Интересно, кто поедает затем всю эту сладкую армию? Гости к десерту успевают набить животы досыта, и на торт у них уже просто не остается сил. Не исключено, что князь разрешает шеф-повару забирать украшения с собой — князь Фридрих где-то в глубине души большой демократ.
На этом мои раздумья были прерваны внесенным слугами в зал ликером (ликеры князь пьет исключительно французские).
Так получилось, что следующий подобный обед князь давал через месяц.
В суп зачем-то была положена манная крупа. Манка — сама по себе достаточно противная вещь, но наличие ее в супе делает его просто невыносимым. На горячее, среди прочей гадости, был подан каплун с еловой подливкой!
Вы первый раз слышите о каплуне с еловой подливкой?
Хорошо откормленного каплуна — это я диктую специально для вас, пишите — фаршируете еловым семенем; для этого нужно еловое семя растолочь с маслом и положить в каплуна. Потом эту снедь пекут, поливая еловым маслом. На подливку еловое семя растолките посильнее, смешайте с вином, заправьте перцем и корицей.
Если вы умный человек — вы этого никогда делать не станете. В противном случае напомните — я вам еще расскажу, как готовится хвост бобра с фруктовой подливкой.
В тот день еще подавали ледяную ногу.
Не следует, конечно, всех немцев судить одинаково. Однако даже князь Вальдецкий (а я надеюсь, что по моим рассказам вы составили о нем самое лучшее впечатление) не может себе отказать в том, чтобы полакомиться ледяной ногой.
Почему ледяной? Внимательно следите за логикой.
Зимой, когда воет вьюга и дома завалены снегом по самую крышу, вы спускаетесь в погреб, достаете лежащую там на льду баранью ногу и тушите ее с кислой капустой.
Все, заканчиваю с рецептами и перехожу к сути повествования.
Пока гости лакомились ледяными ногами, я с тоской (хоть и не гурман) разглядывал стоящий на столе торт. На нем была выставлена совершенно новая композиция — все те же солдаты, пушечки…
Солдаты носили ту же форму — рейхсвера — у Вальдецкого княжества своей армии нет. Но неожиданно я понял, что от виденных мною месяц назад они отличаются только номером полка!
«Что за безумная затея?» — подумал я. Неужели повар рассчитывает, что кто-то обратит внимание на эту подробность?
Впрочем, один из воинов показался мне знакомым. У него был большой ранец за плечами… и 213-й номер полка! Как он затесался между остальными?
«Не может быть, — продолжал я свои размышления, — чтобы за столом у князя осмелились подать что-то месячной давности». Был только один способ проверить это — на зуб. Торт стоял посередине стола, и я не стал тянуться к нему при всех, чтобы не привлекать внимания, а дождался, пока слуги будут убирать остатки пиршества, и незаметно утащил знакомого солдата с поля битвы.
Он оказался твердым, как камень!
Я попытался откусить солдату руку — черствый, сухой человек, вот и все, что можно о нем сказать. Но как такая дрянь очутилась на столе у князя?
Очевидно (поскольку с остальными солдатиками я знаком не был) что этот инвалид попал на стол в последнюю минуту, чтобы дополнить компанию. Но разве имеет значение, будет ли в пряничном войске на одного солдата больше или меньше и форму какого полка они будут носить?
Если предположить, что имеет — о, мы можем сделать из этого далеко идущие выводы.
Всем этим размышлениям я предавался уже за воротами замка, сжимая в кармане увечного воина. Неплохо мне было бы поделиться своими размышлениями по поводу меню с его светлостью. Ладно, я сделаю это завтра, а сейчас пускай князь спокойно переварит свою ледяную ногу.
Дома меня ждала супруга — Ева (черствое слово «супруга» применительно к ней немедленно превращается во что-то волнующее), кормившая нашего недавно появившегося на свет отпрыска. Я назвал его Фердинандом, отчасти в честь Фердинанда II, предка нашего князя, сокровища которого помогли мне обосноваться в Вальдецком княжестве, отчасти просто из подхалимажа.
Ничего, Ева родит мне еще много детей, и все они получат красивые голландские имена.
Юный Фердинанд, кстати говоря, мог бы быть наследником князя, если бы супруга моя являлась его законной дочкой.
— Ева, дорогая, посмотри, какую игрушку я принес нашему мальчику, — с этими словами я достал солдатика из кармана.
Она повертела его в руках:
— Ну и что с ним делать? Есть его нельзя — черствый, а дать ребенку — он его мигом разломает.
— Утром решим, что с ним делать.
Конечно, я не собирался отдавать солдатика в игрушки. Возможно, ему еще придется послужить уликой (я, правда, пока понятия не имел, в каком деле).
Вскорости юный Фердинанд заснул, заснули и мы.
Наутро мы вместе с воином (который от переездов в моем кармане несколько потерял свой бравый вид) получили аудиенцию у князя Вальдецкого.
— Минимум, как я предполагаю, — закончил я свой рассказ, — за столом у вашей светлости подаются пряники месячной давности. На которых почему-то написаны номера полков.
— Ну, а максимум? — спросил меня князь. — Ты не помнишь, что изображала композиция на первом торте?
