Гневное солнце
Глава 1Водяной змей
Аоранг стоял на краю обрыва. Неподвижным взглядом он взирал на раскинувшуюся до края земли болотистую долину, которую еще в начале своих странствий неспроста прозвал Глоткой. Лишь одна мысль ходила по кругу в его сознании: «Господь Солнце любит меня!»
Иначе как исключительной милостью Исвархи нельзя было объяснить, почему они с Рыкуном остались живы. Один неправильный выбор — и сейчас он был бы там, внизу…
Он вспоминал, как несколько дней назад, сидя на склоне безымянного холма, выбирал дорогу. Сперва мохнач думал, пройдя южной окраиной земли Великой матери, переплыть как-нибудь через Дану и дальше пробираться в столицу через вендские леса. Ему ужасно не хотелось возвращаться туда, где его едва не похоронили заживо. Но потом Аоранг подумал, что это неправильно.
«Надо предупредить Ашву, — решил он. — Жители его страны послушны воле жрецов. Ашва прикажет — все снимутся с места и уйдут в один день. И я, может быть, спасу от потопа целый народ! Да, они богохульники, они закапывают в борозде матерей и младенцев… Но господь Исварха равно смотрит с небес на всех людей. Ему и судить их, не мне! Не смогу себе простить, если просто обойду их земли и не предупрежу о подступающих водах… Пусть они хотели меня убить — я не буду отвечать злом на зло…»
Глотка простиралась перед ним, блестя ручьями и болотцами, маня возможностью короткой дороги. Аоранга мутило при одной мысли спуститься туда. Как лучше обойти долину — с восхода или заката? Слева, вдоль Даны, путь был хотя бы знаком. Аорангу живо вспомнилось приграничное селение, черноволосая девка и ее крикливые родичи. Он поморщился. Уж лучше ночевать в голой степи, чем всю ночь отгонять от себя желающих согреть ложе «мужа Богини». Да, он больше не мог быть с той, которую полюбил, — но если полюбит в другой раз, то выберет сам!
И Аоранг обратил взор к восходу, где вдалеке синела неровная кромка гор — южный Накхаран.
Когда-то давно, в долгом путешествии на поисках древней родины арьев, он уже обходил южный Накхаран, но с другой стороны, через Солнечный Раскат, — и кромка гор синела не по левую, а по правую руку. Тогда проводники-сурьи отзывались о грозных накхах безо всякого почтения. «Смелые люди кочуют по степи, — насмехались они, — трусы прячутся в каменных башнях!»
И то правда, накхи никогда не ходили в набеги на земли сурьев. Конечно, дело было вовсе не в трусости. Накхам ничего не было нужно в выжженных степях Солнечного Раската — как и сурьям в их заснеженных горах. Все крупные поселения Накхарана находились намного севернее, ближе к богатым торговым городам Аратты и изобильным зерном и рабами землям хлапов.
О южном Накхаране мохнач знал лишь то, что горы там высоки и неприступны — кручи, пропасти да ледники. А людей — совсем мало.
«Я дойду до закатного кряжа и направлюсь вдоль него на север, пока не наткнусь на одну из сторожевых башен Господина Тучи, — решил Аоранг. — И если повезет, не встречу вообще ни одного накха».
В тот же день мохнач свернул на восход, к синеющей кромке гор.
Этот выбор спас ему жизнь.
…И теперь Аоранг стоял на краю обрыва, наблюдая движение вод, быстро и тихо заполнявших Глотку.
Никаких прорывов, никакой большой волны, косматой и мутной, сносящей все на пути, — только бесшумно исчезающая в разливе огромная равнина. Вот лишь верхушки трав поднимаются над водой, а вот и они пропали.
Аоранг уже несколько дней готовился увидеть нечто подобное, и все же зрелище заставляло его леденеть. Одно дело — догадываться, предполагать, даже проводить расчеты… И совсем другое — видеть своими глазами, как земля становится морем.
Мохнач очень хорошо понимал, как близка была гибель.
Шагая в сторону Накхарана, он видел, как летят к северу стаи птиц, как беспокоится голодный Рыкун… Аоранг чувствовал, что вода догоняет его. Он старался не удаляться от череды ведущих на восток холмов и для ночевки выбирал непременно возвышенные места. Лучше уж стыть всю ночь на ветру, чем проснуться по уши в жиже! Травянистые холмы между тем становились все больше — будто земля пошла пузырями. Когда среди первой весенней зелени начали появляться скальные выступы, синее марево вдалеке понемногу превратилось в крутые, поросшие лесом горы. За ними поднимались скалистые хребты, укрытые облаками. А еще выше призрачные снежно-белые вершины пронзали самое небо.
Когда Аоранг добрался до подножия гор, он всем существом чувствовал — время вышло. Совсем. Забыв прежние намерения идти к северу вдоль предгорий, он полез на кручу. К вечеру дня, целиком потраченного на подъем, он свалился без сил, даже не сложив шалаша. А утром, проснувшись, глянул вниз и понял, что все это время Воды Гибели следовали за ним по пятам. Он опередил их не более чем на день.
«Если бы я остался на ночлег под горой, угодил бы прямо в разлив, — думал он с отрешенным спокойствием. — Хвала Господу Исвархе, что направил меня на верный путь! Знать, придется идти через Накхаран. Ох, как мне этого не хотелось…»
Скальный карниз, на который взобрался мохнач, тянулся на восток — не совсем туда, куда надо. Земля тут некогда словно бы разломилась, и один ее край приподнялся над равниной. Вот по этому карнизу Аоранг и пошел дальше, поглядывая вниз. У подножия скал серебрились воды разлива. Как мохнач и предполагал, море затопило Глотку целиком. Впрочем, судя по торчащим наружу кронам колючих деревьев с узкими листьями — единственных, что росли в этих степях, — вода прибывала не слишком быстро.
«Если потоп остановится или хотя бы замедлится, я успею предупредить Ашву!» — приободрился Аоранг.
Он шел уже несколько дней — медленно, поскольку горы казались совсем необитаемыми, а звериные тропы в чаще петляли как попало. Зато здесь хватало дичи, и повеселевший Рыкун наконец наелся досыта.
Однажды около полудня тропа вновь вывела Аоранга на скальный карниз. Цепляясь за ветви деревьев, он подобрался к самому краю и радостно вздохнул: он обогнал потоп! Внизу снова нежно зеленела весенняя степь.
Пора было спускаться в долину, искать ближайшую сторожевую башню.
— Ну что, Рыкун, пойдем? — окликнул саблезубца Аоранг. — Эй, Рыкун!
Тот, как нарочно, не отзывался.
— Я понимаю, тебе в горах и сытнее, и спокойнее. А там опасно! Но нам надо, дружок…
День выдался прямо не то что теплый, а жаркий. Как хороша весна в южном Накхаране! Небо голубеет совсем по-летнему. Невидимые птицы распевают среди колючих вечнозеленых деревьев с жесткими, словно лакированными листьями. Вместо травы землю сплошным ковром покрывает ползучий плющ… Аоранг решил пока отойти от края обрыва и вернуться в лес.
И неожиданно вышел на дорогу.
Мохнач быстро огляделся, еще не решив, радоваться или беспокоиться. Дорога была явно проезжая, с глубокими колеями от тележных колес. Плавно огибая скалистый уступ, она сворачивала куда-то вниз.
«Такие места обычно охраняют», — насторожился Аоранг.
Неподалеку от дороги, в лесу, раздавался шум бегущей воды. На дороге виднелись засохшие лепешки. «Тут ездят на быках. Причем часто. Последний раз ехали недавно — может, даже вчера…»
Последнее, чего хотел Аоранг, — это нарваться на накхов. Даже на тех, кто мирно ехал по своим делам. И уж тем более на пограничную стражу.
«Надо уйти с дороги, тут может быть опасно…»
Почти решившись, мохнач внезапно осознал, как ему надоело карабкаться по лесным зарослям и ежевичникам. А дорога вела как раз куда надо.
«Наверно, она идет к пограничной заставе, — подумал мохнач. — К броду или, может, торжищу. Потому и быки, и тяжелые груженые телеги…»
Аоранг немного подождал, — нет, поблизости никого не было. Тогда он решил рискнуть. Вышел на дорогу и направился вниз, прислушиваясь к каждому звуку.
Рыкун выскочил из леса, принюхался, фыркнул и убежал обратно в чащу.
Аоранг спускался с горы, пока вдруг деревья не расступились в стороны. Открылась залитая солнцем поляна у обочины. Поляна заканчивалась обрывом, однако он был совсем невысок — локтей тридцать. Внизу Аоранг, как и ожидал, увидел торжище. Впрочем, сейчас там никого не было. Мохнач быстро оглядел пустые прилавки и коновязи и обратил все внимание на то, что находилось на краю обрыва, прямо перед ним.
Четырехугольная постройка с острой крышей, на высоком подклете, могла быть только придорожным храмом. Такие ставят по всей Аратте, чтобы помолиться, испросить удачного путешествия, оставить дары и ехать дальше.
«Повезло, — думал мохнач, оглядывая коновязь у храма. — Еще вчера тут были люди — вон как все истоптано…»
Аоранг взбежал наверх по крутым деревянным ступеням, вошел под крышу — и остановился, озадаченный. Он ожидал увидеть двенадцатиглавого змея, но ничего подобного тут не было. Над алтарем возвышался раскрашенный деревянный идол, изображающий сурового бородатого мужчину. Длинные косы истукана были черные, борода — огненная, глаза блестели серебром. В прижатой к груди руке бог держал вызолоченный молот.
Перед грозным мужем стояла каменная чаша с золой и обгорелыми птичьими костями. Еще несколько узелков, видимо с дарами, стояло около ног идола.
«Тарк Молниерукий!» — догадался Аоранг, глядя на золотой молот.
У него отлегло от сердца и в то же время охватило любопытство. Слава Солнцу, это не владения накхов!
Похоже, он забрел в земли саконов. Прежде Аоранг не бывал здесь — да и никто не бывал. Саконы чужаков не жаловали и к себе никого не пускали.
«Саконы торгуют с накхами, — вспоминал мохнач, — видно, сюда они в торговые дни привозят свои изделия… Тут их храм, значит и дорога ведет к ним…»
Аоранг наклонился и развернул один из узелков. Внутри оказались лепешки, которые еще даже не успели зачерстветь. Рот мохнача наполнился слюной, в животе заурчало.
«Нехорошо забирать еду у бога! Хотя — о чем я, какого бога? Странствуя в землях дикарей, я сам начал рассуждать как дикарь! Есть лишь один истинный бог — Исварха, а все прочие — лишь его отсветы в невежественных умах…»
Однако, поедая дары, Аоранг чувствовал смущение. Будто в самом деле кого-то обокрал, а не съел лепешки, оставленные у деревянного идола на поживу птицам и лесным мышам.
Вдруг в храме резко потемнело. Аоранг едва не поперхнулся. Оглянулся — снаружи словно сумерки настали!
Торопливо дожевывая лепешку, мохнач выскочил наружу. Из-за зеленой горы величественно выплывала сизая косматая туча. Вот она закрыла солнце, и сразу стало сумрачно, тяжко и душно. Даже птичье пение приумолкло в лесу.
«Рыжебородый Тарк на меня все-таки разгневался, — хмыкнул про себя Аоранг. — Хорошо, что я под крышей — иначе бы до нитки промок…»
Туча затянула все небо. Вскоре не осталось ни одного синего просвета. За облаками гулко прогрохотал гром. Ох сейчас и хлынет!
Чувство необъяснимой тревоги охватило Аоранга. Что-то было не так с этой грозой!
Он вышел на крыльцо храма, спустился и огляделся.
А это еще что?
Вдалеке, за горами, в небо поднимался темный столп.
Его подножие явно находилось где-то в землях Великой матери, а вершина терялась в облаках. Узкий внизу, вверху он расширялся, спиралью уходя в тучи.
Снова ударил гром. На этот раз грохнуло так, словно небо разорвалось надвое.
У Аоранга волоски на руках встали дыбом.
«Какой же он высоты, если его из-за гор видать?!»
Мохначу в его странствиях прежде уже приходилось видеть подобные смерчи. В жаркие дни они изредка возникали над морем, взвиваясь, а потом распадаясь водопадом. Но они были намного меньше!
— Исварха, пронеси, — забормотал Аоранг, не отрывая взгляда от темного столпа. Он был будто бы окутан дымкой и непрерывно раскачивался.
«Он движется! — содрогнулся мохнач. — Он приближается!»
И следом явилась мысль, не слишком достойная ученого жреца: «Первородный Змей пробудился!»
Огромный смерч надвигался. Вот он переполз через предгорья… В воздухе нарастал низкий, наводящий неизъяснимый ужас рев. Теперь уже было отчетливо видно, как воздух вращается с бешеной скоростью и силой, всасывая в себя все, что попадалось ему на пути…
Аоранг стоял на крыльце и смотрел. Что он мог сделать?
Губы его повторяли имя Аюны.
Налетел тяжкий удар ветра, деревья пригнулись и застонали. Аоранг невольно зажмурился и вцепился в столб, на котором держалась крыша.
Он ждал, но ничего не происходило. Напротив, низкий вой понемногу становился тише. Мохнач открыл глаза и увидел, что смерч прошел стороной. Теперь он удалялся куда-то в горы южного Накхарана.
Аоранг выдохнул и разжал кулаки. Он провожал взглядом Первородного Змея. Тот висел над горами, поднимая в воздух тучи обломанных ветвей… И внезапно рассыпался.
Рев мгновенно умолк. Стало очень тихо…
«Не к добру это», — вновь напрягшись, подумал Аоранг.
Ему на миг привиделся тот водопад от земли до неба, который свел с ума девочку-сурью.
«Змей ушел в горы и там излил всю воду, всосанную на равнине! Она же сейчас хлынет вниз!»
Взгляд мохнача упал на дорогу — готовое удобное русло. Не медля ни мгновения, он бросился по ступенькам обратно в храм. А за его спиной уже клокотал, несясь по ущелью, бурлящий поток.
Речка, что журчала рядом с дорогой, мгновенно вышла из берегов. Один миг — и дорога сама превратилась в стремительную горную реку. Храм дрогнул под ударом воды, заскрипел, но сваи выдержали. Аоранг держался за опорный столб, глядя, как мимо несется мутная пенистая вода.
«Надеюсь, Рыкун удирает в горы со всех лап, — думал он. — Саблезубец до смерти боится воды — сейчас этот страх может спасти его… Ох, лишь бы сваи выдержали!»
Вдруг Аоранг резко подался вперед — ему показалось, что в потоке мелькнула чья-то черноволосая голова. Нет, не показалось! Вода протащила мимо храма перевернутую телегу, за которую цеплялись люди, и сбросила ее с обрыва в водоворот, что кипел на месте торжища. Среди пены мелькнули копыта упряжного быка…
Аоранг на четвереньках выполз на крыльцо и ухватился покрепче, продолжая вглядываться в воду. Потом резко свесился вперед, схватил за волосы немолодого мужчину и выволок его на крыльцо. Тот хрипел и кашлял. Аоранг оттолкнул его подальше от края крыльца и снова метнулся к воде. На этот раз его уловом стал юноша — глотая воздух, тот сам вцепился в протянутую руку.
Больше, сколько Аоранг ни вглядывался в поток, спасать было некого. Ярость воды вскоре начала стихать. Бурый поток замедлился, обмельчал и превратился в жидкую, полную всяческих обломков грязь.
Глава 2Застольные песни
Как только стало возможно, Аоранг спустился на разрушенное торжище и долго бродил там по щиколотку в грязи, раскидывая доски прилавков и вырванные потоком деревья и кусты, пытаясь отыскать выживших. Младший спасенный сакон быстро пришел в себя и искал вместе с ним. Позднее к ним присоединился и старший.
Вместе они быстро нашли мертвых упряжных быков. От телеги и вовсе ничего не осталось.
Наконец Аоранг нашел третьего сакона. Попытался откачать его, но было поздно — тот уже захлебнулся. Позднее в придорожном лесу нашли и четвертого. Он тоже был мертв.
Как ни странно, оба выживших сакона, на которых прежде лица не было, заметно успокоились.
— Да примет их к себе Пала, госпожа пепла, — мрачно и торжественно произнес старший сакон, повернувшись к Аорангу.
Тот аж вздрогнул от неожиданности. Он-то предполагал, что саконы не знают никакого языка, кроме собственного.
— Хорошо, что мы нашли тела. Они не сгниют, подобно падали. Мы сожжем их в Доме Пепла, как подобает. Искры их душ вернутся к отцу-Огню.
— Ты говоришь на языке Аратты?
— Наша семья несколько поколений торгует с Дварой, — кратко объяснил сакон. — Только нынче утром мы передали большой груз тамошним купцам…
— Ехали обратно пустые, — добавил младший, — а то сейчас собирали бы мечи и кольчуги по всему лесу!
— У меня дом и кузня в Менди-Саконе, — продолжал старший. — Тот, кого ты спас, — мой сын. Двое погибших были людьми моего очага.
— Милостью Тарка ты спас наши жизни, чужестранец, — с еще большей торжественностью произнес старший сакон. — Теперь они принадлежат тебе. Мое имя — Чаухан, владей им.
— Мое имя Симах, — поклонился юноша.
Аоранг был тронут. Он хорошо знал обычаи окраинных народов Аратты, — в сущности, он и его народ были такими же. Саконы щедро отблагодарили его. Назвав имена незнакомцу, они отдали себя в его власть.
Это обязывало — и в то же время создавало сильную, почти родственную связь. Мысль о ней обеспокоила Аоранга. Он вовсе не желал ничем быть привязанным к земле саконов. Только пройти предгорьями и направиться дальше, в столицу, причем как можно скорее.
Словно вторя его мыслям, старший сакон сказал:
— Наше селение не очень далеко отсюда. Прошу, пойдем с нами. Войди в наш дом, омойся, раздели с нами трапезу!
— Вы чересчур добры ко мне. Я лишь помог путникам в беде. Так поступил бы любой на моем месте… — начал Аоранг.
Но по непроницаемым смуглым лицам саконов понял, что отвертеться от гостеприимства не удастся.
Мохнач вздохнул и склонил голову.
— Я войду в ваш дом и разделю с вами пищу.
— Восславим Тарка! Твоими руками, чужеземец, он спас нас сегодня, — произнес Чаухан, внимательно разглядывая мохнача. — Двадцать лет я торгую с Араттой, но ни разу не видел таких странных людей, как ты…
— А ты точно человек? — осторожно спросил Симах, разглядывая мохнача во все глаза. — Может, ты и есть Огнерукий? Почему ты явился из его святилища?
— Я прятался там от потока, — хмыкнул Аоранг. — Каждому краю — свой небесный владыка. Но я — жрец господа Исвархи. Именно его я буду славить за то, что он дал мне спасти вас.
— Исварха так Исварха, — благодушно согласился Чаухан. — Мы тоже чтим солнечного бога арьев.
— Чью золотую колесницу и солнечное копье выковал Огнерукий Тарк, — уточнил Симах.
Аоранг решил, что для богословского спора сейчас не место и не время.
«Чуть не посчитали меня за бога! Что они еще скажут, когда вернется Рыкун?» — усмехнувшись, подумал он.
Идти в гору по размытой дороге не понадобилось. Аоранг как раз прикидывал, выдержит ли подъем старший сакон, как увидел толпу, спешившую в сторону торжища. Уцелевших едва не задушили в объятиях; крики радости чередовались с плачем по утонувшим. Настороженные и даже недобрые взгляды на чужака сменились широкими сердечными улыбками, когда Чаухан объяснил, кто такой Аоранг и что произошло на дороге.
— Люди из Менди-Саконы очень встревожились из-за водяного вихря, — переводил мохначу Симах. — Опять над Гремящей горой пролился, да такой большой — прежде не бывало! Я думаю — Змей море выпил, стал тяжелый, полетел на Гремящую гору и немного воду не донес. Вот и пошел поток не в ущелье, как раньше, а по дороге… Родичи по нам уже погребальные песни складывать начали…
— Так водяной Змей уже не первый раз к вам летает? — с любопытством спросил Аоранг. — И все в одно и то же место?
— Бывает, — ответил вместо сына Чаухан, кинув суровый взгляд на юношу.
Симах смущенно умолк и больше не проронил ни слова.
Дорога привела в каменистую горную долину, где гулял ветер. Повсюду бродили козы, объедая первую листву на колючих кустах. Аоранг не сразу заметил селение. Приземистые каменные дома с плоскими крышами словно вырастали из скалы. На солнечных склонах зеленела трава и цвели плодовые деревья. Пахло дымом — и не только сухим пометом, которым топили очаги. Аоранг повел носом, узнавая знакомые запахи кузницы.
Мохнач сразу угодил в заботливые руки. Ему натопили баню, приготовили одежду взамен грязной и мокрой. Новая одежда, к удивлению Аоранга, оказалась ему впору — коренастые саконы были схожи телосложением с мохначами.
Пока он мылся и переодевался, в саду уже накрыли стол. Когда позвали обедать, Аорангу показалось, что во дворе собралось все селение. Как позднее узнал мохнач, ничего необычного в этом не было — выставить угощение и созвать род на посиделки, по радостному ли поводу или по печальному, было любимым делом у саконов.
Нынче были причины и для печали, и для радости. Двое погибли — а двое чудесным образом спасены. Следовало возблагодарить богов.
Встав во главе стола, Чаухан высоко поднял чашу во имя Тарка Молниерукого, приглашая его за стол — незримо разделить трапезу.
Все сидящие за столом тоже поднялись и сдвинули чаши, глядя в сторону Гремящей горы. Аорангу на миг померещилось, что они и в самом деле видят Тарка, что возникает из воздуха, подходит и садится пировать с людьми.
Следующую чашу Чаухан поднял за предков. На этот раз гости повернулись в другую сторону, к горам на другой стороне долины, и каждый плеснул на землю немного вина.
— В той стороне стоит башня Пепла, — тихо объяснил мохначу Симах. — Там мы храним священный прах предков. Непременно надо угостить их, не то обидятся…
Аоранг покивал. Как же не почтить дедов? Вольные мохначи тоже оставляли им часть с каждой охоты.
Потом, кряхтя, поднялся самый древний из родичей. Он поднял чашу за здоровье и долголетие всех живых.
