холмам. — Сивише далеко на юге. Придется идти до мыса Брейз. Там, на западном берегу, можно сесть на корабль, следующий в Сивише. Хотя я не знаю, где мы возьмем деньги на проезд».
Зап-Сеитикс поразилась настолько, что секунду стояла с открытым ртом: «Ты хочешь, чтобы я отправилась с тобой?»
«Нашлось объяснение меланхолическому созерцанию морского пейзажа», — подумал Рейт. «У тебя другие планы?», — спросил он вслух.
Девушка упрямо поджала губы: «Мне казалось, что ты намерен идти своей дорогой».
«И оставить тебя здесь? Кто тебе поможет? Как ты выживешь?»
Зап-Сеитикс ответила сардоническим взглядом, порицающим прозрачную лживость сочувствия, порожденного неприличными варварскими поползновениями.
«Здесь, на поверхности, вопиющие «нарушения спокойствия» встречаются на каждом шагу, — сказал Рейт. — Не думаю, что тебе они понравятся».
«О!»
«Необходимо соблюдать осторожность. Эти плащи... от них лучше избавиться».
Потрясенная девушка не понимала: «И ходить без одежды?»
«Нет, в одежде, но без плащей. Плащи привлекут внимание, на нас могут напасть. Подумают, что мы — гжиндры».
«Я гжиндра, такова моя судьба».
«В Сивише ты можешь принять другое решение. Если, конечно, мы туда доберемся. Одетые гжиндрами, мы далеко не уйдем». Рейт снял плащ. Гневно отвернувшись, девушка последовала его примеру, и теперь стояла в серой нижней рубашке.
Рейт свернул оба плаща: «Ночью может похолодать. Я их возьму».
С сомнением повертев в руках синюю папку, ставшую лишним багажом, Рейт в конце концов спрятал ее за подкладку куртки.
Они отправились вдоль берега на северо-запад. Оставшаяся позади роща хоров постепенно превратилась в мутное пятно, над берегом вырастал массивный расщепленный силуэт скалистого мыса. Карина 4269 опустилась к горизонту, озаряя местность насыщенными предзакатными тонами. С севера, однако, надвигалась полоса лиловато-черных туч, обещавших разразиться одной из внезапных тшайских гроз. Тучи неумолимо ползли на юг, перемигиваясь мягкими вспышками зарниц. Море под ними, черное, как графит, отливало болезненным желтоватым блеском. Впереди, у самого подножия берегового утеса, уже можно было различить еще одно скопление дайанов. Опять священная роща? Рейт внимательно изучил окрестности, но не заметил никаких признаков селения хоров.
Скоро они подошли к деревьям — крайние дайаны слегка кренились наружу, расправив, как зонты, огромные, дугообразно свисающие перистые листья. Возможно, на мысу, за утесом, скрывалась деревня, но сейчас под медленно чернеющим золотисто-коричневым небом, кроме них, не было ни одного живого существа.
Рейт не стал делиться опасениями со спутницей — ей было достаточно своих тревог. Девушка слегка обгорела и порозовела под солнечным светом. В тонкой, прилегающей к телу серой рубашке, с отросшими черными кудрями, начинавшими закрывать уши и спадать на лоб, она все меньше напоминала жалкое бледное существо, на свою беду заметившее Рейта в подземной трапезной зоны Пагаз. Казалось, ее фигура слегка пополнела и округлилась. Игра воображения? Зап-Сеитикс заметила внимание Рейта и ответила стыдливо-вызывающим взглядом: «Что ты на меня так уставился?»
«Просто так. Впрочем, нельзя не признать, что теперь ты выглядишь лучше, чем раньше, когда мы встретились».
«Не знаю, о чем ты говоришь, — отрезала она. — Глупости!»
«Возможно... В один прекрасный день — не сейчас — я тебе объясню, как живут на поверхности. Обычаи и привычки здесь сложнее — отношения между людьми значительно ближе, можно сказать, «беспокойнее», чем под землей».
«Хмф! — фыркнула Зап-Сеитикс. — Почему ты направился к лесу? Разве это не одно из запретных или секретных мест?»
«Не знаю, — Рейт указал на тучи. — Видишь темные полосы под облаками? Это дождь. Мы можем укрыться под деревьями, чтобы не промокнуть. Кроме того, скоро ночь, а ночью появляются ночегончи. У нас нет с собой оружия. Однако, если мы залезем на дерево, ночегончи нас не достанут».
Зап-Сеитикс воздержалась от дальнейших замечаний. Они приблизились к роще.
Высоко над головой шумели кроны дайанов. Поравнявшись с первой шеренгой стволов, они остановились, прислушались — тишину нарушало только порывистое дыхание надвигающейся грозы.
Шаг за шагом они углублялись в рощу. Последние лучи еще не настигнутого тучами солнца искромсали воздух чересполосицей темно-золотых прорывов и черных проемов, широких и узких. Рейт и его спутница вступали в тени, выныривали из теней. Ближайшие ветви росли выше, чем в тридцати метрах — на дайан нельзя было залезть. Укрыться от ночегончей в роще было не проще, чем на открытом берегу. Зап- Сеитикс неожиданно остановилась — казалось, она прислушивалась. Рейт ничего не слышал: «Что такое?»
«Ничего». Тем не менее, девушка вслушивалась, вглядывалась во всех направлениях. Рейт начинал не на шутку беспокоиться, подозревая, что она чувствует нечто недоступное его глазам и ушам.
