», Таня долго искала остановку нужного автобуса. Маршрут №674, до конца; если верить смутным воспоми-наниям, место там подходящее: безлюдное, пустынное и лес в двух шагах. А через лес, если не заблудиться, можно за пятнадцать минут пешком прийти в Ясенево. Очень удобно.
Таня немного опоздала; долговязая Витькина фигура виднелась издалека. Притулившись под крышей автобусной остановки, он старательно дымил сигаретой. Таня подбежала, огляделась — Соколова нигде не видно, значит, никто не заметит, кто кому передает негативы.
— Привет, Витька.
— Привет, — буркнул он.
— Держи, — она быстро сунула пленки ему в руку.
— Это что?
— Негативы. Спрячь их.
— А фотографии?
— Их нет. Я же уничтожила их, оставила только пленки.
— Ну правильно. Прятать легче, а отпечатать всегда можно.
Пленки исчезли во внутреннем кармане безразмерной Витькиной куртки. Таня вздохнула с плохо скрытым облегчением, оглянулась еще раз — где же Соколов? Самое время ему появиться.
— Ты чего вертишься? — спросил Витька.
— Неспокойно как-то. Угостил бы сигаретой, что ли.
— Что, стремно пленочки со всякими мафиози хранить? — осклабился Витька. — Слушай, может, зайдем ко мне? Я в двух шагах отсюда живу.
— В другой раз, — нетерпеливо отмахнулась Таня. — Ты-то, кстати, сам не боишься «залететь»?
— У меня «крыша» хорошая.
«Крыша»? Это что-то новенькое. Таня напряглась в предчувствии: Витька может стать настоящим кладом по части информации. Похоже, что в ее сети заплыла совсем не мелкая рыбешка. Но выведать что бы то ни было она не успела.
Скрип тормозов, две машины резко остановились по обе стороны от Тани и Витьки. Тот, увидев такие дела, сориентировался мгновенно — бросился между ними и через проезжую часть припустил к лесу. Но и приехавшие ушами не хлопали: вторая машина лихо развернулась, пересекая дорогу, устремилась в погоню. Из первой неторопливо вылез Соколов, подошел к Тане.
— Он не уйдет? — забеспокоилась Таня.
— Нет. Снег глубокий, он может бежать только по дороге, а по дороге и машина пройдет. Даже если свернет — гам ребята тоже не дураки побегать. Они его в крайнем случае в лес загонят, где нам все тропинки знакомы. Дурак, — фыркнул Михаил. — Нашел куда от нас бежать — в Ясенево.
— Миш, по-моему, он неспроста так рванул.
Соколов кивнул.
— Мы еще на подъездах его узнали. Дрянь еще та. Мы давно за ним охотимся, и на этот раз он не уйдет.
— Он говорил, что у него «крыша» есть.
— Есть. Он на мытищинских работает. Но от этого ничего не меняется — он находится в нашем районе, и мы здесь в своем праве. Никто даже вякнуть не посмеет. Но тебе лихо удалось заманить его — он хитрый, сволочь, дважды у нас из рук уходил. Тебя подвезти до дома?
— Миш, я хотела бы поговорить с тобой.
— Поехали. Ничего, если опять в Сашкиной квартире посидим? Это единственное известное мне место, полностью защищенное от прослушивания.
Таня не возражала. По дороге ее воображение разыгралось с неудержимой силой, она уже видела себя в новом качестве. Вот она — не кто-то, а она! — ловит скрывающегося убийцу Матвеева, вот она пользуется авторитетом даже большим, чем многие ребята в бригаде. А дальше — чем черт не шутит? — она занимает Сашкино место. Думаете, женщина не может справиться с мафией? Ошибаетесь, спорила Таня с неким безликим оппонентом, еще как может, любого мужика за пояс заткнет.
В квартире на первый взгляд все было по-прежнему, только пыль стерта. Но что-то неуловимо изменилось, сразу чувствовалось, что здесь живет не хозяин. Тоска болезненно полоснула по сердцу, но Таня, усилием воли заставила себя не думать об этом. Это личное, это потом, а сначала — дело. Зазвонил телефон, Соколов показал Тане на кресло в гостиной, а сам ушел разговаривать на кухню. И как Таня ни прислушивалась, ей не удалось ничего понять из его отрывочных фраз. Эзопов язык, сленг, жаргон — между собой они, похоже, разговаривать по-русски давно разучились.
Соколов вернулся страшно недовольный, плюхнулся на диван, закурил, кинул сигареты Тане. Прощупывая обстановку, она спросила:
— Витька ушел, что ли?
— Да нет, — поморщился он. — Взяли его. Но все выглядит несколько хуже, чем я предполагал. Мне в голову не приходило, что в нашей среде столько неосторожных людей. Ладно, это мелочи. У тебя что-нибудь новенькое есть?
Вначале Таня хотела выпалить о своем желании поработать с ними, но потом решила начать не с этого:
— Миш, непонятная история: какой-то осел звонит каждую ночь без четверти два и молчит. А вчера, то есть сегодня, назвал меня по имени. И, знаешь, голос у него очень поож на Сашкин.
— Да? Интересно... Очень даже интересно. Это не вписывается в мою схему, — пробормотал Соколов. — Совсем не вписывается. — Откинувшись на спинку дивана, он задумался, потом неожиданно спросил: — А что по этому поводу думают твои предки?
— По-моему, они считают, что я слегка двинулась.