А дальше говорили здравицы все по очереди. Почтили Господа Солнце, восславили Аоранга, провожали души утонувших, выпили за спасение Чаухана и его сына…
Торжественные речи чередовались полными чашами сладкого вина. Симах шепотом объяснял Аорангу происходящее. Тот вслушивался и пил, и с каждой новой чашей ему казалось, что он все лучше и лучше понимает язык саконов.
— Мы из младшего Огненного рода, — рассказывал Симах. — Три Огненных рода — самые древние и почтенные в Менди-Саконе. Тарк своими руками создал нашего предка прямо из священного огня на Гремящей горе.
— Той, куда летает водяной Змей?
— Да… Но ты лучше послушай наш сказ. Так-то это очень красивая песня, но я переложу своими словами… В древние времена, когда людей на свете еще не было, богам приходилось самим добывать себе еду. Ты ведь знаешь, что боги питаются жертвенным дымом? Ах, ну да, ты ведь жрец… И тогда Тарк решил создать людей. Спустился с небес на Гремящую гору, сложил там жертвенник, спел священные песни творения, вырезал из дуба человечка и кинул в огонь. Тут в огне возникла пылающая тень с мечом в руках. Так появился первый из саконов. Он оказался воином.
— Воином? — удивился Аоранг.
— Слушай дальше! Тарк остался не вполне доволен. В мире и так было довольно тех, кто разрушает. Бог наклонился к пламени и дохнул на него. Из его дыхания возникла тень со свитком в руках. То был Знающий. От него пошли люди второго Огненного рода, им ведомы все тайны земного мира и некоторые небесные…
А потом Тарк понял, что не хватает главного! Есть тот, кто владеет знанием, и тот, кто сражается, — но нет того, кто создает! И тогда он высек из камня третьего человечка и назвал его Чаухан — «Четырехрукий». Это имя дается за великие умения. С тех пор наш род славится кузнецами…
За длинным столом сидели только мужи: старшие, самые важные, во главе, молодежь — на дальнем конце.
— А где женщины и дети? — подивился Аоранг.
— Вон у них свой стол. — Симах указал в сторону цветущего сада за домом, где среди зелени слышались звонкие голоса и пестрели яркие тканые юбки. — Сюда им нельзя.
Аоранг молча покачал головой.
— Думаешь, это неуважение? — догадался Симах. — Я такое слышал от ваших. Однажды побывал на застолье у хлапов, там сидели все вместе.
— А разве не так должно быть? Не пускать за стол тех, кто сготовил пищу…
— Таковы уж наши обычаи! Ведь женщины и мужчины… ну, они совсем разные. Женщины и думают, и чувствуют по-другому. У них свои занятия, свои песни… У женщин даже язык не очень похож на наш, мужской!
— Вот чудно! А как же любовь, дети?
— Да, конечно, когда парни и девушки входят в возраст, родители устраивают им свадьбы. У меня тоже есть невеста, хотя я ее видел всего пару раз… Но после свадьбы все становится как раньше. Мальчиков растят мужчины, девочек — женщины. Всякий дом состоит из двух половин, разделенных стеной…
— Вы как два разных народа, что живут по соседству, — подивился Аоранг. — Много где я странствовал, но такого не встречал.
Симах развел руками:
— У нас вот так, и это правильно и хорошо. Так боги заповедали! А если нарушать заповеди богов — начинаются страшные беды! Было у нас одно семейство, жило торговлей с накхами. Отец часто ездил в Накхаран по делам. Однажды вернулся оттуда с девочкой-сироткой — подобрал из жалости на дороге…
— И что?
— А ничего. Нет больше той семьи, — буркнул Симах, кинув боязливый взгляд на отца. Явно сообразил, что опять сболтнул нечто запретное.
«Экие скрытные», — фыркнул про себя Аоранг.
Потом он узнал, что саконы в самом деле все такие — особенно кто постарше. Говорят ровно столько, сколько нужно, а прочее клещами не вытянешь. Симах же был еще молод и доверчив. К тому же успел повидать мир — ну, хотя бы побывал на застолье у хлапов…
Аоранг, пользуясь тем, что старейшины поглощены разговором и здравицами, пересел от них поближе к молодежи и снова принялся выспрашивать юного сакона.
— Так что за гора-то это? Как ее — Гремящая? Что в ней особенного?
— Это священная гора, — сдержанно ответил Симах. — Люди верят, что некогда Тарк метнул в нее свой молот. Может, в Змея целил.
— Если в Змея, то это был Исварха! — со смехом отозвался кто-то из юношей. — И не молот, а солнечное копье!
— Звезда туда упала, — с важностью заявил третий юнец. — Звезды иногда падают в горах. Потом мы находим в том месте небесное железо. Оно не ржавеет, клинки из него почти не тупятся…
— Это правда, — подхватил Симах. — Из небесного железа куют великое оружие! Знаменитые парные мечи рода Афайя — из такого металла. Мой прадед их сковал. Им нет цены в мире…
— Уже не парные, — вмешался его приятель. — Один из этих мечей бывший саарсан Ширам отдал мертвецам, чтобы пройти в снежную бурю через Арза Эреди. Ну а второй, верно, и ныне при нем…
— Да и зачем ему два меча, однорукому? — подхватил кто-то, уже подпивший.
— Погодите… — дрогнувшим голосом попросил Аоранг, когда Симах перевел ему слова родичей. — Однорукому? Я ничего об этом не знаю!
— Не знаешь? — в свою очередь удивился Симах. — Да об этом всю зиму горы гудят! У накхов такое творилось! Хотя откуда вам знать, в вашей Аратте…
— Я слыхал, что Ширам потерял власть…
— И власть, и руку, и родню! Все из-за жены своей, царевны арьев. Вот послушай…
Рассказ длился долго. Сотрапезники дергали Симаха, добавляли что-то на своем языке, временами принимались хором петь нечто мрачно-торжественное… Уединенно живущие саконы были тем не менее прекрасно осведомлены о том, что творилось у их воинственных соседей. Страсти минувшей зимы были переложены в песни и разлетелись по всему Накхарану. Аорангу спели и жутковатую песнь о брате-мертвеце, и почти сказочную — о царе волков, присягнувшем Шираму. А еще — о предательстве Аршага, о совете Двенадцати Змей и белой кобре… Закончили же совсем новой песнью о том, как саарсан спорил за жену-чужеземку с самой Матерью Найей в ее подземном дворце. Мать Найя, конечно, была недовольна таким попранием обычаев. Она едва самолично не пожрала царевну Аюну, но Ширам выкупил ее, пообещав отречься от престола и навсегда покинуть родину…
«Бедная Аюна, сколько ей довелось перенести! — ужасался Аоранг, слушая пересказы Симаха. — И если правда то, что сказал Ашва… что она еще и беременна…»
Переживая за Аюну, мохнач поймал себя на том, что чувствует за нее гордость. Среди тяжелых испытаний она повела себя так, как должно солнцеликой царевне. И преданность Ширама — тому доказательство. Аоранг знал саарсана как человека жесткого, безжалостного, едва ли способного на любовь. Однако сейчас не мог отрицать: накх повел себя как человек чести. Он готов был стоять за супругу против родичей и всего мира, даже против богов.
«Они поистине заслужили друг друга, — с печалью думал Аоранг. — Теперь Ширам снова при дворе государя… Что ж, пусть Исварха дарует им счастье…»
На миг мохначу совершенно расхотелось возвращаться в столицу. Но он вспомнил о наступающих с юга водах, и решимость мгновенно вернулась к нему. Там же Аюна! Он должен спасти ее!
Очередная полная чаша словно сама собой возникла перед мохначом. Смеркалось, небо усыпали звезды. Застолье за женским столом давно закончилось, за мужским же вовсю продолжалось. Песни, то грустные, то веселые… Хоровод смуглых лиц…
В какой-то миг Аоранг обнаружил, что лежит на траве, заботливо укрытый чьим-то плащом. «Какие славные люди», — засыпая, подумал он. Яркие звезды висели совсем низко, подмигивая ему с небес.
Глава 3Тайна Гремящей горы
Аоранг стоял перед наковальней, сжимая в руках тяжелый кузнечный молот. Сердце его стучало от волнения. Только что Симах сложил железные пластины, ухватил клещами и сунул в горн. Нажал ногой на рычаг, нагнетая воздух в мехи. Подождал, пока металл запылает так же ярко, как само пламя в горне, густо посыпал каким-то черным порошком и снова опустил в пламя.
И вот разгорается сияющий слиток огня — поковка, как назвал ее юный сакон. В скором будущем ей предстоит стать таким же дивным кинжалом, какой Аоранг вчера увидел в доме Чаухана. По поводу которого, не желая ничего дурного, сказал нечто очень неудачное… А ведь хотел похвалить…
«Какая изысканная рукоять, — заметил он тогда, разглядывая висевший на стене кинжал в ножнах. — Вероятно, и клинок ей не уступает…»
Чаухан, усмехнувшись, снял оружие со стены и показал лезвие, вытащив его на несколько пальцев.
«Какая благородная форма, — принялся восторгаться мохнач. — Какие красивые накладки…»
«Накладки?» — поднял бровь Чаухан.
«Я имел в виду вот эти узоры на клинке — тут полосы, там извивы… Наверно, непросто было нанести на железо такой сложный орнамент?»
Чаухан тогда ничего не сказал — лишь переглянулся с сыном. А на другой день Симах позвал названого родича в кузницу.
«Хочешь поработать подмастерьем? Кое-что увидишь своими глазами…»
Аоранг с охотой согласился.
…Симах достал из горна полыхающую поковку, положил ее на наковальню. Ударил молотом и приказал:
— Бей!
Они принялись бить по очереди: сакон молотом поменьше, Аоранг — тяжеленной кувалдой. Мохнач внимательно смотрел, куда ударяет молот Симаха, и наносил удар туда же. Если немного промахивался с непривычки — сакон точным ударом исправлял огрехи подмастерья. В перерывах между ударами было слышно, как Симах что-то тихо поет — должно быть, заклинания…
Пылающий брусок понемногу уплощался. Искры летели во все стороны, прожигая черные точки в кожаных передниках, оставляя мелкие укусы на незащищенной коже.
— Бей, Аоранг!
Несколькими ударами сакон сложил заготовку вдвое, густо посыпал угольным порошком, снова сунул в горн.
— Сейчас — бей изо всех сил!
Аоранг обрушил кувалду на поковку. Во все стороны брызнули снопы искр. По раскаленному металлу текли огненные капли…
— Хорошо! — крикнул Симах. — Железо плачет — очищается!
Он снова сложил заготовку пополам, и снова, и снова. Пламя в горне гудело, взвиваясь. Аоранг бил и бил. Мохнач скоро потерял счет, сколько раз складывали металл. Раз пятьдесят, наверно. Аоранг обливался потом; его руки, чуть ли не впервые в жизни, дрожали от усталости. «Как саконы терпят такой жар? Они ведь тут целыми днями… Ух, как прожгло!» Он поглядывал на Симаха, но тому будто дела не было до жара и ожогов — только пламя плясало в черных глазах.
— А теперь не бей!
Аоранг, тяжело дыша, опустил кувалду.
— Бери вороток!
Симах положил на наковальню раскаленную поковку. Багровая на дальнем конце, ближе к Аорангу она начинала светиться желтым, а ее ближняя треть пылала, словно полуденное солнце.
— Надевай вороток! — приказал Симах. — А теперь крути! Крути! Медленней! Медленней… Стой! Готово!
Аоранг перевел дух, глядя на скрученный в тугую спираль металл. Кажется, ему удалось все сделать правильно и не испортить Симаху целый день труда.
Теперь он начинал понимать, откуда на кинжале Чаухана взялись «узоры»…
— Дальше тебе нельзя, — весело сказал тот, откладывая остывающую заготовку. — Дальше уже будет работать отец, а я буду ему помогать. Ну а сейчас пошли отдохнем…
Возле кузницы под навесом стояла бочка с водой. Аоранг вышел, глотая воздух, снял кожаные рукавицы и принялся плескать водой в горящее от жара лицо. Отняв руки от лица, расхохотался, — кажется, он только сильнее вымазался. Весь в грязи, поту, копоти, мелких ожогах, волосы паленые… Настоящий кузнец!
«Пора отправляться в путь, — подумал он. — Я и так тут задержался. У саконов хорошо, но потоп ждать не будет… Да и Рыкун… Сколько он еще будет меня ждать?»
Аоранг знал, что Рыкун бродит в горному лесу поблизости от селения. Он слышал его тоскливый зов вчера ночью. К сожалению, саконы тоже его слышали и очень насторожились. В Накхаране водились горные львы. Как бы саконы не решили, что в их долину забрел такой лев… А если Рыкун еще вздумает таскать их коз…
— Потом покажу тебе, как снимать окалину… — начал Симах, но вдруг осекся и с тревогой посмотрел вдаль.
— Слышал? За горами гремит!
Аоранг выглянул из-под навеса, всматриваясь в горы на западе долины. Но небо было ясным, лишь кое-где тронутым легкими облачками.
— А что такое? Думаешь, опять водяной смерч?
— Не хотелось бы! Вот только он нас в последнее время часто навещает… Только с начала весны уже трижды, да каждый раз все сильнее! Лишь бы снова речку не раздуло…
Аоранг задумчиво почесал подбородок. Борода у него, как у всех мохначей, росла еле-еле, и он даже не подпалил ее в кузнице.
— А где эта ваша Гремящая гора? — внезапно спросил он. — Далеко?
— Вон она. — сакон с поклоном указал на куполообразный холм в южной части долины.
Аоранг мысленно измерил расстояние. До холма было не то чтобы рукой подать, но дойти и вернуться обратно дотемна вполне получилось бы. Холм выглядел весьма необычно — этакий наклонный конус с плоской вершиной. Вокруг все уже начинало зеленеть, но на ровных склонах холма не росло ни травинки — он стоял голый, угольно-черный. Аоранг приметил этот холм давно, еще когда они только пришли в долину, но подумал, что он рукотворный, вроде огромного кургана. Так это и есть их знаменитая Гремящая гора! И какая странная у нее верхушка, словно срезанная…
— А что там наверху? — спросил мохнач.
— Откуда ж мне знать? — удивился Симах. — Это священная гора, туда нельзя подниматься!
— Почему?
— Мы же тебе рассказывали. Сам Тарк разводил там огонь и творил людей из пламени. Это место для богов, не для смертных! Так сказали наши Знающие — а им известно все!
Аоранг хмыкнул и вновь погрузился в раздумья, не сводя взгляда с холма.
— А вот скажи, Симах, не бывало ли такого, чтобы туда часто били молнии?
— Вроде нет…
— И саконы не находили вокруг таких маленьких железных капелек?
— Понимаю, к чему ты клонишь, — кивнул юноша. — Думаешь, туда звезда упала? Нет там небесного железа! Еще мои предки все вокруг обошли с лозой. И молнии туда не бьют.
«Но даже если бы и били, — подумал Аоранг, — это никак не объясняет, почему на священную гору повадился летать водяной Змей…»
— Змей летит туда и над горой рассыпается, — задумчиво проговорил он вслух. — Видно, его что-то туда притягивает…
— Или кто-то его посылает! — добавил Симах.
Еще некоторое время названые братья молча смотрели на холм. За горами снова глухо пророкотало, но небо оставалось безоблачным.
— Мы уже и Кузнецу молились, — проговорил Симах. — Просили — избавь нас от Змея! Ходили к Знающим, носили дары. Те велели на гору не ходить и от Тарка отстать. Дескать, это его место, ему и Змея гонять, а вы, кузнецы, не лезьте. Но делать-то что? Кажется, Тарку до наших бед вовсе дела нет…
— А вы помолитесь Исвархе, — не удержался Аоранг. — Он бог среди богов!
Симах покосился на мохнача.
— Старейшины тут давеча держали совет, — заговорил он. — Обсуждали, не послать ли за помощью к накхам, раз уж Знающие от наших бед отмахнулись. Тут есть подземный храм Матери Найи — не очень далеко, во владениях рода Хурз. Сказать им — ваш Предвечный Змей на нас водяные вихри насылает, сделайте что-нибудь! Но с чего бы найинам перечить воле Отца-Змея? А вот ты, Аоранг…
— А что я?
— Сам же говорил, что ты жрец Исвархи.
— Бывший!
— Не бывает бывших жрецов, — строго сказал Симах. — Исварха или слышит тебя, или нет.
— Ты к чему клонишь? — насторожился Аоранг.
— К чему, к чему… Вот и яви нам силу солнечного бога! Арьи же говорят, что Исварха царь богов — поэтому мир и принадлежит им, а не другим народам. В этом есть смысл…
— Ты ведь не сам это придумал!
Симах отвел глаза:
— Верно, не сам. Но и старейшины мне ничего не поручали. Я ж говорю — вчера был совет. Одни говорили: неспроста в наши земли явился чужеземец! Это боги его послали, чтобы спасти Менди-Сакону. Нам богами запрещено на гору подниматься — а ему-то нет! Другие возражали: вот пошлем туда чужака, Змей еще пуще разгневается и вовсе нас затопит! А утром батюшка мне и говорит…
— Ясно, — усмехнулся Аоранг. — Хотите, чтобы я взошел на гору, но как бы по своему почину. Тогда и отвечать перед богами не вам, а мне.
— Тебя привела дорога, она же и уведет, а нам тут жить, — развел руками Симах. — Вдруг получится? Ты реку одолел, кузнечный огонь был к тебе милостив — вдруг, по воле Исвархи, ты сумеешь прогнать Змея? Уж поверь, саконы такое великое добро вовеки не забудут!
— Верю, — широко улыбнулся Аоранг. — И на гору вашу заповедную поднимусь. Если что, я и так туда хотел пойти. Прогоню Змея, не прогоню — а поглядеть, что там такое, ужасно любопытно!
— А то! — глаза юного сакона вспыхнули. — Я провожу тебя. Наверх не полезу, но внизу постою… — Он оглядел горизонт на западе. — Небо чистое, грозы не будет. Пошли собираться!
— Ого, какая высокая! — с почтением и страхом выдохнул Симах, задирая голову. — Я так близко никогда не бывал. Издали-то она поменьше…
Черный конус застилал солнечный свет. В воздухе висело нечто давящее, словно перед грозой, дышалось с трудом. Аоранг был уверен, что источник этих ощущений — именно Гремящая гора. От нее веяло смутной угрозой — как будто в ней скрывалось нечто пусть не враждебное, но очень опасное.
«Может, их Знающие в чем-то и правы», — подумал Аоранг.
Вслух же, чтобы подбодрить Симаха, беспечно сказал:
— Не такая уж и большая — локтей сто, не больше… Теперь понятно, почему тут не растут деревья!
Вблизи холм оказался нагромождением будто раздробленного черного камня. Между крупными глыбами уже набралось порядком земли. Кое-где пробивались кустики.
«Как он возник? — подумал мохнач, измеряя взглядом холм. — Будто его тут нарочно насыпали!»
— Ну что, полезешь? — дрогнувшим голосом спросил Симах.
— Давай-ка для начала обойдем этот холм по кругу!
Юноши пошли вокруг холма. Шли неспешно, пробираясь через низкий кустарник, обходя вросшие в землю черные валуны.
— Вон там, — указал Симах, когда они огибали холм с запада, — видишь, опушка леса? Там протекает та самая речка, которая нас чуть не погубила. Значит, вода с Гремящей горы течет прямиком туда…
— …по вот тому руслу, — добавил Аоранг, указывая на промоину в западном склоне холма. — Видишь, выемка на вершине? Это вода, которую изливал Змей, проложила себе ход!
В самом деле, с западной стороны холма вершина была размыта. Длинный грязный язык протянулся по склону, уходя в долину.
— Ого! Там наверху что-то вроде чаши! — взволнованно воскликнул Симах.
— Даже не сомневался, что она там есть, — кивнул Аоранг. — Ну что, полезли?
— Нет-нет! — попятился юный сакон. — Мне нельзя! Я тебя тут подожду, посторожу…
— Чего посторожишь? — рассмеялся Аоранг. — Чтобы Змей незаметно не подлетел?
— Не знаю… Тарку помолюсь…
— Ладно, я полез.
По западному склону Аоранг решил не подниматься, хоть тот выглядел более пологим, — опасался увязнуть в грязи размыва. Карабкаться было непросто. Камни все время осыпались под ногами, со зловещим шорохом катились вниз. Время от времени Аоранг наклонялся, внимательно рассматривая булыжники. Их форма тоже о многом говорила…
Наконец мохнач поднялся на самый верх и огляделся.
«Ага! Так я и думал!»
Он стоял на бровке небольшого круглого кратера глубиной локтей десять. Дно было ровным, тоже усыпанным черными булыжниками. На дне стояли лужи, камни блестели, словно отполированные.
«Конечно, вода все смыла… Стало быть, удар пришелся прямо сверху — если бы скользящий, кратер остался бы вытянутым, а не круглым. Камни оплавлены… Удар огромной силы, невероятный жар…»
— Ну чего там? — донесся слабый крик снизу.
— Поднимайся, сам увидишь!
Аоранг был почти уверен, что Симах наверх не полезет, и спокойно спустился в кратер. Но вскоре с веселым удивлением заметил над краем выемки лицо молодого сакона.
— Да я вижу, тебя не разразило молнией и подземный жар не сжег, — смущенно объяснил тот. — Но внутрь, в эту яму, я не полезу, даже не думай.
— Как хочешь, — пожал плечами мохнач.
Он поднялся на кромку, и они уселись рядом. Аоранг думал, Симах пыхтел от волнения.
— Ты когда-нибудь видел места, где падали звезды? — спросил Аоранг.
Симах помотал головой.
— Звезда, падая, оставляет в земле яму. Большая звезда — очень большую яму! Все эти камни были выбиты наружу при ударе. Смотри, там камни аж спеклись…
— У нас в южном Накхаране есть огненная гора, — сказал Симах. — Из нее иногда валит черный ядовитый дым и льется расплавленный камень…
— Не, не похоже… Не видно, чтобы здесь текла и застывала лава. Это был удар, Солнцем клянусь… Ты меня слушаешь? — спросил Аоранг, с тревогой поглядев на сакона. — Тебе нехорошо?
