Цикл «Аратта». Книги 1-7 — страница 23 из 79

Зимняя жертва

Глава 1Дозорная башня

— Кто вы такие? Что привело вас в земли Двуликой Матери?

Речь говорившего напоминала язык Аратты, но звучала по-иному, будто бы мягче.

Стоящие рядом с лодкой двое мужчин выглядели чрезвычайно странно. Царевна пыталась осознать, на кого они похожи, и не могла вспомнить ничего подобного. Длинные волнистые волосы распущены по спине, обнаженные руки покрыты мелким синим рисунком — извивающимися полосами и спиралями, от которых рябило в глазах. Даже на пальцах росписи покрывали всю кожу до самых ногтей. С густо раскрашенных лиц, будто сквозь маски, неприветливо глядели светлые глаза.

Царевна вскинула голову:

— Я — Аюна, дочь государя Ардвана. Я следовала на встречу со своим женихом в Двару, однако по пути лесные разбойники похитили меня. С помощью друзей я смогла освободиться и сбежать. Мы надеемся, что вы примете меня и моих людей почетными гостями в ваших землях. Мой брат Аюр — новый живой бог на престоле Аратты, — несомненно, щедро одарит вас, когда я невредимой вернусь в столицу… — Царевна указала на спутников. — Эти люди — моя свита. С нами был еще воин-накх, он пропал и, возможно, погиб, защищая нас от водяного чудовища. Однако, если Исварха милостиво оставил его в живых, прошу оказать ему должный прием.

Незнакомцы переглянулись. Тот, что был постарше с виду, кивнул.

Янди с колотящимся сердцем разглядывала незнакомцев — узоры, покрывавшие их руки и лица, пробудили в ней воспоминания далекого, полузабытого детства…

Аоранг, напротив, помрачнел и набычился. Хозяева этой земли не нравились ему. Мохнач нутром чуял в них чуждую и опасную силу и был готов, если понадобится, закрыть собой царевну. А когда они заговорили, он понял — худшие его предчувствия подтверждаются…

— Теперь понятно, почему вы живы, — произнес старший из чужаков, обращаясь к Аюне. — Если ты не лжешь о своем небесном родстве, то это оно уберегло вас от стрел Господина Тучи. Но Сварга-Знаменосец здесь не правит. Что значишь ты сама — решит Двуликая, когда взглянет на тебя всепроницающим оком. И от этого будет зависеть, следует ли предать смерти вас всех или оставить кого-то в живых…

Аоранг мельком глянул на Янди, ожидая, что сейчас та сделает неуловимое движение запястьем и один из негостеприимных хозяев этой земли рухнет с ножом в горле. Еще движение — и второй последует за ним. Однако, к его удивлению, Янди точно забыла свои прежние привычки. Она глядела как зачарованная на говорившего, кажется и вовсе его не слушая. Аоранг начал медленно приподниматься… Один из чужаков свел брови — и тут же невесть откуда взявшийся вихрь взметнул длинные волосы мохнача.

— Лишь двинься — и этот ветер поднимет тебя над скалой, как опавший лист, — посулил разрисованный. — А затем так ударит о камни, что останется лишь липкое пятно.

Аоранг ничего не ответил: он понял, кто перед ним. «Исварха Всесветлый, это же облакопрогонники!»

А Янди в этот миг вспомнился названый отец-сакон. Похоже, здесь-то его и попотчевали вдоволь небесным огнем, превратившим могучего мужа в безликое существо, страшное и жалкое.

— Мы пришли с миром, — с достоинством произнесла Аюна, понимая, что ее слова не слишком убеждают стражей этой земли. — Мы лишь желаем…

За спинами разрисованных послышался грозный рык. Те одновременно оглянулись — в нескольких шагах от них припал к земле саблезубец. Вода ручьем текла с его шерсти, лапы по самое брюхо вымазаны в буром прибрежном иле. Желтые глаза неотрывно глядели на собеседников Аюны. Зверь приподнял верхнюю губу, обнажая клыки-ножи. Из пасти вырывалось глухое рычание.

Ошеломленные облакопрогонники замерли. Впрочем, страха на их лицах не было. Увидев, что старший ловит взгляд саблезубца, сводя брови, Аоранг вскочил, намереваясь броситься защитить Рыкуна.

— Нет! — воскликнула Аюна, хватая его за руку. — Остановись, не надо!

Она повернулась к стражам:

— Рыкун не тронет вас! Он ручной!

Лишь Янди, обычно столь стремительная и безжалостная, продолжала смотреть на чужаков, будто и вовсе не заметив саблезубца.

Детские воспоминания, прежде являвшиеся лишь в кошмарных снах, вдруг нахлынули наяву. Она бежит через лес, покрывающий дно ущелья, — перепрыгивает с камня на камень, плачет от страха и жалости к себе. Время от времени она оскальзывается, падает… Впереди бежит ее отец — настоящий отец. Она не знает ни его имени, ни рода: ей памятны лишь ласковые синие глаза да узоры на руках и лице. Никогда прежде — до сего дня — она не встречала таких сходных узоров. И вот теперь эти чужаки, едва не погубившие их на реке, — Янди была готова поклясться, что именно такими росписями был покрыт ее отец…

— Это ваш зверь? — медленно и очень внятно спросил один из стражей границы.

— Да, — решительно ответила Аюна. — Прошу, не причиняйте ему вреда!

Стражи снова принялись шептаться. Аоранг отметил непонятное волнение на их лицах.

— Идемте с нами, — наконец произнес облакопрогонник. — Вам нужно отдохнуть и согреться. Никто не причинит вам зла.

* * *

Аоранг медленно шагал вслед хозяевам здешних берегов, неспешно, обстоятельно разглядывая окрестности. Раскрашенные стражи карабкались по узкой тропинке вверх в обход скалы, даже не оглядываясь на «гостей». Аоранг глянул под ноги. Земля была каменистой, но все же тропка виднелась довольно отчетливо.

«Не могла же стежка возникнуть сама собой? — подумал он. — Значит, зачем-то люди ходят к воде, и нередко. Вот только зачем? Не подкармливать же водяное чудище?»

Мысль о Хозяине реки не добавила мохначу доброго отношения к чужакам. Он чувствовал их силу и опасность. Не такую силу и опасность, какая, скажем, исходила от Даргаша — ядовитой змеи в человеческом облике. И не такую, какая чувствовалась в Янди, — та была точно гибкая плеть, которая перешибает хребет, не испытывая по этому поводу ни ярости, ни сострадания. Облакопрогонники были сродни черным тучам, полным затаившихся молний. Не злые сами по себе, они могли стать безжалостными, если нахмурит брови Двуликая…

Но прямо сейчас раскрашенные и впрямь не собирались причинять им вреда. Они явно сами не понимали, кого встретили. Похоже, они желали, чтобы с незваными гостями разобрался кто-то более сведущий.

Тропка выбралась на самую вершину утеса. Налетел ветер, качнулись желтеющие травы… Аоранг замер в опасливом недоумении. Чуть в отдалении от отвесного, будто срезанного, обрыва красовался явно насыпанный курган. На кургане стояла одинокая бревенчатая вежа. А вокруг были густо натыканы колья, на каждом из которых скалился человеческий череп.

Аоранг оглянулся на Янди. Ее движения замедлились, стали мягкими и плавными… Если бы мохнач знал ее меньше — вовсе бы не обратил внимания. Сейчас же следовало опередить Янди.

— Куда вы нас привели? — резко спросил он, вклиниваясь между лазутчицей и стражами. — Кого вы тут убиваете?!

— Никого, — удивился страж.

— Тогда кто это? Незваные гости?

Собеседник Аоранга мельком глянул на черепа и вдруг расхохотался, будто услышал нечто невероятно забавное:

— Это те, кто обрел право дожидаться Перерождения близ домовины огненосного Ятры. Не ждешь ли ты, чужак, что удостоился бы подобной чести?

— Погоди, — остановил его второй проводник. — Откуда им знать наши обычаи? Ведай же, дочь Знаменосца, — торжественно начал он, повернувшись к Аюне, — что погребенный здесь Ятра был величайшим из нас, верных Господа Тучи…

— Так здесь похоронен жрец-облакопрогонник, — догадался Аоранг.

— И что же, он плохо гонял облака? — пробормотала Янди.

Оба раскрашенных стража поперхнулись от такой непочтительности. Небо стало быстро затягиваться серой дымкой.

— Не слушайте ее, — вмешалась Аюна, — она лишь служанка с длинным языком! Прошу, продолжайте!

Страж мрачно поглядел на хорошенькую служанку, фыркнул, насупленные брови разгладились. Налетел ветерок, небосвод опять просветлел.

— Не шутите о детях Щедрого, ибо он щедр не только на благо, но и на гнев! Ятра был лучшим из лучших, его называли воплощенным огненным копьем в руке Господа. Теперь он лежит в домовине, оберегая границу наших земель. Душа его впитала твердость этой скалы и проросла молниями!

Аоранг и Аюна невольно бросили взгляд на курган. Аюне даже на миг показалось, что в пустых глазах черепов промелькнул синеватый отблеск небесного пламени.

— Так вы принесли в жертву вашего верховного жреца… — задумчиво проговорил Аоранг.

— Принесли в жертву?! — вновь изумился раскрашенный страж. — Что за нелепые слова?

— Мой спутник вовсе не хотел никого оскорбить! — опять вмешалась царевна.

— Нам известны заблуждения твоего народа, дочь Сварги, — снисходительно ответил жрец. — Сама посуди — как можно принести в жертву сильнейшего? Огненосный Ятра обратился с молением к Богине, и она согласилась взять его в мужья. Тогда он спустился в домовину и возлег на брачное ложе, соединившись с нею навеки. А мы укрыли их курганом.

— Вы что же, похоронили его заживо? — недоверчиво спросила Аюна.

— А как иначе? Сама посуди, зачем Богине мертвый супруг? — усмехнулся жрец. — Семя само по себе ничего не значит. Но, брошенное в борозду, оно принесет урожай стократ!

* * *

Деревянная вежа, до которой они наконец добрались, была куда больше, чем казалась снизу. Войдя, Янди увидела сидящих у обложенного камнем очага двух парней с едва пробивающимися бородками и куда более скромной раскраской. Один из облакопрогонников, приведших «гостей», негромко что-то сказал сидевшим у очага. Те кивнули, встали и вышли.

— Грейтесь, — будто приказал раскрашенный бородач. — Сейчас вам принесут лепешки и смородиновый настой. Отдыхайте.

Он направился к выходу, однако на миг остановился в дверях и строго добавил:

— Не отходите от башни после заката!

Янди поглядела на царевну: та уже стягивала мокрые сапожки, готовясь насладиться теплом. На сидящего подле очага Аоранга с прикрытыми от усталости глазами… Когда внутри остались только свои, Янди бесшумно встала и скользнула к скрипучей, связанной веревками лестнице. Насколько она успела приметить, лестница вела на крышу башни.

Солнце низко висело над краем степи, полыхая в разрывах облаков. Левобережье Даны простерлось во все стороны, похожее на пеструю шкуру, озаренную огненно-рыжим огнем уходящего светила. Ветер волнами пробегал по ней, ероша шерсть. Правый, вендский берег уже затянуло голубоватой дымкой, край леса потонул во тьме. Янди, прищурившись, повернулась к югу. Несмотря на то что равнина быстро погружалась в тень, лазутчица разглядела две колеи.

«Здесь часто ездят на телеге, — отметила она, проследив взглядом две четкие линии, уходящие в степь. — Так, а вот и развилка…» Дорога расходилась надвое — одна сворачивала на полдень и терялась в полях, другая шла на восток по берегу Даны, повторяя плавные изгибы большой реки. В той стороне было уже совсем темно, однако Янди показалось, что вдали она видит одинокий холм с мерцающей искрой на вершине. «Готова поспорить, что на нем — такая же сторожевая вежа, — подумала она. — И в ней тоже сидит колдун, который следит за вендским берегом и бьет молниями нарушителей границы…»

Кто из тех двух разрисованных жрецов едва не убил их на реке? Кто вызвал тучу и наслал речное чудовище? Должно быть, старший, с таким раздражающими холодными глазами…

Янди бросила взгляд вниз, на курган и частокол с черепами. Видит Мать Найя — внимание богов ничего хорошего смертным не сулит! Даже самому нечувствительному и далекому от божественного человеку стало бы не по себе возле этого места. Само небо тут, кажется, давило на плечи вдвое сильнее; рядом с курганом было тяжело дышать — так угнетала его сокрушительная мощь.

«Высший жрец соединился с Богиней… Зерно, брошенное в землю, приносит урожай стократ…»

Теперь, когда стемнело, девушка ясно видела — синеватые огоньки в глазах черепов вовсе ей не померещились.

«Господин Туча… Не про него ли рассказывают, что на юге есть синеглазый бог дождя, который очень любит человеческие слезы? И его жрецы стараются устроить так, чтобы жертвы плакали как можно дольше… А потом их кровь, словно весенний ливень, насыщает пашни…»

Янди, нахмурившись, отвернулась от частокола, и ее мысли снова обратились к раскрашенным жрецам. Каким причудливым путем ведет ее судьба! Зачем боги послали ей встречу с названым отцом-саконом? В душе Янди шевельнулось нечто, о чем она давным-давно позабыла, — кажется, это звалось совестью… Много лет назад сакон приютил осиротевшее дитя, маленькую чужеземку, — и чем она ему отплатила?

…А теперь боги привели ее в землю Великой Матери. С каким прошлым ей суждено встретиться здесь? Когда Янди увидела разрисованные руки жрецов, у нее перехватило дыхание. Она будто на миг вернулась в те бесконечно далекие времена, когда она еще знала, что такое быть в безопасности, что такое любить… Впрочем, Янди уже забыла, как это. Помнила лишь, что это было…

«Те, кого ты любила, давно мертвы, — напомнила она себе. — И ты мертва».

* * *

Спустившись вниз с башни, Янди обнаружила, что Аоранг с Аюной устроили трапезу. Молодые жрецы принесли им кувшин с ароматным ягодным напитком и несколько толстых сырных лепешек.

— Ну как, — спросила царевна, — не нашла накха?

— Что? — удивилась Янди.

— Ты же Даргаша высматривала? Я тоже думаю о нем, — вздохнула Аюна, — все никак не могу перестать надеяться — вдруг он выплыл? Быть может, господь Исварха все-таки протянул ему руку…

— Нет, я не искала Даргаша. — Янди уселась перед огнем. — Я смотрела, куда ведут здешние дороги и тропы… О, да тут целая корзинка пирогов!

— А я говорил тебе, солнцеликая, — заметил Аоранг.

— Увы, ты был прав… — Аюна нахмурилась и с укором сказала телохранительнице: — Признаться, я думала, судьба Даргаша тебе небезразлична! Ты столько сил вложила, чтобы вылечить его… Так и любящая жена не ходила бы за раненым супругом!

Янди лишь усмехнулась и запустила зубы в поджаристый край лепешки.

— Вы все время шушукались у костра — как это следовало понимать? Я прекрасно видела, как он на тебя смотрит…

— Накх-то смотрел, — подтвердил Аоранг. — А Янди что до того? Она убила бы его при первом же сомнении, верно, Янди?

— Или он меня.

— Даргаш был отважен и предан! — возмутилась Аюна. — По правде сказать, с каждым днем я все больше радовалась, что моему нареченному служит такой славный юноша… Как жаль, что он погиб впустую, почти случайно…

— Накхи не бывают славными юношами, — возразила Янди. — Накхи вообще не люди. Они всего лишь двуногие змеи. Говоришь, впустую погиб? О нет! Так рассуждали бы арьи. Смерть в бою, с оружием в руках — счастье для накха! Не беспокойся за него — он уже переродился в какую-нибудь гадюку и ползает в траве среди развалин Старого Накхарана, мечтая закусать до смерти беглого раба и тем заслужить себе новое рождение среди воинов!

— Да ты сама рассуждаешь, как накхини! — гневно бросила Аюна.

Янди вновь ухмыльнулась и ничего не ответила.

* * *

Аоранг почти пропустил мимо ушей спор царевны с ее телохранительницей. Одна мысль не давала ему покоя. Он задумчиво посмотрел на рдеющие угли, встал, хлопнул по спине дремавшего рядом Рыкуна и вышел. Саблезубец бесшумно последовал за ним.

Оглядевшись, не следят ли за ним, мохнач вышел за украшенный черепами частокол и уселся на травянистом склоне, откуда был хорошо виден плавный изгиб реки, мерцающей в темноте. Небо густо усыпали звезды. Время от времени они срывались и катились вниз — то по одной, то целыми гроздьями.

— Ложись, Рыкун, — тихо приказал Аоранг. — Сейчас ты должен вспомнить…

Мохнач обнял зверя за шею и закрыл глаза.

Образы прошлого наполнили Аоранга. Придворный зверинец… Жертвенный скот, диковинные звери из-за окраин Аратты — со всеми нужно было договориться, одних успокоить и утешить, других приготовить к радостной встрече с господом Исвархой… А были еще гадательные звери. Жрецы годами учились понимать их волю, но мохначу было проще — он мог попросту с ними разговаривать. Но обычно не требовалось и слов…

— Вспоминай, Рыкун!

Саблезубец недовольно пошевелился, пытаясь стряхнуть руку хозяина. Ему не хотелось вспоминать. Даже мыслями он не желал возвращаться в ту лодку! Аоранг ощутил тошноту, от которой страдал его бедный питомец.

Рыкун ненавидел воду! Долбленое бревно качается, пляшет на волнах, норовя ускользнуть, стряхнуть в пучину, — как все это вынести!

И как будто того мало, из мутной воды прямо перед носом возникает распахнутая пасть водяного чудовища! Острые зубы, холодная кровь… опасное существо! В другое время Рыкун удрал бы от него, не жалея лап, но сейчас бежать некуда — остается смертный бой! Как не ударить тварь когтями, как не впиться в отвратительную усатую морду?!

«Нет!» — почти как тогда шевельнулись губы Аоранга. Но Рыкун уже бросился на огромную рыбину. Лодка — последняя опора — ушла из-под лап. Белый свет исчез в бурлении холодной воды. Льется в уши, брр, как противно… Тяжелая намокшая шерсть тянет ко дну…

Скользкое чудовище дергается, бьет хвостом где-то рядом, слышен яростный вскрик накха.

Рыкун, перебирая мощными лапами, гребет к берегу. Течение тащит в сторону, но он сильнее! Он бы легко выбрался, если бы только кто-то не виснул непомерной тяжестью у него на хвосте… Рыкун оглядывается и в ужасе видит большого черного зверя…

— Волк? — озадаченно пробормотал Аоранг, едва не потеряв мысленную связь с саблезубцем. — Откуда взялся волк?

Потрясение придало Рыкуну невероятные силы. Не помня себя, он рванулся к берегу. Вот наконец илистое дно. Он проламывается сквозь тростники, выбирается на твердый берег, отряхивается. И за хвост больше никто не хватает!

«Оглянись», — приказал Аоранг.

Рыкун неохотно оглядывается. Волка позади нет. Только у края воды, в грязи и поломанных камышах, ничком лежит чернокосый воин…

— Довольно, малыш, — ласково сказал Аоранг, ероша густую шерсть на загривке.

Рыкун вскочил, встряхнулся и убежал в степь, подальше от неприятных воспоминаний. Аоранг некоторое время сидел и размышлял. Затем встал, отыскал взглядом жрецов. Уступив башню гостям, они сами расположились у костра под холмом. Их осталось трое — старший, видимо, куда-то ушел.

— Накху удалось выплыть на берег, — утвердительно произнес Аоранг, подходя к костру.

Стражи границы с удивлением поглядели на него. Младший из жрецов спросил:

— Это тебе Великий Кот поведал?

— Почему вы не сказали царевне, что накх спасся? Что вы собираетесь делать с ним? Отдать вашей Богине?

— На что Богине этакая падаль? — презрительно произнес жрец. — Мы отдаем ей лучших мужей, это честь…

— Вы ведь можете его исцелить, — полуутвердительно проговорил мохнач. — Я чую — здесь, на этой горе, средоточие силы. Жрец Ашва в столице Аратты показывал чудеса, порой почти равные деяниям господа Исвархи…

Молодой жрец смотрел на мохнача с откровенным любопытством.

— Ты, похоже, и сам служишь Богине, — протянул он. — Так ты знаешь Ашву? Еще скажешь, он удостаивал тебя беседы?

— Нет, — не стал врать Аоранг. — Но я слушал их беседы со святейшим Тулумом и помогал гостям освоиться в столице. Думаю, Ашва вспомнит меня.

Страж кивнул и задумался.

— На что тебе змеиный человек?

— Мне — ни на что. Но солнцеликую огорчит его гибель.

Страж хмыкнул.

— Его судьбу не мне решать, — сказал он. — Наше дело — не пускать чужаков из-за Даны. Их обычно забирают себе стражи реки. Волчьи или змеиные людишки не нужны здесь. Дикари глухи к вещему голосу Господина Тучи, они хотят лишь убивать, грабить, угонять скот, воровать женщин… Но вас страж реки взять не сумел, и наши молнии отклонились. Поистине чудо! Мы думаем, дело в вашей божественной царевне. Хоть и дочь младшего из небесных богов, она все же хранима им. Она станет благословением для нашей земли. Не так часто ее посещают дети богов в телесном обличье…

— Станет благословением? — нахмурился Аоранг. — Что ты имеешь в виду?

— Явление дочери бога было предсказано, мы давно ждали ее. Не опасайся, твою госпожу не обидят. Она будет жить в священном месте, окруженная почетом, ежегодно благословляя посевы и жатвы…

У Аоранга мурашки побежали по коже. Его худшие предчувствия сбывались.

