Цикл «Аратта». Книги 1-7 — страница 77 из 79

Золотые корабли

Глава 1«Слово о Четырех, Шести и Тридцати двух»

Святейший Тулум сидел в своих сокровенных покоях за просторным столом, заваленным свитками и чертежами. Взгляд верховного жреца был устремлен на лежащее перед ним письмо. Письмо выглядело весьма необычно для Аратты. Вся столичная знать писала на тонкой выделанной коже. На севере Аратты для частной переписки предпочитали бересту. Письмо же, в чтение которого был погружен Тулум, больше всего напоминало плоский глиняный кирпич. Мелкие угловатые черточки, складываясь и так и этак, испещряли его столь тесно, будто кирпич растрескался в печи или упал в золу. Несведущий человек, пожалуй, и не догадался бы, что перед ним послание. Но Тулум быстро скользил взглядом по путанице точек и черточек, привычно вычленяя слова. Письмо было на языке Аратты, а глина… Что ж, почему бы не слепить из нее и письмо, если она повсюду под ногами?

«Обильные жертвы Матери не помогли, как и наша кровь, добровольно пролитая во славу Господина Тучи. Гибельные воды идут с полудня неудержимым потопом. Наши провидицы давно предсказывали великую беду. Горе нам всем, настали последние времена! Затопило огромные пространства, от предгорий Накхарана до наших южных поселений по правому берегу Даны. Это не обычный весенний разлив — наступающая вода имеет соленый привкус. С южных пределов нашей земли народ бежит, бросая дома и пашни. Часть людей перебралась в Накхаран, однако накхи, сперва охотно впускавшие новых данников, теперь выставили заставы на горных дорогах и убивают тех, кто пытается войти в их владения. Другие беженцы в отчаянии переправились через Дану на высокий вендский берег. Лютвяги ненавидят и боятся детей Господа Тучи, так что судьба этих беженцев, скорее всего, плачевна. До города и храма Матери-Кошки вода пока не дошла, но это лишь вопрос времени. Госпожа Полей отказалась покидать храм. Судя по всему, она утонет с ним вместе…»

Тулум поднял взгляд и устремил его в пространство. В его памяти мелькали бескрайние холмистые долины земли Великой Матери.

Итак, то, чего он так боялся, случилось. Дана в нижнем течении разлилась и затопила окрестные земли. К юго-западу от Накхарана возникло новое море…

Усилием воли Тулум загнал поглубже подступающее отчаяние и вернулся к чтению глиняного письма:

«…тебе будут интересны известия об Аоранге. Он прибыл в наши земли, сопровождая царевну Аюну, бежавшую от нежеланного брака с князем вендов. О судьбе царевны, ставшей супругой саарсана, тебе несомненно известно от нее самой… Я же напишу пару слов о твоем ученике, которого ты оплакиваешь. Не скрываю, я очень желал бы, чтобы он остался у меня. К несчастью, его высокие достоинства оказались замечены не только мной. Хозяйка Полей — воплощенная Мать Дана — избрала его в супруги. Затем он удостоился высшей чести, возглавив обряд Зимней Жертвы…»

Тулум тяжело вздохнул. Он знал, что это означает. Да он и слышал уже об участи Аоранга от царевны и с тех пор часто вспоминал его. Потеря умного, преданного, любящего ученика ранила его сильнее, чем он думал.

Однако последующие строки заставили его чело разгладиться:

«…но богиня отвергла сей великий дар. Видно, Аоранг всем своим существом принадлежит вашему Господу Исвархе. Впрочем, предстояли еще и весенние торжества, также требующие жертв… Так что как только Аоранг оправился после обряда, я немедленно отослал его разведчиком в южные земли. Он ушел и обратно не вернулся. Понятия не имею, что с ним теперь. Там, куда я его послал, сейчас море. Но если Исварха будет так же ревностно хранить его жизнь, как прежде, твой воспитанник еще вернется к тебе…»

Тулум отодвинул письмо. Где сейчас Аоранг, какие вести он нес, было уже, скорее всего, неважно. Но вести о том, что он жив, были словно маленький теплый огонек в огромной обступающей тьме…

В последнее время верховный жрец все чаще ловил себя на каком-то странном безразличии к происходящему. Наверно, это было скверным признаком.

В дверь бесшумно вошел младший жрец, объявил с поклоном:

— Государь Аюр!

Тулум встал из-за стола. Первыми вошли двое накхов из Полуночной стражи, черными тенями встали по обе стороны от двери. Вслед за ними легким шагом ворвался Аюр. Глаза государя блестели, щеки разрумянились. Наверняка опять устраивал скачки наперегонки с телохранителями от дворца до храма, как уже не раз бывало.

— Ты меня звал, дядя?

«Как ему весело, этому мальчику», — с сожалением глядя на него, подумал Тулум.

— Сегодня у нас будет необычная встреча, государь. Сперва я тебе кое-что расскажу, потом кое-что покажу, а потом мы кое-куда сходим.

— Куда же? — спросил Аюр, широко улыбаясь. — Что я еще не видел в твоем храме?

— Прикажи своим стражам ждать снаружи. Таинства Исвархи не для накхов.

— Вы слышали?

Движением руки отпустив стражу, Аюр повернулся к дяде.

— Ты так мрачен, — наконец заметил он. — Что-то опять произошло? Потоп? Восстание? Заговор? Что на этот раз?

— А ты предпочел бы и дальше не знать, проводя дни в мальчишеских забавах?

Улыбка сбежала с лица Аюра.

— Верно, случилось нечто очень скверное, если ты позволяешь себе так говорить с государем!

Тулум лишь молча поглядел на племянника.

— Вижу, произошло, — обреченно проговорил Аюр, садясь в резное кресло. — Рассказывай!

Верховный жрец вернулся за стол и развернул красочную, подробную карту Аратты. Аюр с любопытством наклонился к ней, вглядываясь в леса, горы и реки.

— Что это? — спросил он, указав на рассеянные по всей карте золотые точки.

Они были повсюду — и в Солнечном Раскате, и Накхаране, и в Бьярме, и даже в самом Змеевом море. Аюр насчитал их около дюжины.

— Об этом чуть позднее, а пока послушай. Ты уже знаешь о новом потопе на севере, — заговорил Тулум. — В Бьярме произошли страшные, но в целом, увы, предсказуемые события. В нынешних обстоятельствах я им, пожалуй, даже рад. Весеннее таяние снегов и некие странные обрушения на востоке Змеева Языка вызвали неслыханный паводок на севере Бьярмы. Судя по всему, в этом потопе погиб Аршалай…

— А что же его Великий Ров?

— Оказался бесполезен, как я и предполагал.

Аюр нахмурился:

— Но чему же тут радоваться?

— Потоп пришел на отравленную землю и очистил ее от скверны. Не снеся постигших их бедствий, жители Бьярмы сошли с ума и обвинили во всех бедах нас — арьев. Дескать, мы накликали потоп умышленно и вообще мы никакие и не люди, а злые дивы…

Аюр не выдержал и расхохотался:

— Бьяры поистине беспросветно глупы!

— О нет, — грустно сказал Тулум. — Это не глупость, а страх. Перед лицом верной гибели люди всегда ищут виноватых и находят их. А потом начинают откупаться от гнева богов их кровью…

— Я что-то припоминаю, — произнес Аюр. — Ты говорил, что из Бьярмы давно нет вестей, и показывал записку на бересте с черепом и цветком.

— Знак страшной ереси. «Из крови арьев родится новый мир» — вот его значение. Теперь мы это знаем…

— Эту ересь создал тот гусляр, Зарни Зьен?

Тулум поднял на племянника удивленный взгляд. Он не ожидал, что Аюр вообще помнит имя гусляра.

— Меня некогда предостерегал против него Светоч, — объяснил Аюр. — Нет у арьев врага хуже его.

— А Светоч сказал почему? — чуть дрогнувшим голосом спросил жрец.

— Нет. Едва ли он сам это знал.