Тот так резко побледнел, словно собирался вот-вот потерять сознание. На лбу выступили капли пота. Застывший взгляд был устремлен на запад.
— Там… — беззвучно прошептал он, вытягивая руку.
Из-за гор, клубясь в небе, надвигалась черно-синяя туча. Вернее, целое войско туч, одна страшнее другой. Внутри то одной, то другой вспыхивали синеватым светом молнии, делая черноту прочих еще непрогляднее. Налетел влажный шквал, словно выдох исполинского существа. Даже Аорангу стало жутко. В своих странствиях он никогда не видал ничего подобного. Туча казалась хищником, который выбрал жертву и устремился к ней, выпустив когти и распахнув пасть…
— Это гроза, просто сильная гроза, — бормотал он, пытаясь взять себя в руки. — Идет сюда… очень быстро! Бежим!
— Прости, Тарк! — вырвался вопль у Симаха. — Мы пропали, мы совершили кощунство, мы погибнем! Гнев богов идет на нас!
— Бежим, пока нас не смыло, к дивам!
Аоранг схватил сакона за плечо, пытаясь заставить встать на ноги. Тот бессильно повис, пытаясь пасть ниц перед наступающей грозой. Взгляд его блуждал, изо рта вырывались бессвязные возгласы. Аоранг, ругаясь, перекинул его через плечо и в туче катящихся камней начал спуск.
— Змей нас пожрет…
— Это не Змей!
Все звуки потонули в стремительно нарастающем грохоте ливня. Стена дождя обрушилась на святотатцев. Струи лупили по голове и плечам, пригибая к земле, ветер сбивал с ног. На обоих юношах были плотные саконские войлочные плащи, в каких можно ночевать на снегу, но даже они промокли насквозь и только тянули к земле, мешая движениям. Аоранг уже не спускался, а скользил, пытаясь удержаться на ногах. «Хорошо, что не пошли по западному склону, — промелькнула мысль, — нас бы уже смыло, к дивам…»
Прямо перед ними возник блестящий от дождя черный валун. Мохнач едва успел выставить руки, чтобы не расшибиться о камень. Зато хоть скольжение остановилось. Аоранг скорчился у подножия валуна, крепко держа потерявшего сознание сакона. Из опыта он знал — такой сильный дождь должен пролететь быстро.
Так и оказалось. Ливень прекратился так же внезапно, как начался. Грохот резко затих, превратившись в шелест, тяжесть падающих струй ослабла, а потом и вовсе превратилась в морось. Аоранг поднял голову. В низком сером небе тучи очень быстро неслись на восток. В их разрывах уже проглядывало голубое небо.
— Кажется, все, — прошептал Аоранг. — Эй, Симах, просыпайся! Гроза миновала…
В этот миг расходящиеся тучи пронизал луч солнца. Он возник лишь на миг, но в ответ ему из кратера ударил десятикратно более яркий свет!
Потом тучи накрыли солнце, и мир снова окутала тень.
Аоранг несколько раз моргнул, ослепленный вспышкой.
— Что это было? — пробормотал он. — Дружок, полежи-ка пока здесь…
Он осторожно уложил Симаха около камня и полез наверх. Более тяжелого подъема у него давно не бывало — хуже только подниматься по ледяной горке. Но вот он наконец выбрался на бровку и осторожно поглядел внутрь кратера.
— Так-так… Что это там?
Ливень еще сильнее повредил западную сторону кратера, унеся часть камней в долину. В самом глубоком месте кратера, посреди каменной россыпи, что-то обнажилось… Что-то, ранее скрытое.
Аоранг, не раздумывая, съехал вниз. Вскоре он уже стоял, наклонившись, над странной вещью — а это была именно рукотворная вещь…
«Откуда это здесь? — думал он, рассматривая торчащий из гравия округлый край чего-то вроде колеса, перемазанного в черном крошеве, глине и земле. — Уж точно не с неба упало. Тут при ударе камни плавились… Видно, кто-то принес позже… и закопал…»
Аоранг принялся раскапывать находку. Вскоре он извлек из земли странный дискообразный предмет. Извлек не без труда — вещь оказалась очень тяжелой.
«Это не колесо и не щит, — думал Аоранг, выдыхая. — Ни один воин не поднял бы этакую тяжесть! Видно, бронзовое…»
Он сгреб горсть мелкого гравия и принялся тереть боковую грань. Вскоре из-под грязи сверкнул знакомый металл.
«Да это же золото! — понял потрясенный Аоранг. — Золотой диск размером с тележное колесо!»
Он все еще глядел на находку, когда в небе вновь разошлись тучи. Мир озарился теплым светом… А дальше Аоранг ничего не понял. Ему показалось, будто у него в руках взорвалось солнце. Невыносимая вспышка ослепила его. Полыхнуло жаром, земля дрогнула под ногами. Наощупь, вслепую, Аоранг сорвал с себя войлочный плащ, набросил на сияющий диск и упал рядом, зажимая ладонями глаза и взывая к Исвархе.
Его привел в себя встревоженный голос Симаха.
— Аоранг! Ты живой?! Что случилось?
— Не разворачивай, — бормотал мохнач. По его щекам текли горячие слезы, — по крайней мере, он надеялся, что это слезы, а не кровь. — Главное, не разворачивай!
Глава 4Башня знающих
Зрение начало возвращаться к Аорангу через два дня.
Все это время он пребывал в смертельном страхе, что оно не вернется вовсе. Все, что он мог видеть, — расплывчатые пятна света. А когда жмурился, перед ним возникал черный круг.
Впрочем, все могло закончиться намного хуже, если бы не Симах. Мохнач был невероятно благодарен названому брату. Он очень хорошо понимал, чего стоило сакону переступить через свой страх, забраться в кратер и помочь ему, слепому, выбраться оттуда.
Симах тащил Аоранга за собой, подсказывал, куда ставить ногу, когда мохнач оступался. И при этом не переставая бранил его. Боги уже наказали Аоранга, лишив его зрения, а тот все равно не желает расстаться с золотым диском! Завернутый в два шерстяных плаща, крепко перемотанный веревкой, которую запасливый Симах взял с собой, диск был до ужаса неудобен и тяжел. Только нечеловеческая сила мохнача позволяла нести его.
— Проклятый кусок золота! Видно, дивы отлили его в своих адских кузнях! — спотыкаясь, стонал Аоранг.
— Не ругай божественную вещь! — едва не плача, уговаривал мохнача Симах. — Раз уж унес его, так хоть не кощунствуй!
— Да почему ты думаешь, что этот диск принадлежит богам?
— А что еще могло лежать на вершине священной горы?!
— Он совершенно чуждый и горе, и, возможно, этому миру! — остановившись, воскликнул Аоранг. — С неба упало нечто, от удара превратившееся в пыль, — а на диске ни царапины! Гора пыталась избавиться от него, смыть его с себя — неужели не ясно?!
Симах озадаченно умолк.
Когда они спустились, — а точнее, съехали с горы, — силы оставили мохнача. Почти теряя сознание, он всей тяжестью повис на плече сакона, но диск так и не отпустил. Симах, ругаясь, дотащил его до тропы, по которой они шли к горе. В это время как раз начало темнеть. Симах оставил названого брата под деревом у обочины и побежал в селение за подмогой.
Аоранг не помнил, как ждал его и сколько прошло времени. Ему становилось все хуже. К слабости прибавилась лихорадка — мохнача трясло так, как никогда в жизни. Волнами накатывала тошнота, перед глазами вновь и вновь в ослепляющей вспышке возникал черный круг…
— Что ты такое? — бормотал он, сжимая находку. Должно быть, то были уже видения — но Аорангу казалось, что диск понемногу нагревается. Под конец мохнач готов был поклясться, что слышит биение сердца внутри свертка — хотя, скорее всего, то было его собственное сердце.
«Он живой, — плыли мысли, то ли рождаясь в недрах помраченного сознания, то ли приходя извне. — Он не хочет зла, но причиняет его… Он причинял боль и страдал сам… Он голодный, очень голодный! Он тянет из меня силу… Еще немного, и он попросту убьет меня…»
В миг просветления в памяти Аоранга возникла притча, еще из тех времен, когда он мальчишкой учился в храмовой школе.
«Некий жрец имел заветную мечту: узреть господа Исварху в его истинном облике. Много лет он молился об этой милости. Наконец господь Исварха внял его дерзкой просьбе и явился ему во всем своем грозном величии. В тот же миг глаза жреца лопнули, а потом священный звездный жар спалил его на месте. И осталась от самонадеянного жреца лишь кучка пепла…»
Если бы Аоранг осознавал окружающее, то понял бы — Симах с подмогой вернулся очень быстро. Родичи, зная, куда пошли парни, сразу после внезапного ливня устремились к ним на помощь.
Лишь когда Аоранга начали трясти, пытаясь разжать окостеневшие на свертке руки, он очнулся.
— Что ты натворил, названый сын?! — услышал он расстроенный голос Чаухана. — Вот уж воистину все беды от чужаков!
— Аоранг не виновен! — возмущенно отозвался Симах. — Вы бы видели… Ливень размыл гору и явил на свет нечто ужасное!
— Мы все видели вспышку!
— Если бы не Аоранг, неизвестно, что сталось бы с нами всеми дальше. Гремящая гора пыталась исторгнуть из себя эту вещь, что сейчас укрыта плащом. Она опасна… Ее надо показать Знающим!
Чаухан помолчал, пошептался с родичами.
— Сын, ты прав. Находку надо показать жрецам. Аоранг, дай сюда…
Аоранг вцепился в сверток:
— Только не смотрите на него! На него не должен упасть луч солнца!
— Мы не будем смотреть, — пообещал Чаухан. — Давай сверток и вставай. Мы отведем тебя домой.
…На пятый день Аоранг уже мог видеть, но его глаза все еще не могли перенести дневной свет. Он сидел в спальне с закрытыми ставнями и менял успокаивающие травяные примочки на веках. Симах каждый день приходил к нему, сидел рядом, рассказывал всякие истории.
— Где диск? — первым делом спросил Аоранг. — Вы его не разворачивали?
— Нет конечно! Не беспокойся, брат. Старейшины сразу отвезли его в соседнюю долину. Там есть башня Знающих — помнишь, саконский род, появившийся из дыхания Тарка? Они хранители имен, они знают прошлое и порой видят будущее. Тамошняя башня — одна из самых древних в Менди-Саконе. Им и отдали золотой диск — пусть разбираются.
Аоранг вздохнул:
— Как бы на месте той башни не появилась новая Гремящая гора с вот такенным кратером посредине!
— Уже шесть дней прошло. Пока тихо, — задумчиво ответил Симах. — Ни вспышек, ни землетрясения… И знаешь что — с тех пор ни разу не было ни грозы, ни ливня! И водяной Змей не прилетал!
— И не прилетит, — кивнул Аоранг. — Ваша гора очистилась.
На следующий день, пользуясь тем, что день выдался пасмурный, Аоранг прогуливался по двору, приучая глаза к свету. Там к нему подошел Чаухан.
— Нас зовут на беседу Знающие, — кратко сказал он. — Тебя и меня. Завтра.
— Гм, это не слишком похоже на приглашение…
— Можешь так считать, — буркнул кузнец. — Знающие могут себе позволить не выбирать выражений. Впрочем, ты не сакон и не обязан слушаться их по первому слову…
— Но ты ведь пойдешь?
— Конечно.
— Тогда и я пойду. — И Аоранг, усмехнувшись, добавил: — Одно хорошо — если Знающие зовут нас завтра, значит башню не разорвало и они еще живы. Чего они от нас хотят? Надеюсь, не потребуют, чтобы я развернул диск? Так вот, я не буду.
Чаухан лишь молча пожал плечами.
На другой день на рассвете они вышли в путь. Пошли пешком по извилистой тропе, уводящей в горы, к перевалу на севере. Аоранг уже заметил, что саконы предпочитают пешие путешествия. Были у них упряжные быки, но их использовали только для перевозки тяжелых грузов. По сути, и настоящая дорога в Менди-Саконе была всего одна. По ней все время тянулись запряженные быками возы. Дорога вилась из долины в долину, время от времени разветвляясь — то в земли накхов, то в Аратту…
Путь занял полдня. Пройдя через перевал, путешественники спустились в соседнюю долину. В середине ее высился пологий, сплошь застроенный холм. У Аоранга зарябило в глазах от множества черепичных крыш. Холм венчала круглая, толстая каменная башня с плоской крышей.
— Вон она, башня Знающих, — указал Чаухан.
Они вошли в большое селение и снова долго поднимались, петляя в лабиринтах узких улочек. Башня нависала над горой, будто росла с каждым шагом.
— Это же настоящая крепость, — отметил Аоранг, глядя на нее. — Вместо окон — бойницы…
— Никто и никогда не нападал на башни Знающих, — строго ответил Чаухан. — Мы уж и не вспомним, когда саконы воевали между собой. А внешних врагов у нас нет. Это накхи вечно делят власть: то рубятся клан на клан, то травят друг друга в гостях, то засады устраивают… А у нас все спокойно. Мы другие люди — не дети Змея…
— И что, даже не бывает распрей между родами? — удивился Аоранг.
— Отчего ж, бывают. Но у нас так принято: старейшины обоих родов собираются, судят по справедливости и всех мирят. Лет пятнадцать назад была скверная история. Один юнец из чужого рода влюбился в женщину из нашего селения и решил ее украсть. Да не смог увести потихоньку, его догнали… и в драке погиб муж украденной женщины. Что началось! Два рода едва друг друга не перерезали! Но старейшины собрались и все решили. По их приговору убийца был сброшен в пропасть. Все жители обоих селений пришли смотреть на казнь. Я тоже там был. А сбрасывали парня со скалы его собственные братья, так-то…
— А с женой что стало?
— Э-э, как-то не задумывался…
Глухая стена закончилась каменной аркой без всякого признака ворот или решетки. Аоранг подумал, что авторитет Знающих здесь настолько высок, что ворота попросту не требуются. Путешественники вошли в первый двор, больше напоминающий каменный мешок. Никого там не встретив, они прошли глухим каменным коридором во второй двор, поменьше. Там Аоранг резко остановился.
Вход в башню тоже был просто темной аркой без ворот и запоров. Над входом, раскинув крылья, склонился бронзовый орел. Он нависал над аркой, хищно скосив вниз глаза и распахнув клюв. Будто, паря в небесах, заметил зайца в траве и собирался броситься вниз.
— Великолепное литье! — произнес Чаухан, заметив, что мохнач не сводит с орла взгляда. — Каждое перышко видно. И глядит, как живой! Ну, идем?
— Погоди, — тихо сказал Аоранг.
— Ты чего?
— Да вот напомнил он мне кое-что… В столичном храме Исвархи перед входом в покои моего наставника, святейшего Тулума, стоят бронзовые псы необычайно искусной работы…
— Может, их создали те же мастера, что отлили этого орла? — предположил Чаухан.
«Этого-то я и боюсь», — подумал Аоранг.
— Давай подождем здесь, — предложил он. — Пусть нас пригласят войти.
— Вполне разумно, — согласился сакон.
Гости остановились перед входом в башню, рассматривая зловещего орла. Ждать пришлось недолго. Вскоре в сумраке мелькнуло что-то белое, и во двор вышел молодой сакон. Его длинная, до земли, рубаха с широкими рукавами сразу говорила о том, что он не кузнец и не воин. На поясе у него висел бронзовый тул для пергаментов и чернильница, борода заплетена в косички, а длинные волосы распущены и перехвачены по лбу серебряным обручем.
Чаухан поклонился вышедшему почтительно, но не слишком низко:
— Мы прибыли по зову Знающих!
Сакон поклонился в ответ и протянул им две плотные ленты.
— Завяжите себе глаза, — приказал он. — Я проведу вас к престолу Огнерукого.
— Ну вот, — проворчал Аоранг, — мог бы сразу сюда пойти — не понадобилось бы и завязывать…
Знающий бросил на него острый взгляд, но лицо его осталось невозмутимым.
— Возьмитесь за руки, — сказал он. — И если входите с чистыми сердцами и помыслами — не беспокойтесь ни о чем.
Они долго шли, вслушиваясь в темноту, но не слышали ничего, кроме собственных шагов и дыхания. Иногда Знающий предупреждал о ступенях, и они то спускались, то поднимались. В конце концов у Аоранга возникло чувство, что их водят по кругу.
Наконец шаги зазвучали гулко, отдаваясь эхом под невидимыми сводами.
— Снимите повязки и склонитесь перед Тарком Огнеруким!
Перед взором гостей предстал большой зал без окон, с высоким сводчатым потолком, освещенный лишь несколькими факелами. А прямо перед ними высилось, сияя, огромное золотое колесо.
«Нет, не колесо! — тут же поправил себя Аоранг, пожирая глазами диковину. — Но как это назвать? Да никак оно в самом деле из золота?!»
Перед ним высилось нечто вроде алтаря. Его венчали две дуги, смыкаясь на чем-то вроде стержня, увенчанного огромным рубином.
«А-а-а, это же молот! — догадался Аоранг. — Значит, эти дуги — как бы руки, держащие его, а вон тот бородатый лик, отлитый в основании алтаря, — сам Тарк Огнерукий!»
Рубин начал медленно вращаться, постепенно разгораясь во мраке. Он вспыхивал и угасал, будто во тьме билось огненное сердце.
Чаухан стоял затаив дыхание, с глубоким восхищением разглядывая причудливый алтарь. То ли это был трепет перед дивным творением человеческих рук, то ли благоговение верующего — Аоранг не понял. Да и понимал ли сам Чаухан? В сущности, божественно прекрасное творение могло — и должно было — являться вместилищем нездешней красоты…
Так размышлял мохнач, но сам он не был особенно тронут. Видал он в столице и более впечатляющие рукотворные чудеса.
«Очень красиво — но ничто перед светящейся стеной из хрусталя в покоях Тулума. И уж тем более — перед золотыми вратами Исвархи в главном храме…»
Аоранг вспомнил изумительные Небесные Врата, что распахивались, выпуская сияющий солнечный диск… Серебряные птицы раскрывали крылья и пели, на бронзовых деревьях, играя самоцветами, распускались цветы, звучала неземная музыка… Тулум разрешал запускать Врата не чаще четырех раз в год. Дескать, поломается механизм, а чинить его потом кто будет?
«Неужели жрецы Исвархи заказывали священные Небесные Врата у огнепоклонников-саконов?»
Между тем к вращению золотого молота добавилось и вращение дуг — в противоположную сторону. Движение совершалось бесшумно и плавно, понемногу ускоряясь. Аоранг ощутил, что его самого вдруг повело вбок, будто он заснул стоя.
«Эге, а этот алтарь не так-то прост…»
Вдруг пульсирующий рубин ярко мигнул и погас. Зал погрузился в полную темноту.
Почти задремавший Аоранг вскинул голову. Это что еще такое?
— Эй! — окликнул он.
Никто ему не ответил, и больше никаких вспышек не было.
Наконец медленно, сами собой зажглись факелы на стенах. Пламя с тихим гулом выходило из железных рожков, понемногу усиливаясь, — такие чудеса Аоранг тоже видал.
Зал был пуст — ни Чаухана, ни молодого жреца. Алтарь тоже исчез.
— Ты прошел испытание, — раздался хриплый голос.
Из темноты вышел другой Знающий — заметно старше первого, с седой бородой и с золотым обручем на волосах.
— Какое? — спросил Аоранг. — Не заснул?
Знающий усмехнулся:
— Ты правильно опознал суть Стража. Конечно, он не испепелил бы вас, суньтесь вы в башню без дозволения. Честно говоря, мы даже не заливаем сейчас в его горло Слюну Тарка — она слишком дорогая, да и нет необходимости…
— Слюна Тарка?
— Липкая огненная жидкость, что горит, пока не сожжет все дотла… А у вас в храме Исвархи как ее называют?
Аоранг замешкался с ответом. Вообще-то, само существование жидкого огня было строжайшей храмовой тайной.
Знающий смотрел на него с насмешливым одобрением.
— Твое молчание делает тебе честь, Аоранг. Если бы мой воспитанник вздумал обсуждать с чужаками подобные вещи — быстро лишился бы языка!
— Ты меня знаешь? — с изумлением спросил мохнач.
— Тебя — нет. Но я знаком с твоим наставником Тулумом, верховным жрецом Аратты. И о тебе я наслышан… Пойдем, покажу тебе кое-что.
Они покинули зал и спустились по винтовой лестнице в подвал. То, что сейчас они находились под землей, Аорангу подсказало чутье мохнача.
— Благодарю, что пришел, — говорил Знающий, шагая впереди по сумрачному коридору. — И что догадался завернуть зеркало в плащ, укрыв от солнечного света. Ты спас всю долину от большого бедствия…
— Зеркало?
— Да, и очень хорошо, что ты сделал это быстро. Иначе оно, напитавшись света, прожгло бы плащ, а потом сожгло бы тебя самого. Поистине Исварха послал тебя сюда, Аоранг. Так говорят кузнецы, и я повторю вслед за ними — тебя привела судьба, чтобы спасти нас…
Коридор внезапно закончился деревянной, окованной железом дверью. Аоранг невольно напрягся — это была чуть ли не первая дверь, которую он встретил в Менди-Саконе.
Знающий обернулся к мохначу:
— Ты жрец Исвархи и ученик самого образованного человека во всей Аратте — а значит, наш собрат. Тебе стоит это увидеть, а нам — услышать твое слово…
Вслед за Знающим Аоранг, пригнувшись, вошел в темный зал, освещенный лишь одним маленьким светильником, горящим перед установленным на треноге золотым диском.
Когда мохнач узнал этот диск, он тут же зажмурился и закрыл глаза ладонью. Однако ничего не случилось, и он осторожно разжал пальцы. Зеркало рдело в темноте слабым золотистым огнем. Изредка по нему пробегали сполохи, словно ветер покачивал язык пламени, хотя никакого ветра в подземелье не было.
«Пламя-то в самом деле качается, — подумал мохнач, глядя, как язычок тянется и льнет к гладкой поверхности. — Зеркало будто всасывает его в себя…»
— Сейчас опасаться нечего, — тихо сказал Знающий. — Мы подкармливаем его. Понемногу, иначе снова…
— Ясно. — Аоранг убрал руку от глаз, подошел к диску, внимательно оглядел его.