— Ежегодно? — пробормотал он.

— Завтра прибудет сам огненосный Ашва, — добавил страж. — Спроси его. Я знаю лишь о пророчестве и дочери бога. Как он распорядится твоей судьбой, мне неведомо.

Глава 2Путь через степи

Лежавший поперек входа Рыкун насторожился, поднял голову и грозно зарычал. Спавший рядом Аоранг тут же открыл глаза и положил широкую ладонь на загривок зверя:

— Тише…

В распахнутую дверь сторожевой башни лился утренний свет, но воздух был еще очень свеж — значит рассвело недавно.

— Уйми большого кота, северянин, — послышался голос одного из жрецов. — Прибыл Ашва, высший из слуг Господина Грозовой Тучи.

Аоранг поднялся, отошел к дальней стене башни и позвал саблезубца. Тот, видя, что любимый хозяин спокоен, подошел к нему и принялся тереться о ногу мохнача. Разбуженные голосами Аюна и Янди, спавшие на шкурах возле очага, стряхнули остатки сна и оглядывались, стараясь понять, что их ждет. Со двора послышалось незнакомое приветствие, и высокая тень на миг затмила поток света, озаряющий нутро сторожевой башни.

— Благо тебе, огненосный, — почтительно склонились перед вошедшим стоявшие у входа жрецы.

Тот молча кивнул и повернулся к царевне, давая ей время рассмотреть себя. Это был высокий старец, и, хотя его длинные кудрявые волосы и борода подернулись сединой, в осанке и стати не было заметно и следа дряхлости. Как и у всех прочих жителей этой земли, которых видела Аюна, его лицо и руки до самых кончиков пальцев покрывал тонкий узор. Смысл их царевне показался вполне внятен. Изломанные линии наверняка означали молнии, а идущие по кругу завихрения — жестокий ветер, вздымающий волны.

Старец устремил пристальный взгляд на царевну. Краем глаза она заметила, как напряглась Янди…

— Я тебя знаю, друг! — послышался вдруг рядом радостный возглас Аоранга. — Прошедшим летом ты приезжал в столицу и был принят моим названым отцом и учителем святейшим Тулумом. Тебя зовут Ашва, так ведь? Ты жрец-облакопрогонник…

— Меня и впрямь так называют, — внимательно разглядывая мохнача, проговорил старик. — Я тоже припоминаю тебя. Верховный жрец Сварги сказал, что ты следопыт и пойдешь с нами. Но это было еще до того, как отец этой златовласой девы вознесся на небеса. Она и впрямь на него похожа… Да, многое изменилось с тех пор…

— Когда ты был в столице, то разыскивал сына, пропавшего в наших землях много лет назад, — припомнил Аоранг и участливо спросил: — Удалось ли тебе найти его следы?

Седовласый нахмурился. Должно быть, обсуждать столь близкие его сердцу вопросы с чужаками не входило в его намерения.

— Я не спрашиваю, что привело вас сюда, — будто не расслышав вопроса, заявил он. — Сейчас вы отправитесь со мной в храм Двуликой Матери. И поблагодарите своего Сваргу, что я оказался рядом! Дочери Небесного Знаменосца здесь будут оказаны почет и уважение.

Старец повернулся и вышел.

— Готовьте повозку! — донеслось снаружи.

Молча наблюдавшая за всем этим Янди чуть заметно прикусила губу. Заметив ее смятение, Аюна нащупала ее руку и крепко сжала.

— Не бойся, я не дам тебя в обиду, — прошептала она.

Янди ничего не ответила. В ее ушах эхом звучали слова Аоранга: «Ты искал своего сына, пропавшего в землях Аратты много лет назад…»

Молодой крепкий мужчина, расписанный такими же узорами, как и старик, и такой же синеглазый, убегает от погони, уводя за собой врагов, прочь от маленькой дочери — от нее, Янди… А она, затаившись, лежит в кустах, боясь даже дышать…

— Много лет назад… — тихо проговорила она.

* * *

Запряженный волами двухколесный возок медленно катил по степи. Кроме возницы и девушек, в нем никого не было. Ашва неутомимо шагал рядом, с таким же надменным лицом, и даже дыхание его не учащалось. Аоранг с Рыкуном держались поодаль, чуть позади — могучие волы при виде саблезубца ревели и наклоняли рогатые головы, угрожающе поворачиваясь в его сторону. Мохнача никто не охранял, — впрочем, он и не думал куда-либо бежать. Шел по натоптанной дороге между колеями, стараясь не терять возок из вида.

Аоранг дышал полной грудью, чувствуя, как кружится голова от раздольного ветра. Эта равнина волновала его, пробуждая далекие, полузабытые воспоминания. Она была очень похожа на родные плоскогорья мохнача. Такое же море травы и простор небес над ним. Только тут не бродили стада косматых быков и мамонтов, а лишь изредка вдалеке пробегали дикие козы… В это время на Ползучих горах давно уже выли зимние бури, а здесь, похоже, еще даже не пришла пора ночных заморозков. Однако мохначу казалось — если зажмуриться и вдохнуть терпкий запах сухих, нагретых солнцем трав, то как будто вернулся на родину предков, в короткое буйное лето.

Дорога шла все дальше на юг, изредка петляя вокруг больших курганов. На вершинах некоторых из них Аоранг заметил башни, похожие на ту, в которой они провели ночь. «Зачем они здесь? — задумался он. — Та сторожила границу, а эти?» Когда они объезжали один такой курган, над которым ветер свистел и завывал на разные голоса в развалинах, мохнач не удержался и задал Ашве вопрос.

— Эта башня ничего не сторожит, — удивленно ответил тот. — Как и та на берегу. Это священное место, где в трудный час для нашей земли был заключен брак сильнейшего из верных Господа Тучи и земного воплощения Богини…

— А-а, — протянул Аоранг, хмурясь и вспоминая рассказ давешнего жреца. — Жрец и Богиня возлегли на ложе, и вы укрыли их курганом… И много ли таких курганов раскидано по вашей земле?

— Немало. — Ашва косо посмотрел на юношу. — Понимаю, вам, жителям Аратты, сложно осознать смысл великой жертвы. Ваше поклонение Знаменосцу давно выродилось в красивую, но пустую обрядность. Ты ведь и сам жрец, Аоранг, — или ты не понимаешь, что, ничего не отдавая, не обрести истинное благо? Лишь тот, кто готов пожертвовать нечто дорогое, может рассчитывать на отклик богов…

— Мы жертвуем наше почитание и благодарность, — возразил Аоранг. — Мы возжигаем огонь перед алтарем…

— И получаете дым в ответ, — усмехнулся Ашва. — Несчастный отец твоей царевны — тому пример… А священный брак Земли и Неба пробуждает величайшие силы, невидимо разлитые в самой ткани мира. Ярость молний сливается с мощью земли и порождает источник жизни, который многократно сильнее любой тьмы. Или ты сам не чувствуешь?

Аоранг бросил взгляд на курган, и по его телу пробежала дрожь. Конечно, он чувствовал — и это пугало его. С тех пор как мохнач вступил на эту землю, его не оставляло ощущение постоянной незримой близости чего-то огромного, непостижимого, грозного. Ему виделись синие отблески невидимых молний, пробегающие по метелкам ковылей…

Вдруг Аоранг вздрогнул и открыл глаза.

— Слышишь? — с тревогой обернулся он к старому жрецу. — Кто-то кричит!

— Не слышу, — удивился тот.

— Точно, кричит! Женский голос! Она зовет на помощь… Оттуда, из башни!

Оба уставились на потемневшую от времени бревенчатую вежу, что венчала курган.

— Башня давно заброшена. Это морок, — сказал Ашва. — Полуденница.

Аоранг хмыкнул и вновь прислушался, но вежа молчала. И молнии больше не пробегали по верхушкам трав. Ашва наблюдал за мохначом, даже не скрывая своего интереса.

— Да, ты способен видеть невидимое, — сказал он. — Я приметил тебя еще в столице, ученик Тулума. Звери слушались тебя, будто ты говорил с ними на одном языке. У нас нет таких людей… Расскажи, как тебе удалось приручить Великого Кота?

* * *

Солнце медленно плыло по небу, то пригревая, то прячась за облаками, и так же неторопливо двигался через бесконечную степь скрипучий возок. Около полудня дорога привела к общинным выгонам, где паслись рыжие коровы. Затем в стороне потянулись домики под соломенными крышами. Янди внимательно глядела и дивилась: ни частоколов, ни стен, ни даже обычных плетеных изгородей. Длинные хижины, казалось, вырастали прямо из той же белесой грязи, которая в пыль крошилась под ногами и колесами. Все дома выглядели почти одинаково, разве что иные были побольше. Их обитатели издалека наблюдали за процессией, не пытаясь приблизиться, но и не выказывая никакого страха.

— Похоже на гнездовья скальных чаек, — сказал Аоранг, когда Янди поделилась с ним своими наблюдениями. — Они селятся на обрывах, куда не добраться никаким хищникам, а потому никого не боятся и вьют гнезда прямо на земле. Хватит духу забраться на кручу — ходишь себе, собираешь яйца в сумку, а чайки только глазами хлопают.

— Как можно быть такими беспечными? — хмыкнула девушка.

— Так ведь здешняя граница под защитой колдунов.

— И то верно…

Янди рассеянно кивнула. Солнце пригревало, однообразная дорога убаюкивала. Хотелось забраться в возок и подремать, как и сделала Аюна. Но все ее мысли были сосредоточены на другом. Она огляделась, высматривая Ашву, и потихоньку направилась в его сторону.

На дневном привале возница взял палку и ушел в степь, но вскоре вернулся, неся добытую неподалеку дрофу, ощипал ее и занялся готовкой. Пользуясь остановкой, Янди подошла к жрецу, молча созерцавшему, как ветер клонит высохшие травы, и тихо проговорила:

— Дозволь спросить, почтенный Ашва!

— Служанка, не я решаю твою судьбу, — равнодушно бросил Ашва через плечо. — И я уж точно не отпущу тебя — ни саму, ни, разумеется, с царевной…

— Я хотела говорить не о том, — возразила Янди. — Ты и впрямь искал сына в столице?

Жрец повернулся и смерил девушку тяжелым взглядом:

— Что тебе за дело до этого?

Янди села рядом:

— Мне просто вспомнилось одно старое предание. О давних временах, о потерянных детях, о запретной любви и наказании за нее…

— Ступай рассказывай сказки царевне!

— Эта баснь, — не унималась Янди, — начинается со знаменитой резни на священном холме, учиненной накхами четверть века назад. Порой кажется, что отсветы тех погребальных костров видны до сих пор…

Ашва явственно вздрогнул.

— Ладно, говори, — буркнул он.

— Даже не припомню, где я слышала эту баснь, — начала девушка. — Верно, у одного из лесных племен… Да, у волчьих людей! Они называют себя лютвягами… Так вот, их князь, отец нынешнего правителя Станимира, имел обычай брать заложников из соседних народов, чтобы быть уверенным в их верности слову. Вскоре у него собралось множество чужеземных мальчишек, которые росли с его сыновьями, приучаясь в свою очередь считать их старшими братьями…

Ашва лишь молча кивнул. Янди отметила про себя, как напряженно тот слушает, и неспешно продолжила:

— Был среди тех заложников синеглазый мальчик из неведомо какого племени. Лютвяги прозвали его Вайда. В ночь, когда накхи истребили вождей вендов, тому мальчишке выпала судьба уцелеть. Многих из княжьей свиты взяли в плен, и Вайда был среди них. Он стал рабом накхини по имени Ашья — одной из жен Гауранга, саара рода Афайя…

— И это тебе поведали предания волчьих людей? — угрюмо спросил облакопрогонник.

— Прошли годы, — как ни в чем не бывало продолжала Янди. — Любовь Ашьи к свирепому повелителю накхов угасла, и она обратила милостивый взор на того, кто был всегда рядом и почитал свою госпожу как богиню. Вайда был красив и умен, а еще у него был дар повелевать грозами, столь редкий у вендов, но, похоже, обыкновенный в ваших краях… Несколько лет они были счастливы. Но потом о них узнал Гауранг… — Янди вздохнула. — О том, что было дальше, позволь мне досказать кратко. Вайда пытался скрыться. Накхи поймали его и казнили лютой смертью. Ашья бросилась в пропасть…

— Почему я должен верить тебе? — чуть слышно проговорил старый жрец.

— Разве я могу заставить тебя верить? Но если позволишь, скажу еще кое-что.

— Говори.

— Когда Вайда убегал, он спасал не свою жизнь, а жизнь своей дочери…

— Ты можешь чем-то это подтвердить?

— Нет, — покачала головой девушка. — Но я перед тобой. Погляди на меня внимательно.

Ашва отшатнулся, как от удара. Несколько мгновений он пристально разглядывал светловолосую девушку.

— Я тебе не верю, — после долгого молчания холодно проговорил он. — Да, я вижу, что ты полукровка. Но в столице Аратты много полукровок. Ты всего лишь хитрая служанка.

— Не веришь — твое дело. Я лишь рассказала побасенку.

— Ты просто хочешь, чтобы я отпустил вас, вот и сочинила эту небывальщину!

Янди на миг призадумалась.

— Ты уже прежде видел мохнача и, наверно, знаешь: они никогда не врут…

— О чем ты?

— Вас здесь двое — ты и возница. Спроси Аоранга, много ли времени мне нужно, чтобы расправиться с вами обоими! Я могла бы уйти и увести с собой Аюну в любой миг. Но я хочу, чтобы ты услышал меня.

— Пустые слова, — с усмешкой ответил жрец. — Ступай к царевне в повозку и сиди там тихо. Я буду думать.

— Ты велик и мудр, почтенный Ашва, — с притворным смирением склонила голову Янди. — Я верю, ты примешь верное решение.

* * *

Аюна нежилась в возке на мягком сене, покрытом пушистой овечьей шкурой. Над ней сквозь плетеный полог виднелось синее небо с мелкими кудрявыми облаками. Это казалось почти невозможным… Царевна вспоминала, как всего пару дней назад они изо всех сил гребли в протоке среди мрачного сырого леса, готового погрузиться в зимний сон. На левом берегу Даны был другой мир — и теплее, и светлее. Это представлялось царевне добрым чудом. Будто Исварха, наконец разглядев свою потерянную дочь, сжалился и прислал ей этот солнечный праздник.

Аюна вдруг почувствовала, насколько устала. Все те дни после бегства от Станимира она не могла толком перевести дух. Даже когда все вокруг казалось спокойным, ей чудилось за спиной тяжелое дыхание погони. Это чувство порождало безотчетный ужас, от которого не было передышки ни в лодке, ни на привале. Когда скрывать его уже не оставалось сил, царевна начинала смотреть на спутников — неутомимого, спокойного Аоранга; Янди, похожую на тетиву лука, натянутого для выстрела… Она видела, как измученный раной Даргаш пытается отвлечь ее, позабавить рассказом… И царевне становилось стыдно — так стыдно, что и ужас отступал.

А теперь здесь, в тепле, на ароматном сене, Аюна ощутила позабытое уже спокойствие и огромную усталость — такую, что и руки не поднять. Да что там руки, даже глаза разомкнуть — и то немалый труд…

Полог дернулся, отлетел в сторону, и в повозку по-беличьи легко заскочила Янди:

— Похоже, я не вовремя? Солнцеликая госпожа изволит почивать?

Слова травницы звучали почтительно, однако Аюне почудилась скрытая насмешка в ее голосе. Впрочем, царевна уже достаточно знала Янди, чтобы знать — ей вовсе не показалось. Дочь Ардвана приподнялась на локте:

— Ты хотела говорить со мной?

Янди сбавила голос до шепота:

— Нам здесь не стоит задерживаться.

— Почему? — неподдельно удивилась царевна. — Я как раз подумывала остаться в этой благословенной стране подольше. Смотри, как здесь почитают женщин! Нам дали повозку, чтобы не марать ног о землю, при этом их главный жрец с Аорангом идут пешком. А меня, как дочь Исвархи, почитают особо…

— Моя повелительница, если ты дозволишь, я изложу тебе свои мысли. Быть может, они покажутся тебе неглупыми.

И вновь Аюне послышалась насмешка, уже почти нескрываемая. Царевна насторожилась. Обычно Янди говорила просто и резко, не строя из себя покорную служанку.

— Что ты задумала?

— Надо отсюда бежать, и чем быстрее, тем лучше.

— Зачем? — устало вздохнула Аюна. Ей вовсе не хотелось снова от кого-то убегать. — Нас здесь хорошо принимают! Не убили и не пленили, хотя на берегу мы были совершенно беспомощны. Приняли в башне, дали кров, накормили, одели… И даже сейчас мы едем на этой удобной повозке…

— Куда? — ехидно поинтересовалась Янди.

— Что «куда»?

— Куда мы на ней едем? Нас не убили — но и не отпустили. Этим людям от нас что-то нужно. Я не знаю что, однако уж верно — что-то очень важное для них. Я пыталась спросить у Ашвы, но он отмахнулся от меня, как от мухи. А это может означать одно: он не желает, чтобы мы загодя были готовы к тому, что нас ждет в их столице.

— Думаю, твои опасения напрасны, — покачала головой царевна. — Что плохого они могут желать дочери бога? Ты ведь слышала — они почитают господа Исварху.

— Да… правда, ставят его куда ниже своей Великой Матери и какого-то Господа Тучи…

— Они заблуждаются, как всякие дикари, — пожала плечами царевна. — Если помнишь, лютвяги тоже почитают своих племенных божков выше Солнца, что светит для всех.

Янди помолчала, подыскивая верные слова, и заговорила вновь:

— Солнцеликая, ты ведь желала поскорее оказаться в Накхаране? Тут сейчас тепло, но в горах уже выпал снег. Если мы задержимся, перевалы может замести и мы не успеем добраться до твердыни Ширама. Вообрази! Бесконечные месяцы в убогой башне какого-нибудь окраинного саара, где ветры ругаются меж собой, заглушая людскую речь… И это в лучшем случае. В горах порой метели заметают всадника вместе с конем! Так что если мы промедлим…

Царевна чуть заметно улыбнулась:

— Спасибо, что сказала об этом. Если небольшая задержка в пути сделает меня заложницей скал и снегов, то тем более лучше перезимовать здесь! Местный люд явно миролюбив. Мы едем уже целый день и не видели ни единой крепости. Я даже ни разу не заметила оружия у здешних мужчин! В каждой деревне нас спрашивают, не устали ли мы, не желаем ли отдохнуть и поесть… — Аюна на миг возвела взгляд к небу, сквозившему в переплетении полога. — Думаю, мне удастся настоять, чтобы здешние властители послали гонцов в Накхаран. В конце концов, я царевна, едущая к жениху, а не оборванка, что мечется с места на место в поисках крова и куска хлеба! Пусть Ширам вышлет свиту, пусть пришлет воинов, чтобы сопровождать меня в свой дворец. Жаль, Даргаш погиб! Уж он бы с этим делом справился. А заодно и поведал бы Шираму о том, что мне довелось пережить и преодолеть по дороге к нему… — Царевна вздохнула, вспоминая преданного накха. — Что поделать! Лишь Исварха знает, кого одарить милостью, а для кого настало время вернуться в его вечное сияние…

— Накха скорее порадовала бы тьма, в которой обитает Предвечный Змей, — заметила Янди.

Аюна пожала плечами, не собираясь отвечать на слова охранницы.

— Все же разузнай получше, куда нас везут, — приказала она.

Глава 3Глиняный город

Когда начало смеркаться, вдали появился город. Впрочем, ни крепостных стен, огораживающих его, ни высоких башен, ни дворцовых крыш, возвышающихся над домами простого люда, видно не было. И вообще город в привычном понимании встающее вдалеке диво ничем не напоминало. Казалось, все встреченные по пути домишки вдруг решили взобраться на крыши друг друга и склеиться в стену, испещренную ходами наподобие исполинского муравейника. От дороги, входящей в это огромное селение, и влево и вправо можно было трижды выпустить стрелу из лука, прежде чем кончилась бы эта стена. Царевна откинула полог и высунулась наружу, держась руками за край возка и глядя по сторонам широко распахнутыми от любопытства глазами. Из чего сделаны местные жилища? Не камень, не бревна…

— Из чего тут дома? — спросила она возницу.

— Из глины, госпожа, — отозвался тот.

— Как — из глины?! — не поверив, засмеялась дочь Ардвана. — Это же не печные горшки! Как можно слепить целый город?

— Из глины, — повторил возница, слегка подгоняя волов. — Всё тут из глины.

Аюна вертела головой, впитывая чужую, ни на что не похожую жизнь. В поле у края дороги, не обращая внимания на божественную гостью, хлопотали местные обитатели. Они грузили в высокие плетеные корзины что-то круглое и плоское.

— Что они собирают? — вновь обратилась к возчику Аюна.

— Коровьи лепешки, госпожа, — равнодушно ответил тот.

— Зачем?!

— Топить печи.

— Коровьими лепешками? — расхохоталась царевна.

Ее собеседник не слишком почтительно поглядел на нее, как на скорбную умом:

— Чем же еще?

Царевна оглянулась. Следом за повозкой в непривычной задумчивости шла Янди. Позади двигались, тихо разговаривая на ходу, верховный жрец Ашва и Аоранг. Мохнач что-то оживленно доказывал старику. Тот порой удивленно вскидывал брови, иногда, соглашаясь, кивал.

Аоранг трепал по холке спокойно шагающего рядом Рыкуна, приглядывая за ним. На саблезубца жители обращали куда больше внимания, чем на всех остальных прибывших, включая Аюну. Ее это даже немного обижало.