— А звонков они не слышат, что ли?
— Слышат, но... Там еще есть свои затруднения.
— Ясненько... А твои родители не могут положить тебя в больницу? Я имею в виду, в психиатрическую.
— Могут. Один раз мама клала меня туда.
— Об этом кто-нибудь может знать? Что твои родители способны на это?
— Н-ну, в институте... Я вот боюсь, что мама узнает о том, что было в институте, тогда она действительно потащит меня к врачу.
— А что там произошло?
— Я с Васиным поругалась, и меня теперь вся группа сумасшедшей считает. Он долго распалялся, что V мен л
Шизофрения, что у меня бред, поэтому ни одному моему слову верить нельзя...
— Стоп, Таня, кажется, я все понял. — Соколов оживился. — Ну-ка, какие первые признаки острого периода шизофрении?
Таня задумалась, вспоминая, как вела себя мать в обострении.
— Ну, это возбужденное состояние, резкие перемены настроения, плохой сон и аппетит, затем начинаются галлюцинации... — Она замолчала, оборвав себя на полуфразе.
— Тань, все признаки налицо, так? — весело предположил Соколов и тут же развил свою идею: — Смотри сама: ты угнетена, плачешь — вполне естественная реакция на смерть любимого человека. Далее ты помогаешь искать его
убийцу и в связи с этим развиваешь довольно бурную деятельность. Ты плохо спишь, потому что тебе снятся кошмары, что опять же вполне объяснимо — мне они тоже снятся. И на фоне всего этого тебе просто не до еды — этот вывод я делаю, глядя на твое лицо. Ты здорово осунулась и побледнела. Но ты не можешь сказать правду, почему так происходит, поэтому твоим родителям смены твоего настроения кажутся странными, твои высказывания звучат противоречиво. И в довершение некто начинает звонить по ночам и ты слышишь голос Сашки. Представь себе реакцию твоей мамы, если ты ей заявишь, что разговаривала с мертвым человеком! Что она подумает? Естественно — галлюцинация!
— Ты хочешь сказать, что кто-то пытается сделать из меня дуру?
— Не совсем. Кто-то пытается убедить в этом окружающих. Кому-то надо, чтобы с твоим мнением не считались.
— Но зачем?
— Для кого-то ты представляешь серьезную угрозу. Я не исключаю, что от тебя таким способом попросту хотят избавиться. Убивать подозрительно, поэтому тебя решили упрятать в психушку. Возможно, ты знаешь убийцу, способна вычислить его быстрее нас. Возможно даже, что без тебя мы вообще его не найдем. — Он внезапно замолчал, опять потянулся за сигаретами, прищурился. — А ведь, Тань, получается так, что ты действительно его знаешь. И очень хорошо, если судить по тому, что тебя он знает превосходно.
— С чего ты взял, что он меня хорошо знает? — испугалась Таня.
— Это же элементарно! Дело в том, что нормальному рядовому человеку, не имеющему контактов с душевнобольными, в голову не придет интересоваться первыми признаками шизофрении. Он заметит, что что-то не в порядке, только когда начнется явный бред. А этот тип строит свои расчеты именно на первых признаках, отлично понимая, что до настоящего бреда тебя довести не удастся. Этот человек знает, что ты лежала в больнице, и рассчитывает, что необычное поведение с твоей стороны будет расценено окружающими как болезнь. Он уверен, что нехитрой инсценировки будет достаточно, потому что твои родители, опасаясь, что ты будешь болеть, как и мама, спохватятся раньше и положат тебя на лечение.
Таню осенило:
— Слушай, у нас в группе есть такой — Лешка Акимов. Так именно он без всякого повода начал орать на весь институт, что я спятила! Всем сообщил, что у меня больна мама и у меня тот же диагноз. Живет он где-то здесь, в Ясеневе, в двух шагах отсюда.
Соколов нахмурился:
— Опять институт? Это мне уже совсем не нравится. Третье указание. Васин последнее время держался как-то очень странно, потом Сашка вел переговоры с женихом одной из твоих однокурсниц, и его пытались использовать втемную в грязной истории, теперь — Акимов. Но все — разные люди.
— Да уж, разные! Одна компания. Васин влюблен в Лику Колесникову, ее ближайшая подруга как раз и есть невеста того бизнесмена, и Акимов в прекрасных отношениях с Васиным. Слу-ушай, что я вспомнила! Кира, еще одна подруга Лики, вообще живет в Мытищах! Ты говорил, что Витька работает на мытищинских.
Соколов смотрел на нее с явным одобрением:
— Ну, ты даешь! Вот поэтому они тебя и боялись. У вас талант, девушка, вы знаете об этом?
Таня скромно потупила глазки.
— Хорошо. Пусть даже так. А что дальше?
— Это смотря по тому, поможешь ли ты нам доиграть игру.
— Мог бы и не спрашивать, я не из тех, кто сворачивает на полпути.
— Но это далеко не безопасная игра.
— Ох, Миша, будто я не знаю, в какие игры вы играете!
— Прекрасно. Тогда слушай. Один из способов победить — это притвориться побежденным. Мы временно примем их правила игры, уже зная схему. Фактически мы заставим их раскрыться. Ничего не произошло, ты по - прежнему выглядишь сумасшедшей, твои родители планируют положить тебя в больницу, и ты своими действиями укрепляешь их в этом намерении. Не волнуйся, весь этот цирк только на одну ночь. Я не