Тулум склонил голову, пряча глаза:

— Светоч был прав. И ересь в самом деле принес в Бьярму этот проклятый слепец. Может быть, не он один — но никто не доставил Аратте столько вреда! Посланные Первородным Змеем бедствия привели людей в смятение. Оставалось только направить их страх и отчаяние в нужное русло — и он это сделал. Человек сотворен Исвархой так, что будет биться за свою жизнь до последнего, даже если в этом нет никакого смысла. А тут бьярам предлагают всего лишь убивать желтоглазых…

— Я слыхал, Зарни родом из Солнечного Раската, — добавил Аюр. — Якобы по крови он — один из тех сурьев, что так подло ударили нам в спину. Не заодно ли они?

— Сурьев понять несложно, — презрительно сказал Тулум. — Жалкие шакалы, ищущие воспользоваться нашей временной слабостью. Ширам расправится с ними. Мне докладывают, сурьи разбегаются от одного вида его войска и он без труда берет город за городом. Скоро Десятиградие вернется под руку Аратты. Жаль только погибших переселенцев — и бедную Аюну…

Аюр печально склонил голову. Дядя и племянник помолчали.

— Так что, — вернулся к беседе Тулум, — котел страха и гнева кипел и до Зарни — гусляр лишь подкинул дров в огонь…

— И немало, — заметил Аюр. — Но меня одно удивляет: почему чародей все еще жив? Неужели вся армия Аратты не может справиться с одним калекой?

— Погоди, — произнес Тулум. — Возможно, тебе еще придется воевать с ним самолично. Я уверен, что на Бьярме Зарни не остановится.

— Что ж, — вскинул голову Аюр, — если вздумает мутить народ — мы его встретим! Пусть приходит прямо сюда со своими волшебными гуслями и колдовскими песнями. Мои лучники превратят его в ежа, не успеет он дойти до городских ворот!

— Он никуда не придет — он безногий, — усмехнулся Тулум. — Но я еще не сказал тебе самого худшего, государь. Я получил письмо от Ашвы, верховного жреца Господина Тучи, из земли Великой Матери. Оно подтвердило то, что мне и так со всех сторон сообщают мои соглядатаи. На юге Аратты начался великий потоп.

— На юге? — изумился Аюр. — Но там нечему разливаться!

— Я тоже не понимаю! — развел руками его дядя. — Сообщают об огромном разливе, что идет с юга, пожирая степи. Слухи говорят, у подножия Накхарана уже плещется соленое море! Право же, тут поверишь дикарям, будто треснула небесная твердь…

Тулум вдруг осекся на полуслове. Взгляд его застыл и помутнел. В углах рта заблестела слюна.

— Дядя! — испуганно привстал Аюр. — Тебе плохо?

Верховный жрец помотал головой, опираясь ладонями на карту. Недавний сон вновь вторгся в его сознание, норовя ввергнуть его в бездну ужаса? Огромный водопад, от неба до земли, — и боги вьются вокруг него, словно мухи…

— То, чего мы не понимаем, сводит нас с ума, — пробормотал он, пытаясь взять себя в руки. — И чем мы лучше жалких бьяров?

— О чем ты?

— Неважно. — Тулум выпрямился. — Пришло время действовать, Аюр. Ждать больше нечего. Козни чародеев, кровавые восстания, даже разливы рек — со всем этим Аратта справлялась. Но что мы можем против моря, наступающего с юга? Когда соленые воды подойдут к подножию дворцового холма — что ты будешь делать, государь?

Аюр глядел на него растерянно, не вполне веря, что дядя говорит всерьез.

— Так что же… мир гибнет?

— Нет, надежда есть. Ты спросил, что это за золотые точки на карте. Это то единственное, что еще сулит нам спасение…

Тулум подошел к стене с росписью позади стола, легко прикоснулся — и часть стены исчезла, оставив темный прямоугольник прохода.

Аюр затаил дыхание. Он десятки раз бывал в личных покоях Тулума, но и не подозревал, что прямо за высоким креслом верховного жреца устроена тайная дверь!

— Иди за мной, — позвал Тулум, входя в узкую дверцу и исчезая во мраке.

* * *

Они долго поднимались по винтовой лестнице. Время от времени в воздухе ощущалось дуновение ветра из скрытых продушин, и бледные лучи света рассеивались под потолком. Лестница привела дядю и племянника в круглый чертог, раза в три больше того, откуда они ушли. Впрочем, он казался меньше из-за загромождавших его многоярусных полок и сундуков.

— Ого! — оглядываясь, восхитился Аюр. — Так у тебя есть еще и тайные скрытые покои, кроме обычных скрытых?

— Это сокровищница, — объяснил Тулум. — Хранилище сокровищ древности… Я, как ты понимаешь, не о храмовой казне, а о сокровищах знания.

— Вижу, вижу, — взгляд государя скользил по полкам, забитым чехлами со свитками. — Клянусь Солнцем, некоторые из этих сокровищ не просто запылились, но и вовсе распались в прах! Тут, верно, есть записи еще тех времен, когда и Аратты на свете не существовало… А это что?

Некоторые полки, видимо с особенно ценными свитками, были забраны бронзовыми решетками. Аюр приблизил лицо к ближайшей, вглядываясь в матово блестящее в сумраке нечто, напоминающее чечевичное зерно с половину ладони.

— На свиток не похоже… Там игрушка! Золотая лодка?

При слове «лодка» верховный жрец вздрогнул:

— Нет, не лодка. Пожалуй, это можно назвать челноком.

— Челнок из золота? Ты имеешь в виду ткацкий челнок? Гм, ну да, вон там что-то намотано…

— Нить мироздания, — бесстрастно ответил Тулум.

— Ты шутишь? — Аюр отдернул руку.

— Все мы — лишь нити на ткацком стане Исвархи. Не вздумай к ней прикасаться. Решетка там не просто так.

Аюр с подозрением покосился на золотой челнок, так и не поняв, пошутил дядя или нет.

Тем временем Тулум прошел на возвышение в середине чертога, к высокому столику с наклонной столешницей. Чего-то коснулся — и сумрачное хранилище залило ярким дневным светом. Аюр задрал голову, но, кроме свода, ничего не увидел.

— Э-э… зеркала? — предположил он.

— Конечно, — кивнул Тулум. — Иди сюда.

— Будем читать Ясна-Веду? — предположил Аюр.

Высокий столик живо напомнил ему храмовую школу: на всех прочих уроках разрешалось сидеть, но священные книги, из уважения к ним, полагалось читать только стоя.

— Нет, — верховный жрец положил перед ним ветхий свиток.

Аюр мельком успел увидеть какие-то чертежи, но Тулум быстро свернул пергамент, оставив на виду только небольшую часть текста в начале книги.

— Это «Слово о Четырех, Шести и Тридцати двух», — сказал жрец.

— Какое странное название! Никогда прежде не слышал.

— Это тайная книга, ее не читают на богослужениях. Одна из древнейших в Аратте. Она была создана при наших первых царях, когда Накхаран сохранял вольность, в Бьярме лишь хищные звери рыскали по тайге, а что творилось за Даной, никто и вовсе не знал… Похоже на то, что творится сейчас, не так ли? Шли годы, Аратта разрасталась и расцветала, строила города, побеждала в сражениях… И наши предки решили сохранить знания, чтобы в войнах с дикарями не утратить память и не уподобиться варварам…

— Так о чем книга?

— О золотых кораблях.

Аюр недоверчиво поглядел на Тулума, а потом немедленно склонился над свитком.

«Честь стоять у кормила небесного корабля велика. Умение взывать к божественной хварне, обращая ее в движение, звук, свет, полет, — важнейшее в нашем наследии…»

— Дядя, так это правда? Небесные корабли — не просто сон?

— Нет, не просто сон. Золотые корабли помнят нас. Они приходят в снах, чтобы и мы их не забыли, — подтвердил Тулум. — Господь Исварха даровал эту честь нашим предкам, которые были во всем выше нас. И в знаниях, и в способностях, и в праведности…

— Погоди, ты сказал, что корабли «помнят»… Где они? Говори скорее — где они?!

