— Не беспокойтесь, — сухо отреагировал Савушкин. — Попасть в историю вам не грозит! — Он повернулся к Колессо: — Аркадий Зиновьевич, у меня сегодня был странный разговор с вашим одноклассником Вершинским. Я приглашал его встретиться, но он весьма самонадеянно заявил, что его охрана защитит надежнее…
— Ох, как это опрометчиво! — вздохнул Колессо и, почесав кустистые брови, заметил: — Я вам признаюсь, что по роду своей деятельности чаще бываю в США. Я вообще могу не приезжать в эту страну. Но ведь необходимо: бизнес. Я рискую. Кстати, если вы хотите, могу попросить его приехать.
— Вы? — скептически усмехнулся Савушкин.
— Вы сомневаетесь, что Аркаша Колессо не сможет уговорить человека приехать добровольно в милицию? Вы меня плохо знаете!
Он достал мобильный телефон, быстро набрал номер.
— Да, нужен сам… Скажите ему только одно слово: Колессо. Нет, это не фирма по продаже колес, это моя фамилия… — Санек, здравствуй, это Аркаша. Долгих тебе лет в нашей непростой жизни! Очень рад, что ты еще жив. Я тут только что сделал открытие: погибают лучшие. К счастью, мы с тобой худшие. Говоришь, тебе бояться нечего? О-о, как говорила моя мамочка, ты сознательно торопишься умереть… Сжигая мосты, убедитесь, что не перепутали направление! Саня, не торопись отказываться. В общем надо обсудить перспективный проект «Как жить дальше?» — Колессо прикрыл трубку, спросил: — Какой у вас адрес?.. Записывай: улица Лопедевежская, одиннадцать. — Он положил трубку и обвел всех победным взглядом. — Через пятнадцать минут он будет здесь. Правда, он не знает, что это милиция.
Колессо устроился у окна, потом решил, что лучше спуститься и ждать внизу. Когда тихий «мерседес» подъехал, он побежал встречать. Из сверкающего черного джипа сначала выползли «шкафы».
— Выгрузка «мебели», — оценил Колессо.
Затем из автомобиля вылез пресыщенный господин в черном костюме и черных очках.
— Обманываешь старых друзей, американская вонючка! — сказал он громко.
Они обозначили объятия.
— Пойдем, нас ждет последний из могикан! — сообщил Аркаша с долей патетики.
Вершинский решительно пошел вперед, маленький Аркаша засеменил следом. Войдя в кабинет, Александр Владиславович надменно обвел всех взглядом, небрежно пожал руки Савушкину и Заморёнову.
— Ну что, Филька, выделить тебе охрану? — сказал он музыканту.
— Дорого, не потяну, — покачал головой Филипп Калистратович.
— Да я бесплатно дам, что с «памятника» возьмешь?
Почтенный альтист, превратившийся в Фильку, дурашливо захихикал, безропотно «съев» шутку. Реакция подчинения сработала безупречно, как и двадцать лет назад.
Савушкин терпеливо наблюдал встречу «последних из могикан». Вершинский вальяжно трепался, остальные слушали. Никита не успевал следить за темой разговора; от недостатков последней серии «мерса» гость тут же перескакивал к своей последней поездке в США.
— Американцы — самые тупые в мире люди. Компьютеризация довела их до того, что все их мысли запрограммированы в компьютеры. Они уже не думают, только подыскивают программы обеспечения своим действиям. Верно, Аркаша?
— Да, у них налицо признаки увядающей нации, — согласился Аркаша. — Хотя их история — всего двести с небольшим лет. Ленивые и пресыщенные… Поэтому и доллар падает.
— Во… Но давайте ближе к делу. — Вершинский решил вновь поменять тему. — Что хочет сказать наша милиция, которая нас бережет?
— Прежде всего, чтобы все настроились на серьезный лад. Потому что бугаи из охраны не спасут, если убийца подстережет вас с оружием.
— Кстати, господин Савушкин, в моей службе безопасности несколько первоклассных следователей. Работали в милиции и Генеральной прокуратуре. Могу вам дать их на подмогу, чтобы поймать неуловимого Безденежного…
— Я попросил бы не перебивать! — оборвал Никита. — Если вы хотите гарантий безопасности, должны четко выполнять все наши инструкции. Самое главное — мы должны всегда знать, где каждый из вас находится.
Глава 10
Савушкин вспомнил рассказ Вершинского: однажды его «быки» намяли бока Безденежному, когда тот пытался прорваться в его кабинет, видно, чтобы разжиться деньгами. Говорил об этом с нервным смешком. А Колессо припомнил случай, еще со школы, когда Безденежный украл со свадьбы в ресторане сумку с деньгами: вытащил через открытое окно, подцепив палкой. В сумке был партбилет, который Роман неизвестно зачем таскал с собой. А вечно пьяный папа нашел его и честно отнес в милицию. От суда Безденежного спасла какая-то очередная юбилейная амнистия. Он бы еще долго промышлял жесткими поборами денег у одноклассников и попавшихся под руку «чмушников», если бы не загремел в колонию за драку… По логике вещей именно у пацанов класса было больше поводов для мести, чем у Безденежного.
Но вся эта логика ни к черту не годилась.
Группа цепочкой шла по тропинке, вокруг были густые заросли, в ста метрах — кольцевая дорога. Впереди шел пожилой старшина, он уже побывал на месте и негромко матерился.