Возок теперь ехал по широкой и прямой улице, стуча колесами по твердой, как камень, чисто выметенной глине. Аюне показалось, таких улиц здесь было совсем немного — может, всего одна, — а прочие дорожки извилистыми крытыми ходами уводили в лабиринт громоздящихся друг на друга домишек.

— Возница правду сказал, что вы топите печи скотьим пометом? — спросила жреца дочь Ардвана.

— Именно так, дочь Сварги.

— Но ведь дровами лучше! Они не воняют…

— У нас здесь нет лесов, — ответил Ашва. — Когда-то мы заключали мир с лесными людьми — с условием, что сможем ходить на ту сторону реки за деревьями для строительства и прочих нужд. Но с дикарями невозможно ни о чем толком договориться. Они — потомки хищных зверей, и природа все равно рано или поздно являет себя… Впрочем, для тебя, — продолжил он, отбрасывая воспоминания, — я велю принести сбор душистых трав. Ты не почувствуешь зловония.

— Спасибо, — милостиво склонила голову царевна. — Да пребудет с тобой Исварха!

Ашва смерил ее взглядом и согласно кивнул.

— Неужели в царском дворце у вас тоже греются сушеным пометом? — не унималась царевна.

— Нет, царевна.

— Тогда чем?

— Здесь нет дворца.

«Так и думала!» — отметила Аюна и спросила:

— А где живет ваш божественный повелитель? Или повелительница?

— У нас нет повелителей.

— Быть может, военный вождь, князь? — уточнила Аюна, вспомнив Станимира.

— Мы не воюем, — пожал плечами Ашва. — Зачем нам князь?

— Но как же так? — недоверчиво спросила царевна. — А кто решает, как будет жить страна?

— Конечно же боги. Двуликая Мать, ее небесные мужья, ее огнерожденные дочери, живущие среди нас… Мы, жрецы, выслушиваем их волю и передаем людям. Чаще всего люди следуют этой воле. Если нет — боги гневаются и наказывают их. И тогда наступают засухи, суховеи, лютые морозы, изнуряющая жара, которая губит посевы…

— И что вы тогда делаете?

— Умираем, — пожал плечами Ашва. — Мы все — лишь зерна на ладони всемогущих богов. Они могут бросить семена в борозду или на истоптанную дорогу либо просто сжечь. Каждый человек здесь понимает это. — Ашва указал на одну из лачуг, прилепившихся к другим таким же. — Вот мы и прибыли. Пока будем жить здесь.

— В этой хижине? — Аюна недовольно свела тонкие брови. — А получше жилья для дочери бога у вас не найдется?

— Есть храм, но нынче мы туда не доберемся. А ночью дочери Солнца подобает отдыхать, так ведь?

— Так, — кивнула Аюна, продолжая недоумевать. — Но тогда хотя бы дворец одного из вельмож…

— У нас нет вельмож, — терпеливо объяснил Ашва. — Эти дома, — он обвел рукой глиняные соты, озаренные багровыми лучами заката, — принадлежат моей семье. Вон тот — мой. В этом должен был жить мой старший сын… — старый жрец умолк и кинул долгий, пронизывающий взгляд на Янди, — когда б не погиб. Сейчас дом пустует — живите в нем. Я распоряжусь, вам принесут воду для омовения, кашу с медом и настой хмеля, чтобы снять усталость…

Вдруг что-то вокруг изменилось. Под ногами дрогнула сухая земля. Прохожие, стоявшие по обочинам и с любопытством смотревшие на повозку с царевной, начали пятиться, пряча глаза и сгибая спину. Послышался негромкий перезвон колокольчиков, шлепанье босых ног и мерная, сотрясающая землю поступь упряжных волов.

Из-за поворота появилась крытая повозка вроде той, в которой привезли Аюну. Только царевну сопровождали Ашва и его жрецы, а по сторонам этой повозки шли одни женщины. Янди невольно отметила, как двигаются шагающие по бокам повозки крепкие раскрашенные смуглянки. «Телохранительницы, — подумала она. — Вон дубинки у бедра…»

Янди отлично знала, что подобной с виду небольшой дубинкой умеючи легко разбить сустав или проломить голову.

«А сзади идут просто служанки… Хотя…»

Она вгляделась в толпу молодых женщин, что следовали за повозкой. В длинных безрукавых домотканых платьях, разрезанных по бокам, с распущенными длинными волосами, они были разрисованы почище жрецов Ашвы — только не молниями и вихрями, а стеблями и колосьями. Одинаково строгое выражение лиц женщин сразу показалось Янди знакомым. Ей вспомнилось детство, храм Найи…

«Это жрицы, — поняла она, насторожившись. — А я говорила царевне — зря мы не сбежали еще на берегу, пока земли вендов были рядом…»

Янди шмыгнула за спины слуг Ашвы, стараясь быть как можно незаметнее.

Не доезжая десятка шагов до царевниной свиты, повозка остановилась. Жрицы подняли плетеный полог и помогли выбраться наружу худой беловолосой женщине. Ее бледная кожа была густо расписана, но морщины не давали рассмотреть знаки. Одета она была в такое же некрашеное платье без рукавов, как все прочие. Узловатые руки казались выбеленными временем сухими корнями.

— Кто это? — негромко спросила Аюна, во все глаза рассматривая прибывших.

— Владычица Полей, — склоняясь в поклоне, ответил Ашва. — Старшая из ныне воплощенных дочерей Даны и ее верховная жрица. Она лично выехала нам навстречу, чтобы увидеть тебя, царевна. Какая честь!

— Что ж, я приветствую ее, — милостиво сказала Аюна, оглядываясь. — Аоранг, помоги сойти на землю!

Беловолосая, которую почтительно поддерживали под руки две младшие жрицы, вышла вперед. На первый взгляд она показалась царевне просто старой женщиной. Но когда Аюна пригляделась, холодок пробежал по спине. Белая жрица в самом деле выглядела бескровной — бледное, как мукой осыпанное, лицо, белые брови и ресницы, будто тронутые изморозью. Легкие длинные волосы окутывали ее, словно язык тумана. Глаза, также полностью белые, с розоватыми прожилками, глядели прямо, не моргая.

«Она слепая, — поняла Аюна. — И кажется, вовсе не старая…»

— Зачем ты призвал меня сюда, погонщик ветра? — раздался громкий женский голос.

Аюна вздрогнула от неожиданности — судя по голосу, эта женщина была в самом деле молода. И говорила уверенно, как облеченная властью.

— Свершилось предначертанное, — выпрямляясь, ответил Ашва. — В наши земли явилась земная дочь Сварги. Ее сопровождает Великий Кот, чтобы нам не усомниться в исполнении пророчества.

— Дочь Знаменосца? — Слепые глаза безошибочно повернулись в сторону Аюны. — Ты уверен?

— Да, дочь государя Ардвана, его земного воплощения. Я видел царевну в столице Аратты и свидетельствую, что это она.

Владычица Полей отстранила жриц, подошла к Аюне и протянула руку, словно желая прикоснуться к ее лицу.

Царевна напряглась.

— Меня нельзя касаться! — предостерегающе сказала она.

Но беловолосая и не собиралась. Она медленно провела рукой по воздуху на небольшом расстоянии от лица Аюны и удовлетворенно улыбнулась:

— Да, это дочь Солнца, младшая богиня, воплотившаяся в смертной девушке. Славно, очень славно! Ты — благословение, посланное в нашу землю. Я чувствую твой страх, но бояться нечего…

— Я ничего не боюсь! — надменно ответила Аюна.

— Вот и правильно. Тебя примут здесь с почетом…

Верховная жрица опустила руку и повернулась в сторону Ашвы. Янди застыла и даже задержала дыхание, когда по ней скользнул невидящий взгляд жутких розоватых глаз. Но слепая не удостоила вниманием служанку царевны. Ее занимало другое.

— Есть еще кто-то? — спросила она Ашву. — Я чувствую, он здесь!

— Да, Владычица Полей, — не очень охотно ответил на этот раз Ашва. — Дочь Сварги сопровождает необычный мужчина…

— Ну конечно, — снисходительно отозвалась женщина. — Дочь Солнца и не может сопровождать обычный мужчина. Кто же он?

— Его зовут Аоранг. Он родом с далекого севера, из полуночных пределов. Его племя называет своими кровными братьями огромных косматых зверей, что живут в снегах. Говорят, у зверей длинный извивающийся нос, а из-под него растут длинные рога, и эти рога куда длиннее, чем у наших волов…

— А! — В голосе женщины послышался жгучий интерес. — Так этот мужчина — из Первых Людей! Предания утверждают, что их вовсе не осталось на свете… Вот так удача! Хвала богам, приведшим одного из них в наши земли именно сейчас! Подведите его ко мне!

Ашва поймал взгляд Аоранга и глазами попросил его приблизиться к жрице. Тот подошел, спокойно позволяя изучить себя. На этот раз Владычица Полей не просто водила руками по воздуху, но ощупала грудь и плечи гостя с нарастающим восторгом.

— Какая мощь! — прошептала она наконец. — Да, это древняя кровь Первых Людей! Младшая богиня, в этом воплощении ты избрала очень хорошего мужа!

— Мужа? — удивленно повторила Аюна. — Аоранг вовсе не…

Ее перебило низкое ворчание Рыкуна. Саблезубцу совсем не нравилось, что кто-то трогает его названого отца. «Отойди», — говорили жрице его прижатые уши и грозный рык.

— Аоранг, прошу, уйми зверя, — поспешно попросил Ашва. — Госпожа, Великий Кот гневается, благоволи отступить…

— Великий Кот и впрямь так огромен и свиреп, как мне сказали? — с любопытством спросила жрица.

— Он вдвое больше горных львов, что водятся на снежных кручах Накхарана, — подтвердил Ашва. — Его клыки подобны двум мечам!

— Он опасен? Что он ест?

— Рыкун ловит сусликов в степи. Не так уж он и свиреп, — добродушно сказал Аоранг. — Не беспокойся, госпожа. Он привыкнет и даст погладить себя.

Весь этот осмотр его только позабавил. А вот Ашву внимание жрицы к мохначу, очевидно, раздосадовало. Янди, которая внимательно следила за происходящим, показалось, что Ашва вообще пожалел, что они встретились…

— Что ж, да возрадуется Мать, — негромко проговорила Владычица Полей. — Младшая богиня с мужем и Великим Котом…

— Аоранг мне не муж, — перебила Аюна. — Я направляюсь в Накхаран на встречу с саарсаном накхов — женихом, которому меня предназначил мой отец. Я уже говорила Ашве об этом.

— Можешь не говорить, я вижу твои мысли, дочь Солнца. Они ложны, тебя сбивает с толку твоя двойственная природа, — снисходительно произнесла жрица. — Думай как богиня, не как женщина. Какое тебе дело до человеческих войн? Твой сияющий отец владеет бескрайним небом! И, о боги, зачем тебе муж — накх?! От союза солнца и змеи может родиться лишь оборотень. А вот брак Неба и Земли способен дать корень новой поросли людского рода…

— Брак Неба и Земли? — озадаченно повторила Аюна. — Твои речи темны, жрица. Я плохо понимаю тебя.

— И это я вижу.

Внимательно оглядев Аюну, Владычица Полей что-то тихо бросила в сторону одной из младших жриц. Янди напрягла слух, но услышала лишь обрывок: «…не беременна… даже хорошо…»

«О чем это они?» — с тревогой подумала лазутчица.

— Повелительница… — обратился к слепой Ашва, косясь на Аоранга. — Дозволь побеседовать с тобой…

— Не сейчас, — отмахнулась та. — После заката. Нам все равно надо будет встретиться, чтобы обсудить зимний обряд. Будь нашей гостьей, царевна, — повернулась верховная жрица к Аюне. — Нынче ты переночуешь здесь, а завтра на заре мы примем тебя как должно в священном доме нашей Матери Даны. Твой муж и твой кот — наши гости, как и ты…

— Ты вынуждаешь меня повторять, — недовольно сказала Аюна. — Мохнач мне не муж…

Но Владычица Полей, не слушая ее, рассеянно улыбнулась и подняла руки. Жрицы тут же подхватили ее и под звяканье колокольчиков почтительно повели к повозке.

Глава 4Подслушанный разговор

Оглядев глиняное жилище, выделенное для ночевки, Аюна недовольно фыркнула. Пожалуй, оно и впрямь походило на нутро большого кувшина! Только стены куда толще. Впрочем, что мудрить — последние дни ей доводилось ночевать и в менее уютных местах. Царевна вспомнила хлипкие шалаши и наметы, которые наспех строили ее спутники, и еще сильнее захотела упасть в набитую лебяжьим пухом перину, укрыться покрывалом из собольих шкур… Ничего этого тут не было — зато имелась жаровня посреди комнаты и дыра в потолке, куда уходил дым. И глиняные лежанки у стен, закиданные пыльными подушками.

«А где Аоранг?» — спохватилась вдруг царевна. Последнее, что она видела, — воспитанник Тулума о чем-то увлеченно спорил с Ашвой, будто совсем позабыв о ней. Царевна даже ощутила укол ревности. Всю дорогу Аоранг окружал ее ненавязчивой заботой, и Аюна уже успела снова привыкнуть к тому, что он всегда рядом и готов сделать все, что она прикажет. «Чем он там занят? — недовольно подумала она. — Впрочем, мне безразлично!»

— Янди, — приказала она, — приготовь мне постель, я хочу спать.

Непривычно тихая Янди, как подобает хорошей служанке, помогла царевне отойти ко сну. А когда та блаженно вытянулась под овчинным одеялом, попросила разрешения немного погулять.

— Хочу посмотреть этот диковинный город, — объяснила она.

— Не опасно ли это? Возьми с собой Аоранга!

— Я как раз собираюсь найти его, госпожа.

Получив разрешение, Янди с видимым облегчением выскользнула из «кувшина» в сгустившиеся за дверьми сумерки.

* * *

«Чего они от нас хотят? — думала Янди, оглядываясь. — Что нужно сородичам моего кровного отца — о которых я, впрочем, знаю меньше, чем о любом из племен Аратты? Для чего тащили нас в такую даль? Судя по всему, обычно они убивают чужаков на месте…»

Эти вопросы не давали ей покоя весь день. И не находилось ничего, способного дать какую-то зацепку.

«Я стала слишком подозрительной», — подумалось ей.

Как говорила дорогая тетушка, «не надо видеть змею в каждой ветке. Ветка есть ветка, змея есть змея».

— Но опытная змея легко притворится веткой, — пробормотала себе под нос Янди.

Лазутчица покосилась на соседний домишко — принадлежащий, как уже она выяснила, самому Ашве. Наверняка это убогое жилище изнутри мало чем отличалось от того, где поселили царевну. «Возможно, это мой отчий дом!» — подумала Янди, прислушиваясь к себе. Но нет — ничего внутри не екало и не отзывалось.

«Я же сама хотела этого! — напомнила она себе. — Сколько раз за прошедшие годы я представляла, что будет, если я встречу кровных родичей… И вот пожалуйста: жрец Ашва, скорее всего, мой родной дед! И при этом мне чужой. Похоже, я ему совсем неинтересна. Он не верит мне… А надо, чтобы поверил!»

Как ей убедить старика, что она в самом деле его родная внучка? Как заставить его помочь им?

Она медленно направилась в сторону дома Ашвы, все еще пытаясь пробудить в глубине души родственные чувства. Ведь должны же они там быть!

У порога, загораживая вход, лежал саблезубец. При виде Янди он приподнял голову и насторожил уши. Девушка плавно подняла руку, призывая его к тишине. Узнав старую знакомую, Рыкун потерял к ней всякий интерес и вновь прижмурил желтые глаза.

«Вот Аоранг показался жрецу интересным! Они весь день разговаривают о чем-то, спорят… А меня будто и не существует! Может, я ошиблась и Ашва вовсе не мой дед? В конце концов, мало ли заложников сгинуло в чужих землях? Когда моя мать захватила священный холм вендов, там были и другие мальчишки…»

Дверь открылась. На пороге стоял жрец. Вслед за ним появилась кряжистая широкоплечая фигура мохнача. Янди бесшумно отступила в тень соседнего дома.

— Отдыхай здесь, места хватит, — сказал жрец. — Я скоро вернусь. Если еще не будешь спать — продолжим разговор.

— Конечно продолжим! — с жаром кивнул Аоранг.

Янди почувствовала невольную досаду. А седобородый как ни в чем не бывало прошел мимо, не заметив Янди, и зашагал куда-то вниз по извилистой ступенчатой дорожке между прилепившимися друг к другу глиняными домами.

«Куда это он на ночь глядя? Так-так… Он же собирался побеседовать со слепой жрицей…»

Янди дождалась, пока Аоранг закроет дверь, выступила из тени и двинулась вслед за жрецом.

* * *

Огромное селение с закатом солнца погрузилось в сон. Исчезли прохожие с улиц, развеялся дым очагов, затихли звонкие голоса детей… Лишь кое-где во дворах виднелись дрожащие огоньки масляных светилен. Однако Ашва куда-то быстро и уверенно шагал. Лазутчица легкой тенью скользила за ним, удивляясь отсутствию сторожевых псов. Вот котов, столь редких и драгоценных в столице Аратты, она здесь видела во множестве. А собаки — ни единой. Отчего бы? Она на миг задумалась. Котов здесь явно почитали. Их глиняные статуи, украшенные бусами и венками, виднелись тут едва ли не повсюду — на перекрестках, у дверей, на возвышениях под соломенными крышами, сильно напоминающих алтари.

«Должно быть, когда Рыкун вылез из камышей там, на берегу, местные просто обомлели! — мысленно посмеялась Янди. — Небось приняли его за кошачьего бога — и сразу поверили, что Аюна настоящая дочь Солнца. Кого еще может сопровождать этакий котище?»

Между тем Ашва, сворачивая с одной дорожки на другую, незаметно дошел до калитки в глиняном заборе. Дальше вновь начиналась степь, по которой, сгибая высокие сухие травы, гулял ветер. Неподалеку, на пологом холме, черной громадой высилось необычного вида строение. Тяжелое, с покатой двускатной крышей, оно напоминало огромный амбар. Поверху, у самой крыши, здание опоясывали тонко сделанные кошачьи личины. Внутри у каждой, должно быть, горела светильня, так что снаружи казалось, будто кошки глядят на прохожих огненными глазами.

— Занятно, — прошептала Янди, выглядывая из калитки.

Ашва вышел из города, прошел с полсотни шагов и остановился, глядя вдаль. Кажется, он чего-то ждал. Янди выскользнула вслед за ним, невольно оглянувшись. Глиняный город был совершенно темным и тихим, как разом уснувший с закатом солнца улей. Над степью догорала полоса заката, высокое небо уже усыпали звезды.

Янди поглядела в спину Ашве. Тот прогуливался у обочины, не спуская глаз с дороги.

Янди вдруг ощутила, как чуть дрогнула земля под ногами. Судя по тому, как встрепенулся Ашва, он почувствовал то же самое. «Ага, это ступают упряжные волы, — быстро подумала Янди. — А вот и жрица явилась…»

Она прошмыгнула за спиной Ашвы и, пригнувшись, метнулась в сторону освещенной кошачьими глазами храмины.

«Наверняка они пойдут сюда, — подумала она, пробираясь в шелестящей траве. — Не станут гулять на холодном ветру…»

Тяжелый воловий шаг продолжал сотрясать землю. Янди уже была у входа. В глубокой нише по обе стороны от него высились статуи в человеческий рост из обожженной глины. Одна изображала длинноволосую женщину с большим котом у ног, держащим в пасти мертвую крысу. Другая отличалась лишь тем, что вместо крысы в зубах кота была птица. Янди окинула их любопытным взглядом, однако долго разглядывать статуи времени не было. Лазутчица скользнула под своды храма. Духота, полная пряных и терпких запахов, сдавила ей грудь. Вдоль стен рядами стояли огромные кувшины, корзины, запечатанные горшки… «И в самом деле словно амбар», — подумала Янди, забиваясь в щель между двумя кувшинами, в каждый из которых она могла бы поместиться целиком.

И вовремя. Снаружи послышались голоса. Янди узнала голос Ашвы — он что-то торопливо говорил, будто боялся, что его прервут. Лазутчицу поразил его почтительный, даже заискивающий голос.

— …Не просто муж невероятной силы, как тебе, верно, подумалось. Аоранг очень умен и знающ. Его ребенком нашел на далеком севере жрец Тулум, о котором я рассказывал тебе, — верховный слуга Знаменосца из столицы Аратты — и воспитал как родного сына. Аоранг образован, как дети арьев. По поручению своего наставника он побывал в самых отдаленных пределах земли. Все, что видел, он запомнил так, будто и сейчас наблюдает давно ушедшее. Кроме того, он в куда более близком родстве со зверями, чем наши дикие соседи с другого берега Даны… Сам Великий Кот слушается его, будто понимает каждое его слово. Этот необыкновенный юноша может быть нам чрезвычайно полезен…

— Полностью с тобой согласна, погонщик ветра! — промурлыкала в ответ верховная жрица. — Каждое твое слово доказывает великую ценность этого Аоранга. Мать и ее Старший супруг благоволят своему народу! Снег не выпадал так долго! Я уже начала опасаться, что мы снова навлекли на себя гнев вышних. А вот чего они ждали…

— Снег?! — воскликнул Ашва. — Как ты можешь говорить сейчас о снеге! Да хоть бы он не выпал вовсе, хоть бы земля обратилась в промерзлый камень! Или у нас в амбарах не хватит запасов зерна, чтобы пережить одну мертвую зиму? Неужели ради того, чтобы дотянуть до весны без лишений, мы должны вернуть богам ниспосланный ими же дар?