Верховный жрец горько рассмеялся:

— Теперь ты понимаешь, почему я не давал тебе эту книгу раньше? И почему дал сейчас?

— Это просто, — не раздумывая, ответил юноша. — Сперва не было нужды, да и старшие братья мои были живы. Потом ты считал, что я не готов. Ну а теперь решил: хотя я по-прежнему не готов, терять уже нечего…

Тулум уставился на племянника, нахмурившись.

— Да не надо на меня так смотреть! — хмыкнул Аюр. — Все это я слышал в Белазоре, от Светоча. Когда он предложил мне попытаться снять кольцо с мертвой руки брата Амара.

Аюр поднял руку, показывая кольцо лучника.

— Все сокрушался: время вышло, придется идти на риск…

— Что ж, поблагодарим Светоча, ибо он тебя подготовил и испытал твои силы, — помолчав, сказал Тулум. — Иные знания убивают не хуже, чем зачарованные предметы. Ну, читай!

— «Знание о полете — среди самых древних — это великий дар Исвархи. Он был ниспослан нам во имя спасения многих жизней.

Есть четыре летящих тропою богов, в стране облаков, в высях, где реют орлы.

Первая — лодка крылатая, подобная молнии, — быстрее мысли гонца донесет.

Вторая — огненный ливень, слепящая туча — боевое знамя Исвархи.

Третья — крылатая башня, плывущая по небу, подобно лебедю. Переносит малое войско.

Четвертая — город, подобный луне, вмещающий тысячи.

Все они сияют, как солнце в полдень. То они есть, то нет. Взгляд смертного не способен вынести их мерцания.

Вечно живые, они везде и нигде. Ни жар звезд, ни холод преисподней не одолеют их.

Хварна — их движущая сила, источник жизни…»

— Достаточно! — Тулум положил ладонь на пергамент. — Дальше тебе пока не нужно.

— То есть у нас есть еще время, чтобы я мог побыть в неведении? — Аюр недоверчиво поглядел на дядю. — Я узнал о летающих кораблях, об их видах — и что же дальше? Где они?

Тулум задумчиво разглядывал племянника.

— Вспомни-ка титулования нашей самой высшей знати.

— Я отлично их помню, — с недоумением сказал Аюр. — Видящий путь и прочие. Всегда думал, что за ними стоит…

— Что ж тут странного? Наверняка корабелы со Змеева моря такими бы их не сочли, — ответил Тулум. — Видящий путь — тот, кто определяет и задает курс. Идущий по звездам — тот, кто ведет корабль. Пронзающий облака — тот, кто выводит судно из земной гавани в звездные просторы… Вот я и думаю, государь, — а на что годен ты?

— На что годен?! — гневно воскликнул Аюр и призадумался.

— Вот-вот, — кивнул его дядя. — Порой мне думается — уж прости, дружок, — что ты рожден жертвой, как и твой несчастный отец. Ты мог бы, наверно, стать выдающимся правителем — но у тебя нет времени. Однако у тебя есть хварна, и куда более сильная, чем обычно у младших царевичей… Ты творил чудеса в Затуманном крае, останавливал волну в Белазоре… Может, ты сумеешь спасти и свой народ или хотя бы часть его…

— …ценой своей жизни, — закончил за него Аюр.

— Гм… Это тоже говорил тебе Светоч?

— Нет, но он так думал. Он предупреждал меня, когда повел в подземелье, где хранилось кольцо… Слушай, дядя. Если все, на что я годен, — отдать жизнь за Аратту, я это сделаю! Какой смысл жить государю, если его царство погибло? Ну а вдруг нет? Что, если я еще раз смогу остановить волну?

— И то верно, — кивнул Тулум. — Конечно, все мы — лишь тени наших божественных предков. Но и нас порой слушаются накшатры.

— Заколдованные пещеры, наподобие той, где я нашел поющий кораблик?

— Не совсем. Насколько я помню, там твоим испытанием были лишь видения. Накшатра защищена получше… Впрочем, ты сам это скоро узнаешь. Ты спрашивал, где золотые корабли. Вот тебе ответ — они здесь.

Аюр вскинул голову:

— Где — здесь?

— Здесь, в подземелье под храмом, скрыто хранилище золотых кораблей. Этим знанием обладает лишь самое высшее жречество. Сейчас эта тайна известна лишь мне — а теперь и тебе. Пойдем со мной, и ты их увидишь. Но для этого тебе надо будет открыть накшатру.

Юный государь прищурился:

— Я не верю, дядя! Неужели накшатра всегда была здесь и ты не попытался войти в нее? Ты ведь тоже царской крови, ты брат государя!

Тулум со вздохом опустил взгляд:

— Как я мог даже подумать об этом, пока был жив Ардван?

— А после смерти Ардвана, когда меня похитили?

— Я долго думал над этим… И понял, что не смею. Аюр, я всегда был младшим братом. Я должен был объявить себя блюстителем престола вместо скользкого, худородного Кирана… Однако я этого не сделал, предпочтя и дальше быть жрецом. Полагаю, у меня от рождения не хватает хварны властителей…

— Я тоже младший сын, — буркнул Аюр.

— Твои дела свидетельствуют: ты — государь, рожденный, чтобы спасти всех нас, — возразил Тулум. — Наследие предков — твое. Значит, твоя судьба — идти первым.

Глава 2Лодочный сарай

На этот раз они спускались долго, очень долго. Аюр прикинул, что лестница увела их не просто в подвалы, а глубоко под землю. Световые колодцы пропали, сменившись редкими светильниками в нишах на стенах. Тулум взял один из них, и дальше они спускались при его мигающем свете.

Наконец лестница привела их в неосвещенный круглый зал. Там не было ничего, кроме ведущих в разные стороны узких, низких ходов.

— Экая паучья нора, — озираясь, пошутил Аюр.

— Сюда, государь. — Тулум без колебаний выбрал один из ходов.

Теперь Аюру приходилось идти почти вслепую, да еще и пригнувшись.

— Не будь ты моим дядей, я бы начал волноваться!

— А ты еще не начал? Кстати, предатель Киран был твоим зятем, — ворчливо отозвался Тулум. — Ты слишком доверчив, Аюр, когда-нибудь это выйдет тебе боком…

— Светоч тоже так говорил…

Проход внезапно закончился. Ни двери, ни лаза — только вмятина в стене в виде распахнутой ладони.

— Ну, иди. — Тулум прижался к стене, пропуская вперед племянника. — Твой черед!

— Это и есть путь к кораблям? — с сомнением проговорил Аюр. — Знаешь, в этот коридор даже я с трудом прохожу…

— Возможно, этим путем после молитвы в храме приходил Видящий путь. Приложи руку к отпечатку, Аюр! — Голос верховного жреца дрогнул, выдавая волнение.

— Ты боишься? — спросил Аюр.

Сам он ничего не ощущал. Впрочем, нет — кое-что чувствовал, и его это огорчало.

— Не очень. Если не ты, то кто?

— Ты боишься, — со вздохом сказал Аюр. — Знаешь, дядя, я думаю, ты просто не захотел входить к кораблям. Ведь если эта ладонь впустит тебя — надо дальше что-то делать с тем, что внутри… А ты даже не захотел брать на себя обязанности блюстителя, когда престол опустел…

— Я отвечаю за души жителей Аратты, — возразил Тулум. — Не за тела. Это забота государя.

— Государь отвечает за все, — холодно поправил Аюр.

«Можешь меня презирать, мальчик, — подумал Тулум. — Но я знаю больше тебя. Тебя защищает твое самоуверенное невежество. Ты понятия не имеешь, что там, но готов войти. Весь в отца… А я чувствую — там смерть. Твоя — не знаю. Но моя точно…»

Аюр подошел к стене и без колебаний приложил ладонь к отпечатку. Коридор озарился ярким светом, хлынувшим из-под пальцев, будто Аюр сдавил в руке светильник. Тулум взглянул в строгое лицо юноши, невольно любуясь его отвагой: юный государь даже не моргнул, спокойно ожидая дальнейшего.

