Рейт обернулся. Потайная дверь открылась — в проеме появились силуэты двух пнуме. Какое-то мгновение они стояли навытяжку, как жутковатые куклы театра теней, потом сорвались с места. «Зужма-кастшаи нас видят, — всхлипнула девушка, опустив голову. — Все кончено, меня бросят в яму... Пойдем навстречу — нужно смириться, вернуться с повинной...»
«Стой у стены, не двигайся, — сказал Рейт. — Пусть подходят — их только двое».
«Ты ничего не можешь сделать!»
Рейт промолчал. Он подобрал упавший с потолка камень размером с кулак и ждал.
«Сопротивляться бесполезно, — стонала девушка. — Нужно кротко проявить сожаление, беспрекословно подчиниться...»
Пнуме быстро приближались, по-птичьи, высокими взмахами выставляя ноги вперед, белые жвалы их запавших челюстей суетливо шевелились. В трех метрах от беглецов они остановились, направив черные глазницы на двух людей, прижавшихся к стене. Секунд двадцать никто не двигался, никто ничего не говорил. Молчаливый критик медленно протянул вперед длинную костлявую руку и направил на людей два ороговевших когтистых пальца: «Возвращайтесь!»
Рейт не шевелился. Девушка обмякла — ее глаза помутнели, челюсть отвисла.
Пнуме снова произнес ухающим глуховатым голосом, тщательно выговаривая каждый звук: «Возвращайтесь сейчас же!»
Девушка, спотыкаясь и шатаясь, стала ошалело пробираться вдоль стены — но не в направлении пнуме, а подальше от них. Рейт стоял неподвижно.
Пнуме уставились на него в замешательстве и обменялись парой невразумительных фраз резким свистящим шепотом, после чего критик приказал в третий раз: «Назад, идите!»
Пнуме-надзиратель еле слышно прошипел: «Экспонат, потерянный после доставки».
Молчаливый критик, решительно шлепая вперед, приблизился и вытянул руку, чтобы схватить Рейта за шею. Рейт изо всех сил швырнул камень в белый лошадиный череп. Раздался хруст. Накренившись всем телом, как жердь, критик уперся плечом в стену, поднимая и опуская, сгибая и разгибая правую ногу судорожным одинаковым движением сломанного автомата. Надзиратель угрожающе ахнул, хрипло втянув в себя воздух, и прыжками бросился к Рейту. Как заправский тореадор, Рейт отскочил назад, одним отчаянным взмахом сорвал с себя плащ, расправил его и накинул на голову пнуме. Казалось, гигантское насекомое не замечало препятствия, продолжая гнаться за убегающим Рейтом с расставленными в стороны руками, но скоро начало пританцовывать и топтаться на месте. Рейт несколько раз осторожно подкрадывался ближе, сразу отпрыгивал назад и стараясь уловить удобный момент. Потерявшийся в плаще надзиратель вертелся из стороны в сторону, размахивая ищущими руками. Почти беззвучные пируэты пнуме и перебежки Рейта то вперед, то назад повторялись в тесной полутьме подобно нелепому, но хорошо разученному балету. Подпирающий стену молчаливый критик безучастно взирал на танцоров, тихо отбивая такт дергающейся ногой.
Рейт схватил надзирателя за руку. С таким же успехом он мог держаться за железную спицу жернова, толкаемого парой буйволов. Увлекая Рейта за собой в стремительном повороте, пнуме хлестал воздух другой рукой — два роговых когтя оставили на щеке Рейта глубокие царапины. Рейт ничего не чувствовал. Пользуясь всем телом, как противовесом, он сумел ускорить вращательное движение пнуме. Тот ударился спиной в стену коридора, но отскочил, как ни в чем не бывало, и снова бросился в нападение. Рейт попробовал нанести удар ребром ладони в бледное сочленение между впадинами глазниц, но только ушибся о холодную твердую кость. Ударив по-боксерски, кулаком, он повредил бы себе руку. Существо отличалось нечеловеческой прочностью и силой — положение становилось затруднительным. Теперь все внимание Рейта уходило на то, чтобы увертываться от постоянных попыток пнуме дотянуться, схватить, удержать.
Вскидывая огромные куриные ноги, надзиратель заставлял Рейта отступать шаг за шагом. В неожиданном скользящем падении спиной к земле и ногами вперед, опираясь на руки, Рейт врезался ступнями в крапчатые голени под узловатыми, выступающими назад суставами. Собравшийся шагнуть вперед надзиратель потерял равновесие, запнулся об лежащего Рейта и упал. Откатившись в сторону, Рейт вскочил, ожидая нападения со стороны молчаливого критика — но тот лениво пожевывал членистыми челюстными отростками, прислонившись к стене плечом, и наблюдал за схваткой с безразличием скучающего зеваки. Невмешательство критика озадачило Рейта — на какой-то момент он потерял бдительность. Напрасно: лежа на спине, надзиратель обхватил лодыжку Рейта пальцами ноги, как железным хомутом, пытаясь дотянуться до шеи другой ногой, неожиданно вытянувшейся в струну. Отпрянув и размахнувшись свободной ногой, Рейт пнул лежащее существо в пах, твердый и узкий, как развилка между сучьями дуба. В результате Рейт серьезно растянул сухожилие ступни. Когтистые пальцы ноги пнуме шарили по воздуху, сжимаясь и разжимаясь в поисках шеи Рейта. Рейт схватил маячившую перед глазами узкую ступню надзирателя, зажал ее локтевым сгибом, повернул, навалился. Расстояние между широко разведенными ногами пнуме и наличие неподвижного нижнего соединения внизу, там, где пальцы пнуме держали Рейта мертвой хваткой, давало преимущество рычага. Надзирателю пришлось перевернуться лицом к земле. Рейт упал ему на спину, взялся обеими руками за голову и рывком отогнул ее к себе. Шляпа скатилась с черепа надзирателя, упругая шейная кость или мембрана пнуме эластично выгнулась несмотря на то, что затылок существа прижимался к спине. Рейт потянул, надавил еще сильнее — что-то подалось, треснуло. Пнуме отпустил ногу Рейта — Рейт отпустил голову пнуме, вскочил и отбежал в сторону. Существо колотило по земле конечностями, кидаясь от стены к стене, выгибаясь и кувыркаясь в диких судорогах. По случайности — или каким-то чудом — пнуме с болтающейся за спиной перевернутой головой оказался на ногах, сделал несколько прыжков зигзагами вдоль коридора и столкнулся с молчаливым критиком. Надзиратель и критик обрушились на каменный пол — мертвые? Рейт не верил своим глазам: он убил двух пнуме.
