Синие часчи отдали короткий приказ. Два охранника промаршировали ко входу в гостиницу и обратились к хозяину: «Человек, называющий себя «Рейт», объявился вашим правителем. Приведите его в присутствие господ».
Трактирщик, колебавшийся между почтительным страхом и дерзостью, поторопился ответить подобострастно-ворчливо: «Он где-то поблизости. Придется подождать, пока он прибудет».
«Известите его! Немедленно!»
Рейт получил сообщение о вызове часчей в мрачном расположении духа, но без удивления. Некоторое время он сидел, размышляя, глубоко вздохнул — и принял решение, которому суждено было изменить, к лучшему или к худшему, существование всех жителей Перы, а может быть и всех людей на Тшае. Рейт повернулся к Тразу и дал указания, после чего медленно спустился в трактирный зал гостиницы: «Скажите часчам, что я буду говорить с ними здесь».
Хозяин гостиницы передал слова Рейта часчменам. Те, в свою очередь, сообщили их синим часчам.
Разразившись нестройным аккордом гортанных звуков, синие часчи сошли на землю, подошли к гостинице и выстроились в ряд, сверкающий серебром. Охранники-часчмены вошли в трактир. Один выкрикнул: «Где человек-правитель? Кто он? Пусть поднимет руку!»
Рейт молча протиснулся между охранниками, вышел на крыльцо и встал лицом к лицу с синими часчами, зловеще воззрившимися исподлобья. Рейт завороженно изучал внешность инопланетян — глаза, матово блестевшие, как небольшие металлические шары, в тени выпуклой черепной коробки, изощренно устроенные обонятельные органы, серебряные гребенчатые каски, филигранную плетеную броню. Теперь часчи уже не казались коварно-прихотливыми, изнеженными или капризными — их позы можно было назвать откровенно угрожающими.
Рейт спокойно стоял, сложив руки на груди, и ждал, отвечая вызывающим взглядом на испытующее молчание.
Заостренный гребень каски одного из синих ящеров был чуть выше, чем у других. Он произнес типичным для часчей трубным гортанным голосом: «Что ты делаешь в Пере?»
«Меня выбрали правителем».
«Ты был в Татише без пропуска, хотел пробраться в окружной технический центр».
Рейт не ответил.
«Так что же, — упорствовал синий часч, — что скажешь? Не отпирайся: личный запах неповторим. Ты проник в Татише и покинул город. Каким образом? В городе ты что-то высматривал. Что, зачем?»
«Я никогда раньше не бывал в Татише, хотел увидеть город, — сказал Рейт. — Теперь вы прибыли в Перу без разрешения. Тем не менее, вы можете здесь оставаться, если не будете нарушать наши законы. Было бы справедливо, если бы жители Перы могли посещать Татише на таких же основаниях».
Охранники-часчмены не сдержали хриплые смешки. Синие часчи уставились на Рейта в мрачном изумлении. Толмач (или предводитель) часчей сказал: «Ты распространял лживое учение, подстрекая людей к безрассудству. Откуда происходят твои идеи?»
«Мои выводы самоочевидны. Лживое учение исходит от вас».
«Ты вернешься с нами в Татише, — сказал синий часч. — Ряд необычных обстоятельств нуждается в расследовании. Взойди на борт парома».
Рейт с улыбкой отрицательно покачал головой: «Если у вас есть вопросы, задавайте их здесь и сейчас. После этого вы ответите на мои вопросы».
Часчи подали знак охранникам. Те подошли, чтобы схватить Рейта. Рейт отошел на шаг, обернулся к окнам гостиницы. Оттуда посыпался шквал арбалетных стрел, пронзивших лбы и шеи часчменов. Тем не менее, металлические стрелы, предназначенные для часчей, отклонились в полете, отраженные силовым полем. Синие часчи, невредимые, схватились за оружие. Прежде, чем они успели прицелиться и открыть огонь, Рейт разнял сложенные на груди руки и одним быстрым взмахом отрезал головы и плечи шести синих часчей струей пламени из аккумулятора. Движимые незнакомым рефлексом, безголовые тела часчей подскочили в воздух и повалились глухой дробью тяжелых ударов. На неподвижных чешуйчатых телах блестели капли расплавленного серебра.
Наступила глубокая тишина. Казалось, присутствующие забыли дышать. Все перевели глаза с трупов на Рейта — потом, будто охваченные одним и тем же предчувствием, обернулись в сторону Татише.
«Что теперь делать? — шептал серокожий Брунтего. — Мы погибли! Часчи всех нас скормят красноцветам».
«Безусловно, — ответил Рейт, — если мы им позволим». Собрав, с помощью Траза, оружие обезглавленных часчей и убитых часчменов, Рейт приказал увезти и похоронить мертвых.
Подойдя к воздушному парому, Рейт взобрался на палубу. Незнакомые приборы управления — ряды педалей, кнопок и гибких рычагов — казались путаной головоломкой. Поблизости прохаживался, посматривая на паром, дирдирмен Аначо. Рейт спросил его: «Ты понимаешь, как эта штука работает?»
Аначо презрительно хмыкнул: «Само собой. Устаревшая система Дайдна».
Рейт повернулся спиной к рычагам: «Трубы на палубе — лучевые орудия?»
«Да. Тоже устаревшие, разумеется — по сравнению с оружием дирдиров».
«Каков их радиус действия?»
«Это маломощные, недальнобойные орудия».
«Если на пароме установить четыре или пять пескометов, огневая мощь значительно повысится».