«Из него в самом деле вышел бы выдающийся правитель, — подумал он. — Жаль, нет времени…»

В воздухе из ниоткуда раздался голос, говорящий на древнем языке Аратты. Он требовал назвать себя.

— Аюр, сын Ардвана, государь Аратты, приказывает впустить его! — громко произнес Аюр.

«Назови тайное имя своего отца, которым заклят вход», — отозвался голос.

— Господь Исварха, Убийца Змея Тьмы, Колесничий, Небесный Лучник… — зашептал Тулум.

Аюр повторил его слова, — впрочем, он и сам отлично знал титулования Господа Солнца. Слепящий свет под его рукой погас. А затем юноша и вовсе ощутил, что прикасается ладонью к пустоте. Стены больше не было — проход вел дальше.

— Так просто? — пробормотал он.

— Тебе — да, — улыбнулся Тулум. — Идем же! Взглянем на то, что спасет нас всех!

Они почти бегом устремились дальше. Оба, и старик, и юноша, даже не пытались скрыть волнение. Они забыли друг о друге, думая лишь о том, что ждало впереди. Аюр — о том, что с детства привык считать сказкой или странным сном; Тулум — о том, во что верил и тщетно искал всю жизнь…

— Что это?! — воскликнул Аюр, резко останавливаясь.

Перед ними раскинулась уходящая в темноту низкая, сумрачная пещера. Отблески огня от светильника Тулума выхватывали из сумрака черные каменные стены, плясали на позолоте. Весь пол занимали длинные плоские лодки, во всех смыслах очень старые. Некогда в них, возможно, катались по Ратхе, но теперь эти облупленные, потрескавшиеся деревянные посудины явно не годились вообще ни на что. В пещере их было около двух дюжин.

Аюр подбежал и толкнул одну из лодок. Она покачнулась и со стуком вернулась на место, подняв в воздух тучу пыли.

— Что это за хлам? — воскликнул он. — Куда ты привел меня, Тулум? Это же просто лодочный сарай!

Тулум стоял, схватившись за горло, — ему было трудно дышать. Взгляд его бегал по пещере, стараясь заметить нечто важное, что они оба упустили.

— Зря смотришь — тут больше ничего нет! Эти облезлые посудины и есть твои золотые корабли? Я не вижу на них крыльев!

Тулум что-то шептал.

— Что ты говоришь?

— Зеркало, — пробормотал верховный жрец.

— О чем ты?

— Там есть зеркало? Паруса? Кормило?

Аюр заглянул в ближайшую лодку:

— Только пыль и древесные жучки. Ни крыльев, ни зеркал… Ничего, только тлен!

— Здесь должно быть зеркало!

Тулум сорвался с места и начал метаться между лодками, что-то приговаривая про зеркало, словно безумный.

Аюр стоял и следил за дядиной беготней, повесив голову. Никогда прежде в жизни он не ощущал такого разочарования.

* * *

— Просыпайся, Аюр! Я нашел его!

Аюр вскинул голову с подушки, ошалело оглядываясь. Была еще глубокая ночь, — на это указывал огонек ночника, рассчитанного так, чтобы гореть до утра. Никто не смел беспокоить сон государя, если тот сам не призовет слуг. Однако сейчас над постелью нависал неведомо откуда взявшийся святейший Тулум и тряс Аюра, словно куклу.

— Нашел! Вставай!

Аюр гневно отпихнул его и сел в постели:

— Дядя, что ты себе позволяешь? Ты как сюда попал?!

— Вот отсюда. — Тулум указал на стену с росписью в виде цветущего дерева. — Здесь у тебя дверь в тайный ход.

— Ведущий из храма?!

— Да, этот — прямо из моих покоев.

— Что?!

Накануне, после бесполезного похода в хранилище кораблей, они расстались молча, уничтоженные и опустошенные неудачей. Тулум остался в своих покоях и зарылся в священные книги, собираясь сидеть за ними до утра. Аюр же, сердитый и расстроенный, уехал во дворец и сразу лег спать.

И что это такое происходит теперь?

Аюр вскочил с постели:

— Клянусь всеми дивами ледяного ада, это неслыханно!

Он подошел к стене и принялся ее ощупывать, пытаясь рассмотреть малейшие следы потайной двери.

— И кто еще про тайный ход знает? А главное, почему про него не знаю я?!

— Это уже не имеет значения, — отмахнулся Тулум. — Смерть ждет нас всех, если ты не сумеешь поднять в небо золотые корабли!

— Дядя, что тебе надо? — устало спросил Аюр.

Ему стало бесконечно досадно и в глубине души — очень страшно. Он привык полагаться на мудрого, спокойного, всезнающего дядю Тулума и не знал, как вести себя теперь с ним — явно теряющим рассудок.

— Какие золотые корабли? Ты говоришь о тех рассохшихся лодках в подвале храма?

— У них не было ни парусов, ни весел, — проговорил Тулум, словно и не слушая его. — Как летучая лодка будет двигаться без крыльев? Я думал день и вечер. Потом вернулся и снова начал искать… и нашел зеркало!

— Какое еще зеркало?

— Ах, ты же еще не знаешь…

Тулум достал из поясной сумки знакомый ветхий свиток «Книги о Четырех, Шести и Тридцати двух» и сунул в руки племянника:

— Читай! Может, Исварха откроет тебе в ней то, что не увидел я. Можешь оставить ее у себя и изучать на досуге.

— Но ты же говорил, что это книга — запретная, тайная…

— Скоро она станет лоскутом кожи, плывущим по течению. Мы все станем лоскутами кожи, плывущими по течению! Вот, это место, — Тулум ткнул пальцем.

— «Управляют ими, — с трудом разбирая строки при свете ночника, прочел Аюр, — хварна властителя — их живая душа, кости, суставы и жилы. И зеркало — бесконечный источник силы…»

— Понимаешь? Без него все напрасно! Без него золотые корабли так и останутся мертвой рухлядью…

— Я ничего не понял!

— Потом, неважно! Проклятие! Опять этот водопад… — Тулум сжал ладонями виски.

— Призови Ширама из земли сурьев, пусть возвращается в столицу, — глухим голосом заговорил он. — Он будет тебе надежной опорой, когда дела пойдут совсем скверно… И держись подальше от Зарни. Не говори с ним, не слушай его игру, не приближайся к нему!

— Дядя, что это за напутствия? — теперь Аюр встревожился не на шутку. — Ты будто прощаешься… Ты что, болен?

— Мы все больны. Я хочу, чтобы ты исцелил этот мир. Одевайся, пошли!

— Куда? Зачем?!

— Я же сказал тебе. Я нашел зеркало. Ты должен его увидеть. А оно — тебя.

Аюр, недовольный и встревоженный, быстро оделся. Вслед за дядей он еле-еле протиснулся сквозь узкий тайный ход. Но, спустившись по тесной лесенке, оказался в просторном прямом коридоре с множеством ответвлений.

— Да здесь еще один дворец внутри дворца! — возмущенно воскликнул Аюр, оглядываясь. — Неудивительно, что отца задушили во сне! Поистине это мог сделать кто угодно! Куда ведут все эти ходы?

— Много куда, — отозвался Тулум. — Неважно…

Верховный жрец шагал молча. От его горячечной разговорчивости не осталось и следа. Гнев Аюра понемногу сменялся волнением и любопытством.

Что еще за зеркало нашел Тулум и почему так важно, чтобы государь его увидел немедленно, среди ночи?

Путь оказался неблизким. В какой-то миг повеяло ночным холодом, стены покрылись каплями воды: видно, ход шел под улицами Верхнего города.

Затем сквозняк донес еле уловимый аромат благовоний. «Мы уже под храмом», — догадался Аюр.

Очередной проход и длинный спуск привели их в уже знакомое подземелье. Тулум быстро прошел мимо рядов длинных лодок, чья растрескавшаяся позолота тускло поблескивала в сумраке.

— Дядя, я подумал, — сказал Аюр, — почему мы решили, что эти лодки имеют такое значение? Может, корабли совсем не здесь…

Но Тулум, не слушая его, шагал дальше, в глубину подземелья. Аюру ничего не осталось, как следовать за ним, пока оба не уперлись в глухую стену.