Привалившись спиной к стене и упираясь руками в колени, Рейт хрипел и кашлял, пытаясь отдышаться. Везде, где пнуме прикасался к нему, наливались синяки. С лица липким потоком стекала кровь, локоть правой руки не сгибался, ступня левой ноги была растянута... но в коридоре лежали два трупа пнуме. Неподалеку, спрятав лицо в коленях, скорчилась девушка, застывшая в глубоком шоке. Рейт, хромая, подобрался к ней, прикоснулся к плечу: «Я жив. Ты тоже».
«У тебя лицо в крови!»
Рейт вытер лицо полой подобранного плаща, подошел к трупам пнуме и постоял над ними, собираясь с мыслями. Плотно сжав губы, он обыскал тела, но не нашел ничего заслуживающего внимания.
«Думаю, лучше не задерживаться», — сказал Рейт.
Девушка поднялась на ноги, повернулась и пошла по коридору. Рейт прихрамывал за ней. Трупы пнуме остались позади, в полутьме древнего потайного хода.
Рейт заметил, что его спутница постепенно замедляет шаги. «Ты устала?» — спросил он.
Участие Рейта вызвало у девушки недоумение — она тревожно обернулась: «Нет».
«А я устал. Давай чуть-чуть отдохнем», — с кряхтением и проклятиями разминая избитое тело, Рейт опустился на пол. Поколебавшись пару секунд, девушка чопорно устроилась у стены напротив, обняв руками колени. Рейт не понимал ее — казалось, она полностью забыла о схватке с пнуме. Он затруднялся определить выражение затененного шляпой лица, но, судя по спокойствию и собранности движений, от ее недавнего испуга не осталось ни следа. «Потрясающе!» — думал Рейт. Вся ее жизнь пошла кувырком, будущее должно было представляться ей бушующим морем неизвестности. Тем не менее, она сидела с безмятежностью куклы, чудом уцелевшей после пожара.
Девушка тихо спросила: «Почему ты на меня так смотришь?»
«Я подумал, — сказал Рейт, — что, учитывая обстоятельства, ты выглядишь удивительно беззаботно».
Сначала ответа не последовало. В полутемном подземном коридоре наступила тяжелая тишина. Потом девушка заговорила: «Я плыву по течению жизни. Куда, на какой берег меня вынесет? Догадки строить бесполезно. Заявлять о предпочтениях бессмысленно и даже дерзко. В конце концов, существование — привилегия, дарованная очень немногим».
Рейт прислонился затылком к стене: «Немногим? Почему же?»
Девушка переплетала бледные пальцы в явном затруднении: «Не знаю, как это делается у гхианов. Может быть, на поверхности все по-другому. У нас в Убежищах[25] женщина-мать дает потомство двенадцать раз. Выживает не больше половины детей, обычно меньше...» Она продолжала, теперь уже вдумчиво-наставительным тоном: «Говорят, все женщины гхауна — матери. Правда? В такое трудно поверить. Если бы каждая плодилась двенадцать раз, даже если бы шестерых из двенадцати сбрасывали в яму, вся поверхность планеты кишела бы телами в несколько слоев. Это не укладывается в голове». Помолчав еще немного, спутница Рейта сделала неожиданный вывод: «Хорошо, что я никогда не буду женщиной-матерью».
Рейт снова не понял: «Откуда такая уверенность? У тебя все впереди».
Лицо девушки слегка покривилось — вероятно, от смущения: «Как ты не заметил? Неужели я похожа на женщину-мать?»
«Понятия не имею! На что похожи ваши женщины-матери?»
«У них все выпячивается на груди и в бедрах. Разве матери гхианов не такие? Я слышала — зужма-кастшаи решают, кто из девочек станет женщиной-матерью, а кто нет. Отобранных забирают в родильные ясли. Там они лежат в темноте и плодятся».
«В одиночестве?»
«Почему? В компании других матерей».
«А отцы?»
«Отцов не нужно. В Убежищах все безопасно — защита и так обеспечена».
Рейт подумал, что отброшенные им ранее подозрения в отношении пнумекинов были не так уж безосновательны. «На поверхности, — сказал он, — все делается по-другому».
Девушка наклонилась вперед, ее физиономия оживилась больше, чем когда-либо: «Мне всегда хотелось узнать, как живут гхианы. Кто выбирает женщин-матерей? Где они плодятся?»