— Ишь как заговорил, — прошипела жрица. — Смотри, как бы Мать не разгневалась на твою неуместную жадность! Думал ли ты, погонщик ветра, о том, что новая весна может и вовсе не настать?

Янди затаила дыхание, прислушиваясь. Два служителя богов говорили о темных и страшных вещах, но лазутчицу занимало лишь одно — как это касалось ее спутников?

— Тебе ведомо многое, Владычица Полей, что от меня скрыто, — дрогнувшим голосом произнес наконец Ашва. — Не хочешь ли поделиться? Знамения пугают уже давно, но ничего точно не было известно…

— Это ни к чему. Во всяком случае, пока. Просто поверь — говоря о том, что весна, может, и не придет, я вовсе не шутила… Но я чувствую, ты хотел мне сказать еще о чем-то.

— Так и есть, владычица, — с тяжким вздохом сказал Ашва. — Я хотел попросить тебя о помощи.

— Ты просишь меня о помощи? — хмыкнула собеседница. — В чем же?

— Сотвори обряд Призвания, — смиренно попросил седобородый жрец.

— Вот как? И о чем ты хочешь спросить Мать Дану?

— У дочери Сварги есть верная служанка, — негромко проговорил Ашва. — Она утверждает, что ее отцом был мой Вайда.

— Твой пропавший сын?!

— Именно так. Я должен удостовериться, иначе мне вовек не будет покоя.

— Дочь Вайды… — настороженно протянула жрица. — Внучка самого Ашвы!

— Она не будет претендовать на твое место, — поспешно проговорил жрец. — Она всего лишь полукровка. Ее мать, судя по всему, была из змеиных людей…

— Не тебе судить! — резко оборвала его собеседница. — Ты понятия не имеешь, чего эта девица на самом деле хочет! Змеиные люди, надо же! Сестры Найи знающи и весьма опасны, хоть их знание ущербно…

— Вот ты и наставишь ее на истинный путь, — поспешно произнес Ашва.

Слепая недовольно фыркнула:

— Ладно, завтра доставь сюда всех троих на рассвете. Поговори с Аорангом из Первых Людей, объясни, что от него потребуется, подготовь его! На вечерней заре все должно быть уже готово к зимнему обряду. А что касается Великого Кота… Подсыпь ему в пищу вот это.

Янди услышала шуршание, будто нечто доставали из корзинки и передавали из рук в руки.

— Зелье не навредит ему, лишь усыпит. Он не должен помешать!

— Прошу тебя, во имя тайного имени Двуликой, — будто через силу произнес Ашва. — Оставь мне Аоранга! Разве я не привез тебе дочь Солнца? И мою внучку…

— Еще никто не подтвердил, что она твоя внучка, — фыркнула слепая. — Скорее всего, хитрая девица лишь выдает себя за нее. С тех пор как в столице Аратты узнали о твоем горе, я ожидала появления подобных самозванцев. Возможно, это лишь коварная уловка твоего приятеля Тулума, чтобы сместить меня!

— Арьям нет дела до столь удаленной от них земли, — горько усмехнулся Ашва. — Они сейчас заняты своими бедами…

— О нет! Дети Солнца всегда были одержимы властью. Все их помыслы и устремления направлены на то, чтобы и дальше расширять свою безмерно огромную державу. А я — помеха в их алчных замыслах…

— Я чувствую, что эта девушка — моей крови!

— Без обряда Призвания ты можешь чувствовать лишь ломоту в суставах, а не голос крови. Не забывай, кто ты и кто я! А что касается Аоранга из Первых Людей… — Тут резкий голос женщины вновь сменился вкрадчивым мурлыканьем. — Не беспокойся о его участи. Мы распорядимся им с такой пользой, какая вам, погонщикам ветра, и не снилась! Теперь прощай, старик. Возвращайся к себе, в селение мужчин, к реке. Ты все сделал правильно.

* * *

Обтянутая воловьей кожей дверь, сплетенная из лозняка, хлопнула под напором ветра куда тише, чем обычная дощатая. Однако некрепко спавшая Аюна вскинулась:

— Кто тут?!

— Я, солнцеликая госпожа. Кому же еще быть?

— Тут где-то я видела лопатку… — сонно проговорила царевна, закутываясь в мягкое одеяло до самого носа. — Пошевели угли, становится холодно…

Лазутчица, прекрасно видевшая в темноте, оглянулась и увидела глиняный ковш с водой, в котором торчала деревянная лопатка. Поворошив ею рдеющие уголья в очаге, Янди подсела к очагу, протягивая к нему онемевшие руки. Только сейчас она осознала, как замерзла, прячась в кошачьем храме на краю степи.

— Моя госпожа, не хотелось бы печалить тебя, но холод — самая меньшая из возможных угроз, — проговорила она через некоторое время.

— Что еще? — недовольно спросила Аюна, только начавшая снова засыпать.

— Я только что подслушала разговор жреца Ашвы со слепой верховной жрицей — хозяйкой полей, или как ее там… Она распоряжалась им, будто сотник — безусым новобранцем. Завтра нас отвезут в храм, чтобы подготовить к участию в каком-то обряде. Я не знаю, что это за обряд и в чем его суть, но нутром чую — ничего хорошего нас не ждет. Ашва умолял эту женщину оставить ему хотя бы Аоранга… Не знаю, что он имел в виду под «оставить»…

Аюна села на лежанке.

— Зажги светильню! — резко произнесла она, вглядываясь в лицо Янди. — Что ты такое рассказываешь? Нас отвезут в храм? Что ж, оно и понятно! Ты ведь сама слышала — в этой земле нет ни царей, ни князей. Все, что у них есть, — это дома богов. Куда же еще им везти меня — дочь Исвархи? И раз уж они признали меня дочерью бога, можешь не сомневаться — я не дам в обиду ни Аоранга, ни тебя. Пригрожу им, что я… не стану благословлять их посевы! Я отвращу от них лик, и они померзнут!

Янди хмыкнула:

— Звучит очень грозно, госпожа. Но полагаю, твоя воля ничего здесь не значит.

— Верховная жрица лично вышла поклониться мне. Ашва, который явно пользуется здесь почетом, предоставил нам покои в своем доме. Пусть этот дом больше похож на кувшин, но других здесь попросту нет…

Янди невольно оглядела скудное убранство выделенного им жилища — дома ее отца. «Ашва почти поверил, что я его внучка, — припомнила она подслушанный разговор. — Что там за ритуал Призвания он хочет провести? И чем грозит мне то, что слепая жрица знает теперь о моем родстве с Ашвой? Ее эта новость явно дернула, будто удар кнутом! А бедный старик против жрицы не посмел и слова молвить…»

— Заклинаю тебя, солнцеликая, — вновь заговорила Янди. — Доверься моим предчувствиям! Они не раз спасали меня. Я всегда заранее чуяла засаду. Нам надо как можно скорее исчезнуть отсюда и добраться до Накхарана…

— И как ты намерена это сделать? Опять собираешься поубивать всех, кто будет тебе мешать? — сердито спросила Аюна. — Чего ты опасаешься? Сама видишь — здесь нет воинов! Совсем нет! Эти люди — мирные пахари и пастухи, добрые, приветливые… Нас никто даже не сторожит! А ты твердишь о засадах!

— Станимир принимал тебя с еще большими почестями, чем все эти улыбчивые земляные люди, — напомнила Янди. — Но затем нам пришлось бежать, спасая жизнь.

— Хочешь сказать, что здешние жрецы тоже намереваются, прикрываясь моим именем, захватить Аратту? — расхохоталась царевна. — И кто же этим займется? Пахари с мотыгами против боевых колесниц и конных лучников? Это просто смешно!

А Янди вспомнились молнии, бившие рядом с их челном в волны Даны. И выдавить улыбку в ответ не получилось.

— Ты же сама хотела поскорее добраться до жениха, госпожа, — напомнила она, решив зайти с другой стороны. — Ты собиралась отомстить Кирану и поддержать саарсана. Ширам прилагает столько усилий, дабы вернуть престол твоему брату…

— Да, ты права, — вздохнула царевна.

И вдруг осеклась, с подозрением уставившись на Янди при свете пляшущего огонька масляной лампадки:

— Постой! Да, я решила поддержать Ширама… Однако тебе-то что до того? Ведь это Киран послал тебя со мной, чтобы я убила повелителя накхов. А если у меня не получится — чтобы это сделала ты. Ведь так?

Голос царевны зазвучал твердо и решительно.

— Так, — подтвердила Янди, с досадой вспоминая беседу в шатре неподалеку от столицы.

Кто же мог подумать, что все обернется этаким образом?

— Может, теперь моя верная Янди скажет, что раздумала убивать Ширама?

«Может, так и сказать? — подумала лазутчица. — А с чего бы ей мне верить?»

Она молчала, пристально глядя на госпожу.

— Но я тебе все равно не поверю, — запальчиво продолжала та. — Знаешь почему? Потому что ты была любовницей Кирана!

«А вот здесь есть за что зацепиться».

— И впрямь была, — не стала отпираться Янди. — Потому что хотела жить, а не умереть от голода и ран, как прочие мужчины и женщины моего рода. Вот только слово «любовница» тут подходит мало. Киран хотел обладать моим телом — и он им обладал. А потом расхотел… Как ты думаешь, если бы я выполнила его волю и убила Ширама, получилось бы у меня уйти от накхов невредимой, а паче того — добраться до столицы и получить награду?

Аюна озадаченно посмотрела на телохранительницу.

— Скорее всего, нет, — признала она.

— Вот и я так думаю. У меня был не слишком большой выбор. Остаться в столице значило умереть в застенках, куда блюститель престола непременно кинул бы меня, чтобы я молчала. Бежать? Куда? Моя родня мертва. А жить зайцем, вечно удирающим от погони, даже хуже, чем умереть…

— Значит, теперь ты не желаешь смерти Ширама? — уточнила Аюна с легким удивлением.

— Я что, разбойник, который выходит на большую дорогу, чтобы пустить кровь прохожим? Чужая кровь не пьянит меня, госпожа. Да, я умею быстро убивать. Это мой дар. Но я делаю это, лишь когда иначе нельзя. Ты и сама не раз это видела. Я умею излечивать раны — это другой мой дар… Пообещай, что защитишь меня от Кирана, как я всегда защищала тебя, и можешь быть спокойна. Я стану служить тебе и Шираму или любому другому — кому ты прикажешь.

— Ты говоришь правду?

— Разве я когда-то обманывала тебя?

— Поклянись, — тихо потребовала Аюна. — Принеси мне клятву перед ликом священного пламени, что будешь предана мне, а не Кирану!

Янди не колеблясь протянула руку к жаровне и повернула ладонь к полыхающим углям:

— Пусть испепелит меня пламень Исвархи, если я когда-нибудь предам тебя! А Киран… Да будет он проклят, да сотрется его имя в небесном свитке жизни!

Аюна даже побледнела, услышав такое страшное проклятие. В этот миг она вполне убедилась, что Янди не испытывает к Кирану не то что любви, но и малейших добрых чувств. Царевна зачарованно глядела на пляшущие среди углей синеватые огоньки. Ни один из них не взметнулся, чтобы обжечь ладонь Янди.

— Хорошо, — медленно проговорила дочь Ардвана. — Я принимаю твою клятву.

— Так что? — с надеждой спросила Янди. — Нынче ночью мы уходим?

— Как, куда? Давай не будем принимать поспешных решений. Мы даже не знаем, чего от нас хотят! Сейчас мы выспимся, потом поедем в храм, выслушаем, что предложит их верховная жрица, — а дальше я уже буду решать, что делать. И можешь не сомневаться — дочь Исвархи не даст в обиду ни себя, ни тех, кто ей верно служит!

* * *

— Аоранг!

Мохнач открыл глаза, но чья-то ладонь тут же зажала ему рот. В почти кромешной темноте глиняного дома он видел только склонившуюся над его постелью тень и слышал тихое дыхание.

— Это я, Янди! Проснись…

— Я не сплю. — Аоранг приподнялся на локте. — Что-то случилось?

— Нет, но может. Я сегодня следила за твоим Ашвой и вот что узнала…

Янди приблизила губы к уху мохнача и быстро пересказала ему разговор Ашвы со слепой жрицей.

— Ты уже рассказала царевне? — забеспокоился он.

— Да, но она не желает меня слушать! Не понимает, что надо немедленно отсюда бежать. Думает, небесное происхождение защитит ее…

— С чего ты решила, что госпоже угрожает опасность?

— Что? И ты туда же?!

— Послушай, Янди… — вздохнув, заговорил Аоранг. — Ашва был здесь и недавно ушел, я говорил с ним…

— Он рассказал тебе про обряд, который они затевают?

— Да, — мрачно ответил мохнач. — Царевне нечего бояться. Это касается только меня.

— И что за обряд?

— Я не вправе разгласить, — сдавленным голосом ответил Аоранг. — Об одном попрошу тебя, Янди: хорошенько охраняй царевну, пока она не доберется, куда желает. Вам идти по опасным землям, а, кроме тебя, рядом с ней никого не будет…

— Ты на что это намекаешь? — встревожилась Янди.

— Ладно, скажу… Мне придется остаться здесь — тогда царевне позволят уехать. Это было их единственным условием. Ашва поклялся своими богами, что так и будет.

— Вот как, — протянула Янди, выпрямляя спину и задумываясь.

Значит, Ашва решил оставить Аоранга при себе…

Нечто подобное она начала подозревать еще в сторожевой башне, заметив откровенный интерес чародеев-облакопрогонников к мохначу. Что ж, в каком-то смысле так даже удобнее. В Накхаране мохнача ждала бы только верная смерть — ведь именно он послужил причиной разрыва помолвки Аюны и Ширама, да и многих прочих ужасных событий. Но что ждет его в земле Великой Матери?

«И смирится ли Аюна с тем, что Аоранга придется бросить здесь? Она опять крепко привязалась к нему, хоть сама того, похоже, не осознает. Стоит этим двоим оказаться рядом, как они становятся близки, как правая и левая рука… Что, если сказать Аюне, что Аоранг догонит их на берегу? А там уж будет поздно возвращаться…»

Янди тряхнула головой и нахмурилась. Когда даже ближайший шаг окутан тьмой, не стоит забегать так далеко вперед… Никто не знает, что принесет завтрашний день… Девушка вдруг с удивлением поймала себя на том, что беспокоится за Аоранга. Янди не лгала Аюне — она в самом деле безразлично отнеслась к гибели Даргаша, как и многих других прежде него. Даже смерть братьев-саконов вызвала у нее лишь досаду. Но когда она думала о мохначе, ей почему-то не хотелось, чтобы упрямый увалень тут пропал.

«Но что я могу сделать? Аоранг все решил! Он думает, что жертвует собой… Но что именно задумала слепая жрица и чем был так раздосадован Ашва?»

Когда плетеная дверь бесшумно затворилась за Янди, Аоранг вытянулся на лежанке, закинул руки за голову и горько усмехнулся. Он давно уже не спал и не думал, что нынче вообще уснет. Из мыслей не шел разговор с Ашвой и его предложение, которое на самом деле было недвусмысленным приказом…

— …Зимняя жертва — священный брак Земли и Неба, обряд, который дарует плодородие полям, призывает на них благодать Матери Даны. Когда-то я сам его проводил, но я уже немолод… Нам нужен мужчина в расцвете юности, такой, как ты. Мужчина, в животворящей силе которого невозможно усомниться…

— Так и думал, — буркнул Аоранг. — Еще когда эта слепая ощупывала меня на улице, было ясно, что́ у нее на уме… Но ведь она старуха!

— Вовсе нет. Летами она не намного старше тебя. Когда мы впервые увидели ее младенцем — слепую, беловолосую, белоглазую, — мы сразу поняли, что нам дарована новая Владычица Полей. Так и вышло: когда девочка подросла, она оказалась мудра не по годам, вдобавок у нее открылся дар предвидения… Увы, она очень быстро стареет — намного быстрее, чем обычные люди. Боюсь, скоро она покинет народ Матери Даны. Но до той поры нам нужно получить наследницу…

— О Исварха… Скажи по правде, мудрый Ашва, это обязательно должен быть я или это просто ее блажь? Разве в ваших землях недостаточно молодых и сильных мужчин?

Облакопрогонник усмехнулся:

— Владычица Полей избрала тебя, а ты еще и недоволен? Неужто она в самом деле так неприятна тебе… или ты настолько предан другой?

— Так и есть, — сердито ответил Аоранг. — И даже не спрашивай ее имя.

— Тоже мне тайна… Что ж, преданность достойна уважения… — Ашва на миг призадумался. — Хочешь, мы наведем морок и вместо Владычицы ты узришь на ложе ту, кого любишь всей душой и сердцем? И обнимешь ее без смущения…

Аоранг слегка покраснел.

— Это незачем, — отрезал он. — Я все исполню. Но прежде скажи, что будет с царевной.

— Ее не обидят.

— Прости, но этого недостаточно. Ее отпустят? Ты можешь поклясться перед лицом своих богов?

— Да, — почти не колеблясь, сказал Ашва. — Дочь Ардвана здесь чужая. Когда она станет не нужна, ее отпустят с миром.

— А меня?

Они молча смотрели друг на друга.

— Так я и знал, — прошептал Аоранг. — Хорошо, я согласен.

Глава 5Начало жатвы

Поутру царевну и Янди разбудили петухи. Они начали перекликаться еще затемно, так что привыкшая даже во сне ловить непривычные звуки Янди вскинулась и начала оглядываться. Но ничего сколько-нибудь опасного не было. В их глиняном домике, греясь у теплой жаровни, как ни в чем не бывало лежали три кошки. Одна из них подняла голову от неожиданного шороха, поглядела на девушку сверкнувшими во тьме белыми глазами, проговорила «мур!» и, как показалось Янди, улыбнулась.

— Почудится же, — проворчала Янди, снова ложась и заворачиваясь в овечью шкуру.

Но сон уже ушел. Лазутчица вновь и вновь вспоминала подслушанный ею разговор в храме неведомой богини. И все сильнее убеждалась: ничего хорошего ждать не приходится. Причем опасность грозила не столько Аюне, сколько Аорангу — и, похоже, ей самой.

Наконец круглое отверстие дымохода посветлело — снаружи рассвело. Один из молодых жрецов принес крынку парного молока и большую круглую лепешку.

— Ашва уже ждет вас, — сообщил он.

Жрец и впрямь самолично сидел на козлах запряженной повозки, глядя куда-то вдаль неожиданно усталыми глазами.

— А где Аоранг? — спросила царевна, оглядываясь.

— И где Рыкун? — подхватила Янди.

— Мохнач ушел вперед, — коротко сказал жрец. — Решил дать побегать большому коту. Здесь его все же опасаются. Но мы скоро их догоним…

Он помог царевне забраться под плетеный полог.

— А где давешний возница? — спросила Янди.

— Без него управимся, — резко ответил жрец. — Садись, не тяни!

Янди устроилась рядом с ним на козлах, чтобы по возможности хорошенько рассмотреть дорогу. Кто знает — возможно, обратно придется добираться без провожатых… Если вообще придется…

Вскоре повозка тронулась с места. Деревянные колеса грохотали по застывшим от ночного холода колеям. Ворота селения остались позади, по сторонам потянулась степь, озаренная бледным утренним солнцем. Ашва, прищурившись, поглядел на небо и вздохнул.

— Снега все нет, — пробормотал он.

— И Аоранга нет, — заметила сидящая рядом с ним Янди.

— В самом деле. — Аюна приподняла одну из циновок, закрывавших стороны возка, и выглянула наружу. — Ни Аоранга, ни Рыкуна нигде не видать! Они точно ушли прогуляться?

— Значит, они уже в храме, — буркнул Ашва.

— В храме? Где же он?

— А вон там, — подсказала Янди. — Ведь это храм? Мы туда едем?

— Болтай поменьше, языкастая девица, — буркнул старый жрец, поворачивая повозку к высокому строению, что поднималось на покатом холме неподалеку. При свете солнца оно показалось Янди куда больше, чем ночью. Стены его были разукрашены узорами, которых она в темноте не заметила. Аюна с любопытством разглядывала росписи — на ее вкус, грубые и дикарские, но волнующие воображение. Женщины в длинных платьях, с распущенными волосами, с человеческими и кошачьими головами, засевали или жали поля, шествовали с дарами в процессиях, возносили моления каким-то страхолюдным существам… Значение многих рисунков было царевне непонятно, и она попросила Ашву объяснить их, пока повозка медленно ползла вверх по склону пологого холма.

— Кому молятся те девушки на росписи? Святое Солнце, у нее два лица и шесть грудей! Так у нас изображают дивий…

— Это Великая Матерь, Двуликая, наша госпожа Дана, — сухо объяснил Ашва. — В начале времен она пришла, чтобы заселить этот мир. Потому мы все и поклоняемся ей.

— В Аратте знать не знают никакой Даны.

— Эка невидаль, — дернул плечом жрец. — Если все время только и глядеть на солнце — ничего иного вокруг не увидишь.

— А почему так много кошачьих мордочек?

— Это долгая история.

— Расскажи!