— Мы тут уже были, — напомнил юноша. — Дальше прохода нет.

— И не нужно. Подойди и поднеси к стене светильник.

Аюр поднес огонек к стенке и удивленно хмыкнул: та заиграла всеми оттенками темного золота.

— Она из металла, — сказал он.

— Это еще не все. Подержи рядом с ней огонь подольше…

Аюр так и сделал — и увидел, что язычок пламени удлиняется и вытягивается, отчетливо наклоняясь в сторону стенки, словно та притягивала его.

Государь постучал по стене костяшками пальцев — она отозвалась глубоким, мелодичным «бом-м-м», уходящим будто к сердцу земли…

— Что это? — тихо спросил он.

— Это и есть зеркало, — ответил Тулум. — Представь исполинский золотой диск, больше, чем сам храм! Он висит под землей, не опираясь ни на что, кроме собственной силы. Земля будто расступилась, не в силах вынести его соседство…

— Какое огромное! Но откуда ты знаешь…

Аюру вдруг вспомнились строки, которые он прочитал совсем недавно.

— Хварна и зеркало — движущие силы небесного корабля! Так вот о чем там было написано! А я-то думаю, что за зеркало… Но где же тогда сам корабль?!

Тулум раскинул руки, словно пытаясь обнять пустоту:

— Мы в нем! Храм Исвархи — это и есть золотой корабль!

— Храм Исвархи? — с сомнением повторил Аюр, представляя себе с детства знакомое величественное здание, увенчанное золотым куполом. — Но он не похож на корабль.

— Ты же читал главу о Четырех! Вспомни улетевшую башню в Белазоре!

Аюр широко распахнул глаза:

— Башня в Белазоре? Ах вот что… И ты знал?

— Конечно. А еще знал, что там некому встать к кормилу. Светоч — не Идущий по звездам, даже не Пронзающий облака. Увы, золотой корабль Белазоры для нас потерян. Светоч смог поднять его в небо, но дальше тот полетел, словно камень из пращи, брошенный наугад… Вероятно, он сейчас лежит на дне Змеева моря. Возможно, его падение и вызвало тот новый потоп на севере…

Аюр жадно разглядывал зеркало, но видел лишь тусклые металлические стены, уходящие в темноту. Он попытался представить его себе целиком и ощутил страх невесть почему.

— Хорошо, мы нашли его, — произнес он. — Что делать дальше?

— Пока не знаю. Оно спит во тьме. Чтобы зеркало пробудилось, надо чтобы на него упал луч солнца. Для этого его надо извлечь на поверхность.

— И как это сделать?

— Понятия не имею, — развел руками Тулум. — Попробуй приказать ему.

Аюр прикоснулся ладонью к металлу и закрыл глаза.

«Ты меня слышишь?» — мысленно позвал он.

Зеркало молчало.

Тулум стоял и смотрел, как беззвучно шевелятся губы юного государя. «Исварха Всемилостивый, помоги своему младшему сыну! — взмолился он. — Помоги нам всем!»

Аюр открыл глаза.

— Оно крепко спит, — сказал он. — Спит и видит сны и не хочет просыпаться.

— Священные книги говорят, что такое зеркало не может долго существовать без солнечного света, — глухим голосом ответил Тулум. — Оно начинает страдать и разрушать мир вокруг себя…

— Но это зеркало вовсе не страдает, — заметил Аюр. — Почему? Может, тут есть источник света? Или огня, который никогда не гаснет…

Тулум резко вскинул голову:

— Ну конечно! Главный жертвенник храма с его негасимым огнем!

* * *

Небо едва посветлело на востоке, когда Аюр и Тулум поднялись в храм. Их шаги гулким эхом отдавались среди пустых ночных чертогов под каменными сводами. Они шли мимо складов и мастерских, мимо сокровищниц и молелен. Мимо росписей, славящих все блага, что даровал этому миру господь Исварха, и мимо росписей, живописующих сражения Небесного Лучника со Змеем Бездны.

Они прошли через пустое пространство под куполом в главном храме, причем Аюру вдруг показалось, что он очутился на Змеином Языке и идет по ледяной корке, которая вот-вот лопнет у него под ногами. И то, что пол был сложен из толстых гранитных плит, вовсе не успокаивало.

В восточной части храма находилось возвышение, увенчанное неописуемой красоты золотыми Небесными Вратами, ведущими в символический Сад Исвархи. По обе стороны от Врат стояли статуи Высших Огней — святых помощников Господа Солнца. Даана-Будущее, держащая в руках яйцо еще нерожденного мира, и Асха-Прошлое, со свечой мировой памяти в руках. Между ними, за Вратами, поблескивал и дрожал язык пламени.

Тулум, сделав шаг в сторону, надавил носком сапога на неприметный выступ, и пустота храма наполнилась звоном колокольчиков и пением механических птиц. Небесные Врата сами собой распахнулись, впуская верховного жреца.

— Вот он, негасимый огонь, — сказал он, указывая перед собой на каменный стол жертвенника.

Над ним, не касаясь камня, плясал язык огня.

— Это пламя горит здесь уже больше четырехсот лет, — сказал Тулум. — Думаю, оно появилось здесь вместе с храмом. По легендам, сам храм появился в одну ночь…

— Да, — прошептал Аюр. — Я чувствую — это и есть огонь, питающий зеркало!

Глаза его сами собой закрылись. Он подошел к жертвеннику, протянул руки и погрузил их в пламя…

Тулум невольно ахнул. Однако священный огонь не причинял государю Аратты никакого вреда. Пламя лизало руки Аюра, а тот гладил его, рассеянно глядя вдаль, и будто к чему-то прислушивался…

Вскоре это услышал и Тулум. А вернее, почувствовал — мелкая дрожь, от которой сперва заныли кости, потом застучали зубы… Дрожал пол, стены, золотые Врата и статуи Дааны и Асхи… Не дрожал лишь огонь, пляшущий над жертвенником.

Вскоре к дрожи прибавился низкий рокот. Мощно пахнуло холодным ветром. Тулум поднял взгляд и увидел, как медленно раскрывается главный купол. Прямо над ними в темно-синем небе сияла и переливалась, как самоцвет, утренняя звезда.

Гул, доносящийся из-под земли, медленно нарастал. Вдруг длинная, извилистая трещина расколола гранитные плиты пола.

— Аюр! — крикнул побледневший Тулум. — Что-то идет не так! Оставь, бежим отсюда!

Государь открыл глаза. Они показались верховному жрецу похожими на два пылающих солнца.

— Послушай, — спокойно ответил Аюр, даже не шевельнувшись. — Мой брат Амар сгорел заживо в Белазоре, пытаясь овладеть кольцом лучника. Я спросил Светоча, что его погубило, и Светоч ответил: «он умер оттого, что испугался. Он испугался той силы, к которой прикоснулся, — и она пожрала его». Я сын Солнца! Я не испугаюсь!

— Ты не справишься! — простонал Тулум.

Он едва мог удержаться на ногах — пол под ним ходил ходуном. Еще одна трещина расколола ступени, что вели к жертвеннику. Статуя Дааны закачалась, рухнула и разбилась вдребезги.

— Я не отступлюсь! — послышался сквозь грохот и рев голос Аюра.

Тулуму вдруг стало тяжко дышать, словно вокруг пропал весь воздух. Словно нет больше никакой преграды между земным миром и миром богов. Тулум глядел в небо, и ему казалось, что на него извне смотрит огромный пылающий глаз. «Сейчас мы умрем», — со всей неотвратимостью понял он.

Верховный жрец сжал лязгающие зубы, бросился к племяннику и что было силы толкнул в плечо. Оба они упали и покатились по прыгающим каменным плитам.

В тот же миг пол в главной части храма раскололся надвое и провалился внутрь, а из возникшей пропасти ударил в небо огромный столп белого пламени.

Пламя в мгновение ока поглотило золотые Врата, своды и стены, росписи и статуи. Тулума смело, как пушинку, угодившую в костер. Язык негасимого пламени в последний раз ярко вспыхнул и растворился в огненном потоке. Жертвенник разорвало на части.

