«Похвальная сдержанность, — заметил Кауч. — В таком месте цехинами не поживиться».
«Не хлебом единым жив человек... ну да ладно. Покажите мне подводные бега».
«Сюда — в двух шагах».
Они прошли к покосившейся старой стене, отделявшей базар от старого города. На самом краю открытой площадки, в тени кирпичной ограды, стоял длинный П-образный прилавок. Вокруг него суетились мужчины и женщины — всего человек сорок, многие в заморских нарядах. В двух метрах за открытым торцом прилавка находился круглый деревянный резервуар на бетонном основании, три метра в диаметре и полметра в высоту, с крышкой, поднимавшейся на петлях. Вода стекала из резервуара в крытый желоб между параллельными сторонами П-образного прилавка и достигала стеклянного бассейна на дальнем закрытом конце. Внимание игроков было приковано к стеклянному бассейну. Когда Рейт туда подошел, из желоба в бассейн выскользнул зеленый речной угорь; вслед за ним, стремительно извиваясь, появились другие разноцветные угри.
«Зеленый снова победил! — с деланным отчаянием воскликнул крупье. — Счастливый цвет, зеленый цвет! Нет-нет, будьте добры, не тяните руки поверх загородки, пока я не заплачу выигравшим... Прямо беда! Проигрался в пух и прах! Двадцать цехинов купцу из Джадарака, рискнувшему всего двумя. Десять цехинов барышне в зеленой шляпке с Азоутского взморья, поставившей цехин на поле цвета шляпки... Как? Это все? Больше никто не ставил на зеленый? Получается, я не так разорился, как мне показалось, — крупье быстро собрал с прилавка цехины, оставшиеся на полях других цветов. — Сейчас начнутся новые бега: делайте ставки, дамы и господа! Пожалуйста, размещайте цехины точно на поле выбранного цвета, чтобы потом не возникало недоразумений. Размер ставок почти не ограничен. Ставьте, сколько пожелаете, но только, прошу вас, не больше тысячи цехинов, потому что я просто не в состоянии выплатить больше десяти тысяч. Пять раз уже я терпел банкротство, терял все, что у меня было — но каждый раз выбирался из долговой ямы, чтобы снова служить интересам дорогих гостей Урманка с самоотречением подлинного философа-бессребреника!» Продолжая болтать, крупье собрал угрей в ведро и отнес их к верхнему концу желоба. Потянув за веревку, перекинутую через перекладину на стойках, он поднял крышку резервуара. Рейт пододвинулся ближе и заглянул в воду внутри резервуара. Крупье не возражал: «Смотрите, сколько вашей душе угодно, господин хороший! У меня нет секретов. Тайна скрывается в угрях, и только в них. Если бы я ее знал, богаче меня не было бы человека в Урманке!» В резервуаре Рейт увидел фигурную перегородку, образовывавшую спиральный канал, начинавшийся у центрального колодца и заканчивавшийся сливом в желоб. Перед выпуском в желоб была установлена подъемная заслонка — крупье только что быстро ее опустил. Выпустив угрей в центральный колодец, угревод захлопнул крышку резервуара. «Внимание! — провозгласил он. — У всех присутствующих была возможность убедиться: угри перемещаются свободно и случайно, извиваясь, бросаясь из стороны в сторону, как в прозрачной глубине родных ручьев. В темноте угри беспорядочно мечутся, но всегда плывут на свет — когда я открываю заслонку, все они бросаются вперед. Какой окажется первым в бассейне? А, кто знает? В прошлый раз выиграл зеленый — победит ли зеленый снова? Делайте ставки, дамы и господа, делайте ставки! Ага! Заморский аристократ щедрой рукой ставит на серое поле, на пунцовое поле — по десять цехинов на каждое! Что я вижу? Малиновый кристалл на темно-красном поле! Смотрите все! Благородная кочевница из центральных степей Башая ставит сотню на темно-красное поле! Выиграет ли она тысячу? Это известно только угрям».
«Мне тоже известно, — пробормотал Кауч на ухо Рейту. — Она не выиграет. Темно-красный угорь где-нибудь застрянет по пути. Первым приплывет белый или голубой».
«Почему вы так думаете?»
«Никто не ставил на голубого. А на белом поле только три цехина».
«Так-то оно так, но угри же этого не знают?»
«А вот тут, как изрек угревод, скрывается великая тайна!»
Рейт обернулся к Сеитикс: «Ты понимаешь, как крупье управляет угрями, чтобы обеспечить себе прибыль?»
«Я вообще ничего не понимаю».
«Придется крепко подумать, — сказал Рейт. — Давайте понаблюдаем за следующим заплывом. Во имя выяснения истины я пожертвую одним цехином, поставлю на голубое поле».
«Все ставки сделаны? — крупье обвел глазами прилавок. — Пожалуйста, будьте аккуратны! Цехины, лежащие на границе двух цветов, считаются поставленными на проигравшее поле! Других ставок не будет? Хорошо, тогда держите руки за загородкой. Ставки больше не принимаются! Начинается заплыв!»
Подойдя к резервуару, крупье потянул на себя рычаг, предположительно открывавший заслонку в резервуаре: «Старт! Угри стремятся к свету! Они радостно плещутся, кружатся! Они уже в желобе! Кто победит?»