— Когда Мать Матерей создавала зверье, — неохотно начал рассказывать Ашва, — она породила и тех, кому надлежало править им для прославления ее имени и исполнения воли. Все это были мужчины, в которых человеческого и звериного было поровну…

— Но эти существа — мужчины — очень скоро позабыли, для чего были созданы, — подхватила вдруг Янди. — Они начали враждовать между собой. Они погибали в схватках столь часто, что Мать Матерей обеспокоилась, выживут ли творения ее рук. Тогда она создала из себя и послала в наш мир Первоматерь Дану, благую и милосердную… А в помощь ей дала Великого Кота…

Ашва уставился на девушку изумленным взглядом:

— Откуда ты все это знаешь?! Это древнее сказание, известное лишь в наших землях…

Янди вскинула голову и посмотрела старику в лицо:

— Отец рассказывал мне, когда я была ребенком. Он знал много чудесных сказок, они врезались мне в память…

Старик явственно побледнел:

— Если ты говоришь правду…

Однако поговорить им не дали. Повозка уже подъезжала к воротам храма, где толпились встречающие царевну жрицы. Янди насчитала три дюжины женщин — от служанок, что подхватили Аюну под руки и помогли выбраться из возка, до крепких телохранительниц в безрукавых рубахах до колен, перехваченных кожаными ремнями. Раздалось слаженное пение, вперед выступили молодые жрицы в белом и принялись кидать под ноги Аюне горсти зерна из корзин. Царевна приосанилась и милостиво улыбнулась.

— Наконец-то достойная свита, — удовлетворенно заметила она, оглядевшись.

— Будь она неладна, — пробормотала Янди, пересчитывая взглядом телохранительниц.

Тех оказалось не меньше десятка. Она оглянулась, но Ашвы с повозкой уже не было видно рядом. Тогда Янди протиснулась вперед в толпе, догнала госпожу и последовала за ней, опустив голову, изображая скромную служанку. На нее никто не обращал внимания, никто не пытался задержать, даже не глядел в ее сторону. «Ну хоть что-то складывается к нашей выгоде, — подумала Янди. — Но куда они ведут царевну… и где Аоранг с его блохастым котом?!»

Шествие миновало ворота и вступило под тень низкого свода. Внутри храма царил полумрак. Янди, по-прежнему не поднимая глаз, поглядывала по сторонам. Она узнала ряды огромных глиняных сосудов, среди которых пряталась прошедшей ночью. Темный проход вел в большой чертог, куда свет проникал сквозь продушины под самой крышей. Жрицы остановились и все как одна склонились в поклоне перед стоящей на алтарном возвышении краснолицей улыбающейся богиней. Тела богини было почти не видно — так густо его увивали бусы и ленты. У подножия статуи теснились корзины и расписные запечатанные горшки. Янди заметила на алтаре множество толстых русых и рыжих кос, свисающих до самой земли. «Похоже, женщины жертвуют богине свои волосы, — мельком подумала она, пока жрицы обходили чертог вдоль стены, направляясь дальше. — Но что-то я тут не видела стриженых…»

Они снова долго шли полутемным проходом. Никто по-прежнему не мешал Янди следовать за Аюной, но вокруг плотным кольцом шагали крепкие девицы с дубинками, не сводя с царевны глаз. Наконец откуда-то повеяло сладкими благовониями, и они вошли в небольшой и довольно уютный зал, устланный коврами. Очевидно, это была трапезная: в середине стояли низкие столы, блюда на них источали дразнящие ароматы. Под ногами служанок крутились пестрые кошки. Дым сизыми клубами поднимался над большими глиняными курильницами, так что у Янди даже защипало глаза.

При появлении Аюны служанки, разносившие кушанья, разом склонились перед вошедшей. Одна из них с улыбкой повела царевну на возвышение между двумя курильницами — очевидно, самое почетное место. Аюна оглянулась, отыскивая взглядом Янди.

— Только посмотри, сколько тут кошек! — воскликнула она. — Помнишь нашу придворную кошку в Лазурном дворце? Очевидно, ее привезли из этих краев…

— Госпожа, кошки — это хорошо, но я не вижу верховной жрицы… — начала было Янди.

Но тут ее отодвинули — на этот раз явно нарочно. Новая служанка выступила вперед, держа перед собой сверток. За ней следовала девушка, которая несла большую миску с водой.

— Божественная, соблаговоли поесть, — проговорила одна из молодых жриц. — Потом мы заплетем тебе волосы и оденем в платье, достойное дочери Небесного Знаменосца…

Аюна приветливо улыбнулась говорившей и с любопытством потянулась к свертку в ее руках.

«Аоранг ночью говорил, что в обряде будет участвовать только он, — с нарастающим беспокойством подумала Янди. — Впрочем, ему Ашва так сказал, а кто поручится, что это правда…»

Две служанки развернули платье. Оно оказалось длинным, белым, сверху донизу покрытым вышитыми узорами. Янди сразу не понравилось это одеяние. У накхов в белое одевали только мертвых. Но погребальные рубахи были без вышивки, а это платье расшито колосьями, полными зерен… «Да оно же свадебное, — догадалась Янди. — Что они тут затевают?!»

Дым благовоний клубами поднимался к потолку и расплывался под ним сизым ароматным туманом. Янди отпихнула в сторону невесть как оказавшуюся перед ней белобрысую жрицу… «Знакомый запах! — подумала лазутчица, втягивая носом горько-сладкий аромат. — Откуда я могу его знать?»

Сестры Найи тоже очень любили разнообразные курения. Одни прогоняли грусть, очищали разум и придавали сил, а другие могли вогнать в сон, да такой, что и не проснешься… Ну конечно!

— Госпожа! — Янди рванулась вперед. — Отойди от курильниц…

Однако не успела царевна обернуться, как Янди с силой ударили сзади по голове, и все погрузилось во тьму.

* * *

Янди очнулась в незнакомом, темном и зловонном месте, на твердом глиняном полу. Девушка чуть приоткрыла глаза и из-под ресниц быстро огляделась. Кажется, ее заперли в какой-то каморке. Никого, кроме нее, здесь не было. Янди тут же села, зашипев от боли, — резкое движение отозвалось болью в затылке. Она прикоснулась к голове и обнаружила большую шишку именно там, куда ударила бы сама, чтобы надежно оглушить врага. Впрочем, она и не сомневалась, что храмовые стражницы умело владеют своими дубинками.

«Не убили сразу — уже хорошо, — думала Янди, внимательно изучая свою тюрьму. — И даже не потрудились связать… Добрый знак! Они думают, я обычная служанка, — вот и пусть дальше думают…»

Каморка, в которой заперли Янди, сперва показалась ей просто пустым чуланом. Но чем дольше она изучала ее, тем меньше ей тут нравилось. Гладкие выбеленные стены без окон — только продушины под самым потолком. Через них еле-еле сочился свет. В дальнем углу — дыра в полу, у другой стены — длинный низкий стол с каменной столешницей, при виде которой Янди передернуло. Пустая каморка пахла страхом и кровью. Янди хорошо знала эти запахи…

Преодолевая боль в затылке, она поднялась на ноги и принялась изучать дверь. Однако, в отличие от плетеных дверей в глиняных домах, эта была собрана из досок и обита бронзовыми полосками.

«Вряд ли меня тут заперли надолго, — подумала Янди, прислушиваясь. — Белая ведьма проведет свой проклятый обряд, вернется и займется мной. Стало быть, у меня есть время до вечера, чтобы убраться отсюда. Эх, Аюна, если бы ты только мне поверила! Аоранг, бедняга, вряд ли мы с тобой еще увидимся…»

За ней пришли куда раньше, чем она ожидала. Янди как раз прикидывала, как бы ей добраться до крыши, чтобы попытаться разобрать ее, когда за дверью послышался звук множества шагов. Янди тут же спрыгнула на пол со стола, опустилась на колени и съежилась, опустив голову.

Снаружи послышалось лязганье засова, дверь отворилась, и внутрь вошли две стражницы. За ними последовали две молодые жрицы — они вели под руки Владычицу Полей. Янди заметила, что дверь затворили снаружи, — стало быть, там остался еще кто-то. Слепая была в просторном белом платье, расшитом золотом и бисером так густо, что жрица едва переставляла ноги под его тяжестью. «Да она совсем слабая. Больна, что ли?» — с удивлением отметила Янди. Белые волосы еще пахли горько-сладким дымом, которым одурманивали царевну.

— Поднимись, девка! — раздался приказ.

Янди поспешно встала. Худая как плеть рука с длинными пальцами коснулась головы девушки и провела по ее волосам. Янди огромным усилием удержалась, чтобы не скинуть эту руку.

— Смотри мне в лицо…

Взгляд нечеловеческих глаз с розовыми прожилками под белыми ресницами уперся в лоб пленницы. Жрица не говорила больше ни слова, только дыхание ее чуть участилось, но у Янди вскоре возникло отвратительное ощущение щекотки под лобной костью. Казалось, жрица забирается своими паучьими пальцами ей прямо в голову. «Как бы не высмотрела лишнего», — встревожилась Янди, всплеснула руками и дрожащим голосом воскликнула:

— Что вы сделали с солнцеликой царевной?!

— Молчать, пока не спросили! — рявкнула одна из стражниц.

Дубинка с силой ударила служанку Аюны по плечу. Янди вскрикнула и согнулась от боли.

— Значит, внучка Ашвы? — даже не моргнув, протянула слепая жрица. — Что-то непохоже! Где он, зов крови? Я не слышу его! Твой дед — избранный Господина Тучи, говорящий его голосом, взывающий к его силе. Ты хоть понимаешь, что это означает?

— Нет, госпожа, — дрожащим голосом отвечала Янди.

— Разумеется, — с презрением фыркнула та. — Неужто за два поколения такое великое наследие бесследно растворилось в крови дикарей? Уж не знаю, кто была твоя мать, но я вижу перед собой обычную девицу без всяких признаков божественного избранничества… Впрочем, нет, не обычную — хитрую, очень хитрую лазутчицу из Аратты…

Янди заломила руки:

— Я не лазутчица, я ничего не знаю! Прошу, проводите меня к солнцеликой…

— Хватит скулить! Забудь о своей госпоже, лживая девка. Ваши пути разошлись.

— Вы ведь не убьете ее?! И меня…

Слепая жрица усмехнулась зубастой улыбкой, в которой Янди очень ясно прочитала свою судьбу.

— Ты сама не знаешь, что несешь, глупая служанка. Как можно убить богиню? — проговорила слепая. — Пути богов и людей различны. Дочь Солнца принесет на нашу землю благо, ради которого и была сюда послана, и только затем отправится к Отцу вслед за мужем. А ты — никто, ты просто сдохнешь.

Янди невольно сделала резкое движение, и тут же несколько крепких рук повалили ее и прижали к полу.

— Я не нахожу в тебе никакой пользы. Убейте ее! Впрочем, волосы у нее хороши. Не повредите волосы, — строго сказала жрица. — Отрезайте аккуратно, вместе с кожей…

Подобрав подол почти негнущегося от вышивок платья, слепая медленно развернулась и вышла. Когда дверь за ней и молодыми жрицами затворилась, оставшиеся в каморке стражницы тут же принялись за дело. Заломив руки упирающейся Янди, они потащили ее к столу.

— У тебя есть при себе нож? — деловито спросила та, что помоложе.

— Конечно нет! — огрызнулась вторая, видимо более опытная. — Нельзя проливать кровь в доме Матери!

— А как мы отрежем ей волосы?

— На стене в зале Ночного Лика висит Серп Луны. Потом схожу за ним, как прикончим ее…

Стражница крепко схватила Янди за косу и прижала голову к каменной столешнице. Ее напарница резко и коротко замахнулась дубинкой, собираясь проломить жертве висок… В тот же миг она взвыла от боли, дубинка вылетела из вывихнутой руки. Вторую девицу Янди пнула в живот, заставив со стоном скрючиться, вскочила и кинулась к двери. Больше всего она боялась, что стражницы снаружи догадаются, что происходит, и успеют задвинуть засов. Но те сами ринулись внутрь, держа дубинки наготове. Янди, возблагодарив Мать Найю, ударила одну противницу в горло, другую в колено, проскочила между ними и бросилась бежать куда глаза глядят.

Она пронеслась коротким темным ходом, чуть не сбив слепую жрицу, а позади уже слышался нестройный топот преследовательниц. Янди свернула в первую попавшуюся низкую арку — за ней оказался еще один непроглядно-темный проход.

«Проклятый храм! Чтоб ему быть в десять раз меньше… Чтоб изо всех его горшков разом черви полезли…»

Янди устремилась в темноту, изо всех сил напрягая глаза. Пару раз вездесущие кошки с воплями выскакивали прямо у нее из-под ног. Храм Найи, где Янди провела детство, был таким же темным и запутанным. Разница была только одна. Здешние жрицы знали тут каждый зал и каждый поворот, а она — нет.

Наконец очередной проход вывел ее в сумрачный чертог. Впрочем, сюда хотя бы отчасти сочился свет из пробитых под самым потолком окошек. В середине на возвышении среди корзин и горшков стояла черная статуя грудастой женщины, увешанная бусами, с жутким выражением лица. С ее алтаря свисали девичьи косы.

«Не видать тебе моей косы, страхолюдище!» — подумала Янди, лихорадочно озираясь в поисках выхода. Быстрые шаги врагинь раздавались где-то уже совсем близко.

Вдруг взгляд Янди упал на нечто узкое, лунным лучом блестевшее на стене среди раскрашенных личин. Она пригляделась — и ее глаза вспыхнули радостью узнавания. Там висел накхский короткий изогнутый меч, невесть как попавший в эти края. Подобные мечи, только парные, в Накхаране носили лучшие воины, с детства обученные сражаться обеими руками. Янди кинулась к мечу, как ястреб на добычу. Небесное железо потемнело и запылилось, однако было хотя бы чем-то смазано. Еще здешние жители приделали к саконскому клинку длинную костяную рукоять, так что кривой меч начал походить на большой серп или короткую косу.

«Они и решили, что это серп, поэтому и повесили его сюда!»

Стражницы, влетев в зал, застыли на месте при виде широко ухмыляющейся Янди. В руках беглянки мертвенно отсвечивал меч.

— Что уставились? Хотите поглядеть, как косят накхи?

Янди глубоко вздохнула, чуть прикрыла глаза, покачнулась…

Охранницы тоже обучались драться с детства, однако ни одна из них не сталкивалась прежде с подобным колдовством. Чужеземная девица — тощая, белобрысая, ростом по плечо самой невысокой из них — вдруг будто начала расплываться в воздухе. То ли время замедлилось, то ли сами они вдруг стали медленными и неуклюжими… А девица взмахнула Серпом Луны, завертелась на месте — и сверкающее лезвие замелькало в воздухе, вспыхивая, как стрекозиное крыло…

Так в чертог Ночного Лика явилась смерть.

…Янди никогда не сомневалась в безграничной воле богов, повелевающих судьбами людей. Боги были всемогущие и жестокие, немилостивые и мстительные. Их можно было попытаться подкупить или перехитрить, однако это редко помогало. По своей прихоти боги в одночасье безжалостно ломали все, с таким трудом выстроенное человеком. Часто Янди и сама бывала проводником их произвола.

«Кто ты, ведущий меня сквозь тьму? Отец Исварха, Мать Найя, саконский Брат-Огонь? Я не вижу твоего лика, но знаю, что ты ведешь меня, словно слепую, по тропе через неведомую чащу. Я чувствую твою руку на плече. Ты привел меня на огненный холм, к старому сакону, с которым я надеялась никогда больше в этой жизни не встречаться. Если у меня и был в жизни отец, то он — и что я сделала с ним, его родом, его сыновьями, с его добрым именем?»

Янди прекрасно знала, что она сделала, и не то чтобы ее это когда-то заботило. «Эти люди мне чужие», — рассуждала она. Настоящая родня, если она еще осталась, — в Накхаране и в неведомой земле Великой Матери…

«И вот судьба привела меня к моему родному деду, а толку? Он даже не смог защитить меня, и мне опять приходится самой позаботиться о себе… Неведомый бог, зачем ты привел меня в эту землю? Я всего лишь искала семью, но вот я снова убиваю! Как понять твою волю?»

Янди опустила меч и остановилась, закончив танец. Все заняло лишь несколько ударов сердца — ни единого лишнего движения, все точно и красиво, залюбуешься. Тело с наслаждением вспомнило все, чему его учили много лет. Оно желало разить еще, но Янди решительно приказала себе успокоиться. Дело сделано, и теперь ей понадобится не острый клинок, а быстрый, здравый разум. Лазутчица обвела взглядом пол, залитый кровью. Равнодушно поглядела на чью-то отрубленную руку, что валялась в темной луже под ногами. Четыре стражницы догнали ее в этом зале, и ни одна не ушла живой от ее оружия.

Янди перевела взгляд на статую богини на алтаре:

— Эта жатва для тебя, Двуликая!

Она и сама не знала, почему эти слова сорвались с ее губ. Черный лик богини безмятежно улыбался в ответ.

Лазутчица на миг склонила перед ней голову, стряхнула кровь с клинка и легким шагом побежала искать Аюну.

Глава 6Спящий в Борозде

Ветер пролетел над степью, вороша ее рыжую, начинающую седеть шерсть. С резкими криками пронеслись и исчезли птицы. Мертвые травы перестали колыхаться, огромный простор застыл в неподвижности, словно чего-то ожидая.

Летом такое темно-сизое, низкое, набухшее небо бывает лишь перед грозой. Сейчас тучи неподвижно нависали над священным озимым полем, словно собирались раздавить его. Сотни пришедших сюда из Глиняного города людей невольно понижали голос, а то и вовсе помалкивали, не в силах преодолеть трепет и страх перед тем, что будет. Слишком много зависит от Зимней жертвы, чтобы нарушить действо случайной ошибкой.

Пришло время самых коротких, самых темных дней. В полуночных землях, где вечный холод, в эти дни солнце скрывается до самой весны. В вендских лесах славят предков, медведи ложатся спать, приходит волчья пора. Здесь, в стране Богини, зимний излом означает встречу с ней. Одни об этой встрече молят, другие ее страшатся. В эти дни истончаются границы между мирами. Боги и люди, живые и мертвые как никогда близки друг другу. Самое время обратиться к Богине с просьбой, и особенно опасно чем-то прогневить ее.

После полудня на священном поле собралась огромная толпа. Пожалуй, все женщины из города и окрестных деревень явились принять участие в обряде. Мужчин здесь не было: всякого, кто посмел бы явиться на поле тайно, ждала бы скорая и лютая смерть. Вдалеке, у стен города, толпились те, кого не пустили и кто не смог дойти сам, — мужья и братья, дети, старики, калеки, — чтобы хоть издалека увидеть, как заключают брак Небо и Земля.

— Посмотрим, сестры, на ясное небо!

Глядите, с неба падает огненная стрела!

Поклонимся стреле, помолимся стреле!

Сотни нарядных женщин, взявшись под руки и раскачиваясь, разом запели, обратив взгляды к небу. Песня летела над головами, будто пела себя сама, и не петь ее было невозможно…

— Сестры, стрела пала с неба!

Матери, стрела пала с неба!

Дочери, стрела пала с неба!

Среди озимого поля, на невысоком холме, был возведен шалаш — скорее даже небольшой домик с округлой крышей, напоминающий стог, обмазанный глиной и покрытый соломой. Путь к нему выстлали пестрыми циновками. Владычица Полей, с распущенными белыми волосами, увешанная тяжелыми золотыми украшениями, стояла возле подножия холма, вознося моления Матери Дане.

— Двуликая, Родительница, Великая Кошка! — разносился над полем ее голос, и казалось, эхо вторило ему с небес и из-под земли. — Благослови брак, что нынче заключается ради твоей славы! Услышьте, жены и девы, — к нам явилось новое воплощение Даны и ее смертный муж из Первых Людей! Великий Кот — вот знамение того, что сбывается предсказанное! Пусть же свершится вечный союз Тучи и Пашни! Пусть он благословит озимь, насытит и защитит детей вечной Матери…

По левую руку от слепой жрицы стоял Аоранг — единственный мужчина, допущенный к участию в обряде. Мохначи вообще редко раздевались и уж тем более никогда не делали этого прилюдно. Аорангу же велели снять одежду, оставив только штаны, и разукрасили, как статую для храмового праздника. Он стоял, развернув широченные плечи, чувствуя, как его слишком бледная, не знавшая прикосновений солнца кожа покрывается мурашками. Его спокойное лицо казалось даже надменным, если бы это не была попытка скрыть, насколько ему не по себе. Даже не от холода — к морозу-то он привык, — а оттого, что на него таращатся тысячи жадных женских глаз.

— Сестры, стрела пала с неба!

Матери, стрела пала с неба! Дочери, стрела пала с неба! Поклонимся стреле, помолимся стреле!

Припев все повторялся и повторялся, все сильнее завораживая поющих. Казалось, песня, обращенная к Богине, околдовывает их самих. Одна за другой женщины вдруг выпрямлялись, глаза их вспыхивали, голос становился громче и звонче, словно обретал новые силы, а тела начинали двигаться в танце сами по себе, будто их пронзило, обожгло той самой небесной стрелой.

— Куда ты полетела, стрела? В дальние дали, в ковыльные степи! Воротись, стрела, ударь туда, куда мы скажем! Поклонимся стреле, помолимся стреле! Вот юный муж — ударь в его горячее сердце, Вспыхни в ясных очах, становую жилу возвесели…

Аоранг прислушивался к пению, стараясь разобрать слова, и сам не замечал, как заклинание понемногу захватывает и его. Он слышал в воздухе, среди туч, звенящий, зовущий голос стрелы, и холод волнами пробегал по его телу — теперь уже от возбуждения и странного чувства близкой опасности. Чутье охотника подсказывало ему, что угроза близка, но он не видел ее источника. А повторяющийся напев давил, убеждая не думать, а подчиниться ему и отдаться видениям. Аоранг прикрыл глаза, у него закружилась голова. На миг ему в самом деле почудилось, что он огромен и достигает макушкой холодных синих туч, что он способен одним шагом преодолеть все это рыжее поле до самого горизонта. Ощущение невероятных, нечеловеческих сил на миг опьянило его, будто он в самом деле стал богом…

«Богом?! — опомнился мохнач. — Господь Исварха, прости мне это кощунство! Это все ради твоей дочери, только ради нее! Ради нее я и от тебя отступил бы, господь Исварха! Что я сейчас и делаю, похоже…»

Худая рука подтолкнула его.