Уже издали среди зелени Никита приметил белеющее изваяние.
— Этот Безденежный просто оборотень! — вполголоса произнес Вьюжанин, который шел за Савушкиным.
— Ошибаетесь, юноша!
Бюст торчал посреди небольшой полянки. Те же приметы: яма с остатками раствора, пустой бумажный мешок. Здесь уже работали Михаил Белозеров из прокуратуры, старший лейтенант, видно, из местного отделения и кинолог. Собака крутилась у трупа, а люди сосредоточенно курили.
Савушкин поздоровался.
— Обрати внимание, — показал Белозеров на голову жертвы: на темени мертвеца были прилеплены три металлических рубля 1961 года выпуска.
— Это Безденежный! — сказал Савушкин.
Кошкин покосился на него, мол, и так очевидно.
— Это труп Безденежного, — убежденно повторил Никита.
— Похоже, ты прав, — согласился Белозеров. — Шестой…
— Надо начинать все с начала, — кисло заметил Кошкин.
— Нет, Сережа, мы будем продолжать.
— И с каждым новым трупом мы будем все ближе и ближе к истине, — мрачно пошутил Белозеров. — Последний оставшийся живой из класса и будет убийцей… Кстати, наружка круглосуточная ведется за пацанами? — Михаил Иванович именно так называл тридцативосьмилетних мужиков.
Когда тело выкопали, криминалист сообщил, что смерть наступила не позже двух суток назад…
Савушкин приехал в управление к вечеру. Он был готов ко всему: к вызову на ковер, вплоть до министра, к снятию с должности и как самое малое отстранению от дела… Но обошлось, Большой Начальник спросил, сколько еще осталось недобитых. Всем хотелось быстрей завершить дело десятого «А». Еще Никита узнал, что в прошлую ночь наружка вела наблюдение лишь за артистом-альтистом. Колессо, по непроверенным данным, укрылся на территории посольства США — как почти благонадежный, с точки зрения правительства Соединенных Штатов. Вершинский вечером куда-то уехал, а немощный жигуленок наружного наблюдения безнадежно отстал от «мерседеса» класса «джип…»
Маньяки непредсказуемы в выборе жертв. Когда в подмосковных лесах и Измайловском парке Москвы стали находить обезображенные трупы пожилых женщин, мужчин, мальчишек, тоже не сразу определили серийность этих преступлений. И Савушкин с неизменным Белозеровым, сопоставив все убийства со следами изнасилований, пришли к выводу, что действует монстр-одиночка. Маньяка тогда взяли возле сарая, где он месяцем ранее задушил женщину. В последние две недели он нападал и убивал почти каждый день… Но у того были поводы, связанные с сексуальными аномалиями…
Почему убивал Скульптор?
Кошкин показал газету. На первой странице — коллаж: бюсты, составленные в круговой венок, на шее генерала-милиционера. Огромная шапка с подзаголовком: «Наша милиция увековечивает себя бюстами-мертвецами. Очередная жертва маньяка-скульптора — свидетельство полной несостоятельности правоохранительных органов». Никита пробежал статью. Она состояла из красочных описаний предыдущих убийств и изречений Филиппа Заморёнова: «Мы — класс уничтоженных… Государство не может нас защитить… Прежде чем я стану очередной жертвой маньяка, я оболью свое тело бензином и сожгу себя на Красной площади!»
— А вдруг он действительно подожжет себя? — обеспокоенно спросил Сергей.
— Не подожжет! Просто хочет, чтобы мы его лучше охраняли…
Все же Никита решился, набрал номер телефона профессора Осмоловского. Павел Григорьевич ответил на приветствие, заметил, что ждал его звонка.
— Приходите. И принесите фотографию.
— Она со мной.
Никиту поразила нездоровая желтизна лица Осмоловского. Он кутался в домашний халат, хотя стояла жара. Павел Григорьевич принес чайник с двумя чашками, налил чаю себе и гостю, взял фотографию класса, провел по ней кончиками пальцев, словно прислушивался нервными окончаниями.
— А это снимки, сделанные перед выпуском в десятом классе, — протянул пачку Никита.
В течение нескольких минут Осмоловский рассматривал фотографии девчонок и мальчишек, потом вернулся к снимку, сделанному в восьмом классе. Затем медленно отодвинул снимки на край стола, сгорбился, закрыл глаза, сжал пальцами переносицу.
— Вы знаете, — наконец заговорил Павел Григорьевич, — здесь его нет, вероятность девяносто процентов. Я чувствую, он рядом, где-то рядом крутится его невыносимо жесткое поле…
Он еще раз посмотрел на групповой снимок:
— Семеро на нем уже мертвы. Так?
И Осмоловский точно показал каждого, включая ветерана Чечни Локтева. Савушкин уже ничему не удивлялся. Он столкнулся с такой мощной, невиданной прежде силой, против которой чувствовал себя слабым и, как написала газета, несостоятельным.
— Их двое… У второго поле сильно подавлено. Первый — лидер… От него идет очень жесткая агрессия, сплошной черный спектр… Гордыня и ревность… Но есть мощная блокировка — но она от его предыдущей, праведной, жизни… В поле — иероглифы смертей многих людей, оно зациклено на его детстве. Обида и агрессия, душа сильно привязана к земному… Причины надо искать в прошлом. Был мощный и длительный раздражитель, трансформировался в жажду богатства, власти, реванша…