Аюр почувствовал, что летит. Волна жара ударила, закрутила его, швырнула в небо. На миг он увидел в предутренних сумерках ожидающий восхода Лазурный дворец. «Какая красота!» — успел подумать он.

Затем волна жара бросила его вниз, прямо на лазурную крышу одного из крыльев дворца. Государь, больно ударившись, упал на черепицу и покатился по ней вниз. Свалился на другую крышу, пониже, а с нее соскользнул прямо в изящно подрезанный куст в саду Возвышенных Раздумий.

Когда исцарапанный, покрытый копотью Аюр, шатаясь, выбрался из куста, к нему уже бежали садовники.

— Государь?! — раздались изумленные крики.

— Стойте! — Аюр поднял руку и оглянулся в сторону храма.

Главного купола больше не было. Из того места, где он прежде находился, бил в небо столп пламени — словно извергалась огненная гора.

— Дядя Тулум… — прохрипел Аюр. — Он там! Спасите его, он все еще там!

Глава 3Черные следы

За высокими окнами шумел дождь. Вечерело. Слуги закрыли ставни и разожгли огонь в жаровнях, но по Лазурному дворцу все равно гуляли сквозняки, а в углах притаились серые тени. Аюр все утро и день провел, беседуя с высшими советниками, и теперь пытался забыться чтением. Перед ним был развернут свиток тайной книги о золотых кораблях. Ее вторая часть — «О Шести Блистательных» — повествовала о шести самых знаменитых небесных судах, что прославились в неведомых Аюру землях, под совсем другими звездами. Она была поучительной и занимательной, но… Увы, описанные в ней чудесные корабли ничем даже близко не напоминали те жалкие лодки, что нашлись в подземелье сгоревшего храма…

«Подобный зарнице в летнюю ночь, явился грозный Хмара, и гнев его обрушился на город. Огонь разрушения из его небесной колесницы ливнем пролился на дворцы, площади и торжища…»

— Так, тут все ясно…

Взгляд Аюра скользнул дальше, где описывался некий знаменитый путешественник, которого, как в свое время Аоранга, посылали с разведкой в неведомые земли.

«Так он и странствовал из мира в мир, подобный ветру, что веет где хочет, не зная преград. Передвигаясь по воздуху в своей сияющей крылатой башне, послушной его воле, он превзошел даже полубогов…»

Аюр дочитал про путешественника и отмотал еще часть свитка.

«Небесный город, сияющий, подобный луне, то возникая, то исчезая, опускался на равнину…»

«Сдается мне, — подумал Аюр, откладывая свиток, — с этими кораблями дело обстояло так. Сперва рассылали во все стороны света крылатые башни — те самые, „летающие далеко“. Они разведывали новые пути и находили подходящие земли. Потом — боевые небесные колесницы, чтобы все приготовить и обезопасить место. И лишь тогда появлялся летающий город… Да, я бы делал именно так. Ну и чем мне все это поможет?»

Взгляд Аюра невольно метнулся к окну, в которое прежде был издалека виден золотой купол храма. Сейчас ставни были закрыты — да если бы и открыть их, зрелище там ожидало совершенно безрадостное. Храм Исвархи сгорел почти целиком. От купола не осталось ничего, устояли только почерневшие каменные стены. Пострадали также соседние храмовые постройки — общежития, мастерские, зверинец… Внутри главного храма все выгорело, как в печной трубе. Те из служителей, кто посмел заглянуть внутрь, потом говорили, что на месте жертвенника тлела огромная яма. Хорошо хоть пожар не перекинулся на Верхний город. Страшное пламя довольно быстро угасло само собой, но дым поднимался к небу еще много дней…

Ущерб, нанесенный храму, был неизмерим. Причем не только обширному храмовому хозяйству, не только его прекрасным зданиям. Сама вера в благоволящего людям господа Исварху будто бы пошатнулась.

Хуже того — и положение самого государя без поддержки святейшего Тулума вдруг оказалось весьма неустойчивым…

Аюр вспомнил последнее заседание высшего совета. Глаза его закрылись, свиток выскользнул из рук.

Верно ли было принятое решение?

…Замещая погибшего Тулума, высший совет возглавлял Рашна Око Истины — один из старейших и самых знатных сановников Аратты. Аюр и сам не помнил, когда его назначил, — первые дни после произошедшего в храме прошли как во сне. Впрочем, Рашна, при всей своей древности, сохранял острый разум и был сведущ в государственных делах. Аюр испытывал большое искушение переложить на этого худого старика с угрюмым взглядом все скучные рутинные обязанности правителя, которые раньше столь же легко перекладывал на дядю.

Ясноликий Сандар, глава Жезлоносцев Полудня, второй член совета, являл собой образец высокородного ария и доблестного воина. Высокий, широкоплечий, златовласый, в золоченых бронзовых доспехах — хоть рисуй с него господа Исварху во всем величии! Аюр когда-то мечтал стать именно таким, когда вырастет. Однако теперь он ловил себя на том, что блистательный Сандар вызывает в нем смутное раздражение. Может, тем, как непринужденно этот военачальник занял место подле Солнечного Престола, хотя его никто особо не звал… Некогда Сандар был дружен со старшими братьями Аюра и явно стремился занять при юном государе их место. Однако Аюр не был уверен, что нуждается сейчас в старшем брате.

Аюра также весьма смущали натянутые отношения между Сандаром и Ширамом. Корни их были вполне понятны — именно Сандар возглавлял некогда поход против мятежного саарсана и потерпел позорное и даже смешное поражение. Сейчас Ширам, как родственник государя, стоял выше. Но кому на самом деле подчинялось войско?

Ширам должен был стать третьим членом совета. Но он воевал в Солнечном Раскате, и его место временно занимал неприметный воин в черном по имени Накта. «Считайте, что я — глаза и уши маханвира», — заявил он и с тех пор слова в совете не вымолвил. Оба знатных ария, убедившись, что накх не пытается вмешиваться, быстро перестали обращать внимание на его присутствие.

В тот день собрание совета было посвящено докладу Дзагая. Этого опытного воина Аюр знал много лет: тот возглавлял храмовую стражу.

— Я просил о встрече с тобой, солнцеликий, потому что есть вещи, которые тебе следует знать, — говорил Дзагай. — Почтенный Сандар считал, что не стоит отвлекать государя от забот такими мелочами, как уличные беспорядки. Однако если бы это были мелочи, мы бы справились силами городской стражи. Как мне представляется, нам грозит беда посерьезнее…

— Что случилось? — вздыхая, спросил Аюр. — Чем недовольны мои подданные?

— Столица полна пугающих слухов. С южного поречья Ратхи, особенно из Двары, прибывает все больше переселенцев. Они утверждают, что со стороны хлапских земель идет небывалый разлив… Если им верить, уже затоплены многие области в низовьях Даны, а все их жители или погибли, или стали рабами накхов…

— Вздорные слухи, которые надо жестко пресекать, а не собирать и приносить государю! — заявил Сандар.

— Это не слухи, а правда, — возразил Аюр. — То же самое говорил дядя Тулум незадолго до гибели.

Он покосился на Рашну. Старец медленно склонил голову, давая понять, что согласен с государем. «Он тоже знал о потопе, — подумал Аюр, — и не сказал мне».

— Скоро в городе будет много беженцев, — произнес он вслух. — Надо принять их, разместить и накормить. И следует усилить стражу на улицах.

— Это дела городской управы, а не Лазурного дворца, государь, — сухо сказал Рашна. — Они не должны занимать твой божественный ум.

— Если позволишь, солнцеликий, это еще не все, — вновь заговорил Дзагай. — Опустошительный и таинственный пожар в храме Солнца очень смутил жителей столицы. Молва говорит, что Исварха разгневался на арьев за их грехи и отвернулся от нас, послав знамение и уничтожив негасимый огонь…

— За какие это «грехи» Исварха разгневался на арьев? — резко спросил Сандар.

