Саврас обреченно переставил камеру.
— Все в готовности. Мотор!
Никита вновь вошел в комнату вслед за женой, тупо воскликнул, увидев тещу.
— О как!
— Еще раз! — скрежетнула зубами режиссер.
— О как! — еще тупее произнес Никита.
И тут теща и Наталья одновременно, во всю мощь, как солдаты в строю, проорали:
— Никита, мы получили благодарности от заместителя министра Российской Федерации!!!
Вместе с «благодарностями», как научили, Никита подхватил под правую руку тещу, под левую — жену и начал кружиться с ними по комнате.
— Так, давай еще, еще, чтобы уже не переснимать, — сипло кричала женщина-режиссер. — Саврас, облизывай все: руки, эти сильные мужские руки, эти счастливые глаза, полные радости и слез… Эти поджатые от счастья женские ноги… Николай, Коля, давай, давай еще, чтоб без дублей… вращаемся быстрее, покажи, на что способен в необузданных чувствах русский богатырь!
Никита побагровел, как бык-производитель, женщины, чтобы не упасть, повисли у него на шее, поджав ноги… Наконец, случилось то, чего было не миновать: все трое завалились прямо на камеру, штатив опрокинулся, оператор еле успел подхватить аппарат у самого пола.
— Снято… — выдохнул он.
— Ничего страшного, мы этот фрагмент вырежем, — успокоила себя режиссер.
— Кстати, шефиня, отдадим этот кусок в «Сам себе режиссер», — заметил оператор. — Баксов пятьсот отвалят…
Все с хохотом, возней наконец встали. Никита сдержанно улыбался.
— А если в программу «Сам себе могилу роешь»? — отменно вежливо спросил он у оператора.
— Николай, не волнуйтесь, никуда этот фрагмент не попадет, — успокоила режиссер.
— Обычно это я заставляю волноваться… — не преминул внести ясность Никита. — По роду своей деятельности.
(К слову, дальнейшие события полностью подтвердили этот в легкую брошенный афоризм.)
— Да-да, мы в курсе… — небрежно согласилась режиссер. — Хотите, это веселое падение мы вам перепишем?
— Хотим! — за всех ответила Матильда Жановна.
5‐е число. Дело к вечеру
Савушкин в самом беззаботном настроении шел в городской парк на свидание с Настей. Он издали увидел ее, сидящей на скамейке, и ускорил шаг. Настя сидела вполоборота к нему, в кепи и больших, явно не идущих ей очках.
— Прилетел по первому зову! — радостно объявил Никита и, оценив новый стиль (очки и кепи) добавил: — Моя таинственная леди…
Настя молча повернула к нему голову, так же молча сняла очки. И Никита с ужасом увидел у нее вокруг глаза огромный синяк, разбитую припудренную губу. Так же, не проронив ни слова, показала ссадины на ладонях после падения.
— Кто?! — страшно закричал Никита, так что даже шарахнулись прохожие. — Настенька, кто посмел? — Он опустился на колено перед ней. — Это вчера?
— Вчера… — еле слышно ответила Настя.
— Настя, прости, я не должен был тебя оставлять. Какой же я идиот… Кто это был?
— Курбан. Они с Варварой поджидали меня. Она спряталась за углом, а он ко мне пошел. В кепке, лицо под чулком скрыл. Думала, не узнаю… Ударил раз, еще раз… Сказал, чтобы я не совала нос в чужие дела.
— Точно он был? — Ярость колотила Никиту.
— Да. Голос его был…
— Вот так, значит, как мы… Вот так, значит… Ладно.
Он взял в ладони ее израненные руки, поцеловал их, порывисто встал.
— Я не достоин целовать даже твои ноги… — тихо сказал он. — Прости…
Настя надела очки, отвернулась, не проводив Никиту взглядом.
Уже через несколько минут, преодолев расстояние на автомобиле, Никита ворвался в дом, где жила Варвара. Кнопка лифта застряла вместе кабиной где-то на верхних этажах. Савушкин чертыхнулся, бросился на боковую лестницу, в считанные секунды преодолел этажи. С холодной яростью вдавил кнопку звонка, потом стал стучать.
Варвара ответила из-за двери:
— Кто там?
— Откройте, милиция! Майор Савушкин.
Шпонка испуганно открыла дверь, Никита оттолкнул ее с прохода, безошибочно прошел на кухню. Курбан сидел за столом в светлых, но порядком засаленных спортивных штанах и белой футболке. Он с аппетитом ел: перед ним стояла большая миска с наваристым супом, из которого торчали куски мяса. Тут же на столе возвышалась гора костей, объедков, огрызков, зелени, рыбьей чешуи, стояла початая бутылка красного вина. Курбан не успел встать: Савушкин уже возвышался над ним.
— Приятного аппетита! — пожелал Никита.
Ответ «спасибо» прозвучал уже в миске, куда Савушкин окунул голову Курбана.
Варвара с ужасом взирала на происходящее, остерегаясь даже слово сказать в его защиту.
— Это кажется хаш? — поинтересовался Савушкин.
— Хаш… — испуганно подтвердила Варвара.
— Что ж ты ему так мало наливаешь?
— Он уже две тарелки съел… — призналась Варя.
— Настоящему джигиту и кастрюли мало.
Сказав это, Никита снял кастрюлю с хашем с плиты и водрузил на голову Курбану, который только начал приходить в себя. Гулко шлепнулись на пол кости. Светлое одеяние сожителя вмиг окрасилось в нечто неописуемое.
— А теперь — и вином запьем, — продолжил тихий кураж Савушкин.
