9
Второе море сковало мертвым штилем. «Ньиахар» выскользнул из узкой гавани на электроструйной тяге, Урманк понемногу растворился в дымчатой дали.
«Ньиахар» плыл в тишине, нарушаемой лишь клокотанием носовой волны. На палубе ненадолго появилась пара попутчиц — пожилые женщины с восковыми желтушными лицами в тонких серых головных платках. Но они поспешили скрыться в маленькой темной каюте.
Каюта-люкс вполне удовлетворяла Рейта. По ширине она занимала всю палубу судна, три больших окна выходили на море с кормы. В альковах с левого и правого борта стояли кровати, утопавшие в мягких матрацах и перинах, чуть затхлых, но самых удобных из всех, какие Рейту привелось испробовать на Тшае. Посередине красовался тяжелый стол из резного черного дерева с двумя столь же массивными креслами по обеим сторонам. На Сеитикс, пребывавшую в сумрачном настроении, торжественный интерьер не произвел впечатления. Сегодня на ней были пыльно-белые панталоны и огненно-красная блуза. Она казалась взвинченной, натянутой, нервно переходила с места на место, останавливаясь без видимой причины, сплетая и расплетая пальцы.
Рейт исподтишка наблюдал за ней, стараясь угадать, что именно нарушало ее спокойствие. Девушка избегала его, стараясь не встречаться с ним глазами. Наконец Рейт спросил: «Тебе нравится на корабле?»
Сеитикс раздраженно пожала плечами: «Я никогда ничего подобного не видела». Направившись к выходу из каюты, она кисло — или, может быть, даже презрительно — скривила губы и вышла на палубу.
Рейт поднял глаза к потолочным балкам, тоже пожал плечами и последовал за ней.
Сеитикс поднялась по переходному трапу на квартердек и теперь стояла, облокотившись на гакаборт и уставившись в горизонт за кормой. Рейт присел на скамью неподалеку и полузакрыл глаза, притворяясь, что греется в водянисто-буроватых солнечных лучах, но тем временем размышлял о загадочном отчуждении спутницы. Как все женщины, она часто вела себя вопреки здравому смыслу, подчиняясь чисто физиологическим побуждениям, но сегодняшний приступ упрямой холодности трудно было объяснить очевидными соображениями. Во многом ее отношение к миру определялось воспитанием, полученным в Убежищах, но следы прошлого уже стирались — она быстро освобождалась от старой оболочки, как бабочка, вылупляющаяся из куколки. «Таким образом, — подумал Рейт, — прежняя личность исчезает, а новая еще не возникла». Эта мысль успокоила его. Девушка излучала очарование, притягательную силу, частично объяснявшуюся глубокой наивностью, прозрачностью побуждений... прозрачностью? Рейт скептически хмыкнул. О прозрачности не было и речи. Он встал рядом с ней: «О чем ты так задумалась?»
Сеитикс холодно смерила его глазами: «Я думаю о себе и о необъятном гхауне. Я помню существование под землей. Теперь я знаю — там, внизу, я еще не родилась. Долгие годы, пока я тихо бродила по туннелям, люди на поверхности жили яркой солнечной жизнью, полной событий, превращений, свежего ветра».
«И поэтому ты ведешь себя так странно?»
«Нет! — воскликнула она с неожиданной страстью. — Не поэтому! Из-за тебя и твоей вечной скрытности! Я не знаю, куда мы едем и что ты собираешься со мной делать».
Рейт нахмурился, глядя в темную кипящую воду за кормой: «Я сам точно не знаю».
«Но у тебя же есть какие-то планы!»
«Есть... Когда мы прибудем в Сивише, я хотел бы вернуться домой — далеко, страшно далеко».
«А я? Что будет со мной?»
Рейт спохватился: действительно, что будет с Сеитикс? Подвергаясь повседневным опасностям, он старался не задавать себе этот вопрос.
«Если хочешь, можешь поехать со мной», — предложил он неуверенно.
В глазах девушки заблестели слезы: «Куда еще мне податься? Продаться в рабство? Уйти к гжиндрам? Надеть оранжевый кушак и предлагать себя прохожим в Урманке? Или просто умереть?» Она отвернулась и быстрыми шагами направилась на носовую палубу мимо группы женщин с грубыми землистыми лицами, искоса провожавших ее бледно-серыми глазами.
Рейт вернулся на скамью... Приближался вечер, черные тучи на севере дышали холодом. Матросы развязали паруса, фелука поплыла быстрее. Сеитикс наконец вернулась на корму со странным выражением лица. Бросив на Рейта взгляд, полный печальной укоризны, она сошла в каюту.
Спустившись туда же, Рейт нашел ее, побледневшую, на кровати.
«Тебе нехорошо?»
«Да».
«Выйди на свежий воздух. Здесь будет только хуже».
Пошатываясь, Сеитикс выбралась на палубу.
«Смотри на неподвижный горизонт, — говорил Рейт. — Во время качки нужно держать голову прямо. Ты скоро научишься правильно двигаться и почувствуешь себя лучше».
Сеитикс стояла у поручня. Тучи настигли фелуку, ветер затих. Судно с обмякшими парусами переваливалось с боку на бок. Небо взорвалось ослепительными фиолетовыми вспышками, трижды ударившими в море за какую-то долю секунды. Сеитикс тихо вскрикнула и в ужасе отшатнулась. Рейт поймал ее, прижал к себе. Палуба содрогалась от грома. Девушка неловко повернулась — Рейт поцеловал ее в лоб, в щеку, в губы.