— Пора? — повернулся он к жрице.

— Да, ступай, — тихо сказала она.

— А ты?

Слепая вдруг слегка покраснела.

— Иди, — прошептала она. — Супруга сейчас присоединится к тебе.

Под громовое пение Аоранг прошел по дорожке из циновок, нагнулся и забрался в шалаш.

Там царил полумрак. Свет тонкими стрелками сочился сквозь щели в наспех собранной кровле. Мерзлая земля была устлана воловьими шкурами. По четырем сторонам света стояли снопы с необмолоченными зернами, горшки с кашей, кувшины с пивом… Аоранг глубоко вздохнул и сел на шкуры, слушая, как снаружи волной нарастает крик.

Тем временем толпа расступилась, и несколько жриц под руки вывели — почти вынесли — к подножию холма Аюну. Разукрашенная и наряженная на местный лад царевна была на себя не похожа. Лицо ее было выбелено и укрыто вуалью. Аюна послушно переставляла ноги, по привычке держа спину прямо, но явно не осознавала, где она и что вокруг происходит. Прикрыв глаза, она мечтательно улыбалась.

— Иди за мной, богиня, — торжественно произнесла Владычица Полей. — Прими своего мужа на этом священном поле, и пусть ваш брак благословит землю.

Шествие направилось к шалашу, а вокруг вновь грянула песнь:

— Сестры, стрела пала с неба, стрелу хороним! Матери, стрела пала с неба, стрелу хороним! Дочери, стрела пала с неба, стрелу хороним! Поклонимся стреле, помолимся стреле!

В толпе вдруг началось движение. Кто-то полез в поясные сумки, кто-то принялся расплетать косы… А затем, будто подчиняясь неслышному приказу, женщины начали браться за руки и собираться в огромный хоровод. Исполинской змеей хоровод пополз по спирали, завиваясь вокруг шалаша. Казалось, ничто не может остановить это движение, заступишь нечаянно дорогу — затопчут, и под ноги не глянут, и даже петь не перестанут.

* * *

Отворилась дверь, внутрь шалаша хлынул свет. Аоранг поднял голову и поморгал, вглядываясь в стоящую перед ним женщину. Он по-прежнему не чувствовал границ своего «я»: они то выплескивались далеко за пределы шалаша, захлестывая все поле и нависающее над ним грозовое небо, то съеживались до пределов его земного тела. Мир расплывался перед глазами — Аоранг мог четко видеть лишь то, что находилось прямо перед ним, а все, что по краям, тонуло в разноцветном тумане. Сердце бешено колотилось. Он стискивал кулаки, чтобы руки не дрожали.

Аоранг сосредоточил внимание на женщине, что опустилась перед ним на колени. Она также пристально смотрела на него. Смотрела? Да, мохнач был уверен, что жрица его видит. Чем она смотрит — сосудами, что проросли сквозь ее белки, или вечно зрячими глазами своей Богини, он понятия не имел. Владычица Полей смотрела на него с непонятным ожиданием и глубокой печалью. За ее спиной двигались тени.

— Хочешь остаться здесь со мной? — спросила она вдруг. — Ашва так хвалил тебя, и я сама вижу: все, что он сказал, правда. Ты можешь стать нашим царем, мы будем править вместе…

Аоранг усмехнулся:

— Не все ли равно, как это будет называться? Я уже сказал Ашве: если вы отпустите царевну, я останусь здесь, и довольно.

— Я бы не хотела держать тебя на этакой привязи, — качнула головой жрица. — Душой ты будешь не здесь, а она нам тоже нужна, ничуть не меньше, чем тело. Посвяти себя Богине по доброй воле — и мы изменим сегодняшний обряд…

— Мое место рядом с царевной, — напомнил Аоранг.

— Твоя царевна собирается выйти за владыку накхов.

— Тогда я провожу ее и вернусь в столицу.

— Где к тебе относились как к прирученному животному? Ашва многое о тебе рассказал. Ты перерос ледяной мир, в котором родился, но и в Аратте тебе места не нашлось… Впрочем, это не важно, потому что Аратта скоро погибнет, — об этом поведали нам степные вихри… Увы, она слишком велика и, падая, может похоронить под собою и нас… Однако не случайно боги прислали сюда тебя и царевну! — Слепая жрица наклонилась вперед. — Видно, Знаменосец, безвременно вернувшись в небеса, умолил Господина Тучу сохранить для смертных каплю его крови…

— Нет.

Аоранг не особенно понимал сейчас, о чем говорила жрица, да и не желал понимать.

— Не уговаривай, госпожа. Дикарь или прирученный зверь, я — верный Исвархи и никогда не стану служить вашей Богине. И я не хочу здесь править — ни без тебя, ни с тобой.

Беловолосая жрица выпрямилась, и печаль пропала из ее глаз.

— Как скажешь, чужак, — холодно ответила она. — Тогда твоя кровь нам иначе послужит. Ты готов выполнить уговор?

— Готов, — кивнул Аоранг.

— Тогда выполняй.

Владычица Полей легла на шкуры, вытянулась, закрыла глаза… и превратилась в Аюну.

Сердце Аоранга пропустило удар.

— Зачем? — пробормотал он. — Я же просил, не надо…

Он прижал ладонь к глазам, крепко зажмурился и снова поднял веки, но перед ним по-прежнему была царевна. Разодетая в тяжелое вышитое платье, она лежала и мирно спала. Аоранг осторожно прикоснулся к набеленной щеке. Царевна приоткрыла сонные глаза.

— Аоранг? — с улыбкой прошептала она. — Ты здесь… Как я рада…

Мохнач не знал, что и думать. Голова шла кругом, все тело вдруг онемело так, будто он замерз в зимней степи. Да, Ашва говорил, что возможно придать Владычице Полей облик его любимой, но ведь он отказался! Или они думают, слепая жрица настолько непривлекательна для него, что иначе он не справится? Аоранг снова закрыл глаза и склонился над спящей. Провел ладонью по ее щеке, запустил пальцы в пушистые волосы. Опьяняющий морок стал еще сильнее. Это была Аюна, ее запах, тепло ее тела, нежность и мягкость ее кожи… «Как они это сделали?» — подумал Аоранг, а тем временем его руки уже обнимали царевну и губы касались ее губ. Перед его внутренним взором на миг вспыхнуло видение: ветер треплет нежные зеленые ростки озими, подобные чуду среди покрытых инеем комьев земли и студеного осеннего мрака…

В небе ослепительно полыхнуло. Вспышка захлестнула весь мир, пламя целиком затопило Аоранга и лишило мыслей. Удара грома он уже не услышал. А дальше не было ни царевны, ни мохнача — только тем, кто способен был видеть незримое, открылось, будто вспыхнула в сухих зимних полях спустившаяся с неба звезда.

Все же остальные, подняв головы, глядели в небо, где в сизых тучах сверкали отблески зарниц, и пели, хлопая в ладоши:

— Бей, бей, громовая стрела! Растите, колосья новой жизни!

Зарокотал гром, извилистая молния пробежала по изнанке туч и ударила рядом с холмом. Люди с визгом шарахнулись в стороны, попадали ниц… Но когда свечение в тучах погасло, толпа снова прихлынула к шалашу. Опять поплыл кругом хоровод, зазвучали новые песни:

— Проводим молодца на поле спать, Усни крепко, молодец, в поле, в борозде, Да будет мирным и спокойным твой сон, Да будут твои корни глубоки и сильны; Когда весной вернется солнышко в небо, Ты к нам придешь молодым ростком…

Теперь каждая проходящая мимо шалаша женщина нагибалась и бросала на него пригоршню земли. Многие развязывали принесенные с собой мешочки с житом и горстями бросали зерна, распевая славицы двум ипостасям Богини — милостивой и карающей. Другие кидали припасенные бусины, загадывая заветные желания, выдергивали цветные нитки из одежды, бросали яркие плетеные пояски. Молодки молили о детях, девицы просили женихов. Старухи, вечно скрюченные у печи или над стиркой, особенно усердствовали в хороводе, веря, что танец во славу Богини исцелит больные спины, а юная озимь поделится жизненной силой.

— Нет больше Аоранга из Первых Людей. Отныне прозвание твое — Спящий в Борозде! — провозгласила Владычица Полей, глядя на растущий земляной холм. — Мы хороним тебя, как зерно на ниве! Да прорастет оно в иной, вышней стране! Тело твое истлеет, но незримые силы возрастут, как колосья! Возвращайся сам-сотый, сам-тысячный!

Хоровод тянулся и тянулся. Уже солнце вновь ушло за тучи и поле начало погружаться в сумрак, а люди все шли и бросали комья земли и зерна. Шалаш постепенно превращался в курган. Вот уже и вход пропал из виду, вот и крыша спряталась под желтоватой мерзлой землей… А люди все текли мимо, сыпали землю и пели:

— Мать сыра земля, щедрая Дана! Все тобой рождено, все к тебе и вернется, Древо стоячее, вернись в матушку-землю, Звери рыскучие, вернитесь в матушку-землю, Птицы летучие, вернитесь в матушку-землю, Дети, чей срок настал, — вернитесь в матушку-землю. Расколи, громовая стрела, матушку-землю! Пусть легко взойдут травы, когда солнце вернется!

* * *

Солнце рано закатилось за угрюмые тучи, и страну Великой Матери окутала тьма. Холод первых заморозков сковал землю, степь заснула глубоким сном. Однако возле храма Двуликой после заката собрались несметные толпы. Пылали костры, слышался грохот бубнов и звон струн. Булькала в котлах священная поминальная каша, шипело в глиняных кружках пиво, повсюду звучали пение, выкрики и смех. На вечерний праздник были допущены и мужчины, так что под стены храма явились чуть ли не все жители города.

В гуще толпы, у одного из котлов с кашей, суетилась девица в неброской одежде служанки. Ее волосы были скрыты под низко повязанным по лбу платком. Она проворно орудовала черпаком, накладывая всем желающим дымящуюся сладкую кашу, однообразно улыбаясь разгоряченным людям, тянущим к ней миски. Вдруг она остановилась, схватилась за голову, передала черпак другой служанке и отошла от котла. Цепкий взгляд быстро обежал толпу, но вокруг бурлило веселье, и никому не было дела до невзрачной служанки. Губы девушки скривились в недоброй усмешке.

— Поглядим, кто это, — прошептала она.

У главного входа в храм Двуликой никого не было — все веселились возле костров. Девушка сунула руку под передник.

— Поосторожнее с Серпом Луны, — послышалось из темноты.

Из-за высоких кувшинов выступила длинная худая фигура.

— Так и думала, что это ты меня призывал, — ответила Янди, доставая из-под передника накхский меч. — Вряд ли мне самой внезапно захотелось бы все бросить и пойти вернуться к храму… Как ты меня нашел, Ашва?

— Я многое умею… внучка.

— Внучка? — оскалилась она.

— Думаешь, как отсюда выбраться, не так ли? — спокойно спросил Ашва. — Ждешь, когда все угомонятся, а сама прикидываешь, как добраться до реки?

— Какой догадливый! Значит, не только внушаешь мысли, но и читаешь? А проклятая жрица тоже так может?

— Не так, как я, — качнул головой старый жрец. — Иначе она бы давно тебя нашла. К счастью, Владычица Полей отдыхает после обряда. Он отнял у нее немало сил…

— Что тебе надо, Ашва?

— Я хочу помочь дочери моего Вайды.

— Да неужели? А не поздно ли ты спохватился?

Вдруг Янди застыла — с улицы послышались шаги и голоса. К ним приближались, беседуя между собой, две стражницы. Янди поудобнее перехватила меч, но Ашва быстро сжал ее запястье, пристально взглянул на стражниц, что-то прошептал — и те прошли мимо.

— О! Как ты это делаешь? — прошептала Янди, когда звук шагов затих вдалеке.

Старик хмыкнул:

— Ничего сложного. Даже у вас в Аратте, где забыто и утеряно все, что можно забыть и утерять, я встречал людей, умеющих отводить глаза…

— Научи меня!

— Ты не способна к чародейству. Так сказала Владычица, и я тоже это вижу. Но ты унаследовала другой дар. Твоей матерью была накхини-воительница, не так ли? А вот Владычица не поняла этого.

— Хвала Исвархе, что не поняла, иначе они зарезали бы меня сразу, — проворчала Янди. — Утром им удалось застать меня врасплох…

— В этих стенах лучше поминать Матерь Дану. Пошли-ка со мной, девочка…

— В храм? Ну нет! Я там уже побывала, хватит!

— Ты ведь хочешь спасти свою госпожу?

— Аюну? — Лазутчица недоверчиво уставилась на деда. — Но разве ее не похоронили в кургане?

— Идем, — повторил Ашва.

Они прошли под низкими сводами и вышли в уже знакомый Янди зал. Полдюжины светильников горело на алтаре Матери Даны, озаряя улыбающийся лик и пышную грудь. Пространство позади статуи тонуло во мраке.

— Это чертог Двуликой, и он также двойствен, — заговорил Ашва. — Мы стоим в той его части, что обращена к востоку. Она посвящена Дневному Лику Матери — милостивому, дарующему жизнь всему, рожденному на земле — и по утрам озаряется солнцем. А за ее спиной, — старик покосился на клинок в руках Янди, — другая, обращенная к западу половина чертога. Она посвящена Ночному Лику Матери. Той, что ходит с косой и срезает зрелые колосья, а сухие травы и бурьян бросает в огонь…

— А, поняла, — кивнула Янди. — Я думала, что это два разных чертога, а оказывается — один… Ты знаешь, что я побывала тут утром?

— И не просто побывала, насколько я слышал.

— Да, я убила четырех стражниц, — с гордостью сказала Янди. — Вот этим мечом! Впрочем, я бы справилась и без него. Но с ним это было еще и приятно, и красиво…

— Красиво? — поднял бровь старик.

— Да, моя тетка-найина говорила мне: когда мастерство становится совершенным, оно обретает красоту.

— Она имела в виду искусство убивать?

— Конечно, что же еще!

Ашва только покачал головой.

Вместе они обошли алтарь Богини и оказались перед темным ликом, также озаренным мигающим светом нескольких глиняных светильников. Янди довольно ухмыльнулась, заметив перед статуей Богини четыре новые длинные косы.

— Они хотели отрезать мне косу, — сказала она, — но не прошло и полдня, а их собственные волосы уже лежат на алтаре! Воистину Великая Мать любит посмеяться! Зачем они их сюда положили?

— Знаешь, — задумчиво ответил Ашва, — убийство пред Ночным Ликом, да еще совершенное священным серпом, не является кощунством. Напротив, это жертва Темному Лику. Принесенная правильным образом, она будет воспринята особенно благосклонно. Если бы ты не просто резала глотки, защищая свою жизнь, а проводила обряд, то уже нынче заняла бы высокое место среди верных Матери Даны… Но увы, Владычица Полей ревнива. Что бы там она ни говорила, она служит не Матери, а себе…

— Все же почему ты выступил против нее?

— Владычица Полей слишком много на себя берет, — проворчал Ашва. — Она перестала считаться с кем и чем бы то ни было, кроме своих пророческих видений. Я умолял сохранить жизнь Аорангу, но она отказалась. Она не могла не понимать, что он, его знания и умения нужны всей нашей земле, — и все равно отдала его Богине! Она хочет блага, но нарушает свои же законы. Конечно, рано или поздно она за это поплатится — но как бы из-за нее не поплатиться всем нам…

Янди уже не слушала его.

— Здесь царевна! — взволнованно воскликнула она. — Святое Солнце, это в самом деле она!

Аюна, укутанная в расшитые ткани, лежала перед алтарем. Она казалась очень бледной, лицо ее застыло. Неужели все-таки мертва? Янди сама удивилась, как болезненно ее задела эта мысль. Она ведь была не самого высокого мнения о своей госпоже. Часто Аюна невыносимо раздражала упрямством и непоколебимой верой в свою божественность, которая должна была спасти их от всех бед, да что-то не спасала… Янди считала, что она умнее и привлекательнее своей солнцеликой подопечной; она умела постоять за себя и заставить — хитростью или силой — других людей вести так, как ей нужно, — а царевна не могла даже разобраться, где враги, где друзья… Да и по знатности, если уж на то пошло, они были почти равны. Допустим, отец Аюны был государем Аратты, ну а мать Янди была дочерью саара. И за ее сводного братца Ширама эта бестолковая царевна собиралась замуж…

«Может, в этом и дело? Мы могли стать с ней почти сестрами… Или дело в том, что я поклялась служить ей? И не смогла спасти…»

Такие мысли мелькали у Янди, когда она вдруг увидела, что ресницы Аюны дрогнули.

— Она спит! — радостно воскликнула лазутчица.

— Да, ее одурманили, чтобы без помех провести обряд, — подтвердил Ашва. — Ты ведь уже поняла, ради чего все затевалось? Владычице нужен ребенок, наследник или наследница. Она бы родила его сама, если бы могла… Однако она увядает и скоро умрет. Сегодня по воле Матери Даны должно быть зачато необычное дитя, ребенок Земли и Неба. Если все получилось, то царевна проживет здесь до родов, а потом ее отправят к отцу.

— Но государь мертв!

— Да, Владычица об этом знает.

— Ах вот как… — Янди помолчала и все же спросила: — А что с Аорангом?

— Увы, — вздохнул Ашва. — Мохнач остался на брачном ложе там, под курганом…

Янди прикусила губу:

— Ты уверен? Может, еще не поздно…

— Мне жаль. После окончания обряда, когда Аюну унесли обратно в храм, пришли мужчины с лопатами и забросали шалаш землей как следует. Теперь там большой курган. Это поистине великая жертва! Дух Аоранга и сила его крови будут оберегать нашу землю, станут ей щитом против страшной беды, которая идет с севера и с юга…

— Что еще за беда? — мрачно спросила Янди.

— Мы сами толком не знаем. Но знамения являются уже давно, и все они ужасны. Гибель мира придет с севера и с юга! С севером все понятно — это ненасытная Аратта, которая уже зарится на наши земли. Но что на юге? Там только море…

Ашва оборвал себя и шагнул к алтарю:

— Ладно, не будем терять время.

Он легко подхватил Аюну на руки.

— Иди за мной, — приказал он внучке.

Глава 7К Рассветным Водам

Янди с досадой глядела на стрекало, которое Ашва ей оставил вместе с возком. Лучше бы тут подошел тяжелый хлыст, хотя кто его знает? Казалось, мохнатые рыжие бычки, запряженные в повозку, вообще не чувствуют боли от уколов — шагают себе, как им вздумается. Янди оглянулась — погони видно не было. «Это ненадолго, — подумала она. — Надо проехать как можно быстрее и дальше, пока Владычица Полей не обнаружила исчезновения Аюны… А ленивые быки еле плетутся!»

Полоса заката давно погасла, позади осталась темная громада Глиняного города. Во все стороны, раскинувшись под звездным небом, тянулось травяное море. Главное — не потерять дорогу, если можно так назвать две еле-еле наезженные колеи среди бурьяна. Янди в который раз добром помянула наставницу, выучившую ее видеть в темноте.

— Если не будешь двигаться быстрее, я отрежу от тебя кусок и поужинаю им! — пригрозила она правому быку, который явно считал себя в упряжке главным.

Но тот даже большим ухом не повел, переставляя ноги так неспешно, словно в мире не было ни единой причины заставить его поторопиться.

Янди скрипнула зубами и сердито пнула быка, чего он даже не заметил.

— Будь ты неладен, толстяк, пешком я дошла бы быстрее!

— Янди… — послышалось из возка.

Лазутчица оглянулась. Царевна лежала на спине, глядя мутным взглядом на полог.

— Янди… Куда мы едем?

— Домой, госпожа.

— Это хорошо, — вздохнула Аюна, снова обессиленно закрывая глаза.

Янди дернула плечом и принялась опять бранить и колоть стрекалом быков, надеясь заставить их хотя бы немного пробежаться.

Глубокой ночью Янди поняла, что вот-вот уснет и свалится под колеса. Да и быки уже совсем медленно плелись, то и дело норовя остановиться. Янди спрыгнула с козел, отвела упряжку в сторону от дороги к зарослям ползучего лоховника, темневшим неподалеку. Сняла с быков ярмо, не забыв покрепче привязать животных, чтобы ночью никуда не убрели. После долгих сомнений решила развести костер. Конечно, Янди умела сложить скрытый костер, чтобы дым стелился по земле, а огонь был почти не виден, но и такой был опасен. Янди совсем не знала эту землю. А вдруг тут где-нибудь рядом село или пастухи со стадами, которые могут учуять запах дыма? Но ночь была слишком холодной.

Из возка выбралась Аюна и, пошатываясь, направилась в кусты. Вернувшись, вытащила две овечьи шкуры из возка — на одну уселась, стараясь устроиться как можно ближе к костру, другую набросила на плечи и завернулась в нее, дрожа от студеного ветра.

— У нас есть что-нибудь попить? Во рту пересохло…

Янди искоса посмотрела на свою госпожу. Аюне явно было нехорошо. Под глазами залегли тени, в нечесаных волосах торчали соломинки. Ничего божественного сейчас не было в дочери Ардвана. Помятое праздничное платье напоминало погребальный саван — которым, по сути, и являлось. Даже в плену у вендов Аюна не выглядела такой потерянной. Янди протянула царевне бурдючок с медовухой, оставленный ей Ашвой. Подумав, достала большую, уже подсохшую ковригу, отломила от нее четверть. Остальное надо было приберечь на завтра.