Я призадумался.
— Разрешите, Ваша Светлость, воспользоваться листом бумаги?
Князь протянул мне лист роскошной веленевой бумаги, карандаш, и я принялся рисовать:
— Приблизительно такая река из синего крема… С этой стороны, если я не ошибаюсь, две или три пушечки, а рядом с ними солдаты… Прошу прощения, ваша светлость, не сосчитал, сколько. Да, и был еще мост из шоколада.
Теперь пришла очередь задуматься князю.
— Мне кажется, — наконец сказал он, — что это переправа через Наб. А что было вчера на столе? Я, признаться, давно уже на это не обращаю внимания. Вот, помнится, повар моего отца — тот умел удивить. Во время моей коронации на стол подали гигантский паштет, так оттуда выскочил цыганенок в доломане и заиграл на скрипке. А у этого мотивы какие-то однообразные, с военной тематикой. Мой стол нынче больше напоминает карту Генерального штаба…
Почти одновременно мы с князем хлопнули себя по лбу (разумеется, каждый по-своему).
— Позволь, Мартин, а диспозицию второго торта ты помнишь?
— К сожалению, я сидел не на своем обычном месте, и мне было плохо видно. Но солдаты были из разных полков, я это точно помню. При этом 213-й, принесенный мною вам, был по крайней мере месячной давности.
— Не кажется ли тебе, Мартин, что продукты на моем столе должны быть более свежими?
— Стол у Вашей Светлости великолепен, — вообще-то я льстить не люблю, и шморбратен (потом, потом расскажу, что это такое, сейчас давайте займемся делом) является не лучшим дополнением к ледяной ноге. — И несвежих продуктов я до сих пор не замечал. Возможно, что несчастный солдат попал на стол вообще в последний момент.
— Заменить кого-то недостающего? — похоже, князю моя идея показалась логичной.
— Возможно, просто дополнить общую картину.
— Тогда я свяжусь со своими друзьями из Генерального штаба, — сказал его светлость, — чтобы проверить, насколько их карты соответствуют тортам с моего стола.
— Порекомендуйте им вашего повара, Ваша Светлость, для внесения некоторых изменений в элементы тактики, — и я указал на солдата 213-го полка, оставшегося на рабочем столе князя, — вкусно и питательно.
Князь улыбнулся, и на этом мы расстались.
До того, как Его Светлость получит какие-либо известия из Генштаба рейхсвера, я успею все сделать самостоятельно. Для этого мне придется поговорить с кем-нибудь из солдат в трактире и зайти на кухню — места, куда обычно не попадают настоящие знатные господа.
Дома я переоделся как можно проще, взял денег и отправился на извозчике в тот конец города, где был расквартирован 213-й полк. Признаться, я не сообразил, что еще рано, солдаты заняты на учениях в казармах, и мне пришлось ждать аж до послеобеденного времени. Ожидание я скрасил двумя кружками пива (зря, между прочим, неизвестно, сколько еще придется выпить), и шморбратеном.
Кстати, вы спрашивали меня, что это такое?
Филейную вырезку продержите в маринаде 3–4 дня (если у вас на это хватит терпения), нашпигуйте шпиком, обжарьте, а затем тушите до готовности в жарочном шкафу. Немцы едят это с салатом-латуком.
Специально для вас, между прочим, спрашивал у повара. Я подобными глупостями совершенно не интересуюсь.
Как только я покончил со шморбратеном, в трактир начали заходить солдаты, крепко усталые после муштры. Один из них, пришедший позже других, сел за мой столик.
— Не откажешься, служивый, от кружечки пива? — спросил я его.
— Почему бы я стал отказываться?
Кружка пива в жару, да еще после тяжелой строевой подготовки, развязала ему язык. Но меня интересовало только одно, что мне удалось узнать довольно быстро — три дня назад один из батальонов 213-го полка был переброшен к Швендорфу, для усиления охраны железнодорожной переправы через Наб.
Неожиданно в разгар беседы чья-то тяжелая рука легла мне на плечо.
Я оглянулся — это был капрал.
— По какому праву вы здесь беседуете с солдатами? — сурово спросил он.
— А что, нельзя? — спросил я как можно более невинно (а тем временем, ухватив его за рукав, проследовал к двери. Капрал пошел за мной).
На улице я предъявил ему удостоверение полицмейстера княжества, капрал вытянулся и взял под козырек.
— Извините, ваше превосходительство! Просто мне не понравилось, что в этом трактире постоянно разные типы разговаривают с солдатами. Излишняя болтовня, знаете ли, до добра не доведет.
— Постоянно, говорите?
— Так точно. Вот не далее как третьего дня…
— Кто-то тоже угощал солдат пивом? — догадался я.
— Но беседу я пресек.
— А как выглядел угощавший?
Капрал пожал плечами:
— Извините, ваше превосходительство, описывать людей я не мастер.
Если вы читали книги Лафатера, то наверняка знаете, что такое словесный портрет. Я часовщик, а не полицейский, но привык к любому порученному мне делу относиться аккуратно. Без особого труда мне удалось добиться от капрала четкого портрета человека, сидевшего позавчера в трактире.