Дзагай покосился в сторону царедворца и замялся, будто подбирая слова. А у Аюра невесть отчего мурашки побежали по коже.

— Больше всего слухов ходило, конечно, среди простолюдинов, в Нижнем городе. Народ даже в храмы перестал ходить, настоятели жаловались на уменьшение пожертвований… А потом на стенах домов и храмов начали появляться странные знаки. Череп — а в нем цветок.

Аюр похолодел.

— Череп и цветок? — хмыкнул Сандар. — Что за чепуха?

— Удалось ли поймать тех, кто малевал черепа? — проскрипел Рашна.

— Поймать — не поймали, но кое-что я разузнал, — сказал Дзагай. — Есть в квартале литейщиков один храм, настоятелем в нем — некий Агаох. Он запятнал себя службой изменнику Кирану, что не мешает ему повсюду предъявлять следы пыток, утверждать, что он пострадал за правду, и клясться в бесконечной преданности святейшему Тулуму и Солнечному Престолу. Этот двуличный человек всегда был источником полезнейших сведений. Этот Агаох сообщил мне, что в столице появилась новая, быстро растущая секта.

— Что за секта? — брезгливо спросил Сандар.

— Они называют свою веру учением о возрождении мира или чем-то в этом роде. Возглавляет секту пророк из Бьярмы, почитаемый на севере живым богом и новым, истинным воплощением Исвархи…

— Зарни Зьен? — наклонившись вперед, медленно проговорил Аюр.

— Так его зовут, — удивленно подтвердил Дзагай. — Государю все ведомо и без меня…

— Рассказывай! — нетерпеливо перебил Аюр. — Где он? В столице?

— Нет, государь. Однако и не столь далеко, как хотелось бы. Этот Зарни Зьен, как его величают бьяры, — слепой безногий гусляр, пользующийся славой могучего чародея и провидца. Он прибыл с большой свитой, а вернее, с целой толпой верных и поселился в заповедном лесу к западу от столицы, в двух днях пути отсюда…

— Я знаю этот лес, — кивнул Аюр, мысленно скривившись. Ему вспомнилась «короткая дорога», нападение оборотня и путевая вежа, где его едва не похитили. — Скверное, про́клятое место.

— Местные жители считают его священным. И отыскать там слепца будет не так-то просто!

— Что ты несешь? — не выдержал Сандар. — Почему мы вообще обсуждаем при государе поимку какого-то бродячего проповедника? Почтенный Рашна, этот человек тратит наше время…

Старец поднял костлявую руку.

— Пусть говорит, — проскрипел он мрачно.

— Ясноликому Сандару с высоты его происхождения, разумеется, виднее, что происходит в столице и ее окрестностях, — с непроницаемым видом ответил Дзагай. — Но думаю, вам следует знать, что учение Зарни Зьена объявляет всех арьев, особенно царской крови, нечистыми дивами, проклятыми Исвархой. Случилось так, что пожар в храме как бы подтвердил это, притом очень не вовремя. Как только погибнут все желтоглазые дивы, говорит Зарни, потоп немедленно прекратится. Люди верят ему, ибо больше им верить не во что. И сторонники его множатся день ото дня…

— Ясно, — кивнул Аюр. — Благодарю, Дзагай, ты можешь идти.

Начальник храмовой охраны поклонился и вышел.

— Что будем делать? — спросил Аюр, когда двери за ним затворились.

— О чем думать? — рявкнул Сандар. — Я пошлю малое войско в чародейскую рощу. Они поймают колдуна, и мы повесим его на главных воротах Нижнего города. Можно заодно и лес сжечь. Давно пора!

— Каргай рассуждал так же, — заметил Рашна. — «Захватить, разорить…» И чем дело кончилось? Теперь он — правая рука колдуна и его верный раб. Его стараниями проклятый слепец и сидит сейчас в безопасности под самыми стенами столицы…

«Правитель Яргары принял сторону Зарни?» — хотел спросить удивленный Аюр, но промолчал. Ему было досадно, — кажется, он меньше всех тут знал о том, что творится в его державе!

— Каргай был бьяром, — ответил Сандар. — Слепец может околдовать простолюдинов, но на ария его чары не подействуют. Я пошлю Жезлоносцев Полудня…

— И потеряешь их безо всякого смысла.

— А ты что предлагаешь, почтенный Рашна?

— Пригласим колдуна на переговоры, — произнес старик.

— Переговоры? — презрительно скривился глава жезлоносцев. — Не много ли чести?

«Анил пропал в Бьярме, — сообразил Аюр. — Рашна надеется узнать у гусляра о судьбе внука…»

— Выманим его из рощи на условленное место и расстреляем из луков, — спокойно закончил Рашна. — Этот Зарни очень опасен. Куда опаснее, чем вы представляете.

Сандар нахмурился. Шумный разгром гнездилища колдуна и резня среди его приспешников нравились ему куда больше.

— Надо показать силу, — упрямо произнес он. — Простолюдины забыли, кто ими правит. Они увидят силу арьев и вспомнят о своем месте. Надо просто припугнуть их!

— Не надо пугать людей, которые и так напуганы, — раздался вдруг тихий голос Накты, о котором все успели забыть. — Я согласен с Рашной — посылать малое войско в священный лес нельзя. Оно просто перейдет на сторону колдуна. Зарни Зьен уже прославился подобными шутками.

— Ну а ты что предлагаешь? — повернулся к нему Аюр.

— Послать накхов. Пары лазутчиков достаточно, чтобы тайно пробраться в рощу и задушить гусляра во сне.

— Согласен, — склонил голову Рашна. — Пошлем накхов. Но сперва пригласим гусляра на переговоры, чтобы вся столица увидела нашу добрую волю…

— Да, пусть будет так, — оживленно кивнул Аюр. — Это надежнее всего!

Сандар же помрачнел и оскорбился.

— Прошли времена величия, — процедил он сквозь зубы, недобро косясь на соседей. — Араттой нынче правят робкие старики и коварные инородцы…

— Ступай, Сандар! — строго приказал Аюр.

Глава жезлоносцев встал, отвесил преувеличенно глубокий поклон и удалился, лязгая золочеными латами.

* * *

«Накта послал лазутчиков три дня назад, — подумал Аюр, открывая глаза. — Три дня…»

Он встал, подобрал упавшую на пол книгу, свернул ее и убрал в кожаный тул. Подошел к окну, приоткрыл ставень. Снаружи уже совсем стемнело.

«Ого, как темно! — отметил Аюр, потягиваясь. — Похоже, я тут задремал…»

Дождь лил с неослабевающей силой со вчерашнего дня. Аюр задумался — поможет это лазутчикам или помешает?

Аюр отлично понимал, что накхи вот так сразу не полезут убивать Зарни. День, два, а то и больше они будут, словно тени, таиться в священном лесу и наблюдать. Где живет Зарни, сколько выходов в его жилище… Сколько при Зарни слуг, сколько охраны и когда она сменяется. Когда он ест, когда его выносят подышать воздухом; в какой час ему топят печку, в какой — приносят ужин, а в какой — выносят ночной горшок.

И только изучив все это, выбрав самый удобный миг, ночные тени покинут лес и проникнут в жилище колдуна…

«Почему же мне так тревожно?»

Он зевнул и кликнул слуг, собираясь начинать укладываться спать. Отход государя ко сну считался обрядом, исполненным глубокого смысла. Вершили его неторопливо, блюдя каждую мелочь и сопровождая молитвами Уходящему Солнцу. Впрочем, Аюр уже привык, что вся его жизнь во дворце окружена обрядами, и не сомневался, что вместе с ним — живым воплощением Исвархи — пробуждается и засыпает Вселенная.

«Где слуги?..»

Неслыханное дело! — они не спешили на зов. Аюр, очень удивленный, позвал еще раз. Потом подошел к двери опочивальни, открыл ее — но и в сенях, на особой скамеечке для слуг, тоже никого не было. Аюр нахмурился, прошел сквозь сени и выглянул в просторную, тускло освещенную сводчатую галерею.

Обычно она была полна народу, но сейчас — пуста, словно глубокой ночью.