Аначо коротко кивнул: «Не слишком удобно в обращении, но в качестве временной меры сойдет».
Во второй половине следующего дня высоко над Перой показались два аэропарома. Не приземляясь, они вернулись в Татише. Еще через день, поутру, из Бельбальского прохода стала спускаться колонна фургонов с двумя сотнями часчменов и сотней синих часчей. Над колонной парили четыре аппарата с орудиями и канонирами.
Карательная экспедиция остановилась примерно в километре от Перы. Прибывший полк разделился на четыре роты, подступавшие к городу с четырех сторон. Над каждой ротой летел воздушный паром.
Рейт разделил ополчение Перы на два отряда и приказал им пробираться среди развалин к южной и западной окраинам города, куда уже подходили передовые отряды часчей.
Ополченцы подождали, пока часчмены и синие часчи, двигавшиеся медленно и осторожно, не проникли внутрь города метров на сто. Внезапно появившись из-за укрытий, защитники дали залп из арбалетов, пескометов, лучевых пистолетов из арсенала Гохо и личного оружия, снятого с трупов синих часчей и охранников.
Огонь по преимуществу сосредоточили на часчах — из них две трети, а с ними и половина часчменов, погибли на протяжении первых пяти минут. Остальные дрогнули и побежали, отстреливаясь, в открытую степь.
Воздушные паромы, как хищные птицы, спикировали на город и стали прочесывать окраины смертоносными лучами орудий. Ополченцы прятались в развалинах, паромы скользили на бреющем полете.
Высоко в небе появился еще один паром — Рейт оснастил его пескометами и заранее укрыл за городом в зарослях степного кустарника. Не замеченный нападающими, он бесшумно спускался над летательными аппаратами часчей — ниже, еще ниже... Канониры Рейта обрушили лавину огня из пескометов и лучевых орудий. Четыре парома часчей рухнули в развалины. Паром Рейта пролетел над городом и открыл огонь по двум ротам часчей, семенившим по улицам с севера и с востока. С флангов подтянулись ополченцы. Войска часчей отступали с тяжелыми потерями. Не выдержав непрерывной бомбардировки с воздуха, они бросились врассыпную по степи, в полном беспорядке, преследуемые защитниками Перы.
12
Рейт провел совещание с разгоряченными победой лейтенантами. «Сегодня мы победили только потому, что часчи недооценили наши возможности. Они еще способны бросить против нас преобладающие силы и сокрушить сопротивление. Думаю, что к вечеру они сформируют большой штурмовой отряд, мобилизуют все аэропаромы и всех способных носить оружие. Завтра они выступят, твердо намеренные нас проучить. Вероятный сценарий?»
Никто не спорил.
«Продолжение боевых действий неизбежно. Поэтому самое лучшее, что мы можем сделать — взять инициативу в свои руки и приготовить часчам пару неприятных сюрпризов. У них очень низкое мнение о людях. Возможно, это позволит нам нанести им дополнительный вред. Мы располагаем ограниченным числом орудий. Следовательно, их нужно применить там, где они причинят максимальный ущерб».
Серокожий Брунтего вздрогнул всем телом, закрыл лицо руками: «У них не меньше тысячи обученных солдат — больше! У них боевая авиация, лучевая артиллерия — а у нас только сброд, вооруженный по большей части арбалетами».
«Убитый из арбалета не живее убитого лучеметом», — заметил Рейт.
«О чем вы говорите? Сколько у синих часчей воздушных паромов и снарядов, какие богатства и знания они накопили! Нас сотрут в порошок. Пера станет дымящейся воронкой».
Кочевник Тостиг возразил: «Мы усердно и дешево служили им раньше — слишком усердно и слишком дешево! Почему бы они захотели грабить самих себя — просто для того, чтобы произвести драматический эффект?»
«Такова натура часчей!»
Тостиг покачал головой: «Древних часчей, может быть. Но не синих. Эти предпочтут осадить город, взять его измором, захватить предводителей и казнить их в Татише».
«Разумный вариант, — согласился Аначо, — но можно ли ожидать разумных действий от синих часчей? Все часчи — шальные твари».
«Именно поэтому, — сказал Рейт, — наши планы должны быть неожиданнее капризов часчей!»
Брунтего невесело усмехнулся: «Пожалуй, только в безрассудстве мы и способны их превзойти».
Обсуждение продолжалось. Выдвигались предложения, разгорались длительные споры. Наконец было достигнуто некое подобие соглашения, неохотно одобренное советом. Разослали посыльных и глашатаев — поднимать население. Невзирая на протесты и причитания, детей, женщин, стариков и всех, кто не желал участвовать в сопротивлении, посадили на подводы, фургоны и телеги. Когда наступила ночь, их отвезли в темное дикое ущелье в тридцати километрах к югу от Перы, где беженцы разбили временный лагерь.
Ополченцы собрали все имеющееся оружие и совершили ночной марш-бросок к Бельбальскому проходу.
Рейт, Траз и Аначо остались в Пере. Клеть с пленными зелеными часчами завесили тканью и погрузили на аэропаром. На рассвете Аначо поднял паром в воздух и повел его в том направлении, куда непрерывно смотрели зеленые часчи — на северо-северо-восток. Под воздушным аппаратом промчались тридцать километров степи, потом еще тридцать. Наконец Траз, наблюдавший за зелеными часчами через щель между полотнищами ткани, закричал: «Они поворачиваются... повернулись — к западу!»