— Янди, куда ты меня везешь? — спросила царевна, утолив жажду. — Я ничего не понимаю. Уже ночь… Я помню, как мы готовились к обряду в храме… Было так весело…

— Это уж точно, госпожа, — веселее некуда! Тебя одурманили дымом из курильниц. Почему ты не послушала меня? — не удержалась от упрека Янди.

Аюна с жалобным видом потерла лоб.

— Я не помню, — призналась она. — Так обряд… состоялся?

— Да. — Телохранительница бросила на царевну острый взгляд. — Кстати, как ты себя чувствуешь, солнцеликая?

— Ох… Все болит…

— Оно и неудивительно, — съязвила Янди.

И помрачнела, вспомнив свежий курган над брачным ложем… Итак, царевна понятия не имеет, что с ней произошло. Стоит ли рассказать ей? «Конечно нет, — тут же решила Янди. — Никому не будет радости от этаких новостей! Особенно в Накхаране… А уж если она в самом деле зачала…»

Янди не смогла удержать широкой ухмылки и быстро отвернулась, пока царевна ничего не заметила.

«Ради такого, пожалуй, даже не буду торопиться прикончить Ширама! Я просто должна увидеть его лицо, когда ему принесут новорожденного! Боги, как же это будет прекрасно! Такого позора не было еще ни у одного саарсана. Ширам превзойдет даже своего бесславного предка Афая! Царевну и мохначенка, конечно, сразу убьют…»

Усмешка сползла с лица Янди. «Я поклялась защищать ее… Нет, это дело следует повести более тонко. Может, она еще и не беременна. А рассказать царевне — или кому-нибудь другому — об этом „священном браке“ я всегда успею…»

— Так ты видела обряд? — спросила после долго молчания Аюна. — Что там было?

— Не видела — была слишком занята в другом месте, — тонким голоском ответила Янди. — А обряд… ну что обряд? Собрались на поле огромные толпы баб, водили хороводы, много пели, потом много пили…

— Хороводы? Для чего же нужно было меня одурманивать? — пожала плечами Аюна.

— Понятия не имею, солнцеликая.

— А где Аоранг и Рыкун? — встрепенулась вдруг царевна.

«Наконец-то вспомнила», — подумала Янди, а вслух сказала:

— Аоранг решил остаться.

Аюна вскинула голову. Казалось, с нее разом слетели все остатки дурмана.

— Что?!

— Да, Ашва предложил ему остаться в земле Великой Матери. Твой мохнач согласился. Они решили сделать его царем или вроде того. В общем, важным и значимым человеком…

— Не может быть! — резко ответила Аюна. — Он никогда бы меня не бросил!

— Ему здесь будет лучше. Представь, солнцеликая, как бы его встретили в Накхаране. Хоть раз в жизни подумай не о себе!

— Я всегда думаю не о себе! — возмутилась царевна.

— Для тебя Аоранг лишь безотказный слуга, но ведь на самом деле он — нечто большее. Боги ведут его неторными путями, он необычный, щедро одаренный человек… — Янди едва удержалась, чтобы не сказать «был». — Здесь его очень высоко оценили…

— Я тоже высоко его ценю, — запальчиво сказала Аюна. — Он вовсе не просто слуга… Он вообще не слуга, он друг, самый близкий, верный, любимый друг! Мы немедленно возвращаемся! Я поговорю с ним, постараюсь объяснить, как он для меня важен…

— Никуда мы не вернемся, — бросила Янди.

— Нет, вернемся! Сейчас же, я приказываю! Он должен передумать! Надеюсь, мы отъехали от города не слишком далеко…

Царевна хотела вскочить на ноги, но позеленела, качнулась и бессильно плюхнулась обратно на шкуру. Янди с насмешкой наблюдала за ней.

— Не хотела тебе говорить, но, видно, придется! Как ты думаешь, солнцеликая, почему мы с тобой вдвоем едем по разбитой дороге, скрываясь под покровом темноты? Почему я развела маленький скрытый костер в эту холодную ночь? Не потому ли, что не хочу выдать нас дымом? Вот повозка Ашвы, но где он сам?

— Янди! — воскликнула Аюна. — Ты все-таки устроила побег? Без моего позволения?

— Не я. Ашва. Он вынес тебя из храма, отдал нам свой возок и рассказал, как добраться до реки. Эта дорога ведет на восток, к притоку Даны, который здесь называют Рассветными Водами. За ним начинаются владения накхов…

— Ашва пожелал, чтобы мы тайно уехали? — в замешательстве проговорила царевна. — И Аоранг решил остаться? Прости, я никогда этому не поверю!

— Аоранг мертв, — оставила околичности Янди. — Вот тебе вся как есть правда! По приказу слепой жрицы его похоронили заживо в кургане. Потом там возведут еще одну чародейскую башню, чтобы охраняла здешние земли. Ты видела такие башни и такие курганы, их тут много. Ну а тебя они заточили бы в этой башне до конца твоей жизни… который не заставил бы долго ждать. Все это мне рассказал Ашва, прежде чем мы расстались…

— Мертв, — медленно произнесла Аюна. — Не может быть!

— Очень даже может. Они и мне собирались отрезать голову, да не подумали, что я буду возражать… А Аоранга они, похоже, просто обманули. Он пошел на этот проклятый обряд по доброй воле… Прости, Аюна, что говорю тебе все это так прямо. У нас сейчас нет времени на плач, надо спасать твою жизнь, госпожа.

— Аоранг мертв, — повторила царевна, словно прислушиваясь к этим словам.

Слезы одна за другой потекли по щекам, но лицо оставалось все таким же недоверчивым и ошеломленным. Она даже не заметила, что телохранительница назвала ее по имени. Янди стиснула зубы.

— Сейчас мы поспим, пока не начнет светать, — заговорила она. — Это непременно надо сделать, иначе завтра у нас не будет сил, а они нам понадобятся. Нам ехать на восток почти целый день. К завтрашнему вечеру мы должны достигнуть Рассветных Вод. Дорога приведет к башне облакопрогонников. Ашва сказал, что уже послал туда весточку. Стражи границы помогут нам — дадут лодку, припасы и переправят на другую сторону, в накхские земли. Там встречаются конные разъезды, они подберут нас… Царевна, ты меня слышишь?

— Ложись спать, Янди, — отозвалась та бесцветным голосом. — Я посторожу. Какой теперь сон… Ты ведь не солгала насчет Аоранга? Ты твердо уверена? Что он… он…

Янди кивнула, с глубоким изумлением чувствуя, как у нее самой на глазах выступают слезы.

* * *

Весь следующий день, от зябкого туманного рассвета до ослепительно многоцветного заката, слился для Аюны в одну сплошную тряску, приправленную бранью Янди, пытавшейся заставить быков двигаться быстрее.

«Что будет, если нас догонят? — неспокойным потоком текли мысли царевны. — Янди убьют, меня вернут и… заточат в башне на вершине кургана… где похоронен Аоранг…» Аоранг мертв? Такой сильный, добрый, всегда готовый помочь, как он может быть мертв? Он ведь обещал никогда не оставлять ее — и теперь нарушил обещание…

Аюна то начинала плакать, то вновь замирала в ужасе, осознавая случившееся, то злилась невесть на что, и слезы все текли по щекам. «Разве я никого не теряла в своей жизни? — уговаривала она себя. — Вся моя семья уже в вечном сиянии Исвархи, кроме малыша Аюра. Мама, братья, отец… Как можно сравнивать прежнее горе с новой потерей? Аоранг не был мне ни братом, ни мужем — всего лишь другом… Но почему же я чувствую себя так, будто меня рассекли надвое и от меня осталась лишь окровавленная половина?» Теперь она осознавала, что и понятия не имела, насколько дорог ей был верный мохнач. Она ведь отказывалась от него уже дважды, в столице и у Станимира. Готова была отказаться и в третий — а он ни разу не предавал ее…

Янди тяготили совсем другие мысли. Она уже утомилась оглядываться, но все равно при каждом непривычном звуке или вспорхнувшей среди полей птице вскидывала голову. Всякий миг она ждала появления преследователей. Она не сомневалась, что погоню уже выслали. Конечно, Янди надеялась, что быки у слуг Владычицы Полей такие же ленивые, как и у Ашвы, — но вдруг у них есть всадники или скороходы? Только вид Серпа Луны, что поблескивал в соломе на дне возка, несколько успокаивал. Даже если их догонят, взять ее будет совсем нелегко! И в самом худшем случае, уходя к Матери Найе, она заберет с собой немало вражьих душ…

Ашва, видно, знал, куда направлять беглянок, — дорога пролегала по пустынным, безлюдным местам. Лишь под вечер местность понемногу начала меняться. Справа и слева земля вздыбилась холмами, чаще стали попадаться деревья. Вскоре дорога уже вилась среди облетевших рощ. Кое-где Янди заметила остатки плетней, огораживающих выпасы. В небе с резким криком пронеслась белая птица. «Это же чайка, — поняла Янди. — Похоже, река совсем близко!»

— Госпожа, — сказала она, — спрячься в возке и опусти занавески. Должно быть, река рядом. Мы можем встретить рыбаков…

— Так, может, попросим переправить нас на тот берег? — предложила Аюна.

— Попросим? — хмыкнула Янди. — Добыть лодку-то дело нехитрое… Но здешние воды сторожат облакопрогонники или такие же водяные твари, как тот огромный сом. Думаю, надо поступить не так. Ашва объяснил, что эта дорога приведет нас к сторожевой башне и что надо там сказать, чтобы нам помогли…

— А если нет? Если это еще одна ловушка?

— А у нас есть выбор? Впрочем, я могу сперва пойти туда сама и разведать, что да как…

Возок тем временем выехал на пересечение двух дорог — старой и заросшей, по которой ехали они, и широкой, хорошо наезженной, что шла вдоль берега реки. С высокого косогора открывался вид на извилистую полосу Рассветных Вод и широкие луга на той стороне. А в самой дали, по краю неба, тянулась зубчатая линия гор Накхарана с полыхающими в лучах заката ледниками.

— Странно, — заметила Аюна. — Солнце еще не зашло, а людей совсем не видать! Где же рыбаки, ставящие сети?

— А вот и башня! — воскликнула Янди, указывая стрекалом влево.

Там на холме чернела высокая постройка. Янди вспомнила курган, где похоронили Аоранга, и ее передернуло. Башня показалась ей зловещей, и не только потому, что там не горело ни огонька, — в конце концов, здешние жители огонь не слишком жаловали. Лазутчицу насторожила тишина и полное безлюдье и около самой башни, и в ее окрестностях. Она еще не успела осмыслить свои предчувствия, как оба быка вдруг встали.

— Эй, мохноногие лентяи! — потыкала их тростью девушка. — Вперед!

Однако быки только мотали головой, фыркали и даже пытались пятиться под ярмом.

— Похоже, быки чего-то боятся, — сказала Аюна, выглядывая наружу.

— Похоже на то, — кивнула Янди, пристально вглядываясь в черную башню.

— Так ведут себя кони на охоте, когда чуют рядом волка, — заметила царевна.

— Ашва ни о чем подобном не предупреждал. Гм… ладно…

Янди спрыгнула с козел на землю и помогла вылезти Аюне.

— Царевна, ты подожди здесь, у повозки, — сказала она, доставая из соломы Серп Луны. — А я схожу в башню, разведаю… Что-то тут неладно…

— Думаешь, там что-то опасное? — Царевна кивнула в сторону башни.

— Почти уверена…

— Пойдем вместе!

— Нет. Прости, госпожа, — если дело дойдет до драки, ты мне только помешаешь…

— Хорошо, ступай! Но если что, зови на помощь! Храни тебя Господь Солнце!

— Воистину, — буркнула Янди, поудобнее перехватывая Серп Луны.

На его защиту она полагалась сейчас куда больше.

* * *

Подойдя к основанию холма, где высилась сторожевая башня, Янди убедилась, что ее скверные предчувствия полностью оправдываются. Прямо посреди дороги распростерся труп длинноволосого мужчины с кожей, с ног до головы расписанной вихрями и молниями. Янди, не теряя из виду темнеющий впереди вход в башню, подошла сбоку к телу и быстро оглядела его. Увиденное ничуть ее не порадовало. Горло облакопрогонника была разорвано, словно его терзал дикий зверь.

Янди втянула носом воздух. Движения ее стали плавными, обманчиво неспешными. Теперь она подкрадывалась к башне, как к логову горного льва. Она уже не сомневалась, что внутри враг, — как и в том, что он ее уже заметил и следит за ней из темноты.

Шагах в двадцати от входа лазутчица заметила еще одного облакопрогонника. Тело валялось у обочины, разорванное почти пополам. Воздух был пропитан гнилостным сладковатым запахом уже начинающей разлагаться плоти. Может, из-за этого или по другой причине Янди показалось, что темнота вокруг нее медленно сгущается, будто весь мир затягивает мутная пелена. В ушах зазвенело, башня на миг потеряла четкость…

«Чары!» — поняла она. Причем, кажется, с подобными чарами она уже сталкивалась. Не замедляя шага, Янди направилась к двери, ведущей в темное нутро башни. Все ее чувства были обострены до предела; Серп Луны стал продолжением руки, ее смертоносным когтем.

— Ну, выходи, — процедила она. — Иначе я войду к тебе, и мало не покажется!

Медленно поднимая меч, она вонзила взгляд в дверной проем. Да, он там, тот, кто наводит чары… Она уже различала черный силуэт, скрытый мраком и пеленой колдовства, от которого дрожал воздух. На миг Янди примерещились светящиеся зеленые глаза — причем намного ближе, чем она ожидала!

Она молниеносно вскинула клинок, готовясь встретить нападающего встречным ударом…

— Янди? — раздался знакомый хриплый голос.

Темная завеса, из-за которой девушке было тяжело дышать и видеть, лопнула, как паутина. Янди вздохнула и застыла на месте с занесенным мечом, не веря своим ушам.

— Даргаш? — прошептала она.

Из темной арки бесшумно возник невысокий смуглый воин с точно таким же изогнутым мечом в руке, как у нее.

«Не поддавайся, это морок! — замелькали мысли. — Он же утонул!» Но Даргаш уже стоял перед ней, пожирая ее взглядом.

— Это ты или твой призрак? — выдавила она.

— Янди, милая!

Он шагнул к ней и прижал к себе с такой силой, что у нее перехватило дыхание. На миг все мысли исчезли вместе с осторожностью, словно их разметало вихрем. Янди, конечно, знала, что Даргаш к ней неравнодушен, и сама за время пути сделала все, чтобы исподволь разжечь его чувства. Правда, прежде накх всегда был сдержан и ограничивался лишь взглядами. Но странным образом именно эти объятия без всяких слов убедили Янди, что накх в самом деле жив, что он — не морок и не упырь, поднятый из реки колдовством, а все тот же Даргаш. Девушку охватила жгучая радость. Она вскинула голову, нашла его губы и впилась в них поцелуем, отвечая и его желанию, и своему.

— Что здесь творится? — прерывисто прошептала она, когда у них закончилось дыхание. — Там внизу мертвецы… облакопрогонники…

— Да, это я их убил.

— Зачем?

Янди отстранилась и поглядела ему в лицо. Что-то все же с накхом было не так, как раньше…

— Ты изменился!

— Сильнее, чем ты думаешь, — сумрачно ответил Даргаш, выпуская ее.

— Там внизу ждет царевна Аюна. Мы сбежали, за нами погоня. Надо как можно скорее переправиться через реку…

— Царевна? — повторил Даргаш. Лицо его просветлело. — Хвала Отцу-Змею! С ней все благополучно?

«Святое Солнце, а где его повязка?!» Янди наконец сообразила, что было не так. Когда она обнимала его, то не нащупала и следов перевязки. Но как же рана, которую они с Аорангом полагали почти смертельной? Куда она подевалась? Его сломанная ключица, всякий миг грозившая ему гибелью, теперь была… здорова?

— С царевной все хорошо, — сказала Янди. — Но объясни, что здесь произошло? Откуда ты здесь взялся? Зачем…

Она указала на растерзанное тело жреца у обочины. Даргаш хмуро поглядел на него, словно пытаясь что-то припомнить.

— Они сами навлекли на себя смерть, — буркнул он наконец. — Говоришь, за вами погоня?

— Да, надо поскорее найти лодку и переправиться. Тут, как я понимаю, нам уже никто не помешает?

— Ты понимаешь правильно…

— Но все же… — проговорила Янди, когда они вместе спускались с холма к возку. — Расскажи, что здесь случилось? Зачем ты убил колдунов? Как тебе это удалось? И почему ты жив? Это они тебя спасли?

— Не совсем…

В памяти Даргаша пронеслись события последних дней. Когда он упал в воду и решил, что настал его последний бой, накх возблагодарил Отца-Змея за бесценный дар — смерть в битве — и приготовился к новому рождению. Но здешние боги рассудили иначе…

Глава 8Оборотень

Облакопрогонник склонился над глубоким мокрым следом в прибрежном песке:

— Ишь ты! Стало быть, не пригрезилось…

Он вспомнил огромного кота с непомерно большими клыками, рыжеватой шерстью и куцым хвостом. Тот выбрался на берег в решающий миг, когда молнии били по лодке чужаков, что пыталась пересечь запретную реку. Зверь был мокрый от лап до макушки, перемазанный в тине. Облакопрогонник мог поклясться, что прежде подобного страшилища не видал ни в здешних степях и холмах, ни в лесах диких северян с той стороны реки. Кошек — хранительниц урожая, любимиц Богини — глубоко почитали в земле Великой Матери. Настолько ужасный и огромный кот, несомненно, мог принадлежать лишь богу или богине…

— Ишь ты, — еще раз произнес он, качая головой.

Облакопрогонники следили за битвой с холма и видели все довольно ясно. Вот исполинский кот прыгнул на спину сома, защищая дочь Солнца; затем один из людей — судя по одежде и черной косе, накх — ударил Хозяина реки кинжалом, но вскоре выпал из лодки, и что стало с ним далее — разглядеть не удалось. Вода клокотала под ударами огромного плоского хвоста. Он то исчезал в пучине, то снова выныривал. В какой-то миг облакопрогонники решили, что огромный кот и накх навечно ушли под воду. Однако вот здесь зверь выбирался на берег. И в следах его внимательный жрец заметил не только воду, но и кровь…

«Своя бы текла, заполняя следы, — раздумывал он. — А здесь вмятины от лап и все вокруг них усеяно мелкими пятнами, будто на кукушкиных яйцах… Будто зверь замарался кровью из чужой раны и отряхивался…»

Жрец выпрямился и пошел по следам огромных лап. Есть там человек, жив ли он, или битва с Хозяином реки оборвала бег его дней — стоит проверить. С накхами вражды нет, однако и привечать их незачем. Змеиные дети — народ злой и опасный…

Накх отыскался довольно быстро. Он лежал, уткнувшись лицом в мокрый песок, уцепившись одной рукой за ветку торчавшего из воды куста вербы. Другая тоже была сжата в кулак, и в ней облакопрогонник разглядел клок шерсти.

— Вот оно как, — пробормотал он себе под нос, представляя картину происшедшего.

Верно, там, в воде, змеиный человек успел мертвой хваткой вцепиться в шерсть кота — и тот, сам не желая, выволок его на берег. А здесь накх в последнем усилии ухватился за первое, что попалось. Интересно, жив ли?

Облакопрогонник приблизился к неподвижному телу.

«Дышит…»

Жрец наклонился над «утопленником» и, прикрыв глаза, начал водить ладонями над распластанным телом, время от времени кивая своим наблюдениям. Накх был очень силен, крепок, будто дубовая плаха, однако и досталось ему изрядно. Особенно не нравилась жрецу рана в плече. Хотя видно было, что лекари над ней хорошо потрудились, сросшаяся было ключица вновь надломилась, грозя гибелью от горячки.

Шепотом взывая к Матери Дане, облакопрогонник водил руками над обеспамятевшим воином, заговаривая кровь.

— Лежи тут пока, — убедившись, что раненый вне опасности, пробормотал жрец. — Вроде и ростом невелик, а без волокуши не обойтись… Лежи, я скоро…

* * *

Когда Даргаш пришел в себя, было уже светло. Он не мог сказать, долго ли валялся без сознания. Однако по всему выходило, что долго. Дневной свет сочился сквозь щели низко нависающей плетеной крыши. Рядом слышалось однообразное бормотание. Накх скосил глаза и увидел, что над ним склонился разрисованный синими узорами загорелый чужак. Он водил ладонью над его плечом и выпевал непонятные заклинания. Заметив, что накх очнулся, колдун спросил, заметно смягчая привычную речь Аратты:

— Кто ты?

— А сам не видишь? — проговорил накх, приподнимая голову и рассматривая незнакомца.

— Лежи, змеиный человек, — требовательно произнес чужак. — Ничего не опасайся. Мы не враждуем с твоим народом.

Даргаш едва удержался, чтобы не оскалиться. Неужели разрисованный лекарь всерьез полагает, что его опасаются?

Снаружи слышались голоса, выкрики, фырканье и мычание… То, что он принял за плетеный шалаш, вдруг качнулось и сдвинулось с места. «Так это повозка», — подумал Даргаш, невольно стискивая зубы, — каждый поворот колеса, каждая кочка отдавалась вспышкой острой боли в плече. При этом накх в покое почти не чувствовал раны, — видно, действовали чары здешних колдунов.

— Куда меня везут? — спросил он.