Значит, зеркало? В тусклой поверхности отражалось мутное пятно его лица. Мохнач наклонился ближе, рассчитывая увидеть какие-то знаки, может быть, письмена. Однако зеркало было совершенно гладким. Ни сколов, ни царапин — безупречная полировка…
— Только не прикасайся, — предупредил жрец. — Оно может тянуть таару и из живой души. Дыхание Исвархи оживляет все, а зеркалу все равно, чем питаться. Сейчас оно насытилось, но это ненадолго…
— Что вы о нем знаете? — спросил Аоранг, выпрямляясь.
— Не так много, как хотелось бы.
— Оно и раньше вас беспокоило?
Знающий кивнул:
— О том, что внутри Гремящей горы лежит что-то очень опасное, известно более четырехсот лет. Начать с того, что никакой горы раньше не было — она возникла в одну ночь, когда с неба упала звезда…
— Ага-а! Я так и знал!
— Это далеко не первая звезда, упавшая в Накхаране, — усмехнулся Знающий. — Но лишь с Гремящей горой сразу стало неладно. Наши предки, что отправились туда на поиски небесного железа, ничего не нашли, но вскоре заболели и умерли от неизвестной хвори. А вскоре в Менди-Саконе начались землетрясения, источником которых, несомненно, был именно тот черный холм. Поначалу он еще и светился во тьме — по крайней мере, так гласят наши летописи… Один из Знающих, что потом умер, в предсмертном бреду твердил об огненном облаке под землей. Видно, эти мороки внушило ему зеркало… Люди начали переселяться подальше от того места. Мы объявили Гремящую гору заповедной. Впрочем, последние лет сто гора спала и ничем нас не беспокоила. Однако недавно снова проснулась…
— Не гора, — поправил его Аоранг, — оно проснулось.
Они вместе поглядели на золотой диск и содрогнулись — обоим показалось, что диск слушает их…
— Стало быть, вы говорите людям, что на горе — кузница Молниерукого, где он творил людей, — произнес Аоранг. — Или что господь Исварха ударил там в землю огненным копьем, целя в Предвечного Змея… Но почему вы не рассказали людям правду?
— Не хотели. Им незачем об этом знать.
— И вы позволяли им гибнуть от водяных смерчей!
— Водяных смерчей больше не будет.
— А, значит, я верно догадался… Позволите дать вам совет? Никогда не выносите этот диск на солнце!
Знающий молча кивнул.
«Они и это знали, — с досадой понял Аоранг. — И бездействовали, пока вода размывала гору, подвергая опасности целую долину!»
— Не бойся, жрец Исвархи, — ответил жрец, словно читая его мысли. — Мы спрячем его глубоко в недрах горы. Оно больше не причинит людям вреда.
— Тогда прячьте его подальше отсюда, если не хотите, чтобы всю Менди-Сакону разнесло, как Гремящую гору, — съязвил Аоранг. — Что будет, если зеркало снова начнет стремиться к солнцу?
— Будет землетрясение, — со вздохом ответил Знающий. — Что там гадать-то…
— Так зачем вы решили мне его показать?
— Копье Исвархи, Аоранг! Зеркало не имеет никакого отношения к Тарку Молниерукому. Это ваша вещь, не наша. А ты учился у верховного жреца Аратты и наверняка можешь помочь нам с этой бедой… Хотя ты ведь не из арьев, они крепко хранят свои тайны…
— Так! — насторожился мохнач. — Вы считаете, зеркало как-то связано с арьями?
— Мы в этом убеждены, — твердо сказал Знающий.
Он снял с пояса бронзовый тул, достал оттуда ветхий пергаментный свиток, развернул его и прочитал:
— «…Небо вспыхнуло и горело всю ночь до рассвета. Звезды сыпались, словно снегопад, полыхая в небе. Иные падали на скалы, иные в долины… На рассвете явился сам господь Исварха на золотой крылатой колеснице. Он пытался остановить звездопад, но небесный поток подхватил его и бросил в самое сердце Менди-Саконы. Подобно молнии, небесная колесница ударилась оземь. И настала тьма, которая окутывала мир еще день и еще ночь. На третий день солнце взошло в небе, как обычно. А там, где прежде был лишь склон горы, люди нашли черный холм, над которым поднимался столп пламени…»
— Значит, сам господь Исварха не удержал тут поводья солнечных коней? — с сомнением протянул Аоранг.
— Нет, — ответил Знающий, сворачивая свиток, — мы считаем, что у нас разбилась небесная колесница древних арьев.
Мохнач хмыкнул:
— Это же легенда. Конечно, все знают сказки о бегающих по небу колесницах и крылатых золотых кораблях. Помню одну такую песню, мы по ней еще читать учились: «На своей ужасной, грозной поднебесной колеснице он разрушил славный город, и врата его, и башни он сравнял с землей и выжег…»
— Вот перед тобой — часть подобной колесницы. — Знающий торжественно указал на диск. — Что за часть — я не знаю. Но она уцелела при страшном падении, после которого от колесницы не осталось и пыли… Что скажешь, Аоранг?
Мохнач задумался.
— Я ничего не знаю о небесных колесницах, — сказал он. — Ни о чем подобном мне святейший Тулум не рассказывал. Если они и существовали когда-то, это либо великая тайна, либо просто выдумки. Но вот что я думаю насчет этого, как ты назвал его, зеркала. Оно много столетий спало в горе, а недавно проснулось. Что его разбудило?
— Не могло ли оно получить приказ? — подумал вслух Знающий.
— Кто знает? Но за последний год в Аратте произошло множество бедствий. Разливы рек, огромные волны, землетрясения, наводнения… Мы не знаем причины. Одни говорят — Предвечный Змей пробуждается…
— Может, и зеркало было им растревожено? — предположил жрец. — Неспроста же именно водяной Змей освободил его…
— А что, если наоборот? — перебил Аоранг. — Смотри — одно маленькое зеркало, пробудившись, чуть не натворило столько бед. Представь, что бы устроило большое! А ведь его не укроешь плащом!
Тут Аорангу стало жутковато. Он вспомнил сразу несколько песен о битвах Исвархи с дивами. Там упоминались крылатые корабли, способные переносить целые армии. Да что там — у Исвархи был собственный летающий город!
— Мы думаем, это зеркало — источник огромной силы, — заговорил Знающий. — Оно ловит солнечный свет, превращая его в жар и пламя…
— Низшие формы таары, — кивнул Аоранг.
— Некогда оно носило по небу колесницу, но теперь колесницы нет, и нерастраченная таара превращается в разрушающую силу, вызывая возмущение в воздухе, земле и воде…
— Если бы зеркало просто разрушало! Но ведь в его действиях есть какой-то смысл…
— Так и есть! Оно будто разумное, и это пугает нас больше всего.
— Зачем оно вызывало на гору водяного Змея? — думал вслух Аоранг. — Хотело освободиться? Стремилось к Солнцу, своему отцу? А может, желало охладиться, чтобы не перегреться и не лопнуть?
Знающий нервно усмехнулся:
— У нас много устройств с водяным охлаждением, но такая мысль мне на ум не приходила! Так что же нам ждать? Землетрясения? Или зеркало взорвется и вся Менди-Сакона вместе с ним?
— Честно сказать, я думаю, это только дело времени, — признался Аоранг.
Несколько мгновений они молчали, глядя на мерцающий золотой диск.
— Отправляйся в вашу столицу, Аоранг, — сказал Знающий. — Пусть Чаухан проводит тебя до границы Солнечного Раската. Там большие торговища, где ваши купцы закупают коней для столичной знати и войска арьев. С ними ты доберешься до дома быстрее всего. Ступай к Тулуму, расскажи ему все, что видел. Я уверен — он знает, что это за зеркало и как успокоить его.
Глава 5Холм первоцветов
— Святое Солнце, какая красота!
Солнце, наливаясь светом, в туманной дымке восходило над горизонтом. С каждым мгновением оно становилось все ярче, озаряя степи. Синие тени таяли, уступая место торжествующему весеннему многоцветью.
Аоранг уже бывал в степях Солнечного Раската и однажды даже проезжал через тот самый город, куда они сейчас направлялись. И оглядывать просторы с горных круч ему не раз приходилось. Но никогда он прежде не видал такого моря первоцветов. Розовые, сиреневые, желтые, белые, голубые лепестки… Самые нежные цвета, тончайшие оттенки переливались один в другой. Само воплощение мимолетной красоты! Аоранг знал, что скоро это цветение закончится. Весна войдет в полную силу, жесткое степное солнце спалит цветы вместе с зеленью — и снова будут лишь сухие, выжженные травы до самой зимы…
— Красотища! — эхом повторил Симах, глядя на степь с такой гордостью, словно это расцвел его собственный сад. — Это еще что! Вот потом, когда маки зацветут, тут все будет словно красным шелком застелено. А как он под ветром играет! Видишь, Аоранг, там дорога вьется в холмах? Нам туда! Дальше, за теми двумя холмами, лошадиный торг. А вон там…
Сакон приложил ладонь козырьком ко лбу, всматриваясь в даль.
— …на востоке, видишь, башни в тумане? Это Эрех, самый южный из городов Десятиградия. Но мы туда не поедем. Сейчас спустимся на торжище, там я отведу тебя к барышникам из Аратты, и расстанемся. Ты с купцами на север, а я домой…
Путь к восточным предгорьям занял несколько дней. Владения саконов протянулись полосой вдоль всего южного Накхарана. Симах и Аоранг шли из долины в долину, от селения к селению, везде встречая радушный прием. Аоранг не уставал дивиться на этих людей, что считались лучшими оружейниками в Аратте и при этом были настолько миролюбивы. Конечно, появление мохнача вызывало глубочайшее изумление — и в каждом селении Симаху приходилось раз за разом рассказывать всю историю с самого начала. От водяного Змея до загадочной волшебной находки с Гремящей горы, что теперь хранится в башне Знающих. А потом долго, до поздней ночи, отвечать на вопросы…
— Скоро начнут говорить, что я нашел на Гремящей горе молот самого Тарка, — ворчал Аоранг.
Он подозревал, что всякий раз Симах добавляет что-то от себя. Тот не отпирался.
— Еще и песню сложу!
Род Чаухана проводил Аоранга с почетом и щедрыми дарами. Однако мохнач заметил облегчение на многих лицах. Пусть чужак — спаситель долины и посланник богов, но лучше без него!
— Видишь ли, у нас в роду неспроста считают, что чужестранцы приносят лишь беды, — решил потом объяснить Симах, испытывая некоторую неловкость за родичей. — Помнишь, я на застолье начал было рассказывать почему, а батюшка велел замолчать? Давай расскажу, чего уж там… Была у нас одна почтенная семья, торговали с накхами. Сыновья работали в кузнице, отец часто бывал в разъездах. Однажды поехал он к накхам с товаром, а вернулся не один — привез красивую девочку-сиротку… Он принял ее в свой дом как родную дочь. Поистине она оказалась хуже ядовитой змеи! Вместо того чтобы жить, как положено, на женской половине, она все время вертелась около мужчин. Названый отец все прощал ей, даже обучил владеть оружием… Закончилось бедой: все трое братьев в нее влюбились! Знаешь, что она сделала?
— Сбежала, — мрачно сказал Аоранг. — И братьев с собой сманила.
— Как ты догадался?!
— Я не догадался. Я был знаком с той девицей. И знаешь, что скажу: повезло вам, что она погубила всего одну семью, а не весь род!
Симах вытаращил глаза на мохнача.
— А теперь ты послушай…
Пришел черед Аоранга рассказывать все, что он знал о Янди и братьях-саконах. Не умолчал и о том, что одного из них он по несчастливой случайности убил в лесу.
Симах нахмурился и задумался.
— Я расскажу отцу всю историю, — наконец сказал он. — Про девчонку расскажу и про братьев, а что ты случайно убил сакона — не скажу. Иначе тебя проклянут и прикажут мне забыть твое имя. А ты мой брат, и я хочу, чтобы ты им и остался.
Аоранг обнял юного сакона:
— Ты навсегда останешься мне братом, Симах!
— А ты мне. У тебя здесь есть семья в Менди-Саконе, и наши двери всегда открыты для тебя!
— Я этого не забуду, — торжественно ответил мохнач.
— И что бы там ни говорил людям страх, ты нас спас, — добавил Симах. — Я это очень хорошо понимаю, хоть и не Знающий. Да скует тебе Тарк золотую тропу до самой столицы!
К полудню названые братья спустились с гор. Теперь они шагали по разбитой возами дороге, окутанные пьянящим ароматом цветов, слушая жужжание насекомых и птичий щебет в зеленеющих кустах.
— Что-то я не вижу ни одного воза, — с беспокойством заметил Аоранг. — И быки тут давно не проходили — ни одной свежей лепешки… А что, если барышников из Аратты не будет? Когда я уходил из столицы, начиналась война…
— Будут! — беспечно сказал Симах. — Сурьи с Араттой никогда не враждовали, а для армии лошади особенно нужны. Причем сурьи продают не просто отличных коней, а обученных — и для всадников, и для колесниц…
— Но ведь мы сейчас в самой южной области Десятиградия. Неужели купцы поедут за лошадьми в такую даль?
— Конечно поедут! — Симах даже удивился невежеству мохнача. — Чем дальше от столицы — тем дешевле кони. В Эрехе за доброго коня спрашивают втрое меньше, чем за такого же на севере, в Манхе…
Однако уверенность Симаха оказалась напрасной. Когда путешественники обогнули холм, их взорам предстало пустое, заброшенное торжище. Аорангу сразу вспомнилось такое же, где его застал потоп, только это было вчетверо больше.
— Никого! — изумленно восклицал Симах, обежав пустые ряды. — Оно брошено! Все ушли! Причем давно…
Аоранг испустил глубокий вздох:
— Что будем делать?
— Пойдем дальше, в Эрех, — развел руками сакон. — Уж его-то точно не бросили! Городок небольшой, но несколько десятков семей там живет постоянно: кожевенники, седельники, кузнецы…
Аоранг кивнул. Города Десятиградия были весьма необычным местом. Все они были расположены на одинаковом расстоянии, какое можно с рассвета до заката одолеть верхом. Всякий город был выстроен в виде солнечного колеса и окружен высокой глиняной стеной, за которой селились ремесленники и торговцы. Подавляющее большинство сурьев в городах не жили и приезжали туда только по делам. Никогда бы они не согласились обменять свою волю, колесницы и войлочные вежи на дымные и темные глиняные домишки.
— Да, я помню Эрех, — сказал мохнач. — Там был вполне приличный постоялый двор. Если хочешь, ступай домой, я доберусь…
— Нет уж, я тебя провожу!
И друзья отправились на восход, углубляясь все дальше в степи.
Они шагали, разговаривая о том о сем, а солнце двигалось в противоположную сторону — к горам Накхарана. Вот оно уже начало светить им в спину, бросая на дорогу длинные тени. А до Эреха все еще было далеко…
— Пожалуй, сегодня не дойдем, — оглядываясь, заметил Симах. — Надо думать о ночлеге.
— А что там думать? — пожал плечами Аоранг. — Выберем лощинку, чтобы укрыться от ветра, завернемся в плащи и проспим до утра. Людей тут нет, а от зверей нас Рыкун устережет…
— Может, есть кто похуже зверей, — проворчал сакон, снова озираясь.
— Да что ты все вертишься? — не выдержал Аоранг. — Скоро голову открутишь!
— Горы, — вздохнул юноша. — Все дальше и дальше! Уже еле видны…
— Как — еле видны? Да вон они!
— Далеко, — упрямо повторил сакон. — И как это люди вообще могут жить на равнине?! Укрыться негде, ты как на блюде — налетай и ешь! Недаром сурьи гордятся своей доблестью. Для житья в таком месте и впрямь нужна отвага!
Уже на закате дорога вывела друзей к одинокому кургану. Тот высился шагах в ста от дороги. На вершине его торчал идол в островерхом шлеме. К удивлению мохнача, Симах низко поклонился ему.
— Это же ваш Господь Солнце, — объяснил он Аорангу. — Как не почтить его?
— Этот истукан? — скривился Аоранг. — Поистине оскорбление для господа Исвархи!
Они подошли поближе к кургану и остановились, рассматривая каменного идола. Вблизи он выглядел таким же неказистым, но достаточно грозным. Взор его был обращен на закат, к горам.
— Сурья Викартан! — произнес Симах, приглядевшись к идолу. — Ну, понятно!
— Ты неверно говоришь, — поправил его Аоранг. — Здешние жители называют солнце «Сурья Исварха».
— Ничего подобного, — хмыкнул Симах.
— Нас так учили в храме!
— А я сюда третий год вожу наконечники стрел на продажу. Сурьи поклоняются солнцу, но совсем не так, как в Аратте. Тут на каждый случай жизни — свой Исварха. У них и нрав отличается, и облик, а порой и пол…
— Верно ли я тебя понял? Сурьи считают Исварху женщиной?!
— Ну гляди: в холодное время года здесь правит Сурья Химават — Согревающий, иначе Зимнее солнце. А как начинает пригревать, Химават уходит в Накхаран, на ледники, и там засыпает до зимы. На смену ему приходит юная, светлая и нежная Сурья Васанта…
— Богохульники, — проворчал Аоранг. — А это что за чучело на горке?
— Сурья Викартан, бог полуденного солнца, а по сути — войны. Он охраняет рубежи Солнечного Раската. Уж не знаю от кого. Может, от накхов.
— Бог войны, надо же! — усмехнулся Аоранг. — Как думаешь, он не испепелит нас, чужаков?
— Зачем? — удивился Симах. — Мы ведь не с дурными намерениями, мы сурьям не враги…
— Тогда давай под этим холмом и заночуем. Пусть этот божок охраняет нас. Как знать, может, и в нем есть частица солнечного огня…
Когда зашло солнце, Аоранг и Симах уже сидели и ужинали, греясь у костра. Сухой кустарник сгорал быстро, но живой огонь пришелся очень кстати: после заката похолодало так, будто Сурья Химават вернулся с ледников.
В последнем селении, где они ночевали, Симаху выдали целый мешок припасов, так что ужин получился сытным и вкусным. После еды Аоранга начало сразу клонить в сон.
Но Симаха как будто что-то беспокоило. Он снова принялся оглядываться, вздрагивая при каждом шорохе.
— Ты чего ерзаешь? — зевая, спросил мохнач.
— А знаешь, сколько по ночам в степи шастает нечисти?
Аоранг удивленно взглянул на сакона и рассмеялся.
— Ты не смейся, а то как бы не заплакать! — обиделся Симах. — Кто предупрежден, тот, знаешь ли, дольше проживет…
И юный сакон принялся рассказывать страшные байки о степных дивах. У Аоранга от них даже сон прошел. Конечно, во всякой земле есть свои темные дивы — но, похоже, самые злобные и жуткие собрались именно тут, в Солнечном Раскате.
— …зимний див приходит морозными ночами. Он настолько страшен обликом, что при виде его птицы замертво падают с неба. Травы чернеют, вода высыхает, земля покрывается трещинами… Все гибнет при его приближении. Людей охватывает тоска, они ложатся наземь и умирают. А потом путники находят лишь высохшую кожу… К счастью, огонь может его отогнать!
— Значит, мы в безопасности. — Аоранг подбросил в пламя сухую ветку.
— Но есть кое-кто пострашнее зимнего дива. Ее и огонь не берет…
— Ее?
Симах огляделся, понизил голос:
— Женщина-скорпион! Она тоже пробуждается после заката. Вылезает из своей песчаной норы и отправляется на охоту. А охотится она исключительно на мужчин…
Аоранг хмыкнул.
— На тех, кто над ней насмехается, — сурово продолжал Симах. — С ними она обойдется особенно жестоко…
— За что же?
— А вот послушай. Жила-была одна женщина в земле сурьев. И очень ей хотелось стать богиней. Не в добрый час кто-то сказал ей: чтобы обрести божественность, надо переспать с богом. Женщина долго искала хоть кого-то, но богов не просто отыскать, если они сами того не желают! Тогда она отправилась в безлюдные сухие степи, в самую глухомань, где водится лишь нечисть и ядовитые твари. Там ей встретился тот самый зимний див, о котором я тебе рассказывал. «Я хочу провести с тобой ночь», — сказала ему женщина. Тогда див поцеловал ее в плечи, и из каждого ее плеча выросло скорпионье жало. «Ну ты и уродина, не стану я с тобой спать», — сказал зимний див и исчез в пыльном вихре. Так женщина и не стала богиней. Теперь она веками бродит по степи и мстит всем мужчинам за того, кто обманул ее. Она завлекает их в свои объятия, а потом убивает…
— Жуткая история! — Аоранг зевнул. — Мурашки по коже!
— Поглядел бы я на тебя, если бы ты ее встретил, — обиженно сказал Симах.
— Давай спать! И не забивай себе голову пустынными дивами — мы как-никак под божественной защитой…
Аоранг указал в сторону невидимого в темноте идола Сурьи Викартана.
Но то ли «неправильный Исварха» плохо справлялся со своими обязанностями, то ли не пожелал защищать иноземцев…
Мохнач проснулся среди ночи оттого, что ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Он обернулся и увидел, что в сумраке, куда еле достигает отсвет костра, стоит смуглая женщина с рыжими волосами.
— Иди сюда, путник, я тебя поцелую, — позвала она голосом горько-сладким, как дикий мед.
«Это тот див — женщина-скорпион!» — понял Аоранг.
— А ну-ка, покажи свои плечи! — потребовал он.
Та повела плечами, сбрасывая шаль. Плечи были великолепны, и никаких скорпионьих жал на них мохнач не заметил. Женщина шагнула из тьмы, прильнула к Аорангу, закинула руки ему за шею и впилась в губы поцелуем. У мохнача голова пошла кругом — а в следующий миг женщина вспыхнула изнутри темным пламенем, жалящим, словно рой пчел!
«Она создана из огня! Это же огненный див!» — успел подумать Аоранг, прежде чем боль поглотила его…
…Он распахнул глаза и рывком сел. Никакого дива поблизости не было. Солнце уже взошло, его багровый край рдел над горизонтом. По другую сторону погасшего костра похрапывал Симах, с головой завернувшись в шерстяной плащ.
«Святое Солнце, какой холод!»