Он взял бутылку, расколотил ее о кастрюлю, торчавшую на голове Курбана, потекло красное вино, дополняя цветовую гамму. Курбан завыл, из-под кастрюли это получилось особо жутко.
— Ну, чего ждешь, хозяйка, снимай, после ужина посуду мыть надо! — подбодрил Савушкин.
Дрожащими руками Шпонка сняла кастрюлю с головы Курбана. Он завыл еще громче.
— Ты что, с ума сошел?! За что?!
— Фу, грязный, как свинья! — отреагировал Савушкин. — Пошли голову мыть.
С легкостью Никита поднял за шкирку вялого Курбана, потащил в туалет. Нагнув, сунул его голову в унитаз, несколько раз спустил воду. Потом, увидев моющее средство для сантехники жгуче-синего цвета, щедро полил им Курбанью голову. И вытащил на обозрение Варвары — с жутко синим лицом.
— Получай, хозяйка: вымытый и надушенный.
Варвару прорвало:
— Это беспредел!
Савушкин шагнул навстречу, Варька отшатнулась.
— А об тебя, падаль, даже ноги пачкать не хочется…
Он зашел в ванную, вымыл руки, не прикасаясь к чужому мылу, стряхнул воду и неторопливо вышел из квартиры, оставив со значением настежь открытую дверь. Как знак что еще вернется.
Когда шаги визитера стихли на лестничной площадке, Курбан с ужасом спросил:
— А ч-чего он приходил?
— Тебя покормить! — ядовито ответила Варвара.
6‐е число
Савушкин махом поднялся на второй этаж родного УВД, ворвался в кабинет с табличкой «Уголовный розыск». Там, в сигаретном дыму, сидели и что-то явно малосущественное обсуждали Белозеров, Кошкин и юный опер Ряхин. При появлении Никиты воцарилась тишина.
— Господа, я хочу вам сообщить чрезвычайно неприятное известие: меня отстранили от розыска Маши Лихолетовой! — объявил он.
— За что? — спросил Белозеров.
— За хулиганские действия, сопряженные с проникновением в квартиру гражданки Шпонки с использованием служебного положения.
Белозеров округлил глаза:
— Ты что — изнасиловал этого монстра?!
— Нет… — подпустив разочарования, ответил Савушкин. — Я всего лишь покормил хашем ее сожителя.
— Как это? — вновь спросил Белозеров.
— Надел кастрюлю с этой баландой ему на голову. И, кстати, смягчающее обстоятельство, как в лучших салонах, сам вымыл ему голову… в унитазе. С шампунем… Между прочим, ни одной царапинки!
Кошкин и Ряхин переглянулись и заржали.
— Дурак ты! — покачал головой Белозеров. — Тебя что — переклинило? Теперь они такой вой подымут…
— А хочешь узнать, почему опера Савушкина переклинило? — жестко заговорил Никита.
— Ну?
— Позапрошлым вечером Курбан жестоко избил Настю Иванову, да, понятую в нашем деле. Лицо разбил, ладони в крови… Поджидал ее у дома, нацепил чулок на морду, думал, не узнает… Митрич, гости солнечных стран бьют наших женщин. Когда хотят — и за что хотят… А нам что — сопли друг другу подтирать?
— Ты правильно сделал, Никита Алексеевич! Мочить их надо! — поддержал Кошкин.
— Как говорил президент Путин — в сортире! — добавил Ряхин.
— Ладно… — хмуро подвел итог Белозеров. — По факту разбойного нападения на Иванову возбудим уголовное дело… Ряхин, кстати, где кассета с фильмом «Девочка на цепи»? Я когда давал поручение?
— На телеканале требуют официальное письмо от Генеральной прокуратуры на имя генерального директора… — развел руками Ряхин.
— Не утомляйте бумагу! Вот вам кассета!
Савушкин вытащил из цветастого пакета и кинул на стол бытовую кассету с надписью на корешке: «Девочка на цепи».
— Как это тебе удалось? — без эмоций поинтересовался Белозеров.
— По системе майора Савушкина, главный постулат которой: «В угрозыске знают все!» Мне вручил ее наш общий знакомый Рома. С чувством глубокой благодарности.
— Ну, рассказывай, раз так, — выразил общий интерес Белозеров.
— Ну, что, подъехал я к дому Романа, — начал рассказывать Савушкин. — Набрал Ромкин телефон. Здорово, говорю, это Никита, убойный отдел… И комментирую с элементами импровизации: вижу, вижу, говорю, как вытягивается твое лицо, а губы беззвучно шепчут ругательство… Так что давай не хами даже в мыслях, а спустись на улицу, потолковать надо. Ну, значит, выбегает Ромка из подъезда, в одежке не по последней моде. Цепляет очки, вытирает пот, идет ко мне. Говорит: «Что-то ты зачастил, командир…» А я ему: «Я не надолго. Вынеси мне, — прошу его, — твою любимую кассету из “Криминальных историй”, посмотреть хочу». Он «дурку» включил: «Какую?» — «Девочка на цепи», — поясняю. «Откуда?!» «Оттуда, — говорю задушевно, — вот у меня ордер на обыск, найдем ее, и будешь блеять, почему ты прячешь эту кассету…» Тут он и поплыл: «Ну-у, я поищу, конечно, может, и есть». Пошел домой. А я его еще предупредил, чтоб не вздумал выбросить кассету в мусоропровод. Это усугубит… Через три с половиной секунды эта кассета была у меня.
— Круто! — восхищенно отреагировал Андрей.