Осторожно, как кошки, задерживаясь в тенях, они двинулись дальше. Перед ними открылась небольшая круглая прогалина, прикрытая непрерывным пологом высоко шелестящей листвы. Примерно в вершинах воображаемого квадрата, вписанного в окружность поляны, размещались четыре хижины. Посередине между ними чуть выступала над землей многоугольная деревянная платформа или сцена. На уровне человеческого роста в каждом из окаймляющих прогалину мощных стволов были попарно вырезаны изображения мужчин и женщин. Мужчины были представлены с выпяченными, как у щелкунчиков, подбородками, узкими лбами, раздутыми щеками и выпученными глазами. Женщин изобразили с длинными носами и широко раскрытыми, ухмыляющимися ртами. Ни те, ни другие ничем не напоминали типичных хоров. Насколько помнил Рейт, хоры обоих полов почти не отличались друг от друга телосложением, чертами лица и одеждой. Все рельефные пары, одинаково стилизованные, застыли в позах совокупления. Рейт покосился на Зап-Сеитикс, находившуюся в явном замешательстве. Он надеялся, что девушка истолкует не слишком откровенные сочетания тел как проявления шумной игривости, не переходящей границы простого «нарушения спокойствия».
Тучи поглотили заходившее солнце, роща погрузилась в сумрачную мглу. Чувствуя на лице первые капли дождя, Рейт внимательно рассмотрел хижины, построенные в обычном для хоров стиле из грязно-коричневого кирпича, с коническими черными железными крышами. Четыре хижины, обращенные входами к четырем квадрантам центральной платформы, по всей видимости, пустовали. Рейт решил проверить свое впечатление. «Подожди здесь», — шепнул он девушке и, пригибаясь, перебежками добрался до ближайшей постройки. Рейт прислушался: ни звука. Он нажал на дверь, та беспрепятственно подалась. Изнутри дохнуло тяжелым запахом, почти вонью — копченой сыромятной кожи, смолы, мускуса. Вдоль стен на передвижных стойках с крючками висели десятки резных деревянных масок, в точности повторявших рельефные мужские лица на стволах дайанов. Посреди помещения стояли две врытые в землю скамьи. Здесь не было ни оружия, ни одежды, ни каких-либо ценностей. Рейт вернулся к спутнице и нашел ее изучающей фигуры на стволах с пренебрежительно-брезгливым выражением светской дамы, вынужденной прочесть неприличную надпись на заборе.
Небо озарилось лиловой вспышкой, немедленно последовал оглушительный выстрел грома. На рощу обрушился ливень. Рейт и девушка добежали до хижины, вошли. Дождь барабанил по железной крыше. «Хоры — непредсказуемый народ, — сказал Рейт, — но вряд ли они посещают священную рощу в такую погоду».
«Зачем они вообще сюда приходят? — раздраженно осведомилась Зап-Сеитикс. — Здесь ничего нет, кроме дурацких плясунов. Хоры на них похожи?»
Рейт догадался, что она говорит о рельефах на стволах дайанов: «Нет, совсем не похожи. Хоры — желтокожие люди, очень аккуратные и опрятные. Их женщины и мужчины мало отличаются внешностью и характером». Рейт пытался вспомнить все, что ему рассказывал о хорах Аначо: «Это странный, таинственный народ, скрывающий свои обычаи. Говорят, они разные днем и ночью. В каждом хоре уживаются две души — одна просыпается с рассветом, другая завладевает телом после наступления темноты». Память шутила шутки с Рейтом, ему почудилось, что в сырой темной хижине звучал гнусавопронзительный голос его друга-дирдирмена: «Хоры — чуткие твари, везде вынюхивают оскорбления, как амбарные змеи — пряности! Не обращай на них внимания, говори с ними только по мере необходимости, да и в этом случае употребляй как можно меньше слов. Хоры считают болтливость противоестественным преступлением. Никак не реагируй на присутствие женщин, не смотри на их детей — хоры станут подозревать, что ты наводишь порчу. Превыше всего избегай священных рощ! Хоры метают железные дротики без предупреждения и с убийственной точностью. Опасное племя!»
Рейт передал девушке сущность предупреждений Аначо. Зап-Сеитикс села на одну из скамей.
«Ложись, — посоветовал Рейт, — попробуй заснуть».
«Как можно спать, когда снаружи шумит и гремит, когда со всех сторон воняет? Все дома гхауна такие?»
«Не все», — пробормотал Рейт. Подойдя к двери, он выглянул наружу. В перемежающейся пляске зарева молний и сумеречного полусвета казалось, что резные силуэты на деревьях дергаются в эротической лихорадке. Неровен час, Зап- Сеитикс начнет приставать с неудобными расспросами... На крышу обвалилась внезапная лавина града, и гроза тут же кончилась. В полной тишине вздыхали кроны дайанов.
Рейт вернулся к скамье и произнес голосом, звучавшим фальшиво даже в его собственных ушах: «Теперь ты можешь отдохнуть. По крайней мере, стало тихо».
Зап-Сеитикс издала тихий, не поддающийся истолкованию звук и тоже подошла к двери. Обернувшись к Рейту, она заметила: «Кто-то идет».
Рейт поспешил присоединиться к ней. С другой стороны сцены стояла фигура в одежде хоров — Рейт не мог определить, мужчина или женщина. Фигура скрылась в хижине напротив. Рейт сказал: «Нам лучше уйти, пока есть возможность».
Девушка удержала его: «Постой! Снова кто-то идет».