Аоранг встал на ноги, повернулся на восток и запел молитву восходящему солнцу, чего давно уже не делал.
— Что-то мне тревожно, — сказал Симах, останавливаясь посреди дороги.
— Почему?
Аоранг быстро огляделся. Они были в пути уже полдня. Вскоре должны были появиться глиняные стены Эреха, но пока дорога все так же вилась среди пологих, поросших колючими кустами холмов.
— Здесь что-то не так, — проговорил Симах. — Я же не первый раз иду в Эрех этой дорогой… Тут все как вымерло. Ни одного путника за весь день не встретили, не бывает такого!
— А может… и вправду вымерло?
Юноши переглянулись, и каждый ощутил, как глубоко в животе шевельнулся страх. А бояться было чего. В Аратте иногда случались моровые поветрия, и всякий раз они приходили именно из Солнечного Раската… Никто, даже могущественные арьи, не знал, что с ними делать. Только перекрывать дороги, запирать городские ворота, запрещать переправы… Или бежать от болезни — как можно скорее, как можно дальше.
— Тогда были бы трупы у обочин, — сдавленным голосом сказал Симах. — Или дым от костров, на которых их жгут…
— Может, и жечь уже некому, — пробормотал Аоранг. — Ветер не со стороны Эреха?
— Нет, с гор, — с облегчением сказал Симах. — Знаешь, Аоранг, если до самого города не встретим живого человека, я внутрь не пойду!
Дальше они шли в молчании.
«Что же это творится по всему миру? — думал Аоранг. — Потопы, землетрясения, теперь еще это! Осталась ли хоть одна страна, где все благополучно?»
До Эреха оставалось уже совсем недалеко, когда справа от дороги, на высоком холме, Аоранг заметил какие-то развалины. Они заинтересовали его — каменная постройка принадлежала явно не сурьям.
— Что там? — спросил он.
Симах развел руками:
— Должно быть, заброшенный храм. Никогда туда не лазал.
— Давай поднимемся? Думаю, оттуда уже должен быть виден Эрех. Поглядим на него сверху.
— Это разумно, — быстро согласился сакон. — Даже если ветер переменится, дотуда не достанет.
Вскоре они уже поднимались на холм. К развалинам вела тропа — к удивлению путников, вовсе не заброшенная.
— Кто-то сюда ходил, — сказал Симах, глядя под ноги. — Все в следах!
Аоранг тоже поглядел на следы и хотел что-то сказать, но промолчал и задумался.
Чем ближе к вершине, тем чаще начали попадаться желтоватые, обработанные каменные блоки. Часть из них была расколота, будто по ним лупили кувалдой.
— Такое чувство, будто там наверху стоял великан и швырялся камнями, — удивлялся Аоранг. — Ладно, эти, большие, явно скатились. А вон те, поменьше, похоже, прилетели! Диковинное место!
— Да землетрясение тут было. — Симах указал на глубокую трещину в земле. — Ничего особенного…
Когда друзья поднялись на вершину, удивление их только усилилось. Перед ними предстала древняя каменная постройка — скорее не храм, а сторожевая башня. Осталось от нее не слишком много. Неведомая сила расколола вершину холма пополам, так что разлом прошел ровно посередине башни. Две ее половины торчали в небо, между ними угадывался провал.
«Словно нечто вырвалось из вершины холма и разорвало его надвое», — подумалось Аорангу.
— Гляди-ка! — указал Симах, показывая на останки башни.
На уцелевшем куске стены прямо над провалом виднелся необычный знак — отпечаток ладони, будто вдавленной в камень. Аорангу этот знак показался знакомым, — кажется, он о нем слышал или читал… А поверх ладони чем-то бурым был намалеван неровный круг с острыми короткими лучами. Видимо, пытались изобразить солнце, но рисунок больше напоминал рабский ошейник.
Аорангу сразу чем-то не понравился этот знак. Перешагивая с камня на камень, он направился в ту сторону, чтобы лучше рассмотреть его, — и ощутил запах.
Когда к вони добавилось жужжание мух, Аоранг уже понял, что́ найдет в разломе.
— А вот и трупы, — процедил он.
— Что там, мертвецы? — тревожно спросил Симах. — Проклятие! Ветер не к нам?
— Нет. Но все равно, давай-ка уйдем отсюда!
— Погоди, я взгляну, — неожиданно возразил Симах. — На торжище могли быть саконы…
Он взобрался на высокий каменный блок, осторожно заглянул в яму и ахнул:
— Аоранг, ступай сюда! Тебе надо это увидеть!
Зрелище, открывшееся мохначу, было ужасным — но ему сразу стало ясно, зачем его позвал Симах. Яма была доверху полна полуразложившихся трупов. Не меньше пары дюжин мертвецов, прикинул мохнач. И все — безголовые…
— Хвала Солнцу, это не мор, — сдавленным голосом произнес мохнач. — Их убили. Смотри, как порублены тела! Эх, а я ведь заметил — наверх следов вело намного больше, чем вниз! Еще думал, что бы это значило… Их привели сюда и убили. А уже потом кто-то отрубил им головы…
— Они тут давно уже лежат, — еле сдерживая тошноту, проговорил Симах. — Не меньше месяца… И там в яме не сурьи.
— Вижу, — мрачно ответил Аоранг. — Это люди из Аратты.
Кафтаны и сапоги с мертвецов сняли, но и по оставшейся одежде можно было догадаться, откуда те родом.
— Эти из столицы, — Аоранг оглядывал трупы, — вон те — с поречья Ратхи… Должно быть, это те самые барышники, которых мы искали. Купцы, их слуги, охрана… Все-таки война добралась и сюда!
— Или грабеж, — возразил Симах. — Гляди, как их обчистили. Небось и товар забрали.
— А головы зачем рубить?
Симах пожал плечами и спрыгнул с камня наземь.
— Одно могу сказать точно, — продолжал Аоранг, присоединяясь к нему. — Что-то произошло между сурьями и моими соотечественниками. Сурьи пригнали купцов сюда, убили, ограбили, отрубили головы… и сбежали в степи. Поэтому и людей нет ни на торжище, ни на дороге. Боятся расплаты!
— Ладно хоть не мор, — заметил Симах. — Думаю, лучше нам сейчас в Эрех не ходить.
— А я думаю, там тоже никого нет, — сказал Аоранг. — Искать сурьев по всей степи — дело бесполезное, а городок — вот он. Приезжай и наказывай…
Юноши отошли подальше от зловонной ямы.
— Что дальше делать будем? — спросил Аоранг.
— Возвращаемся, — со вздохом ответил Симах. — Поедешь домой другой дорогой, через владения накхов. Сейчас у Аратты с ними вроде мир…
— Этак я только к лету доберусь до столицы, если вообще доберусь… Погоди-ка!
— Что? — вскинулся Симах.
— Ты чувствуешь запах цветов?
— Смеешься? Конечно нет! Только мертвечины.
— Мертвечина — понятно…
Аоранг поднял подбородок и начал принюхиваться. Симах смотрел на него с любопытством. Мохнач сейчас напомнил ему дикого зверя на охоте.
— Первоцветы, — произнес Аоранг, опуская голову. — Много, вон там!
— Первоцветы — здесь? Да тут только колючки…
— Ну-ка пошли!
Они обошли расколотую башню, каменные завалы и выбрались на площадку, вымощенную каменными плитами. Аромат цветов усилился.
— Это что еще за…
Симах умолк на полуслове.
Перед ними зеленела цветущая поляна. Посередине ее на каменной глыбе стоял незнакомый божок — приземистый, тяжелый, грубо вырубленный идол. Короткие ноги широко расставлены, руки угрожающе воздеты. Острые лучи торчали из головы, словно рога. Оскаленные зубы, красные глаза… Весь он, с ног до головы, был вымазан чем-то бурым. На плечах накинут очень странный плащ…
— Святое солнце, — прошептал Аоранг, рассматривая цветочную поляну.
Именно она, а не идол повергла его в ужас. Площадка была уставлена отрубленными головами. У каждой было проломлено темя, и оттуда наружу тянулся к небу весенний цветок. Две головы с нарочно оставленными длинными золотистыми волосами были торжественно поставлены под ноги зубастого идола.
— У этого дива на плечах, — заикаясь, произнес Симах, — человеческая кожа… Что все это значит?
Аоранг не мог найти слов, и ответа у него не было.
Глава 6Половодье
Аоранг шел на север. По левую руку от него то появлялась, то снова скрывалась в туманной дымке голубая полоса гор Накхарана. Справа, на восток, простирался бесконечный Солнечный раскат.
Мохнач шагал по торговому тракту, что тянулся вдоль гор до самой Ратхи. Дорога была изрядно разбита колесами повозок и копытами быков, но сейчас пуста. Насколько помнил Аоранг, ему предстояло миновать несколько небольших торжищ и обойти еще один город ремесленников. А затем, когда белые вершины Накхарана останутся позади, он выйдет к широкой, медленной Ратхе. Там его ждет перевоз, в прежние времена очень многолюдный, и наконец — Двара, столица юга.
День выдался теплый и ясный. Пригревало солнце, но до летней жары было еще далеко. Все вокруг цвело и пело. Среди первоцветов уже поднимались синие звезды диких тюльпанов. Небо звенело от пения жаворонков. На обочинах, свернувшись кольцом, грелись пятнистые змеи. Аоранг полной грудью вдыхал аромат оживающей земли, в то время как его взгляд подмечал каждое движение в степи. Вот в траве мелькают дрофы; вот орел медленно кружит в высоте. Изящные рыже-серые сайги, заметив мохнача, отбежали подальше и замерли, развернув в его сторону большие уши.
«Где сейчас Рыкун? — весело подумал Аоранг. — Уж не лежит ли в траве позади этого табунчика, выбирая себе обед?»
В щедрой степи сурьев Рыкун отъедался за все предыдущие голодные дни. Шерсть его лоснилась, морда стала еще шире. В последнее время он завел новую привычку — днем спать в каких-нибудь кустах, а охотиться по ночам. Аоранг никогда не учил его этому. С каждым днем в саблезубце будто просыпалась память предков. Мохнач почти ожидал, что однажды Рыкун уйдет на охоту и не вернется. Однако тот все равно каждую ночь нагонял «отца».
«Как здесь хорошо! — думал Аоранг на ходу. — Как будто и не существует ни ямы с трупами, ни расколотых голов… Ни зубастого дива, завернутого в человеческую кожу…»
Но они были — и могли встретиться снова. Так что мохнач среди всей этой красоты каждый миг оставался настороже.
«Словно мало необъяснимых, ужасных бед творится в мире, — размышлял мохнач. — Неужели теперь и людьми овладело то же безумие, что и природой? Право, мне все чаще кажется, будто мир сломался, а я в одиночку пытаюсь починить его… Куда я иду? Неужели верю, что святейший Тулум, услышав о водах на юге, сразу найдет решение? Не веду ли я себя как ребенок, который в миг опасности бежит к отцу?»
Аоранг нахмурился.
«А ну-ка прекрати! — одернул он себя. — Ты — жрец, который несет важные сведения главе храма. Это все, о чем следует думать!»
В сущности, мохнач понимал, почему его мучают подавленность и недовольство собой. Все из-за Симаха. Они расстались не слишком хорошо.
Молодой сакон повел себя как наседка! «Я не хочу, чтобы ты шел один через степи! — кричал он. — Я не пущу тебя, это верная гибель! Твоя кровь будет на моих руках! Сказано — пойдем через Накхаран!»
«Чепуха, — возражал Аоранг. — Я уже ходил торговым трактом и знаю эти степи. Обойду город и торжища — никто меня не заметит. И со мной Рыкун!»
«Рыкун умеет уворачиваться от стрел?! Тебя расстреляют с коней, даже близко подходить не станут!»
«А если я доберусь до столицы месяца через три, то, может, уже и столицы никакой не будет! — вспылил мохнач. — Нет времени, понимаешь?! Все, прощай!»
И вот уже восьмой день Аоранг шел на север. Припасы закончились, мохнач жил охотой, благо дичи было в изобилии. Он миновал уже два торжища — также заброшенных. Поспешно уходил с дороги, едва замечал вдалеке облачко пыли, и прятался за какой-нибудь кочкой или корягой, пропуская отряды сурьев. Их было много — вооруженных всадников, и все тоже ехали на север. Каждый род ехал со своим знаменем — конским хвостом на шесте, разукрашенным разноцветными шнурами и лентами. Каждый раз, провожая всадников взглядом, Аоранг с горечью убеждался: да, сурьи вступили в войну с Араттой. И судя по тому, как обошлись с купцами под Эрехом, арьев об этом предуведомлять не стали…
«Наверняка такие же ямы с мертвецами сейчас по всему Десятиградию…»
Мысли Аоранга снова и снова возвращались к расколотым черепам с растущими из них цветами. Что за бог сурьев требовал таких жертв? Он не мог припомнить, как ни старался. Похоже, все то, чему его учили в жреческой школе, не годилось для толкования наступивших времен…
На третий день пути Аоранга на рассвете разбудил отдаленный лай собак. Он вскочил и поспешно отошел подальше от тракта. Но вскоре с тревогой понял, что дела складываются не самым лучшим для него образом.
«Это не обоз и не отряд воинов… Множество коней, собак едут не по дороге, а прямо через степь… Какой-то местный вождь отправился на охоту!»
Лай приближался. Россыпь темных точек усеяла степь. Сайги неслись прочь от охотников прямо на Аоранга. За ними следовали всадники.
«Они сейчас налетят на меня! Вот не повезло!»
Аоранг огляделся — ни кочки, ни ямки. Впрочем, от собак они бы его не укрыли… Мохнач упал в траву. Через несколько мгновений мимо, чуть ли не перескакивая через него, пронеслись легкие серо-рыжие сайги…
Крики, улюлюканье и лай раздавались совсем близко. Свистнула стрела, ушла в небо…
Вдруг неподалеку раздался громоподобный рев. Сайги шарахнулись в сторону и исчезли так быстро, словно на них дохнул ураган. А шагах в пятидесяти из травы поднялась клыкастая голова и могучие плечи очень недовольного Рыкуна.
На миг над степью застыла ошеломленная тишина. Рыкун испустил еще один устрашающий рык и огромными прыжками помчался в степь.
Охотники закрутились на месте, осаживая коней. Послышались громкие возгласы, перебранка. Затем охота сорвалась с места и понеслась за невиданным зверем. Свист, лай, замелькали стрелы… Лошади пролетели в нескольких десятках шагов от Аоранга. Тот выждал, пока кони и собаки удалятся на достаточное расстояние, вскочил и устремился в противоположную сторону.
Мохнач знал, что саблезубец может бегать очень быстро, но недолго. «Надеюсь, Рыкун сумеет оторваться… Проклятие, вот же я зашел! Недаром в этой степи столько зверья, — видно, угодья какого-то князя… И где прятаться, непонятно — они могут появиться откуда угодно…»
До вечера Аоранг с охотниками не встретился. На закате он снова вышел на дорогу и уже в сумерках ощутил, как дрожит под копытами земля. В последний миг успел спрятаться в сухой яме недалеко от дороги. Сурьи, возвращаясь с охоты, ругались на чем свет стоит. Наречие сурьев, напоминающее испорченный древний язык арьев, было Аорангу в целом понятно. Погоня за незнакомым зверем закончилась ничем — тот растерзал нескольких догнавших его собак и исчез в степях. Теперь охотники обсуждали, не злой ли див это был в зверином облике, и склонялись к мысли, что див. «Конечно, так проще оправдать неудачу», — ехидно подумал Аоранг.
Всадники уехали, но Аоранг все еще лежал в траве и думал. Из подслушанных отрывков беседы он уяснил, что где-то поблизости — ставка местного владыки. Аоранг знал, что общество сурьев устроено примерно так же, как у вендов: в мирное время каждый род жил сам по себе, но во время войн союзные племена собирались под рукой сильного вождя.
Кто сейчас правит Солнечным Раскатом? Кто собирает племена сурьев в единое войско против Аратты?
Этого Аоранг не знал. Слышал только, что старый правитель сурьев, считавшийся почетным правителем Десятиградия, умер около года назад и его место занял то ли сын, то ли внук.
«Дело ясное, — размышлял мохнач. — Новый вождь, молодой хищник, которому надо утвердить свою власть среди таких же степных волков… Видя, что Аратта шатается, он не удержался и тоже набросился на нее, как прочие. Словно падальщики — на завязшего в болоте мамонта… Надо как можно скорее уходить из этих мест. Не то еще наткнусь на сторожевой разъезд. Они и разговаривать со мной не станут — сразу выпустят стрелу… Это в лучшем случае…»
Однако Аоранга ожидало нечто похуже.
На другой день поутру дорогу пересекло русло неглубокой реки. Даже моста тут не было: чахлую речушку вполне можно было не то что перейти вброд, а проще — перешагнуть.
«Река течет с запада на восток, — прикинул Аоранг. — Должно быть, из Накхарана. Да, вон и галька на дне, несомненно, принесена течением… А пойду-ка я по руслу! И от дороги, и от охотников подальше…»
Довольный, что представился удобный случай уйти с дороги, Аоранг зашагал по каменистому речному дну в сторону далеких гор. Но радость его была недолгой. Еще солнце не перевалило за полдень, как мохнач заметил, что вода в русле понемногу прибывает.
Поначалу Аоранг даже обрадовался, умылся и напился. Потом обнаружил, что идет по воде — ручей разлился от стенки до стенки речного ложа. Мохначу пришлось поспешно вылезать оттуда, чтобы не промокнуть насквозь.
А вода все поднималась.
Когда поток начал переливаться через края русла, подмывая берега, Аоранг понял, что все это может обернуться очень скверно. Степь вокруг, как назло, была ровная, как блин, — ни холма, ни деревца.
«Где-то идет паводок… Хорошо, если обычный весенний, а если нет?! Вода течет с гор, уже хорошо… Может быть, просто в Накхаране тают снега, наполняя сухие русла…»
Потом Аоранг сообразил, что его встревожило. Выходя из берегов, становясь все шире и полноводнее, поток не становился быстрее, наоборот, он замедлялся.
«Дальше по течению — какое-то препятствие, — понял мохнач с нарастающей тревогой. — Надо скорее уходить от этой речки!»
Уже не думая о возможной встрече с сурьями, он напрямик через степь устремился в сторону гор. По его прикидкам, до них было дня два пути. Но есть ли у него эти два дня?!
«А может, Ратха разлилась? — с внутренним холодком подумал Аоранг, шлепая по мокрой грязи, в которую понемногу превращалась земля. — Если великая река выйдет из берегов, ее воды хватит, чтобы затопить половину Солнечного Раската!»
Он помнил, что Ратха протекала где-то на востоке. Где именно — мало кто знал. Южнее Двары по берегам Ратхи находилась еще пара торговых мест, устроенных купцами Аратты для торговли с сурьями, — и все. Дальше берега реки были необитаемы, а степь понемногу превращалась в безжизненную пустыню. Может, Ратха растворялась в песках… Или впадала в то самое море, которое сейчас пожирает землю Великой Матери?!
«Но тогда вода наступала бы с юга!»
Аоранг продолжал гадать, понимая, что это бессмысленно и ничем не поможет его спасению. Он шагал уже по колено в воде, постоянно оглядываясь в поисках хоть какой-то возвышенности. Сайги мчались прочь, птицы выпархивали из гнезд, улетая вдаль, и он завидовал им. Вода понемногу поднималась. Она несла пучки трав, ветви кустов… Течение все замедлялось — пока не случилось именно то, чего боялся мохнач. Вода поменяла направление. Теперь она текла не с севера, а с юга…
«Да, это разлив Ратхи, — обреченно подумал Аоранг. — Видно, та речушка в нее впадала… Исварха, помоги мне выбраться отсюда!»
Темнело. Мутные воды понемногу затапливали всю обозримую долину, стремясь на северо-запад. Аоранг, по пояс в воде, упорно брел к далеким горам. Одно несколько обнадеживало мохнача — вода прибывала очень медленно. Аоранг даже суму с вещами не замочил. Но до гор еще шагать и шагать…
«Надеюсь, Рыкун в безопасности, — думал он, борясь с мягкой силой потока, толкающей его под колени. — Лишь бы не поплыл искать меня! Святое Солнце, как холодно! Нельзя останавливаться… Хуже всего, что нигде ни холма, ни деревца…»
Течение становилось все сильнее. Вода поднялась уже по грудь, когда мимо мохнача пронесло деревянные обломки. Аоранг опознал их как остатки телеги. Потом медленно проплыла кверху брюхом лошадь. Аоранг проводил ее взглядом, остановился и хлопнул себя по лбу.
На дне его дорожной сумы лежали два меха для вина. Вино они выпили по пути еще с Симахом, а меха запасливый мохнач прибрал на всякий случай и забыл о них. И вот сейчас этот случай настал!
Вскоре мохнач уже плыл на двух надутых мехах по течению, изредка отталкиваясь от дна посохом, чтобы направляться в нужную сторону, и чувствовал, как отходят сведенные долгой борьбой с потоком мышцы.
«Если поддувать меха — ночь продержусь легко, — повеселев, думал он. — Рано или поздно вынесет или к людям, или на отмель, или хотя бы дерево попадется на пути… Теперь главное — не замерзнуть…»
Уходящее за горы солнце озарило багрянцем снежные вершины, превращая воды разлива в кровь. Еще немного, и бывшая степь начала погружаться в сумрак.
Внезапно впереди Аоранг увидел нечто темное над гладью вод.
«Неужели островок? — воспрял он. — Нет, скорее какая-то постройка… Или…»
Со стороны темного пятна донесся звук, заставивший Аоранга вскинуться, забыв обо всем. Это был плач младенца.
Мохнач, рассекая грудью напирающую воду, направился к темному пятну. Жалобный плач то умолкал, то возобновлялся.
Вблизи пятно оказалось крытыми носилками. Видно, их несло течением, а потом они зацепились за дерево и повисли, покосившись, над самой водой. Аоранг подошел вплотную, непослушной от холода рукой отдернул плетеную занавесь. На дне, среди мокрых подушек, ничком лежала женщина. Одной рукой, стараясь то ли согреть, то ли удержать, она крепко прижимала к себе сверток, из которого и доносился плач. Другая рука была по плечо опущена в воду. Женщина была такой бледной и холодной, что Аоранг сперва подумал о самом худшем.
