Отдельные стычки в городе продолжались всю вторую половину дня — всякий раз, когда ополченцы из Перы находили синих часчей, пытавшихся защищаться. Не сопротивлявшиеся часчи — престарелые, самки, детеныши — были обезглавлены все до одного. Рейту удалось добиться некоторого успеха, вступившись за часчменов и их женщин — простым работникам сохранили жизнь, но охранников из службы безопасности, в серо-лиловых формах, отправили на тот свет вслед за хозяевами.
Оставшиеся в живых часчмены и часчменки, сбросив фальшивые набалдашники, сгрудились мрачной толпой на главной улице.
К заходу солнца ополченцы, насытившись убийствами, отяжелев от награбленного добра и не проявляя желания рыскать по мертвому городу после наступления темноты, собрались у въездных ворот, разожгли костры, приготовили пищу и наелись.
Рейт сжалился над несчастными рабами, все мироздание которых обрушилось за один день, и пошел туда, где часчмены сидели на корточках горестной толпой. Женщины тихо причитали, оплакивая мертвых.
Коренастый часчмен грубо обратился к нему: «Что вы будете с нами делать?»
«Ничего, — ответил Рейт. — Синие часчи напали на нас, мы их уничтожили. Вы — люди. Не причиняйте нам вреда, и мы вас не тронем».
Часчмен крякнул: «Наших много полегло».
«Потому что вы решили воевать с людьми на стороне синих часчей — что противоестественно».
Часчмен нахмурился: «Почему же противоестественно? Мы — часчи на первой стадии развития. После смерти нам уготована новая, лучшая жизнь».
«Бред! — сказал Рейт. — Вы похожи на часчей не больше, чем дирдирмены — на дирдиров. И вы, и дирдирмены — люди. Часчи и дирдиры поработили вас, ограбили, лишили права на человеческое существование. Пора бы уже смотреть правде в лицо!»
Часчменки перестали причитать, часчмены повернули к Рейту тупые, встревоженные лица.
«Живите, как хотите, — продолжал Рейт. — Если синие часчи забудут сюда дорогу, мне все равно, как вы будете жить. Татише — ваш город».
«Как так?» — не понял часчмен.
«Очень просто. Завтра мы возвращаемся в Перу. Татише — ваш город».
«Все это хорошо на словах. Что, если хозяева вернутся — из Саабы, из Дкекме, из Лизизаудра? А они непременно вернутся!»
«Убивайте их, выгоняйте! С этих пор Татише — город людей! Если не верите, что синие часчи издевались над вами, пойдите загляните в «дом мертвых» у городской стены. Вам говорили, что вы — личинки, что детеныши часчей зарождаются в вашем мозгу? Вскройте черепа убитых часчменов. В них нет зародышей часчей — только человеческие мозги. Можете разойтись по домам — мы не намерены вмешиваться в вашу жизнь. Предъявляется только одно требование: на ваших головах больше не будет фальшивых скальпов. Людей с искусственными черепами будут считать не людьми, а синими часчами, и обращаться с ними будут соответственно!»
Рейт вернулся в лагерь ополченцев. Оторопевшие, нисколько не убежденные доводами Рейта часчмены стали мало-помалу растворяться в сумерках, возвращаясь в свои жилища.
Аначо обратился к Рейту: «Я внимательно прислушивался к твоим словам. Ты ничего не знаешь о дирдирах и дирдирменах! Даже если твои теории верны, все равно мы останемся дирдирменами! Мы ценим и признаем истинное совершенство, превосходство. Мы стремимся к невыразимому — недостижимому идеалу, ибо Тень не может затмить Солнце, и людям не дано превзойти дирдиров».
«Ты совсем не глуп, но удивительно упрям и лишен воображения, — резко отозвался Рейт. — Я уверен, что наступит день, когда ты признаешь свою ошибку. До тех пор можешь верить всему, во что тебе хочется верить».
13
Ополченцы начали сниматься с лагеря еще до рассвета. Подводы, нагруженные добычей, выезжали на восток, черные на фоне зари бледно-пивного оттенка.
В Татише часчмены, без фальшивых черепов казавшиеся странными лысыми карликами, собирали трупы, свозили их к большой, заранее выкопанной яме и хоронили в ней. Обнаружили десятка два синих часчей, еще прятавшихся в городе. Защитники Перы уже утолили жажду крови — найденных часчей согнали на огороженную частоколом площадку. Там они стояли в оцепенении, ошеломленно глядя на снующих мимо людей.
Рейта тревожила возможность контратаки со стороны часчей из южных городов. Аначо советовал не слишком беспокоиться: «Синие часчи наслаждаются мелкими стычками, но серьезных столкновений избегают. Дирдирам они угрожают торпедами только для того, чтобы застраховаться. Конечно, они могут выслать отряды часчменов, чтобы те изматывали ополчение и истощали ресурсы Перы, но я почти уверен, что часчи ничего не предпримут, не подвергаясь непосредственной опасности».
«Все может быть», — сказал Рейт. Он освободил заключенных синих часчей и обратился к ним: «Идите в южные города. Дайте знать синим часчам Саабы и Дкекме, что мы их уничтожим, если они попытаются нам вредить».
«Далекий путь, — просипел один из часчей. — Неужели придется идти пешком? Отдайте один из паромов!»
«Ступайте на своих двоих! Мы вам ничего не должны!»
Синие часчи ушли.