Игроки напряженно ждали, вытянув шеи. В бассейн выскользнул белый угорь. «А! — застонал крупье. — Что можно заработать на своевольных тварях? Двадцать цехинов везучему серокожему господину — а ведь он и без того богат! Конечно же, вы моряк? Я так и знал! Еще десять цехинов достопочтенному охотнику за рабами с берегов мыса Брейз. Я плачу, я только и делаю что плачу — где моя прибыль?» Проходя мимо, он смахнул цехин Рейта на поднос: «Итак, дамы и господа, готовьтесь к очередному заплыву!»
Рейт повернулся к старику-цзафатрийцу, недоуменно покачивая головой: «Затрудняюсь что-либо сказать. Загадочный случай! Пойдемте отсюда».
Они бродили по базару весь вечер, любуясь на колесо фортуны и наблюдая за незнакомой Рейту игрой — участник покупал мешок разноцветных пластинок неправильной формы и пытался сложить нечто вроде шахматной доски из квадратов, выстроенных по вертикали, горизонтали и диагонали согласно определенной гамме цветов. Другие игры Рейт уже видел раньше. Солнце зашло. Трое приезжих зашли в маленький ресторан неподалеку от гостиницы «Удачливый моряк», где им подали рыбу в красном соусе, хлеб из молотых стручков травы пилигримов, салат из морской зелени и огромную черную бутыль вина. «Тангам можно доверять в одном отношении, — сказал Кауч. — Они неизменно придерживаются своих кулинарных традиций. Почему именно в кухне и только в кухне танг становится легко предсказуемым педантом? Хотел бы я знать!»
«Это доказывает, — ответил Рейт, — что о человеке нельзя судить по его столу».
Кауч прищурился: «А по какому признаку можно судить о человеке? У вас есть какая-то система или шкала измерений?»
«Я уверен только в одном, — уклонился Рейт. — Первое впечатление всегда ошибочно».
Откинувшись в кресле, Кауч изучал Рейта, слегка приподняв брови: «Возможно, очень может быть. Например, вы не такой хладнокровный головорез, каким выглядели при нашей первой встрече».
«Мне приходилось выслушивать гораздо более суровые суждения, — сказал Рейт. — В частности, один из моих друзей заявляет, что я веду себя, как человек из другого мира».
«Любопытно, что вы об этом упомянули, — осторожно заметил Кауч. — У нас в Цзафатре с недавних пор ходят странные слухи. Поговаривают, что страждущие искупленцы из страны яо оказались правы, и люди — выходцы с далекой планеты, а вовсе не исчадия священной птицы ксиксиля и морского демона Радамта. Более того, рассказывают, что пришельцы с далекой планеты людей ныне странствуют по древнему Тшаю, совершая самые невероятные подвиги — охотятся на дирдиров, одержали победу в битве с часчами и даже убедили ванхов выгнать ванхменов в шею! Новые времена наступают на Тшае, дует ветер перемен. Что вы думаете по этому поводу?»
«Скажем так: дыма без огня не бывает».
Сеитикс тихо проговорила: «Планета людей, какая дикая мысль! Как будто Тшай недостаточно страшен...»
«Рискованное предположение, что и говорить, — отозвался Кауч дидактическим тоном заправского аналитика. — И, без сомнения, не имеющее никакого отношения к присутствующим. Чужая душа — потемки. Взять, например, нас с вами. Один добропорядочный простодушный цзафатриец и двое скрытных, нелюдимых бродяг, гонимых ветром судьбы подобно опавшим листьям. Что заставило их пуститься в отчаянные скитания? Чего они ищут, на что надеются? За всю свою жизнь я не был нигде дальше мыса Брейз и ничего не потерял — если и не приобрел сомнительного опыта опасных приключений. Гляжу на вас и диву даюсь. Робкая девушка — и ее суровый покровитель, руководствующийся непонятными соображениями, влекущий ее к неведомой, пугающей цели. И все же, она не вернулась бы туда, откуда ушла, даже если бы у нее была такая возможность — не так ли?» — Кауч заглянул в лицо Сеитикс. Та отвернулась.
Рейт выдавил принужденную улыбку: «Без денег мы далеко не уйдем».
«Вот еще! — дружелюбно махнул рукой Кауч. — Если проблема только в деньгах, я знаю, как ее решить. Каждую неделю в айвенсдень организуют состязания бойцов. Кстати, чемпион, Отвайл, сидит у входа». Кауч показал кивком на совершенно лысого громилу выше двух метров ростом, с мощными плечами и икрами, но узкого в бедрах. Боец сидел в одиночестве, похлебывая вино, и мрачно обозревал проходящих по набережной. «Отвайл — здоровый бык, — продолжал Кауч. — Однажды он вызвался бороться с зеленым часчем и постоял за себя. По крайней мере, остался в живых».
«На каких условиях дерутся?» — поинтересовался Рейт.
«Боец, остающийся в круге пять минут, получает сто цехинов. Кроме того, ему платят по двадцать цехинов за каждый перелом. Случается, противник Отвайла зарабатывает таким образом сотню за минуту».
«Что, если противник выбросит Отвайла из круга?»
Кауч поджал губы: «Это считается невозможным и соответствующий приз даже не предусмотрен. Почему вы спрашиваете? Хотите попробовать?»
«Только не я, — сказал Рейт. — Мне нужны триста цехинов. Допустим, я сумею остаться в круге пять минут... Чтобы заработать еще двести цехинов, мне потребуются десять переломов!»
По-видимому, Кауч был разочарован: «Вы можете предложить что-нибудь другое?»
«Мне не дают покоя подводные бега. Как крупье ухитряется управлять одиннадцатью угрями на расстоянии трех метров, пока они плывут по крытому желобу? Уму непостижимо!»