— Эй! — он попытался перевернуть ее на бок. — Ты жива?
В ответ послышался неразборчивый шепот. Женщина, явно не осознавая, что перед ней незнакомец, звала кого-то по имени. Аоранг взял ее за плечо, чтобы вытащить из воды руку, потянул — и невольно ахнул. Пальцы женщины крепко сжимали запястье утопленника.
Аоранг сжал зубы и принялся разгибать окостеневшие пальцы. Разжав, вытянул за руку из воды подростка… Поглядел на него, вздохнул и отпустил. Мертвец медленно исчез под водой, уплывая к горам.
Избавившись от груза, носилки, вопреки его ожиданиям, не выпрямились, а накренились еще сильнее. Аоранг заглянул под них, чтобы посмотреть, на чем они держатся… и отшатнулся. Не было никакого дерева. Все, что держало носилки, были торчащие из воды мертвые руки.
Губы Аоранга сами зашептали молитву. Он подхватил кренящийся край носилок и приподнял, неосознанно стараясь разделить их тяжесть с теми, кто стоял под водой. И словно дождавшись помощи, мертвецы один за другим начали погружаться, исчезая в пучине. Носилки тут же набрали воды и накренились — мохнач едва успел вытащить из них женщину с младенцем.
Через несколько мгновений не осталось ничего — лишь гладь воды. И женщина с плачущим младенцем на руках у Аоранга.
«Святое Солнце, что это было?! — с изумлением и трепетом думал мохнач. — И что мне теперь делать?»
Особого выбора у него не было. Меха и его-то лишь поддерживали, а для трех человек их было слишком мало. Аоранг привязал к ним женщину так, чтобы ее голова и плечи находились над водой, на спину ей примотал сверток с младенцем.
«Пойду дальше, пока хватит сил, — подумал он. — Пока не онемеют окончательно руки и ноги… А там… Рано или поздно я упаду, а женщину с младенцем дальше понесут воды разлива. Если мертвецы спасли ее от гибели, значит у нее особая судьба… Пусть Исварха начертает ее имя в свитке жизни и осенит ее крылом спасения…»
К тому времени уже почти стемнело. Дальше путь Аоранга пролегал во тьме. Каждый новый шаг давался ему со все большим трудом. Ноги путались в травах, он начал спотыкаться и падать. Все чаще закрадывалась даже не мысль, а крик всего измученного тела: «Зачем идти? Куда? Дороги не видать, вокруг лишь тьма. Остановись и отдохни…»
Аоранг стискивал зубы и шагал. Он очень хорошо знал этот зов. Он слыхал его и прежде, пробивая путь сквозь метель в Ползучих горах. Это был голос смерти.
Аоранг знал: нельзя его слушать. Знал и то, что рано или поздно послушается все равно. Человек может быть очень силен, но не сильнее богов…
Сражаясь с понемногу предающим его телом, мохнач поначалу даже не заметил, что уровень воды начал падать. Все, что его занимало, — сделать шаг и еще шаг… Даже когда впереди замелькали огни, он с досадой отвернулся. Вспышки, голоса, плеск воды и ржание коней лишь отвлекали его, мешали идти…
Наконец, когда его окликнули, Аоранг поднял голову и осознал, что окружен всадниками. Вода достигала до брюха их коней, но люди понукали их идти вперед. Мохначу показалось, он узнает охотников, вспугнувших Рыкуна.
— Помогите ей, — прохрипел мохнач, подталкивая к всадникам привязанную к мехам женщину.
Она уже давно не шептала и никого не звала; умолк и младенец, и мохнач даже не знал, живы ли они.
Когда женщину достали из воды, со всех сторон понеслись радостные, возбужденные крики.
«Они ее и искали», — понял Аоранг.
В следующий миг его самого подхватили крепкие руки и без церемоний затащили на спину лошади. Мохнач было дернулся, пытаясь освободиться, но навалившаяся бесконечная усталость шепнула: «А зачем?»
«В самом деле, зачем?» — покорно отозвался Аоранг, уронил голову на конский бок и мгновенно заснул.
Глава 7Солнце убивающее
— Восславим ту, что восходит над горизонтом,
Ту, что первая разрушает тьму,
Ту, что всякий день создает мир заново.
О ты — сияющий рассвет, сверкающий на волнах!
О ты — добрый дар отца твоего, Сурьи Исвархи!
Ты едешь в колеснице, запряженной рыжими котами,
Ты выпрямляешь все пути,
Ты разрушаешь все препятствия,
Твои лучи, не зная преград, достигают края небес!
Твоя красота — бесценное благо, о Сурья Дара!
«Это возмутительно, — думал Аоранг, слушая пение. — Очень красиво, и гимн похож… я даже знаю, откуда они его взяли… Но это просто возмутительно!»
Торжественное пение умолкло, вперед вышла юная женщина.
— Восславим Солнце! — голосом, звучащим словно пение струн, воскликнула она.
Приняв из рук служанки чашу с белесым травяным настоем, она поднесла его к стоящему на возвышении жертвеннику, увенчанному золоченым изображением сидящей богини. Лучи восходящего солнца озаряли ее, и золото казалось пылающим, а богиня — живой. Губы ее улыбались, руки покоились на коленях. Над головой нимбом расходились солнечные лучи.
— О благая Сурья Дара! Прими нашу жертву во избавление твоих детей от Гибельных Вод! Твоя красота словно стрелой поражает тьму!
Каждый призыв к богине подхватывали сотнями голосов окружавшие жертвенник сурьи. В обширной долине среди холмов их собралось великое множество, и прибывали все новые. Мужчины и женщины, юные и зрелые, красочно одетые и богато снаряженные — все они были всадники, все воины.
Взгляд стоящего в первых рядах Аоранга то и дело останавливался на женщине, проводящей обряд. Тогда, в сумраке, в темных водах потопа он толком ее не рассмотрел, зато теперь любовался и изумлялся. Какая гордая осанка, какая легкость и сила в каждом движении! Стройный стан, усыпанная веснушками кожа, необыкновенные темно-синие глаза. Где-то Аоранг уже видел подобные глаза…
И какая сила духа! Совсем недавно эта женщина перенесла ужаснейшие бедствия, едва не погибла, потеряла близких… И вот она уже, убранная, сияющая, возносит благодарственные молитвы, и целое войско смотрит на нее с восхищением.
Голову женщины венчала тяжелая золотая тиара с изображением дерущихся львов. Шесть огненных кос, перевитых лентами, украшенных золотыми подвесками, спускались до колен. Золото — на груди, на шее, на поясе и запястьях — вспыхивало и звенело при каждом движении. Только одна знакомая Аорангу девушка так же легко носила на себе столько золотых украшений, как будто родилась в них.
И она тоже была царевной…
Мохнач перевел взгляд вправо, где среди нескольких великолепно разодетых воинов стоял владыка здешних земель, по приказу которого и проводился обряд. Молодой князь, супруг той самой женщины, что славила сейчас Сурью Дару.
Правителя сурьев звали Тилла. Аорангу это имя ничего не говорило. Раньше мохнач о нем не слыхал.
Князь был хорош, под стать жене. Высокий, рыжеволосый, стройный и жилистый, словно свитый из медных прутьев. В худом с виду теле угадывалась огромная сила, кожа была сплошь разрисована наколотыми зверями. Из-за ворота выглядывала оскаленная пасть льва — чтобы даровать хозяину ярость хищника; на левой руке виднелась рыба — чтобы плавать без устали… Посередине покрытого веснушками лба голубело солнечное колесо с загнутыми лучами… Узкое лицо с резкими чертами, темно-синие глаза. Снова эти знакомые глаза…
Царевна сурьев поднесла супругу чашу с белесой жидкостью. Тот принял ее с ответным поклоном, коснулся напитка кончиками пальцев, повернулся к золотому идолу и принялся мазать ему губы.
— О Сурья Дара! Взгляни на нас, прими нашу жертву!
Где-то поблизости пахло вареным мясом. Аоранг втянул ноздрями запах, покосился влево. Там неподалеку в освященном котле старухи-жрицы варили жертвенное мясо. Чье именно, Аоранг знать не желал — он все равно не собирался его есть. Его и так коробило от происходящего на его глазах кощунства. Мохнач не считал себя нетерпимым — долгие странствия научили его уважать чужих богов, пусть даже ложных. Однако то, что он наблюдал сейчас, вызывало в нем глубокую неприязнь. «Прочие дикари всего лишь заблуждаются, — думал он. — Что понятно и простительно… Но это — просто издевательство над Исвархой! Что еще за дочь ему придумали сурьи?»
— Благодарим тебя, о Судья Дара, исправляющая пути тех, кто плутает во тьме!
Голос князя был красив и звучен, но древний язык арьев звучал в его устах так же искаженно, как и сам обряд поклонения Солнцу в этой земле.
Закончив кормить идола, Тилла повернулся и сам сделал глоток из чаши. Затем оглядел толпу и остановил взгляд на Аоранге:
— Подойди, чужестранец, причастись сияния Сурьи Дары!
Мохнач попятился:
— Ну уж нет…
Губы Тиллы сжались в узкую линию. Вокруг стало очень тихо.
— Я ведь не сурья, — попытался отвертеться Аоранг. — Мне не подобает…
Взгляд князя чуть потеплел.
— Я — Тилла, сын Аурвана, стою за свой народ перед лицом Сурьи Исвархи! — внушительно произнес он. — Это я здесь решаю, что и кому подобает. Священная хаома — напиток, соединяющий нас с богами. Доверься мне, и я отворю очи твоей души!
— Но…
Прежде чем Аоранг успел возразить, князь махнул его по губам белесым зельем. Оно оказалось очень терпкой травяной настойкой. Кое-какие травы Аоранг сразу узнал и даже успел испугаться — в Аратте они считались ядовитыми… Затем мир будто вспыхнул и стал вдвое ярче, чем прежде. Мысли понеслись вскачь, словно легконогие сайги.
— Ты — Тилла, сын Аурвана Облачного! — выпалил Аоранг, мгновенно вспомнив наконец, где слыхал это имя. — Прежнего верховного вождя сурьев.
— Так и есть, — кивнул юный вождь.
— Стало быть, ты — нынешний правитель Десятиградия?
Тилла усмехнулся его изумлению:
— Добро пожаловать в Солнечный раскат, чужестранец!
Обряд явно близился к завершению. Чаша с хаомой передавалась из рук в руки, постепенно пустея. Толпа пришла в движение, зашумела. Аоранга подвели к котлу, в котором булькало мясо, и сунули в руки дымящуюся плошку с варевом. Пришлось взять, — оказалось, оленина.
— Пойдем со мной, — приказал князь. — Вон туда, в большой шатер. Мы почтили Сурью Дару, а теперь — пир. Будем беседовать, пить, веселиться! Эй, где же певцы с игрецами?
Пир Аоранг запомнил плохо. В памяти всплывали только яркие обрывки видений. Вот он сидит на жестких подушках за низким столом, ломящимся от блюд, и завороженно следит за танцем совсем юных парня и девушки. Подростки пляшут посреди шатра, перебрасывая друг другу острые кинжалы, а гости хлопают, подбадривая танцоров восхищенными выкриками.
Вот мохначу суют в руки огромную чашу с мутным ароматным пивом, которая уже явно не первый раз обходит вокруг стола. Аоранг, едва коснувшись губами ее края, передает чашу дальше. Хмельного мохнач не любил и даже опасался. В храме его с детства обучали держать в узде дикую часть своей природы. Аоранг умел управлять ею — но отлично знал, что на самом деле она никуда не делась… Хаома и так подействовала на него слишком сильно — мир, ставший поразительно ярким в первый миг, теперь ускользал и расплывался…
— …их было тридцать два — тех, кто нынче в небесной степи, на Третьем Небе, — послышался рядом знакомый женский голос.
Жена князя сурьев сидела рядом, рассказывая о своих злоключениях. Насколько знал Аоранг обычаи диких племен с окраин Аратты, история будет рассказана еще раз сто, пока не превратится в песнь, которую начнут петь по всему Солнечному Раскату.
— …там и мой брат, и вся свита, и служанки, и доблестные телохранители… О, если бы мы сразу поняли, какой бедой грозит разлив! Но я приказала идти вперед, потому что всем сердцем стремилась воссоединиться с тобой, мой супруг! По колено в воде, мы шли целый день до самого заката, но настала ночь, а вода лишь прибывала. Мы провели тяжелую ночь без сна на сыром взгорке, а на рассвете увидели, что половодье окружает нас со всех сторон… Возвращаться или идти вперед? Я вновь приказала идти дальше.
Мы шли, вода поднималась… К вечеру мои люди начали падать от усталости. Сперва служанки — одна за другой опускались в воду и исчезали. Потом слуги, носильщики… В конце концов остались лишь я, четверо стражей и мой младший брат. Сперва он помогал нести носилки, потом просто шел рядом… Наконец он начал цепляться за край и спотыкаться… И вот он споткнулся — и не смог встать. Я схватила его за руку… — царевна запнулась, помолчала и тихо продолжила: — Я держала его очень долго. Понимала, что он уже мертв, и все равно не отпускала…
К тому времени мои стражи уже не могли идти. Они остановились и стояли, держа носилки над водой, пока хватило их сил. Сурья Исварха спустился за горы, и я простилась с ним в этом мире. В сумраке я слышала голоса моих стражей. Они окликали меня, и я отвечала им… А потом они начали замолкать, один за другим… Наконец настал тот миг, когда я позвала и мне никто не ответил. Только мой сын плакал и просил грудь, не зная, что настает наш смертный час…
— Слава твоим стражам, Фраван! — взволнованно произнес Тилла. — Поистине они достойны сопровождать солнечную колесницу Сурьи Исвархи в степях Третьего Неба! Даже в смерти сохранившие верность… Это знак великой милости небес! Добрая Сурья Дана сохранила мою семью их руками. — князь повернулся к Аорангу: — И твоими, чужестранец.
Мохнач вскинул голову. Узкое лицо Тиллы казалось бесстрастным, непроглядно-синие глаза смотрели, будто из мира богов.
— Я приношу тебе благодарность, Аоранг! Уже не перед ликом божества, а как мужчина — мужчине. Ты спас мою жену, Фраван Благословенную. Она родила нашего первенца в доме матери — так у нас принято — и спустя сорок дней возвращалась домой, спеша показать мне сына. Я не спал двое суток, разыскивая ее среди затопленной степи…
— Я ехала в носилках лишь потому, что недавно родила! — сочла нужным пояснить Фраван. — А все прочие шли пешком, чтобы не возвышаться надо мной. Ребенка должен посадить на коня отец. Таков обычай.
— Этот обычай едва не погубил тебя, — добавил Тилла, глядя на нее с нежностью. — Уверен, нашего сына ждет необычная судьба! Жрецам надо будет очень хорошо подумать над его именем… Ну а ты, Аоранг…
Князь сурьев внимательно оглядел его, и мохначу показался странным его испытующий взгляд.
— Я прежде не встречал таких людей, как ты. Ты из Аратты?
— Да, с далекого севера, из небольшого племени, прозванного мохначами, — сказал Аоранг. — Мой народ живет на плоскогорье, известном как Змеиный Язык…
— Не знаю такого, — отмахнулся Тилла. — В Аратте сотни народов. Главное — ты не один из желтоглазых арьев. Ты говоришь на их языке, но сам — не один из них, я это вижу. Поэтому ты будешь желанным гостем в моей стране. Живи в моей столице, сколько сам пожелаешь. Ни один сурья не обидит тебя. А за спасение моей семьи — проси что хочешь.
— Даже так? — Аоранг не смог удержаться от недоверчивого взгляда.
Тилла величественно наклонил голову:
— Награда должна соответствовать благодеянию, иначе Сурья Исварха накажет меня за неблагодарность. Я выполню любую твою просьбу, какая будет в моей власти. Ну а ты, прежде чем просить, сперва хорошо подумай и не торопись.
Аоранг низко поклонился. Слова князя сурьев впечатлили его. Но прежде он хотел кое-что уточнить.
— Прости, князь… Ты произнес слова «один из желтоглазых арьев…».
— Ложных арьев, — уточнил Тилла. — Истинные арьи — это мы, народы Солнечного Раската.
— А если бы я оказался «ложным арьем», то…
— Если бы ты оказался одним из желтоглазых, пришлось бы отдать тебя жрецам Тигна Кары.
«Тигна Кара», — мысленно повторил Аоранг, запоминая имя, а вслух спросил:
— Тем, что пробивают черепа и снимают кожу?
— Им самым.
— Несмотря на то, что я спас твою жену и сына?
— Именно так, — спокойно кивнул князь. — И Сурья Исварха не наказал, а похвалил бы меня.
Всю ночь Аорангу являлись безумные видения. Хаома широко отворила двери его разума, впустив ночных дивов, и сон вместо отдыха превратился в бешеный полет из одного ночного удушья в другое. Он снова лежал, похороненный в кургане, задыхаясь под тяжестью земли; огненная женщина обнимала его и сжигала, жидким пламенем растекаясь по телу. Последнее видение заставило его проснуться, тяжело дыша. Он, как наяву, увидел Аюну. Глаза царевны были широко распахнуты, губы шевелились, повторяя его имя, а тело… Тела не было! Осталась лишь голова, прочее стало деревом, срослось с прозрачным золотистым стволом в единое целое…
Аоранг, чувствуя себя совершенно разбитым, путался в одеялах до света, пытаясь заснуть, но так и не смог. Потом его пришли будить по приказу Тиллы и звать в княжеский шатер.
— Раздели со мной трапезу! — пригласил князь, указывая на подушки перед накрытым столом. — А потом поехали гулять! Я хочу показать тебе мою столицу, побеседовать о том о сем… Ты умеешь ездить верхом? Или сидишь на коне, как сакон? Я раз видел, как богатый сакон приехал в Эрех верхом, — чуть со смеху не помер!
— Моя езда, наверно, тоже развеселит тебя, — с сомнением сказал Аоранг. — Хотя, если конь будет спокойный, я вполне удержусь в седле.
— В седле? — хмыкнул Тилла. — Ты еще про стремена вспомни. В седле пусть ездят изнеженные жители Аратты. Мы просто покрываем конскую спину звериной шкурой.
— Тогда прикажи своим воинам еще раз затащить меня на коня. А можно и привязать покрепче для надежности!
Закончив трапезу, они выехали на прогулку — шагом, из сострадания к чужеземцу. Однако все равно Аоранг то и дело ловил на себе насмешливые взгляды сурьев.
Укромная долина в холмах, где устроил свою ставку Тилла, пестрела островерхими шатрами. Их тут было великое множество: от роскошных вроде княжеского до потрепанных путевых веж, покрытых выцветшими на солнце воловьими кожами. Повсюду дымились костры, варилась еда, паслись кони…
— Это и есть твоя столица, государь сурьев? — спросил Аоранг. — Но скажи, почему ты называешь столицей скопище шатров в степи? Разве столица Десятиградия не Манх?
— Город — всего лишь место, — нахмурившись, ответил Тилла. — А моя столица там, где мое знамя… Или ты хочешь спросить, почему я не в Манхе? Потому что его захватили желтоглазые дивы.
— Ложные… арьи?
— Они самые. Ты небось думаешь, это я начал войну? Как бы не так — это они сюда вторглись. Целое войско явилось из Аратты, едва в степи сошел снег. Уже месяц, как они разоряют Солнечный Раскат.
— Но почему? — удивился мохнач.
— Ищут своих сородичей, ха-ха! Переселенцев, бежавших от разливов закатных рек, — объяснил Тилла. — Пусть ищут дальше! Наверняка кое-кого уже нашли. На священной горе подле Манха я устроил знатное жертвоприношение Тигна Каре! Поэтому они так и бесятся… — Тилла помрачнел, в глазах полыхнула молния. — Я еле ушел от проклятого однорукого накха!
Отогнув ворот, он показал мохначу свежий шрам на шее:
— Это он метнул в меня нож. Клянусь, я не верил, что нож может лететь так далеко и точно! Человек, как бы его ни учили, не может так кинуть нож. Но однорукий уже и не совсем человек. Он продался желтоглазым дивам за ведьму-царевну, едва не сгубившую Накхаран. Дивы одурманили его разум, и теперь он служит им, предав свой народ. И кидает ножи через целое поле битвы!
— А! — сообразил Аоранг. — Так войско привел Ширам?
Князь сплюнул, услышав ненавистное имя:
— Да, однорукий выродок Ширам, Мертвый Саарсан, чтоб дивы пожрали его печень! Он захватил Манх, и Шен, и Сур и предал их огню. Но он может захватить и разрушить хоть все Десятиградие — это не поможет ему вернуть жену. Война прекратится лишь тогда, когда погибнут все арьи… Ты что-то совсем не слушаешь меня?
У Аоранга мир качнулся перед глазами.
— Что… ты сказал, его жена?
— Желтоглазая Аюна, — усмехаясь, произнес Тилла. — Такая дерзкая, такая надменная… Но красивая, не поспоришь. Будь она женщиной, а не дивьим отродьем, я бы забрал ее себе…
— Царевна Аюна… — пробормотал мохнач, — она тоже… у вас?!
— Была у нас, — уточнил Тилла. — Она-то и привела сюда первых переселенцев.
Аорангу вспомнились расколотые черепа, и красная пелена заволокла мир перед его глазами. Их разинутые рты звали его — а он не услышал! А что, если это из ее черепа тянулся к небу цветок? Что, если ее кожа была на идоле?! Если да… Кулаки мохнача сжались, мышцы напряглись. Еще немного, и он схватил бы князя за горло… Но дальнейшие слова вернули Аоранга в разум.
— Хочешь узнать, как у нас оказалась царевна арьев? — довольно усмехаясь, спросил Тилла. — Что ж, охотно расскажу! А могу кликнуть гусляров, они споют…
Аоранг мотнул головой — говорить он был не в силах.
— Ты прав, не надо гусляров — лучше расскажу сам. Это необычная история. Сейчас проедемся вокруг столицы, и можно будет перекусить, выпить вина, послушать песни…
За обедом Аорангу кусок не шел в горло. Несколько раз он хотел спросить князя, что тот сделал с Аюной, и всякий раз язык не слушался его.
А Тилла ел за двоих и рассказывал.