Солнце садилось в пышных золотых, черных и коричневых лохмотьях. В сумерках начался дождь. Рейт и Сеитикс скрылись в каюте, куда стюард подал ужин — мясной холодец, маринованных моллюсков, галеты. Они поели, глядя в большие окна на море, на дождь и на молнии. Потом, в темной каюте, озаряемой сполохами молний, они стали любовниками.
К полуночи тучи рассеялись, ярко горели звезды. «Смотри! — показал на небо Рейт. — Среди звезд — другие миры, населенные людьми. Один из них называется «Земля»». Сеитикс лежала и слушала, но по неведомой причине Рейт больше ничего не сказал, и скоро она заснула.
«Ньиахар», подгоняемый свежим ветром, с шумом разбивал волны Второго моря, взметая огромные крылья брызг и пены. Прямо по курсу темной глыбой вырос мыс Брейз. Фелука зашла в порт древнего каменного города Стейне, чтобы взять на борт запас пресной воды, после чего продолжила путь по Шанизаду вдоль западного побережья Кислована.
В тридцати километрах к югу в море выдавался длинный полуостров. Под тенистыми купами темно-синих деревьев, усеявшими приморские холмы, гнездились приплюснутые белые купола, широкие бетонные зонты над площадями, наклонные, волнистые колоннады, разделенные сотнями маленьких прудов, извилистыми улочками и ручейками. В прихотливой архитектуре и планировке было что-то давно знакомое Рейту. Он спросил капитана: «Это город часчей?»
«Сонгх, самое южное поселение синих часчей. Я доставлял грузы в Сонгх — рискованное дело. Нужно разбираться в трюках часчей — больная, вымирающая раса, проводят время в садистских развлечениях. В степях Котана сотни разрушенных городов. Когда-то там жили миллионы часчей, и древних, и синих. А теперь что? Одни фунги».
Судно огибало полуостров, следуя на юг. Город растворялся вдали, исчез за мысом. Скоро всеобщее внимание привлек крик матроса. Высоко в небе происходила битва двух воздушных кораблей. Пассажиры высыпали на палубу. На окруженной изящной балюстрадой палубе одного летательного аппарата — сверкающего как елочная игрушка сооружения из элегантно изогнутых серебристых и синеватых металлических поверхностей — лежала дюжина грузных существ в блестящих касках. Другой аппарат, меньших размеров — суровый, уродливо-серый истребитель, вызывающе ощетинившийся стволами — был спроектирован с фанатически безрадостной экономией средств. В выступающей сверху наподобие половины капли прозрачной кабине истребителя сгорбилась команда дирдиров, занятая методическим уничтожением летающей виллы часчей. Противники кружили, ныряя вниз и взмывая вверх, неожиданно сближаясь и расходясь, как пара ядовитых насекомых. Время от времени, выждав подходящий момент, корабли обменивались залпами пескометов, но без заметного эффекта. Фелука постепенно отплывала от места сражения. Далеко в серовато-буром небе танцевали блестки-светлячки, метаясь от рваных облаков до бурунов океанских волн в головокружительной спиральной гонке друг за другом.
Полюбоваться на редкое зрелище вышли все, кто был на борту «Ньиахара», и команда, и пассажиры — даже две старухи, раньше вообще не показывавшиеся. Пока старухи смотрели в небо, вытянув шеи, с головы одной откинулся капюшон, обнажив бледное лицо с тонкими заостренными чертами. Сеитикс, стоявшая рядом с Рейтом, взглянула, тихо ахнула и быстро отвернулась.
Корабль синих часчей падал кормой вниз — его носовые орудия оказались прямо под брюхом бросившегося вдогонку истребителя дирдиров. Часчи дали залп. Аппарат дирдиров подбросило, перевернуло и швырнуло наискось, как брошенную тарелку, в море, где он исчез без следа и всплеска. Воздушный дворец синих часчей выправил траекторию, описал большой круг и не спеша двинулся в направлении Сонгха.
Старухи скрылись в кубрике под палубой. Сеитикс спросила дрожащим шепотом: «Ты заметил?»
«Да».
«Гжиндры».
«Ты уверена?»
«Совершенно уверена».
«Надо полагать, гжиндры иногда путешествуют так же, как и все остальные, — без особого убеждения произнес Рейт. — Пока что они ничего не сделали, чтобы нам помешать».
«Но они здесь, на борту! Гжиндры не решились бы сесть на корабль без особой причины!»
Рейт скептически погладил подбородок: «Пусть так — что ты предлагаешь предпринять?»
«Удавить их!»
Несмотря на все запреты подземного мира, Сеитикс была и оставалась дочерью Тшая. Рейт сказал: «Пока что преимущество на нашей стороне. Мы знаем, что они за нами увязались. Они еще не знают, что мы их обнаружили. Остается только быть начеку».
Сеитикс сомневалась в эффективности пассивной обороны, но Рейт наотрез отказался душить старых женщин в темном углу.
Плавание продолжалось. Фелука двигалась на юго-запад к Зашанским островам. Дни чередовались без знаменательных событий, изменялась только погода. Каждое утро Карина 4269 вспыхивала над горизонтом, распространяя зарю цвета увядшей розы, переходившей по краям в приглушенно-бронзовое сияние. К полудню небо затягивалось высокой дымкой, слегка растворявшей солнечный свет — море лоснилось, как старый шелк. Вечера были долгими. Каждый закат превращался в величественное аллегорическое представление: побоище рыцарей света и князей тьмы, неизбежно завершавшееся печальным торжеством ночи. Всходили луны — порой розовый Аз, порой голубой Браз. Иногда верхушки мачт «Ньиахара» пропадали в безлунной звездной бездне.