— Туда, где тебе помогут, — ответил чужак, опуская ладонь на лоб накха. — Спи…

Когда Даргаш вновь проснулся, вокруг уже царил вечерний сумрак. Повозка стояла на месте, и это порадовало его. Сломанная ключица глухо ныла, — видно, сегодня ей досталось немало. «Так я проспал целый день, — подумал Даргаш. — Может, и хорошо — иначе, глядишь, рехнулся бы от боли… Но где я? Куда они меня привезли?»

Накх, подавив стон, приподнялся на локте и принялся оглядываться. Он смутно помнил реку, переправу, скользкое водяное чудовище едва ли не больше их лодки. Кажется, он вонзил кинжал твари в голову… А дальше? Раскаты грома, вспышки, вода со всех сторон: холодная, проникающая в нос и горло, тянущая вниз… Удалось ли спастись царевне и Янди?

Пока не вернулся лекарь, Даргаш принялся ощупывать себя, чтобы проверить, не пропало ли оружие. С детских лет его учили — лучше выйти из дому голым, чем безоружным. Штаны и рубаху с него действительно сняли, однако кожаные наручи со спрятанными в них метательными клинками оставили. Одежда обнаружилась в изголовье, свернутая в тюк и уже почти высохшая. Даргаш вздохнул с облегчением. Верно рассказывают в его родных горах об этой странной земле, где безмерно чтут полевых богинь: взять чужое здесь — значит обречь себя на духовную гибель. Поговаривали также, будто от здешних колдунов ни одной мысли не утаишь, а преступников живьем закапывают в землю. Впрочем, это лишь слухи…

Даргаш кое-как натянул штаны и рубаху, подпоясался. В тот миг, когда он натягивал еще влажные мягкие сапоги, плетеная занавеска поднялась и внутрь заглянул его лекарь.

— Вижу, змеиный человек, тебе уже полегче, — быстро оглядев раненого, проговорил он. — Если смог одеться, сможешь и идти. Давай вставай, идем за мной.

— Куда? — настороженно спросил Даргаш.

— За мной, — уклончиво ответил тот. — Все увидишь.

* * *

Они шли берегом реки, понемногу поднимаясь на косогор, — не слишком долго, однако еще не вошедший в силу накх быстро начал уставать. Он во все глаза смотрел вокруг, запоминая приметы и изучая новые для себя места. Они сильно отличались от того, что совсем недавно окружало беглецов по ту сторону Даны. Сырой осенний лес здесь уступил место голым холмам, переходившим в раздольные степи. Время будто остановилось здесь — а быть может, и вовсе повернуло вспять. Высокие желтеющие травы казались едва подсохшими, точно солнце совсем недавно начало опалять их. И все же, как видел Даргаш, темнело здесь быстро. Уходившее в облака солнце казалось по-осеннему окутанным туманом.

Вместе с провожатым они поднялись на высокий берег и вышли к явно насыпанному округлому холму. Холм венчала неразличимая с воды башня.

«Так вот оно что, — тут же догадался молодой воин. — Из такой же башни нас и заметили, стоило нам выйти на стрежень! Я чуял, что за нами следят, но никак не мог понять, где они притаились? Видно, такие башни у них вдоль всей границы понаставлены…»

Лекарь указал рукой наверх:

— Туда идем.

Даргаш кивнул, продолжая внимательно осматривать каждую ложбинку и каждый торчащий из травы серый камень. Все, что могло пригодиться, доведись ему захватывать или оборонять эту вежу…

Рядом со входом Даргаша встретили двое долговолосых юношей в таких же, как у лекаря, нелепых рубахах. Расписанные извивающимися узорами мускулистые руки по плечи торчали из холщовых безрукавок. «Где их оружие?» — подумалось Даргашу. Не считать же за таковое ножи на поясах? Ни луков, ни копий, ни мечей… Не сторожевая башня, а пастушья хижина! Что-то тут не то…

Не подавая виду и не выказывая удивления, накх прошел в двери башни. В его родных землях чужака внутрь уж точно не пустили бы. Высочайшее доверие — пускать под собственный кров возможного недруга. Или же неописуемая беспечность… Даргаш незаметно огляделся. Кто бы ни строил эту вежу, для обороны она определенно не годилась. Пожалуй, кроме холма, на котором она была воздвигнута, больше ничто ее и не защищало. Посреди зала был выложен круглый каменный очаг, в нем рдели угли. У очага на овечьей шкуре сидел совершенно седой, однако могучий с виду долгобородый старец.

— Как тебя зовут, змеиный человек? — исподлобья глядя на гостя, спросил хозяин башни. — Садись.

— Меня зовут Даргаш, — ответил молодой воин. — Я из рода Афайя — слыхал о таком?

Старик кивнул:

— Слыхал. Не всякий станет гордиться подобным родством.

Накх, опустившийся было напротив старика, от неожиданности резко выпрямился и сжал кулаки:

— Верно ли я расслышал тебя, старик?

Но его собеседник не обратил внимания на его гнев.

— По приказу огненосного Ашвы тебя доставили сюда, к Рассветным Водам, — заговорил он равнодушно, явно не слишком заботясь о том, что подумает «гость». — Теперь я должен решить, как поступить с тобой… Поведай же мне: для чего твои боги надоумили тебя убить Хозяина реки?

— Он нападал — я защищался, — с недоумением ответил Даргаш.

— Ты тяжело ранен. Одно неосторожное движение — и ты мертвец. Однако у тебя нашлись силы, чтобы прикончить стража переправы, и при этом ты все еще жив. Кто из богов и для чего помогал тебе?

— Отец-Змей и Мать Найя защищают меня и дают силы, — гордо ответил Даргаш. — А поскольку я сопровождал царевну Аюну, дочь государя Ардвана, то уж верно и господь Исварха укрепил мои руки.

— Мать Найя, — протянул жрец. — Ну конечно! Похоже, ваша богиня сейчас сильна как никогда, если защищает своих детей даже в чужих владениях… Что до Исвархи, Небесного Знаменосца, — это все чепуха! Время его власти над миром уже проходит, хотя арьи не понимают этого. Может статься, когда-нибудь Солнце и вовсе перестанет быть богом…

Даргаш недоверчиво хмыкнул. Что такое несет старик? И ведь не боится!

— Да, некогда арьи в самом деле были сильны. Они явились из степей восхода, со своими колесницами и бесчисленным войском, поработили народы, заставили их забыть свои имена, изгнали их богов. Они запретили вам, накхам, даже упоминать имя Отца-Змея. Однако они ничего не добились этим. Не то им следовало запрещать! Всякому известно, что мужчина первым вступает в бой лишь потому, что он менее ценен. Корень жизни, истинная и безграничная власть — всегда у женщины. Арьи тогда не способны были этого понять, это их сейчас и губит…

— Послушай, жрец… — прервал его Даргаш, впиваясь взглядом в морщинистое лицо старика. — Ты много и занятно говоришь о богах, об арьях и их заблуждениях, но ни слова не сказал о царевне Аюне и ни о чем меня не спрашиваешь. Стало быть, знаешь, где она и что с ней. Значит, она жива… Скажи, что с ней и где она? Жива ли ее служанка, травница Янди?

Старик поднял голову и переглянулся с лекарем, что привез Даргаша в башню. Накху почудилось, что два колдуна мгновенно обменялись мыслями.

— Обе живы, — помолчав, ответил старик. — Но какое тебе дело до них?

— Я сопровождаю царевну в Накхаран, — ответил Даргаш.

— Уже нет. Она останется здесь. Великая Мать решит ее судьбу. Что касается тебя — я принял решение. Вижу, ты не злоумышлял против народа Матери и стража реки погубил волей своей богини. Поэтому я отпускаю тебя. Завтра я велю переправить тебя через Рассветные Воды…

— Ты забыл спросить, желаю ли я этого, — заметил Даргаш.

— Я не собираюсь тебя спрашивать. Мы могли бы убить тебя в любой миг, а не возиться с раненым. Но мы не воюем с накхами. Отправляйся к своему саарсану и передай ему: мы, как в прежние времена, готовы возить вам зерно и плоды наших садов…

— Зачем? — невольно удивился Даргаш. — Все это мы испокон веку берем у хлапов — как дань.

— Ты хочешь сказать — брали? — рассмеялся жрец. — Война пожирает ваши земли. Скоро хлапам самим придется есть мышей и лягушек. Ни в столице Аратты, ни в ваших скудных горах не будет достатка. У нас есть что вам продать… А не согласитесь, — помолчав, добавил он, — так нашим зерном с вами будут торговать саконы. Но уже намного дороже. Расскажи все это своему повелителю. Ходят слухи, что нынешний саарсан неглуп. То, что он восстал против Аратты, это доказывает. По крайней мере, он искупит позор своего предка Афая…

Даргаш вскочил.

— Уже второй раз ты оскорбил мой род, — прошипел он. — Ты же не думаешь, что я смолчу? И знай: я не собираюсь никуда отсюда уплывать, пока не найду царевну Аюну! Говори, где она, и я не стану причинять тебе боль…

Старый жрец от души расхохотался. Его смех подхватили молодые жрецы и лекарь.

— Ты смеешь мне грозить? Ты, который носит в груди свою смерть, кто все еще жив лишь неслыханной милостью Богини?

Старец резко выбросил перед собой руку ладонью вперед. Между ним и Даргашем был очаг, но накху показалось, что его ударили прямо по раненой ключице. Что-то явственно хрустнуло. Горячая, раздирающая боль хлынула во все стороны, заполняя тело. Даргаш задохнулся и упал на колени, почти теряя сознание.

— Неблагодарный! — слышал он далекие голоса жрецов над головой. — Угрожать жрецу…

— Вот уж поистине змеиный сын!

— Зачем сохранять ему жизнь? Никто не знает, что он здесь, — и не узнает. Смотрите, он и так умирает. В мешок его да и в реку…

Даргаш глотал воздух, рука его хваталась за плечо, как будто пытаясь вырвать невыносимую боль и отбросить ее прочь из тела. Но пальцы лишь царапали рубаху. Боль рвалась наружу и наконец вырвалась, сметая границы сознания. Все, что он мог сделать, — это завыть… и завыл, пронзительно, по-звериному, сам изумляясь этому. «Это ведь не я», — успел подумать он — и больше ничего не помнил…

Когда Даргаш пришел в себя, он далеко не сразу понял, где находится и что с ним. В памяти остались какие-то сполохи — слепящие, почти выжигающие глаза, грохот и удушающий дым, чьи-то дикие крики и опьяняющий запах крови. Накх приподнялся и увидел, что лежит на пороге черного, выжженного чертога. Дым клубами выплывал в дверной проем над его головой и таял в темно-синем небе. Даргаш провел рукой по лицу и увидел, что рука тоже почернела. Его начало трясти невесть почему. Он встал на ноги и огляделся.

— Будь ты проклят… — послышался еле слышный голос откуда-то изнутри башни.

Даргаш оглянулся и увидел старого жреца. Тот лежал на полу возле очага, окровавленный, похожий на изломанную куклу.

— Мы спасли тебя, — прохрипел старик. — И чем ты отплатил? Ты погубил верных Господина Молний… Неужели ты не боишься?

— Я всегда готов к смерти, — ответил Даргаш, удивленно оглядывая разгромленную башню. Что же здесь случилось? Пожар?

— Тебе отомстят…

— Нашел чем пугать, — пожал плечами накх. — Желающих много — жди своего череда…

Он вдруг осекся, сообразив, что́ кажется ему неправильным. Попробовал осторожно двинуть раненым плечом, и лицо его застыло от изумления: повязка, державшая сломанную ключицу, исчезла. Ноющая боль слегка отдавалась при движении, однако это было дело знакомое — так болит старая, почти зажившая рана.

«Я, должно быть, умер, — догадался он. — Вот почему моя рана исчезла!» Ему вспомнились похоронные песнопения, которые распевали сестры Найи, провожая в посмертие старых накхов, что не удостоились гибели в битве. «Там, по ту сторону темноты, вас встретит Мать Найя и исцелит ваши раны, — пели они, — там глаза откроются, силы вернутся, боль прекратится…»

— Значит, так тому и быть, — прошептал Даргаш.

Невероятная усталость вдруг навалилась на него. Больше не думая, где он, за что его проклинает старик и куда подевались остальные жрецы, юноша опустился на закопченную овечью шкуру рядом с очагом и через миг уже крепко спал…

— …А потом я проснулся, — закончил рассказ Даргаш. — Это было сегодня около полудня. Я проспал ночь и день, а может, и еще полдня… Меня разбудил лютый голод. Тут я и догадался, что еще жив… Я нашел в башне немного еды и стал думать, что делать дальше. Как раз решил, что надо идти вас искать, — и тут ты…

Они стояли под горой, в тени башни. Солнце уже почти ушло. Янди слушала Даргаша с огромным любопытством.

— Не говори ничего царевне, — попросил он. — Я пока сам толком не пойму, что там произошло…

— Конечно! Зачем ей знать, что доблестный Даргаш из рода Афайя стал волколаком?

— Я? Оборотнем?!

— Я почти уверена. Тот укус Станимирова витязя-оборотня, едва тебя не убивший, — он же тебя и исцелил. Милостью волчьей богини ты переродился, Даргаш! Лучше такое держать в тайне, пока мы не полностью уверены…

— Скверное дело, — озабоченно произнес Даргаш. — Если ты угадала верно, значит я убил жрецов, впав в ярость, когда они оскорбили мой род и напали на меня… Так не должно быть! Воины Найи тоже умеют отрешаться от человеческого в бою, но лишь когда сами взывают к богам, а не когда на них находит безумие. Не хотелось бы стать волком… да еще и вендским…

— Не печалься раньше времени, — потрепала его по руке Янди. — Ты станешь только сильнее, когда приноровишься к своему новому дару! Ну, теперь пойдем к Аюне. То-то она обрадуется, когда увидит тебя!

* * *

На берегу, возле удобной заводи, расположилась небольшая рыбачья деревушка. Повсюду были развешаны сети, на берегу рассыхались плоскодонки. И при этом — ни одной живой души.

— Смотри-ка, все сбежали, — заметила Янди. — Изрядно вы, видно, шумели там, в башне! Колдунам оказалось непросто сладить с оборотнем!

Даргаш хмыкнул:

— Судя по тому, что башня выжжена изнутри, они призывали на мою голову молнии. А я, похоже, еще и выл на всю степь…

Янди расхохоталась:

— Жаль, я этого не видела и не слышала! Помню я тот вой в вендских лесах…

Опомнившись, она понизила голос и оглянулась на Аюну. Царевна шагала вслед за ними к реке, погруженная в навязчивые, тяжелые мысли. Радость, вызванная появлением Даргаша, быстро покинула ее.

Янди быстро оглядела лодки, выбирая подходящую. Здесь, в отличие от вендских земель, предпочитали не долбленки, а плоскодонки. В волнах бурной Даны такая лодка сразу бы перевернулась, но Рассветные Воды струились тихо и медленно среди пожелтевших плавней. Янди подумала, что летом спокойная, полная заводей протока, похоже, почти зарастает.

Вскоре они нашли подходящую лодку и потащили ее к воде.

— Сюда бы вашего здоровяка, телохранителя царевны, — заметил Даргаш. — Где он?

— Его убили, — покосившись на Аюну, ответила Янди. — Видишь, царевна скорбит о нем… Ты умеешь грести?

— Нет. В Накхаране нет рек, годных для плавания на лодке.

— Что ж, придется мне. Ну ничего, тут недалеко. Вы, главное, сидите спокойней…

Они спустили лодку на воду. Янди встала на корме, Аюну усадили в середине. Даргаш с сожалением поглядывал на царевну. Солнцеликая будто погасла. Скорбь поглотила ее целиком. Впрочем, накх полагал, что все сложилось весьма удачно. Он еще в вендских лесах пригляделся к этим двоим и понял, что появление рядом с царевной влюбленного в нее мохнача сулит большие неприятности.

— Госпожа моя, — кашлянув, проговорил он, — я лью слезы вместе с тобой. Ты потеряла преданного человека. Но сама подумай: разве не лучшая судьба для мужчины — отдать жизнь за то, что тебе дорого?

Однако Аюна, вместо того чтобы почувствовать себя утешенной, уткнулась в ладони и расплакалась навзрыд. Смущенный Даргаш, ожидавший совсем не того, отвернулся, поднял взгляд… и вдруг его лицо совершенно изменилось.

— Там люди! — воскликнул он.

Янди, которая как раз отпихивала лодку от берега, вскинула голову. В самом деле, на высоком берегу один за другим вырастали черные силуэты. Они махали руками, указывая в сторону реки.

— А вот и погоня, — прошипела лазутчица, орудуя веслом.

Длинная, совсем неглубоко сидевшая плоскодонка легко скользила по черной воде, однако угрожающе кренилась при малейшем движении.

— Помогай, царевна! — Янди сунула Аюне второе весло. — Только очень осторожно!

Вскоре лодка вышла из заводи, но течение и здесь почти не ощущалось. Преследователи разделились — несколько человек побежали вниз, на берег. Остальные встали на косогоре и одновременно воздели к небу руки.

— Сейчас вызовут грозу! — прорычал Даргаш.

— Нет, — бросила Янди. — Это всего лишь жрицы Двуликой. Они не умеют приказывать ветру и молниям…

Слабый порыв ветра донес со стороны берега отзвуки согласного пения.

— Колдуют, — тихо сказала Аюна, оглядываясь. — Защити нас, Исварха!

Видно, и в самом деле жрицы Матери не были властны над небом — легкий ветерок, то и дело пролетавший над рекой, не только не усилился, но и вовсе утих. Лодка выплыла на стрежень, и ее повлекло ленивое течение. «Слава Солнцу, что это не Дана! Нас бы уже перевернуло», — подумала Янди, взбодрившись. Глядишь, еще немного усилий — и они доберутся до темного, поросшего ивняком дальнего берега…

— В воде кто-то есть! — раздался встревоженный возглас Даргаша.

В самом деле, только что совершенно спокойная гладь воды начала дрожать и волноваться. Казалось, прямо под поверхностью резвится целая стая рыб…

— Держитесь подальше от бортов! — крикнула Янди, вглядываясь в воду. Да, там что-то двигалось, причем со всех сторон. Сперва девушке почудилось, что к ним устремилось множество змей. Длинные мохнатые тела, извиваясь, всплывали и кольцами сворачивались на поверхности. Лодка вздрогнула и пошла значительно медленнее. Янди поддела веслом ближайшую «змею» и воскликнула: — Эге, да это же водоросли! Аюна, греби, а то увязнем…

— Не могу, — растерянно ответила царевна. — Что-то держит весло…

Словно в ответ на ее слова, весло выскочило у нее из рук и поплыло по воде, удаляясь от лодки. Янди выругалась. В следующий миг бурые косматые ленты обвились вокруг ее собственного весла, словно щупальца, и поползли по нему вверх, стараясь достать до запястья. В темноте блеснул клинок Даргаша, отрубленная водоросль мокрой ветошью плюхнулась за борт.

— Отдай, зараза! — взвизгнула Янди, пытаясь вытащить из воды весло.

Но не тут-то было — водоросли держали весло под водой мертвой хваткой. Янди, проклиная все на свете, нашарила на дне лодки Серп Луны и принялась рубить все, до чего могла достать. Лодка вдруг качнулась, раздался испуганный возглас Аюны. Янди едва успела обернуться, отсечь обвивавшееся вокруг руки царевны щупальце и удержать уже падающую госпожу. Серп Луны упал за борт, булькнул — только его и видели. Еле-еле удалось восстановить равновесие и не перевернуть лодку — но теперь и второе весло уплывало вдаль.

— Они тащат нас назад, — хрипло сообщил Даргаш.

Янди бросила на него взгляд и изумилась бледности обычно смуглого накха. Глаза его позеленели и блестели, как в лихорадке. «Не обернулся бы прямо сейчас», — подумала она.

— Очнись, не время! — резко крикнула она. — Ладно, пусть эти бабы подтянут нас поближе, а уж там…

Что-то свистнуло в воздухе, ударило в дерево. Плоскодонка качнулась: в борту дрожала, глубоко вонзившись, большая черная стрела.

— Только этого не хватало, — прошипела Янди.

Новый удар — в борт вонзилась еще одна стрела.

— Нет, Янди! — встрепенулась Аюна. — Это с другого берега бьют!

В самом деле, стрелы летели из густого ивняка на другой стороне реки, и к каждой была привязана веревка. Даргаш при виде их вскочил на ноги, едва не перевернув плоскодонку, и что-то закричал на своем языке. Нечто непонятное Аюне, зато вполне ясное ее телохранительнице.

«Братья, скорее!» — звал молодой накх.

Веревки натянулись, и лодка, накренившись, остановилась.

Жрицы на своем берегу не сразу заметили, что беглецы ускользают от них. Но после нескольких мгновений растерянности вода вскипела, и бурые косматые змеи опять устремились за лодкой…

— Держитесь! — крикнула Янди, хватаясь за борта.

Лодка вновь дернулась, заскрипела, затрещала…

«Боги, только бы она не развалилась пополам тут, посреди реки!» — молилась Янди, кромсая ножом все, что пыталось шевелиться в ее досягаемости.

Наконец, почти на середине протоки, хватка водорослей ослабла, и «змей» начало сносить по течению. Видимо, здесь их уже не держали корни или они хуже подчинялись воле служительниц Двуликой. Лодка, освободившись из живых пут, быстро устремилась к дальнему берегу. От очередного рывка она черпнула воду бортом, накренилась еще сильнее и начала быстро наполняться холодной водой.

Но это уже не имело значения. У самого берега беглецы выскочили из полузатопленной плоскодонки, оказавшись по пояс в воде. Их там уже ждали — подхватили, вытащили на песок. Черные одежды, длинные косы, смуглые лица…

Они были среди накхов.

Часть 3