Все еще не слишком убежденный в том, что часчи воздержатся от попыток мщения, Рейт приказал установить орудия на девяти аэропаромах, захваченных в Татише, и проследил за тем, чтобы их припрятали и замаскировали в пригородных холмах.
На следующий день Рейт, сопровождаемый Тразом, Аначо и Йилин-Йилан, исследовал Татише, теперь уже не торопясь. В техническом центре он снова осмотрел корпус космического бота, оценивая возможность его ремонта. «Если бы я умел пользоваться всеми машинами этого цеха, — рассуждал он вслух, — и если бы в моем распоряжении были двадцать знающих техников, может быть мы смогли бы изготовить новую приводную систему — может быть... Практичнее было бы, конечно, приспособить к боту двигатель часчей — но тогда возникли бы проблемы с управлением... Нет, лучше найти готовый космический корабль».
Йилин-Йилан хмурилась, разглядывая бот: «Значит, ты твердо намерен покинуть Тшай? Ты еще не побывал в Катте. Там хорошо. Вдруг тебе захочется остаться у нас на всю жизнь?»
«Не исключено, — согласился Рейт. — Но ты никогда не была на Земле. Вполне вероятно, что ты предпочтешь не возвращаться с Земли на Тшай».
«Земля, наверное, очень странный мир, — рассеянно ворковала Роза Катта. — Там много красавиц?»
«Попадаются, — отвечал Рейт, беря ее за руку. — На Тшае тоже встречаются красавицы. Одну из них зовут...» — Рейт наклонился и прошептал имя.
Покраснев, молодая женщина зажала ему рот ладонью: «Нас могут услышать!»
Книга 2. Ванхи
1
В трех тысячах километров к востоку от Перы аэропаром, летевший в глубине Мертвой степи, вздрогнул, какое-то время плавно скользил по воздуху, после чего начал проваливаться и крениться самым угрожающим образом. Адам Рейт в смятении обернулся к бельведеру управления на корме, подбежал туда. Открыв бронзовую крышку спиральной раковины двигателя, он всматривался в хитросплетения ажурных завитков, гравированных цветочных орнаментов и ухмыляющихся бесовских рельефных масок, с почти злонамеренной капризностью скрывавших устройство двигателя[2]. К нему присоединился дирдирмен Анхе-ат-афрам-Аначо.
Рейт спросил: «Что-то не так — ты в этой системе разбираешься?»
Поглаживая бледный нос, Аначо пробормотал что-то о «старомодных драндулетах часчей» и «заведомо безрассудной экспедиции». Рейт привык к маленьким слабостям тщеславного дирдирмена — тот не хотел ни признавать свое невежество, ни заниматься вопросом, с его точки зрения недостойным изучения.
Воздушный паром затрясся мелкой дрожью. Одновременно из установленной в раковине черной деревянной коробки с четырьмя рогами по углам послышались тихие скребущие звуки. Аначо надменно постучал по коробке костяшками пальцев. Вибрация и скрип прекратились. «Коррозия, — поставил диагноз Аначо. — Износ, вызванный побочными электромагнитными эффектами; оборудованию не меньше ста лет. По-моему, это привод Хейзакима Бурса — неудачная система, дирдиры ее не применяют уже лет двести».
«Отремонтировать ее можно?»
«Откуда мне знать? Предпочел бы не иметь дела с такими вещами».
Они стояли, прислушиваясь. Двигатель равномерно журчал. В конце концов Рейт закрыл раковину и вернулся вместе с Аначо на носовую палубу.
Траз, отстоявший ночную вахту, спал, свернувшись клубком на узком диване. Под вычурно разукрашенным носовым фонарем в зеленом кресле с мягкой обивкой сидела Йилин- Йилан. Волосы ее развевались на ветру. Подложив под себя ногу, она оперлась на фальшборт, опустила подбородок на руки и неподвижно смотрела на восток, в сторону Катта. Так, не говоря ни слова, она просиживала часами. Рейт затруднялся объяснить себе ее поведение. В Пере она томилась тоской по Катту — только и говорила, что об удобствах и красотах Синежадентного дворца, о том, как благодарен будет ее отец, когда Рейт привезет ее домой. Она расписывала восхитительные балы, феерии, банкеты на воде, маскарады, игры и танцы, занимавшие воображение яо по мере наступления тех или иных «раундов». («Что вы называете раундами?» — спросил как-то Рейт. Йилин-Йилан, Роза Катта, засмеялась радостно и возбужденно: «То, как вещи происходят, какими они становятся — не больше и не меньше! Каждый должен знать о переменах, а самые догадливые готовятся заранее — потому-то они и догадливые! Все это ужасно весело».) Теперь, когда они наконец отправились в Катт, Йилин-Йилан изменилась. Замкнутая, отстраненная, она уклонялась от расспросов. Рейт только пожимал плечами и отворачивался. Близости между ними уже не было. «Наверное, так лучше и для нее, и для меня», — уговаривал он себя. Тем не менее, ему не давал покоя вопрос: почему?
Цель полета была двоякой. Во-первых, Рейт выполнял обещание вернуть девушку к отцу; во-вторых, в Катте он надеялся найти технические возможности для постройки космического корабля, пусть даже небольшого и примитивного. Выполнению второй задачи помогло бы содействие господаря Синежадентного дворца, вероятное в случае достижения первой цели. Так или иначе, требовалась поддержка влиятельного лица.