— Честно говоря, придумал эту ловушку не я, а дядя, брат моего отца. Он великий человек, мудрец, чародей и прозорливец. Он давно предсказал, как пойдут события.
«Когда неисчислимые беды обрушатся на Аратту, когда со всех сторон к нашим врагам подступит гибель — а рано или поздно это случится, — предложи им Солнечный Раскат как надежное укрытие. Пусть твои послы скажут: „Десятиградие просторно, наши города опоясаны крепкими стенами, нас не беспокоят гибельные воды. Вернитесь на свою прародину, и мы примем вас как братьев!“»
Мой отец много лет ждал, когда придет время отправить в Аратту послов. Умирая, он завещал ожидание мне. И я дождался. Как завещал мой мудрый дядя, я предложил Аратте помощь. И знаешь что — они согласились!
Глаза Тиллы блеснули свирепой радостью.
— Они благодарили меня и называли спасителем, — с усмешкой продолжал он. — «Ты воистину мой младший брат», — в ответном послании написал мне государь Аюр. Он полагает, что мне это льстит — быть младшим братом нечистого дива! Ха-ха! Желтоглазые так простодушны в своем высокомерии!
На миг лицо Тиллы стало неописуемо злым.
— Они в самом деле все забыли! — прошипел он. — Все зло, которое они причинили за прошедшие века! Они в самом деле верят, что облагодетельствовали нас, украв у нас страну, язык, само наше имя!
Аоранг, изумленно глядя на него, выговорил:
— Прости, князь… Я не понимаю, о чем ты.
— Ха-ха! Видишь, и ты туда же! Эти дивы опоили напитком забвения все народы Аратты!
— Почему ты все время называешь арьев дивами?
— Потому что они и есть дивы. Порождения бездны, змеелюды, принявшие человеческий облик. Из-за них все беды, приходящие в мир! Мы, истинные арьи, всегда это знали. А теперь, когда Тигна Кара пробудился от сна, об этом узнают все. Мы — острие копья Исвархи, бьющее в Змея Тьмы! Мы очистим мир от скверны, и он возродится обновленным из крови этих нечистых тварей! Теперь ты понял?
— Кажется, начинаю понимать… — пробормотал Аоранг, вытирая пот со лба.
Тилла откусил кусок сырной лепешки.
— Слушай дальше. Когда мы получили согласие государя Аюра, то начали готовиться к встрече переселенцев. Я приказал всем вождям, всем главам родов выкопать из земли изваяния Тигна Кары, зарытые в древние времена. Мы воздвигли жертвенники, вырыли ямы, наточили жертвенные ножи для снятия кожи и приготовили сосуды для крови тварей. Пришло время Солнцу явить свой гнев!
— Кто это — Тигна Кара? В Аратте такого бога не знают…
— Ну еще бы! Это самый грозный лик Сурьи Исвархи — Солнце Убивающее. Тигна Кара ужасен и праведен. Он приходит, когда миру грозит гибель, чтобы выжечь всю тьму, чтобы не осталось ничего, кроме света.
— Но убийства невинных… Убийство целого народа! — Аоранг как ни старался, не смог сдержать возмущение. — Это вы называете светом?!
— Не невинных, а желтоглазых дивов, которые губят наш мир, — с ледяным спокойствием произнес Тилла. — Вот не будь ты спасителем моей жены и сына, Солнцем клянусь, я бы сейчас разгневался! Впрочем, ты всего лишь невежественный чужестранец, чей разум затуманили ложные арьи. Открой сердце, и услышишь правду…
И Тилла принялся рассказывать то, что Аоранг слышал еще в храмовой школе — однако с совершенно иной стороны…
— Однажды мои предки встретили в безводной пустыне на востоке небольшое умирающее племя. Те люди выглядели необычно, они были смуглыми, словно солнце пыталось их сжечь, да не смогло. Глаза у них были желтыми, как у пустынных хищников и злых дивов… Почему же мои предки приняли их? Из милосердия! Оно и погубило нас — ибо чужеземцы оказались хитрыми и жестокими колдунами. Очень скоро они обманом захватили власть в Солнечном Раскате… И вот уже нас стали звать сурьями, и мы сами не заметили, как стали рабами в собственной стране…
— Насколько я помню, все было немного не так, — заметил Аоранг. — Присоединив к себе это необычное племя, с помощью их знаний и умений сурьи вскоре достигли невероятного могущества. Вчерашние кочевники начали строить в степи города и понемногу овладели всем Солнечным Раскатом, а потом и поречьем Ратхи.
Тилла посмотрел на него насмешливо:
— Даже если так — какая теперь разница? Овладев поречьем Ратхи, ложные арьи устроили там новую столицу — Солнечный Престол. Говорят, она возникла на холме у реки за одну ночь! Соседние племена начали платить им дань, перенимать их обычаи… И отдали себя в полную власть злых дивов.
— Почему ты так считаешь?
— Праведные люди живут своим родом, как завещали предки, а дивы, колдуны и торговцы заводят царство, чтобы кормить своих богов, высасывая кровь и золото из подвластных племен…
— Я никогда об этом не задумывался, — признался Аоранг.
— А ты подумай! Это тоже слова моего мудрого дяди. Я сам долго их осмыслял, пока не понял… Вот тогда наши пути с ложными арьями и разошлись. Желтоглазые пошли по пути обмана, могущества и порабощения соседей. А мы вернулись в степи. Мы не делаем запасов золота, мы не считаем своего царя живым богом. Мы — праведные люди, не грешники… Тогда нас и стали в Аратте звать сурьями, немытыми дикарями с окраины…
Аоранг мрачно кивнул. Теперь ему было, пожалуй, все ясно.
— А этот твой великий дядя, которого ты все время вспоминаешь… Если он еще жив, я почел бы за честь с ним побеседовать!
— Он жив, но побеседовать с ним не получится, — развел руками Тилла. — Он сейчас в Аратте — сражается с врагами в их логове. Его имя Зариан, брат царя Аурвана. В Аратте его прозвали Зарни Зьен.
Некоторое время оба молчали. Князь, устав от разговоров, ел и пил. Аоранг думал.
— Послушай, князь, — наконец произнес он. — Я решил, чего хочу попросить у тебя в награду.
— Слушаю тебя, — наклонил голову Тилла.
— Я прошу милости. Пощади переселенцев, оставь им жизнь… Ты ведь не всех…
— Всех, — несколько разочарованно ответил Тилла. — Переселенцы уже приняли от меня последнюю милость. Сейчас я уже думаю, что немного поторопился — рабы бы нам не помешали. Но не беспокойся, слуг и простолюдинов мы убили быстро.
— И женщин, и детей?
— Без исключений, — отрезал князь. — Ты все еще не понял! Я же не бешеный волк, мне претит бессмысленная кровожадность. Но арьи должны быть уничтожены ради спасения мира. Когда умрет последний арий, прекратится потоп — так сказал мой мудрый дядя…
— А ты понимаешь, что Аратта придет мстить?
— Ха! Уже пришла. Но пусть сперва найдут нас! — Тилла откинулся на подушках. — Некогда возникла у нас вражда с накхами из-за предгорных торжищ. Их князь разорил Эрех и Сур, а потом спросил, долго ли мы будем бегать от него по всей степи? И не пора ли нам выйти на честный бой и сразиться, как подобает мужчинам? Знаешь, что ему ответил мой прапрадед? «Я не бегаю от тебя, — сказал он. — Я делаю только то, что мне нравится. Хочу, еду туда, а хочу — сюда. Если ты разоришь пару городов, от этого пострадают только купцы и ремесленники, а прочие… Попробуй поймай ветер! Ну а когда я решу сразиться с тобой — это ты узнаешь по торчащей из глаза стреле!»
Аоранг смотрел на него с глубокой скорбью.
— Хотя бы скажи, где вы закопали тела переселенцев, — попросил он тихо.
— Да хватит ходить вокруг да около! У тебя кто-то был среди них, я же вижу. Ты уже давно хочешь спросить, но боишься.
— Да, был, — глухим голосом ответил мохнач.
— Я же сказал, что сожалею о том, что мы убили слуг! Если хочешь, мои люди укажут, где они похоронены. Ты можешь совершить погребальный обряд и оплакать того, кого искал.
— А… что вы сделали с арьями?
— Их кожа пошла на плащи для Тигна Кары. Их черепа стали вместилищем весны нового мира. Требуху и кости мы выбросили в степь на поживу шакалам.
В глазах у Аоранга потемнело. Он оперся руками на стол, чтобы не упасть.
Тилла, глядя на него, неодобрительно покачал головой.
— Прости, я покину тебя, — с трудом пробормотал Аоранг, — мне надо побыть одному.
Тилла равнодушно махнул рукой — дескать, ступай — и вернулся к трапезе. Когда молодой князь понял, что Аоранг скорбит по кому-то из желтоглазых дивов, его сочувствие к спасителю жены сразу иссякло.
Аоранг ушел далеко в степь и до темноты сидел там один. Горе его было так велико, что он пока и сам не мог увидеть его пределы. Даже ярость, охватившая его нынче днем, стала бы облегчением — однако и она ушла и не возвращалась. Мертвенное оцепенение понемногу захватывало все существо мохнача, засасывая, словно трясина. «Аюна умерла», — повторял он и не верил самому себе.
Травы неподалеку раздвинулись, и перед Аорангом возникла голова Рыкуна. Мохнач даже не повернулся в его сторону. Саблезубец озадаченно поглядел на хозяина, подошел поближе и боднул его головой. Аоранг, не сознавая, что делает, потрепал его по холке. Потом крепко обнял косматую голову зверя и разрыдался.
Над степью заходило солнце. Издалека слышалось пение: войско сурьев возносило хвалу Тигна Каре.
— Он бредет по степи,
И шаги его трав не тревожат.
Воду пьет из озер,
На горючие слезы похожих.
Он идет из пустынь,
Что песчаною бурей объяты,
На плечах его солнце —
Кровавое солнце заката.
Под призывы рогов
Мы несем ему красные жертвы.
Облачаем его
В одеянья из кожи умертвий.
Под ногами его
Засыхающей крови разливы.
И страшна, и желанна
Святая его справедливость.
На плечах его солнце —
Багровое солнце заката.
Под призывы рогов
В бой уходят герои Раската.
Быть пожарам в ночи
И стервятникам над мертвечиной!
За кровавым огнем
Скачут воины, скачут мужчины.
Глава 8В кольце огней
«Это ты, Аоранг?! Как я же рада видеть тебя… Именно тебя! О, я знала, что это будешь ты! Что ты будешь ждать меня!»
Глаза Аюны полны счастья, все ее лицо дышит нежностью.
«Не поверишь — перед смертью я молилась Исвархе… о тебе. Когда навсегда погаснет солнце и я перейду последнюю черту, оставив тленному миру свое тело, пусть Аоранг будет первым, кто встретит меня с той стороны! Рука об руку мы пойдем дальше, в вечный свет Исвархи! Да, у меня есть муж — но он остался там, в мире живых…»
— Ты умерла? — спрашивает Аоранг.
Спрашивает — и сам себе не верит, ощущая тепло ее рук.
«Да, мы оба умерли».
— И я?
«Да, а ты не знаешь? О, бедный Аоранг! В начале зимы тебя заживо похоронили в кургане, в стране Великой Матери. А я умерла недавно — здесь, в Гнезде Рассвета. Мое тело стало частицей храма, а душа летала над Араттой, словно сбившаяся с пути перелетная птица… Но теперь мы будет вместе в вечности, навсегда…»
Аоранг открыл глаза и уставился на светлеющее небо в вытяжном отверстии шатра, желая, чтобы новое утро никогда не наставало.
Мысль о смерти Аюны придавила его, будто каменной плитой. «Я не хочу просыпаться, — думал он. — Хочу уснуть навсегда и остаться там, с ней, — куда она зовет меня… Где? Как она назвала это место?»
Откуда-то долетал запах похлебки, но Аоранг едва почувствовал его, хоть и не ел уже второй день. Жизнь в мире, в котором нет царевны, была для мохнача полностью лишена смысла.
«Уснуть и не просыпаться! Вернуться туда, где она все еще жива. Где смотрит на меня с любовью. Поистине я видел ее — а она меня! Ее душа звала меня к себе! Может, так бывает всегда, когда умирает любимый?»
Весь следующий день до вечера Аоранг вновь бродил в степи между холмами. Распускались цветы, но Аоранг их не видел — потому что их больше не увидит Аюна. Пели птицы, но он не слышал их — ведь их больше не услышит его любимая… Горе навалилось на него с неодолимой силой. Во всем мире осталось только оно, больше ничего не имело значения. Никто не искал мохнача, никто не любопытствовал, зачем он бродит как безумный. Вероятно, если бы он вздумал уйти — даже не заметили бы.
«Или, наоборот, убили бы, сразу как я покину владения Тиллы, — думал Аоранг. — Вот и хорошо… Может, так и сделать?»
Вечером, когда сурьи запели хвалу заходящему солнцу, Аоранг вернулся к шатру князя.
— Что такое Гнездо Рассвета? — спросил он, дождавшись, когда князь обратит на него внимание.
— Откуда ты знаешь про него? — резко обернулся к нему Тилла. — Где слышал это имя?
Аоранг не знал, что сказать, а потому сказал правду:
— Мне было видение. Царевна Аюна явилась мне во сне и сказала: «Приходи, будем вместе в Гнезде Рассвета!»
— Гм… мм… — промычал Тилла, впадая в глубокую, непонятную Аорангу задумчивость. — Гнездо Рассвета, — произнес он после долго молчания, — это место, где исполняются желания. Это вечно цветущая степь, начало и конец пути…
Аоранг печально кивнул. Так он и думал. В языке арьев это место называлось Небесный Сад. Туда его и призывала чистая душа Аюны…
— А еще, — добавил Тилла, — так называется одно запретное место к востоку от Манха. Именно там наш народ впервые повстречал желтоглазых.
— И Аюна… Там-то ее и убили? — с трудом выговорил Аоранг.
Язык едва слушался его, словно он был пьян.
Тилла не ответил, внимательно разглядывая мохнача.
— «Аюна», говоришь? Ха! Так вот кого ты искал! А мы-то все думаем — какие силы привели тебя сюда… А ты, стало быть, шел за царевной… Что ж, тогда твое появление здесь совсем не удивительно. Все связанное с этой странной женщиной поистине отмечено знаком Исвархи…
Аоранг с недоумением поглядел на юного князя — и вдруг понял. Нахлынувшие чувства заставили его пошатнуться.
— Вы ее не убивали! — вырвалось у него.
Тилла кивнул.
— Так Аюна жива?!
— А вот этого никто доподлинно не знает.
— Говори! Где это Гнездо Рассвета?! — Аоранг, забывшись, схватил его за руку. — Не скрывай ничего, прошу!
Хватка Аоранга способна была раздробить кости. Однако Тилла и виду не подал, что ему больно.
— Если твои чувства столь же сильны, — спокойно произнес он, — неудивительно, что дух царевны является к тебе во сне!
Мохнач, опомнившись, разжал пальцы. Тилла, словно решив что-то про себя, вскочил на ноги:
— Мужу следует достойно нести свое горе. Не уходи никуда, жди меня здесь!
Время до заката показалось Аорангу самым долгим в его жизни. Тилла не появлялся, пока не стемнело. Наконец явился от него посланник, передал приказ, и Аоранга повели за пределы города, куда-то в холмы. «Я был неучтив с вождем, — подумал Аоранг. — Может, меня ведут на смерть? Что ж — хвала Исвархе!»
Наконец, когда в небе уже зажигались первые звезды, а равнину окутала тень, впереди блеснул огонь. Затем второй, третий… Вскоре перед Аорангом предстала поляна, окруженная кольцом костров. В огненном кольце сидели полдюжины знатных сурьев в расшитых золотом войлочных одеждах. Аоранг опознал Тиллу и его самых приближенных вождей. Их высокие шапки — знаки знатности — были сняты и переданы слугам, находившимся в темноте, за кругом огней. Перед Тиллой стояла большая чаша с ручками в виде бараньих рогов, полная белой жидкости, в которой Аоранг сразу узнал хаому. Стало быть, вожди собрались здесь, чтобы провести какой-то обряд…
«А где жрецы, о которых говорил Тилла? Ах да, сурьи сами и вожди, и жрецы…»
Аоранга провели за костры и указали место подле старой седовласой женщины с пронзительными светлыми глазами. На коленях у нее лежали диковинные гусли, выточенные из половинки человеческого черепа, с высокой шейкой. Аоранг вдруг вспомнил ее: на пиру несколько дней назад старуха веселилась, плясала и дурачилась, едкими шутками поддевая сотрапезников. Аоранг тогда еще порадовался за нее и всех сурьев, не запирающих своих женщин, подобно саконам. Теперь же старая женщина была полна достоинства и величия, словно высшая жрица.
Старуха покосилась на мохнача, подмигнула ему. Затем обвела неподвижным взглядом всех присутствующих и звучным голосом произнесла:
— Нынче прозвучало имя Гнездо Рассвета. Однако о божественных вещах подобает говорить языком богов…
Она подняла свои гусли, и Аоранг увидел, что череп покрыт тонкой резьбой, а на теменной кости у него — такое же бегущее солнечное колесо, как у Тиллы и у самой старухи. «Должно быть, это череп великого гусляра, — подумалось ему. — Теперь музыка звучит в нем вечно…»
— О божественном подобает петь! — возгласила старая женщина.
Тихо зазвенели струны. Потрескивание костров мешалось с нежными переливами, шелест ветра — с тихим речитативом жрицы. Вожди начали передавать по кругу чашу с белесым зельем. Когда ее сунули в руки Аорангу, он без колебаний сделал большой глоток. Мир сразу же куда-то покатился — мохнач даже не запомнил, как передал чашу дальше…
Звон струн превратился в разноцветные лучи. Они переливались, сплетаясь в причудливом танце. Когда созвучия соткались в единый узор невероятной красоты, Аоранг уже не понимал — то ли это поет свет, то ли светится звук. Потом он решил, что это неважно.
— Аоранг! — услышал он оклик.
Пляска лучей поблекла и отдалилась. Мохнач, услышав свое имя, завертел головой.
Святое Солнце! Он сидел в огромной веже, обтянутой шкурами белых мамонтов. По стенкам блуждали отсветы зимних огней, что пляшут в небе севера особенно холодными ночами.
— Аоранг!
— Кто зовет меня?!
Мохнач опустил взгляд и увидел перед собой старуху-жрицу с гуслями на коленях.
— Это я, сынок, — ответила она, перебирая струны.
Аоранг прищурился, пытаясь понять, что его смущает. Потом сообразил и изумленно воскликнул:
— Ты говоришь на языке моего народа?!
— Как же иначе, сынок? — улыбнулась та.
Пламя в очаге полыхнуло нестерпимым светом. Аоранг взглянул на него и сразу догадался, где он.
— В очаге — солнце! Почему ты сразу не сказала, что ты — Мать-Мамонтиха?!
Мохнач хотел упасть ниц перед прародительницей, но старуха вскинула руку, останавливая его:
— Сиди, сынок! Я хочу поговорить с тобой. Ты прошел долгий путь… Расскажи, кого ты ищешь?
— Я ищу царевну Аюну, о мать! Единственную женщину, ради которой бьется мое сердце…
— Ты начал путь задолго до того, как встретил царевну…
Мохнач нахмурился, собираясь с мыслями.
— Себя, — сказал он. — Я искал себя.
— Надолго же затянулись твои поиски! — ухмыльнулась старуха. — Похоже, ты обошел всю Аратту в поисках себя. И как, нашел?
Аоранг помотал головой:
— Когда-то я хотел вернуться к моему народу. И даже попытался. Но понял, что там мне места уже нет… С тех пор я брожу, сам не зная, куда несет меня судьба…
Старуха пожала плечами:
— Никому еще не удавалось втиснуться в колыбель, даже если в младенчестве там было очень хорошо! Ты не смог — и пошел дальше. Так поступают те, кто вырос…
— Но я по-прежнему не знаю, куда идти, не знаю, чего искать! Я всюду чужой. Да, я повидал мир… Я был похоронен заживо и вернулся к жизни. Однако тот новый Аоранг, что родился на священном поле матери Даны, тоже не знает, кто он…
— Ты бы давно нашел свой путь, — вздохнула Мать-Мамонтиха, — если бы все твои мысли не были заняты царевной арьев.
— Как же мне не думать о ней?! С тех пор как я ее встретил, я был уверен, что служить ей, заботиться о ней — и есть смысл моей жизни… Я снова ошибся. Судьба развела нас. Я даже толком не знаю, жива она или нет! И что ей до меня? У нее есть царственный супруг… их ребенок…
— Разве не тебя звала царевна, чтобы вместе шагнуть за порог этого мира?
— Да, звала, — встрепенулся Аоранг. — Что с ней, где она? Ты мне скажешь, о мать? Я пойду за ней куда угодно. Она звала меня с того света — я и опять готов туда пойти!
— Вот как? А сможешь вывести ее обратно к живым?
— Если возможно… — Аоранг затаил дыхание. — Конечно! Себя выкупом положу…
Старуха кивнула:
— Что ж… Я вижу твою душу, она не лжет.
Отложив певчий череп, она несколько раз хлопнула в ладоши. От резких хлопков мир пошел трещинами. Пляска лучей оборвалась. Погасли зимние огни, распалась ледяными осколками вежа Матери-Мамонтихи. Затем мир собрался заново.
Вокруг снова была ночная степь, кольцо костров и напряженные лица вождей, несомненно слушавших этот странный разговор…
Все так же ехидно улыбалась только старуха с гуслями на коленях.
Аоранг вытер пот со лба. Его мутило.
— Скоро ты найдешь свою Аюну, — сказала старуха, с довольным видом убирая в разукрашенный чехол драгоценный череп. — Мы сами отвезем тебя.
Глава 9Гнездо рассвета
Они ехали на восток пять дней, и степь словно вымирала под копытами их коней.
Цветущая степь превращалась в каменистые россыпи. Бесконечные ковры колышущейся травы понемногу сменились отдельными зелеными островками, потом исчезли и они. Ветер свистел, бросал в лицо песок. После заката небо вспыхивало россыпями звезд. Ночной холод не давал спать, а сложенный из сухих колючих кустов костер прогорал так же быстро, как и вспыхивал.
— Мы едем в стороне от всех дорог, — рассказывал Тилла. — Тут нет городов, сюда не ходят торговцы. Думается мне, раньше здесь тоже все цвело. Прежде я уже бывал здесь и видел остатки стен среди холмов. Мои предки жили здесь в счастье и изобилии. Но пришли ложные арьи и сглазили эту землю…
— Никаких городов тут раньше не было, — перебила гуслярша, ехавшая бок о бок с вождем. — Ни городов, ни храмов!
Колдунья, что наводила чары на мохнача, тоже отправилась с ними. Аоранг теперь знал, что ее зовут Мирта. Вождю сурьев она приходилась теткой по матери. Она и сама некогда правила большим родом, но отказалась от власти, чтобы отдать все силы звукам и видениям. «Желая обрести власть над людьми другим способом, — раздумывал Аоранг, глядя, как она, закрыв глаза, перебирает струны черепа на стоянках. — Совсем как тот мудрец или злой мудрец… Как его? Зариан, прозванный Зарни Зьеном…»
Кроме родственницы-чародейки, Тиллу сопровождали два десятка всадников — дружина и слуги.
— Прежде чем появилось Десятиградие, — продолжала Мирта, — наш народ вольно кочевал по всему Солнечному Раскату. Степи беспредельны, мы и сами не знаем, где их край! На закате они упираются в Накхаран. На севере, если ехать очень долго, начинаются холодные, лесистые горы. Делать там нечего. А что на полдень и на восход — кто знает?
— С восхода, — вмешался Тилла, — и явились желтоглазые. И понастроили городов.
— Так и есть, — кивнула Мирта. — Десять городов, и каждый назван именем звезды. А если мысленно взглянуть сверху — они складываются в созвездие Небесной Колесницы.
— Вот как! — пробормотал Аоранг, с любопытством слушая колдунью.
— Большинство городов и ныне процветает — желтоглазые умели выбирать места, где пересекаются пути… Но один, самый древний, уже много столетий в руинах.
— Туда никто не ходит, — подхватил князь. — Кто пытался — сошел с ума или вовсе не возвратился.
— Почему?
— Я как-то подобрался опасно близко… С соседней горки глядели. Высокие стены, четыре башни по углам, на стенах — стоячие камни. В каждом отверстие. Ветер дует — камни поют! Солнцем клянусь, слышишь голоса! Пытаешься понять, но никак. Кажется, вот-вот, еще немного, а смысл ускользает…
— Иные, заслушавшись, хотят подойти поближе, — добавил один из ближних воинов Тиллы. — Их кости до сих пор лежат там под стеной, обугленные…
— Обугленные? — нахмурился Аоранг. — Почему?
— Скоро увидишь, — ответил Тилла.
На шестой день пути древняя дорога понемногу пошла вверх, изгибаясь среди скалистых холмов. По-зимнему холодная ночь обернулась паляще-жарким утром. А солнце все карабкалось в небо, разгораясь, словно погребальный костер. «Что же тут творится летом, — невольно думал Аоранг, утирая пот. — Верно, камни плавятся от жары…»
Они миновали сухое русло, еще одно… Ни намека на воду. Вспоминая разлив, мохнач даже и не знал, радоваться или огорчаться.
— Воды тут нет с тех пор, как ушли желтоглазые, — объяснил Тилла. — Это место смерти. Тут нет ни людей, ни зверей, ни птиц…
«Должно быть, здесь обиталище дивов, о которых мне рассказывал Симах», — подумал Аоранг.
— Уже недалеко, — сказал князь. — Поднимемся на тот перевал — и сам все увидишь…
Однако Аоранг ничего не увидел. Сколько он ни вглядывался в серые, рыжие, желтые складки мертвых гор, в каменистые гребни и сухие ущелья — везде простиралась все та же безотрадная местность.
— Да вот она! — Тилла ткнул пальцем прямо под ноги.
— А, вижу!
Аоранг наконец увидел остатки то ли города, то ли крепости, то ли храма. Вытесанные из того же желтого камня, они были почти незаметны. Два кольца стен опоясывали круглый холм в середине долины, куда спускалась дорога. Внешнее, менее высокое кольцо украшали те самые стоячие камни с отверстиями. Сейчас камни молчали. Ветер и тот спрятался от жары.
Второе кольцо стен поднималось выше наружного. Что там за ним — рассмотреть с перевала было невозможно.
— Вот оно, Гнездо Рассвета, — почтительно сказал Тилла.
«Не так я представлял себе Небесный Сад Исвархи…» — подумал Аоранг.
Перед ним — священное место, где скрывается Аюна… Если, конечно, сурьи не дурачат его! Однако эти мертвые стены вызывали разочарование. В них не было ничего величественного, опасного, священного или таинственного. Таких развалин Аоранг видал немало во время странствий. Просто давно заброшенная сторожевая крепость в пустынных горах, на краю мира…
Но Тилла так явно не считал.
— Еще немного подъедем, до вон того камня, — и больше ни шагу, — строго сказал он. — Дальше — владения дивов.
Они начали спуск в долину и остановились там, где дорога огибала большой валун и резко ныряла вниз, направляясь прямиком к стенам. До арки, ведущей внутрь крепости, оставалось несколько сотен шагов. Аоранг отметил — чем дальше, тем лучше выглядела дорога. Похоже, тут ее никогда не разбивали ни колеса, ни копыта…
Всадники спешились. Тилла отдал поводья телохранителю и сделал знак Аорангу следовать за ним. Они обошли валун и остановились на краю склона, глядя вниз.
— Видишь, вон там? — указал молодой князь.
— Да…
У подножия склона, полузасыпанный песком, лежал скелет. Плоть полностью истлела, пустынные ветры выгладили костяк. Некогда на нем были латы, от которых остались лишь рассыпанные бронзовые пластинки и черный, будто обугленный, шлем.
— Доспехи почернели, — прошептал Аоранг. — Почему?
— Закоптились, — сухо ответил Тилла. — Ты видишь, как он лежит? Головой к нам! Он шел со стороны крепости. Убегал, старался уйти как можно дальше, пока его несут ноги! Но упал и умер на дороге, не успев подняться на склон… — Он задумчиво посмотрел в сторону крепости. — Наверняка там, под стенами, лежат его менее выносливые товарищи. Этот бедолага просто прожил дольше прочих.
— Но что его убило?
— Злые чары, — резко сказала Мирта, подходя к мужчинам. — Гнездо Рассвета убивает незваных гостей невидимым жаром. Много кто хотел попасть туда в поисках сокровищ или колдовских тайн. Никто не вернулся живым…
— А я, значит, вернусь, — пробормотал Аоранг.
— Мы на это надеемся, — ответил Тилла. — Тебя звала царевна — ну, или ее дух. Но пока не войдешь — не узнаешь.
— Она жива, — уверенно сказала Мирта. — Мои духи видели ее там. А вот переселенцы уцелели едва ли…
— Что за переселенцы? — насторожился Аоранг.
Тилла и его пожилая родственница переглянулись.
— Когда первые желтоглазые из столицы прибыли в Манх, мы уже ждали их, — начал Тилла. — Ножи наточены, жертвенники убраны цветами… Однако Мирта сказала мне — не спеши, не трогай царевну. Духи не велят торопиться. И я приказал не трогать Аюну и сопровождавших ее людей — из уважения к Мирте и ее могущественным духам.
— Да, Тилла просто послушался меня, хоть и ворчал, — кивнула старуха. — А я сразу увидела, что царевна Аюна — необычное существо. Поняла по ее глазам. Они будто смотрели в другой мир. И видели совсем не то, что прочие смертные. Переселенцы были как потерянные, а она спокойно вела их куда-то… будто зная куда!
— Да, это было весьма удивительно, — подтвердил Тилла. — Мы подумали, верно, дивы ей шепчут. И решили не нападать ни на царевну, ни на переселенцев, что держались подле нее… В сущности, они и так готовились сами погубить себя. Пока другие желтоглазые обустраивались в Манхе, Суре и северных городах вдоль тракта, царевну некие силы увлекали все дальше на восток. Многие из переселенцев отстали по пути, особенно когда стало ясно, что Аюна стремится прочь от городов, в пустынные горы… Этих мы убивали во славу Тигна Кары и дальше следовали за царевной. Мы проводили ее и оставшуюся кучку самых верных до этого самого места. — Тилла топнул ногой. — А дальше они пошли одни. Миновали вон те ворота… и больше их никто не видел.
Аоранг взглянул на желтую крепость, и мурашки пробежали по его телу.
— Что там? — тихо спросил он. — Вы ведь знаете? Что говорят ваши предания?
Тилла и Мирта вновь обменялись взглядами.
— Пора ему сказать, — кивнула колдунья. — Аоранг, слыхал ли ты о лунных стойбищах?
— А-а-а! — медленно протянул мохнач.
Вот оно что! Конечно, Аоранг слыхал о накшатрах. Некогда сам святейший Тулум, отправляя своего воспитанника в странствие на юг, просил его по случаю примечать подобные храмы, не брезгуя даже самыми вздорными слухами… Впрочем, Аоранг, хоть и прошел через Солнечный раскат дважды и побывал во множестве иных земель, ни разу такого храма не встретил. И втайне считал их всего лишь легендой.
Значит, подобная легенда взяла и спасла жизнь Аюне…
— По преданию, эти храмы впускают в себя лишь арьев царского рода, — сказал мохнач. — Всех остальных они убивают…
— Так и есть. Вон тому свидетельства! — Тилла указал на обугленный скелет.
— Давно ли переселенцы вошли в крепость? — спросил Аоранг.
— В середине зимы.
У Аоранга упало сердце. Несколько месяцев в заброшенном храме?! Без еды, без воды!
— Мирта верит, что царевна жива, — напомнил князь, наблюдая за его лицом.
— Духи подсказали мне это, — кивнула колдунья. — Когда я была дерзкой, остроглазой девицей, то подобралась к этим стенам на полет стрелы. И разглядела под аркой вот такой знак на стене. Во-он там, за вторыми воротами… — Мирта подняла растопыренную ладонь. — Желающий войти должен приложить свою руку к этому знаку. Если храм признает тебя — двери откроются. Верно, ты не арий — но ты призван! Сама царевна сказала тебе в видении: «Будем вместе в Гнезде Рассвета»…
Мохнач устремил взгляд на развалины.
«Ты там, любимая? Ответь! Ты звала меня — вот я, здесь!»
Желтые стены были мертвы и молчаливы.
— Так ты идешь? — нетерпеливо спросил Тилла. — Мне уже голову напекло!
Аоранг, не отвечая, направился в сторону крепости.
Он спустился со склона и пошел дальше по дороге. Обогнул полузасыпанный песком скелет в доспехах. Дорога, вымощенная каменными плитами, сама стелилась под ноги.
«Господь Исварха, укрепи меня, — шептал он. — Аюна, я к тебе…»
Ближе к крепости, у обочины, мохнач заметил еще один скелет, потом еще один… И перестал их замечать. Душа парила на крыльях… ноги не касались земли… Он радовался, что избавился от Тиллы, что остался наконец один. Вот есть он, идущий к цели, — и солнце, и неподвижный жаркий воздух, и дорога, и стены впереди…
Аоранг был спокоен и даже весел, сам не понимая почему. «Вот он я, — думал он. — Приди, незримый огонь, и сожги меня, если сможешь, я тебя не боюсь!»
Ему казалось, что он уже перешел незримую черту, за которой человеческие страхи не имеют значения.
«Просто я иду к Аюне, — решил мохнач. — Вот в чем дело. Я иду к Аюне — и земная участь не имеет значения!»
Вскоре развалины уже нависали над головой, отбрасывая короткие тени. Аоранг вошел под арку внешней стены, невольно порадовался укрытию от палящего полуденного солнца. Дальше, за глубокой аркой, снова резал глаза слепящий свет, не давая рассмотреть, что находилось за воротами.
Тут, около самой крепости, обугленных костей не было. Видно, у тех, кого накшатра не впустила, оставалась возможность убраться подальше.
Аоранг огляделся, разыскивая то, о чем говорила Мирта. А вот и пятерня!
Справа под аркой в каменной стене виднелась вмятина — отпечаток ладони. Как будто некто приложил к стене раскаленную руку, оставив след в камне…
Аорангу невольно вспомнились развалины на расколотом холме под Эрехом, где они с Симахом нашли яму с мертвецами. Там тоже была раскрытая ладонь. Измазанная кровью, оскверненная знаком кровавого солнца — но точно такая же!
Какая же невероятная сила расколола тот холм и разорвала надвое храм, вырвавшись наружу? Уж не пытался ли туда войти недостойный?
«Вот и поглядим. Хотя бы проверим догадку», — весело подумал он и решительно приложил ладонь к вмятине.
Широкая ладонь мохнача никак не вписывалась в отметины пальцев. Он невольно напрягся…
Однако ничего не произошло.
— Гм… — хмыкнул мохнач, оглядываясь.
Вокруг ровно ничего не изменилось. Не распахнулись прежде незримые ворота… Не раскрылась стена, не возникла лестница… Да и сам он не ощущал описанного в легендах убивающего жара.
«Аюна уже прошла здесь и провела людей… Может, лунное стойбище так и стоит открытое? В таком случае сурьям нечего бояться…»
У Аоранга мелькнула мысль выйти из ворот и помахать рукой Тилле, но он передумал. А если все же нет? Зачем ему на совести сожженный отряд? Тилла поклоняется ужасному богу, но Аорангу он ничего плохого не сделал…
— Ладно, — пробормотал мохнач и вошел в крепость.
Прикрывая глаза рукой, он сделал два шага по залитой солнцем пустой площади, а на третьем мир вокруг него внезапно изменился.
Аоранг обнаружил, что стоит в храме Исвархи.
В первый миг ему показалось, что неведомые силы перенесли его в столицу и перед ним — жертвенник главного, самого большого и великолепного храма Солнца. Там настоятелем был святейший Тулум, а по праздникам божественный огонь возжигал сам государь Ардван — а сейчас, надо думать, новый государь Аюр.
Мохнач поднял голову. Над ним парил высокий купол, разукрашенный звездным узором. Солнце сияло в зените, а вокруг плыли созвездия. Опустив глаза, Аоранг увидел перед собой сверкающие золотым кружевом Небесные Врата, преддверие Сада Исвархи. Только в столице они были отлиты из металла и открывались с помощью хитрого механизма, а тут казались живыми, словно сами выросли, переплетаясь побегами и выпуская соцветия.
Аоранг изумленно вздохнул. Ноги сами понесли его вперед. Он вышел из притвора, направляясь к жертвеннику…
Тут он и нашел переселенцев.
Как же их много! Тилла пренебрежительно сказал, что за Аюной дошла до крепости лишь горстка самых верных, но в храме было несколько сотен. Арьи и простолюдины, придворные и слуги и просто горожане столицы — мужчины, женщины, дети… Аоранг быстро оглядывал лежащие на полу тела. Сердце его быстро застучало. Неужели все напрасно? Они все мертвы?
Он присел возле лежащего на полу ребенка, взял за руку, приподнял ее — рука была мягкой и теплой. Но биения сердца или тока крови мохнач так не уловил, как ни старался. С этими людьми определенно случилось нечто странное…
«Они спят? Или умерли? Если умерли — то совсем недавно. Они теплые, но не дышат… Но эти люди вошли сюда месяцы назад!»
Аоранг выпрямился и пошел дальше, и желая, и боясь отыскать среди лежащих повсюду людей Аюну. Царевны нигде не было.
Удивительные Небесные Врата манили мохнача. Он поднялся по широким ступеням, с восторгом глядя на переплетение золотых лоз. У жрецов считалось, что за Небесными Вратами начинается путь на небеса, что это место может посещать сам Исварха в своем истинном облике. Поэтому туда с величайшим почтением заходили лишь избранные жрецы во время богослужений. Аоранг, остро ощущая свою неуместность, медленно вошел внутрь… и остановился, пораженный, охваченный священным трепетом.
Так вот он какой, Небесный Сад! Деревья и цветы, сотканные из живого света, сплошной завесой оплели священное место. На лозах, благоухая, цвели неведомые цветы. Было видно, как свет течет внутри стеблей, словно живительный сок…
«Поистине тут выход прямо на Третье Небо, где живут фраваши и сам Исварха!» — думалось Аорангу.
Спохватившись, он затаил дыхание и опустил глаза, чтобы не осквернить божественный свет человеческим взглядом.
«Я всего лишь бродяга, — в смущении думал он. — Я недостоин видеть красоту дома Исвархи. Мне нельзя здесь быть!»
Он попятился, уставившись под ноги… И вдруг его имя — «Аоранг!» — прозвучало прямо у него в голове.
Мохнач вскинулся и прямо перед собой увидел лицо Аюны.
Незрячие золотые глаза смотрели прямо на него, губы шептали его имя.
Над жертвенником росло ветвистое дерево, опутанное золотыми лозами. Стволом этого дерева и было тело царевны. Живые стебли оплетали ее тело, пронзая его и питая светом, будто водой жизни.
Как и в его сне, Аюна стала цветком небесного сада.
Сперва Аоранг застыл, словно пораженный громом. Потом опомнился, шагнул к жертвеннику, протянул руку и коснулся ее щеки.
В тот же миг в его голове снова раздался милый голос царевны.
Широко распахнутые глаза Аюны блуждали в пространстве. Видела ли она его? Мохнач не был в этом уверен. Но точно знал теперь одно: он все время был в ее мыслях! Это наполнило сердце мохнача восторгом и нежностью.
«Это ты, Аоранг! Ты пришел, какое счастье! Я знала, что ты придешь. С тех пор как я стала богиней, я ищу твою душу по всем Семи Небесам. Я летала над Араттой, словно птица! Я видела все, что есть на земле и в небесах. По небу катилась Солнечная колесница, ее отражение сияло среди гор, степей и лесов… Вся Аратта светится, словно вспыхнули десятки новых солнц!»
— О чем ты, любимая? — спросил Аоранг. — Я не понимаю. Ты стала богиней?
«Да, богиней рассвета! Разве ты не знаешь, что я дочь Исвархи? Когда я умерла, я по-прежнему осталась его дочерью… Знаешь, когда сурьи предложили помощь, я прибежала к дяде Тулуму и первая вызвалась повести людей в степные города. Они думали, я забочусь о будущем ребенке, но я просто хотела скорей покинуть столицу… Прежде чем туда вернется Ширам…»
— Ширам? — нахмурился мохнач. — Он обижал тебя?
«Нет, нет! Слушай дальше! Когда мы пересекли Ратху и вступили в степные земли, на нашу прародину, со мной что-то случилось. Предки выходили из древних развалин и ночами говорили со мной… „Ступай в Гнездо Рассвета! — вещали они. — Там — спасение, там — заря новых дней!“
„Там ничего нет, — говорил мне князь сурьев. — Только камень и песок, змеи и скорпионы“. Он хотел, чтобы мы поехали в Манх и там восславили Солнце… Но я слушала голоса предков, звавшие меня на восток! Мы ехали долго; многие отстали в пути… И когда мы наконец дошли, я увидела сияющий золотой дворец среди гор!
„Мы его не видим“, — сказали сурьи и не поехали со мной… А я и мои люди — мы вошли в Небесные Врата! Сам Исварха встретил меня и увенчал огненной короной… Ты видишь ее, Аоранг? Ее лучи не ослепляют тебя?»
— Нет, — печально сказал Аоранг.
«И тогда я полетела на поиски твоей души… Войди же в Небесные Врата, Аоранг, не бойся! Я так рада, что мы будем с тобой вместе в посмертии! Ты — тот, с кем бы я желала провести вечность. Ты, я и наш нерожденный ребенок…»
— Что?! — задохнулся Аоранг.
«Я ношу твое дитя, зачатое на священном поле, на празднике Зимней Жертвы. Поэтому я и убежала в Солнечный Раскат из столицы. Поэтому я здесь…»
— Иди сюда, — прошептал Аоранг, обнимая ее и притягивая к себе.
Лозы пришли в движение. Стебли потускнели, отпуская тело царевны, — и тут же вспыхнули, поднимаясь и распускаясь, выбрасывая новые побеги, раскрывая соцветия.
Через миг, освободив Аюну из золотых зарослей, Аоранг уже сжимал ее в объятиях.
Царевна моргнула, в золотые глаза вернулся разум. Их глаза встретились, и мохнач понял, что теперь царевна в самом деле видит его.
— Аоранг, — прошептала она. — Мы умерли? Я не понимаю…
— Мы не умерли, — сказал он. — Это был просто сон, а теперь мы проснулись.
— Поистине удивительный сон! — проговорила Аюна, растерянно озираясь. — Я была богиней рассвета и летала под облаками на розовых крыльях!
— Похоже, быть мужем богини — моя судьба, — усмехнулся Аоранг.
Аюна нахмурилась, освобождаясь из его объятий:
— Где мои люди? Я вела в Гнездо Рассвета триста человек! А потом мы зашли в ворота, и больше я ничего не помню…
— Они все здесь. — Аоранг оглянулся. — Кажется, они тоже просыпаются…
«А припасы? Где тут брать воду? Всех надо будет кормить! И чтобы сурьи не заметили! Наверняка Тилла все еще ждет на пригорке… Как бы не началась резня похуже той, что была в Манхе…»
Аоранг поймал себя на том, что уже волнуется о переселенцах. А как же не волноваться? Ведь это подданные Аюны!
«Мудрый Ашва говорил мне когда-то, что моя судьба — стать мужем богини и отцом ее народа…»
— Останься здесь, любимая, я скоро вернусь, — сказал Аоранг, усаживая Аюну на ступеньки и устремляясь к выходу из храма.
«Я скажу Тилле, что Аюна стала богиней, — думал он, пробираясь наружу между просыпающимися людьми. — Скажу, что храм испепелит любого, кто попытается причинить вред ей или кому-то из ее верных… Я скажу им — пора снова зарыть в землю кровожадного Тигна Кару! Исварха сказал: пришло время ему уйти!»
Думая так, Аоранг выбежал из ворот крепости — и остановился, остолбенев.
На повороте дороги не было ни Тиллы, ни его воинов. На горах зеленел молодой лес. А вся долина превратилась в луг, покрытый ковром первоцветов.