«Где моя стража?» — его обожгло страхом. Стражников у дверей не оказалось.

Аюр очень хорошо понимал, что́ это могло означать.

Рука метнулась к поясу, нашаривая отсутствующий кинжал.

«Вот так, наверно, и мой отец… Один среди ночи — и те, кто пришел за ним!»

Аюр сделал движение назад, чтобы запереться в покоях, но в этот миг услышал хриплый шепот:

— Государь!

Один из стражников, совсем молодой накх из Полуночной стражи, стоял возле стены на колене, опираясь на рукоять лунной косы. Он пытался подняться, но не мог. Аюр прикусил губу, глядя, как по беломраморному полу расплывается черная лужа крови.

— Прости, солнцеликий…

— Что здесь случилось? — Аюр быстро огляделся, но галерея была пуста. Однако он заметил черные полоски на каменных плитах…

— Где второй страж?

— Там, на лестнице… Мертв…

— Кто его убил?

— Ухры, — прошептал накх и упал ничком, теряя сознание.

«Кто?» Аюру было незнакомо это слово.

Государь вынул из руки стражника лунную косу, перехватил ее поудобнее и с осторожностью направился по галерее в ту сторону, куда тянулись черные пятна на мраморе.

Следы привели его к лестнице, ведущей из личных покоев государя вниз, туда, где находились караульные палаты. На лестнице Аюр нашел еще одного накха из Полуночной стражи — на этот раз мертвого. Под лестницей — еще одного.

Теперь черные пятна вели прямиком в караульню. Тел на полу становилось все больше и больше…

Волосы шевельнулись на голове государя. Он вдруг вспомнил, кого накхи звали ухрами и боялись до умопомрачения. Неупокоенных мертвецов — вот кого!

«Что случилось с накхами?! Их тут на части рвали, что ли? — думал он, крадучись проходя мимо убитых. — Нет… тут, похоже, была отчаянная битва. Раны от оружия… Хотя вот тому, кажется, перекусили горло… Но кто с кем сражался? Я вижу только мертвых накхов…»

Если бы Аюр услыхал хоть один звук, он, верно, не выдержал бы и побежал прочь сломя голову. Но всюду кругом царила тишина, что в конце концов начало пугать государя еще сильнее.

Двери в стражницкую были распахнуты настежь. Аюр собрал все свои душевные силы и, сжимая лунную косу, заглянул туда.

«Похоже, у меня больше нет Жезлоносцев Полуночи…» — вертелось у него в голове, пока глаза быстро обегали забрызганные кровью палаты.

Пара факелов все еще горела, озаряя место резни. У дальней стены Аюр увидел Накту. Временный глава Полуночной стражи висел позади широкого стола начальника караула, приколотый к стенке, словно жук. Кто-то вонзил ему кривой накхский меч прямо в глаз.

«Клянусь Солнцем, люди так не убивают! — судорожно озираясь, думал Аюр. — И здесь тоже — только накхи! Междоусобица у них вышла, что ли? Нет, дело было не так… Накта с кем-то беседовал тут, за столом, а потом тот, второй, внезапно убил его, пригвоздил к стене… Потом, верно, на помощь маханвиру бросились прочие жезлоносцы — и тоже погибли…»

Под ногами Аюр вдруг ощутил слабое движение — как будто кто-то пытался схватить его за щиколотку. Он быстро отступил, поднимая лунную косу для удара. Под ногами государь увидел незнакомого накха, порубленного едва ли не на части. Аюра чуть не стошнило от ужасного зрелища — воина будто пытались освежевать заживо. Вдруг мертвец распахнул глаза и вскинул переломанную в нескольких местах руку, пытаясь схватить государя.

Аюр бездумно вонзил в оскаленный рот лунную косу и отскочил так далеко, как смог.

«Ухр, — думал он, глядя, как чудище дергается, а его пальцы скользят по древку, пытаясь вытащить оружие. — Они называют это „ухр“…»

И тут новая мысль заставила Аюра подскочить на месте. Кого мог допрашивать Накта в караулке? Как раз пора было вернуться лазутчикам!

Что, если им не удалось убить Зарни, а наоборот — гусляр поймал их?

«Каргай только взглянул в глаза Зарни и стал его рабом… — вспомнились Аюру слова Рашны. — Если это были лазутчики… То где сейчас второй?!»

Глава 4Выстрел в темноту

Аюр стоял на крепостной стене и смотрел на свою столицу, как никогда напоминавшую подожженный муравейник. На извилистых улицах кипело непрерывное движение: народ стекался к воротам Верхнего города. На миг Аюру показалось, что Нижний город уже затоплен. Гибельные воды снесли ворота, прорвались внутрь и пожирают город — улица за улицей, круша жилища, гоня перед собой пену и грязь… «Вот так оно, наверно, и будет, — думал он, чувствуя, как вместо тревоги и стремления действовать уже подкрадывается то самое пугающее безразличие, которое он в последние дни наблюдал у дяди Тулума. — Очень скоро…»

— Вон он, колдун. Там, где толпа гуще всего, — произнес стоявший рядом с ним Сандар, словно выплюнул. — На руках его несут, проклятого дива! А орут-то как — отсюда слыхать!

Золотистые глаза ария сверкали яростным огнем, но на его лице не осталось и следа прежней красоты: лоб и верхняя губа рассечены, скула опухла, подбитый глаз почернел и заплыл.

Глава Жезлоносцев Полудня порывисто шагнул к Аюру:

— Дозволь, государь! Я достану его отсюда, как только они выйдут на открытое место, Солнцем клянусь! Всажу стрелу прямо в поганый рот, которым он народ смущает!

— Сандар, успокойся, — проскрипел Рашна. — Если простолюдины наставили тебе синяков, это еще не причина им уподобляться.

— Но переговоры с бунтовщиком и убийцей… Позор!

— Все решено, — оборвал его Аюр и повернулся к старому судье: — Мне по-прежнему не нравится место, избранное для переговоров. Разве не лучше было бы принять его в Лазурном дворце?

— Как верно говорит маханвир Сандар, — хмыкнул Рашна, — слишком много чести бунтовщику! Кроме того, Зарни не согласился бы… Или хуже того — согласился.

— Почему хуже?

— А представь, солнцеликий, если бы Зарни вошел бы во дворец и не вышел оттуда? — Старик повел рукой в сторону Нижнего города. — Уже к завтрашнему утру в столице не осталось бы ни единого живого ария…

— Ха! — вмешался Сандар. — Пусть попытаются подняться сюда! Я забью телами грязеедов тоннель смерти до самой крыши!

— Ты-то готов воевать против собственной страны, доблестный маханвир, — а готов ли государь? Пока ведь никакого бунта нет. Если лишь безмерное обожание Зарни… который, заметь, молчит и ни к чему не призывает.

— В таком случае вообще не следовало приглашать его в город, — заметил Аюр.

— Солнцеликий, его никто и не приглашал, — злобно сказал Сандар. — Колдун явился из леса во главе огромной толпы бьяров и здешних голодранцев. Жители Нижнего города встречали его у распахнутых ворот с гирляндами первоцветов и вопили от счастья. Поверь, я там был. Вывел отряд на помощь городской страже — а она радуется колдуну вместе с прочими! Потом все дружно накинулись на нас. Мы еле ноги унесли…

— Еще повезло, — буркнул Рашна, покосившись на его распухшее лицо.

— Если все так плохо, — с тревогой произнес Аюр, — зачем, почтенный Рашна, ты согласился на встречу у внешних врат Верхнего города? Разве это не опасно? А кроме того, мне выйти навстречу какому-то гусляру… Все равно что сразу признать поражение!

Рашна Око Истины пожал плечами:

— Почему — поражение? Разве против нас кто-то воюет? Твои подданные, солнцеликий, любят тебя. А еще они обожают пророков и безумцев. Помнишь, в прошлом году тоже объявился вещий чудотворец…

— Точно, был, — подтвердил Сандар. — Повсюду твердил, что во всех бедах виноваты накхи! Забыл, как его…

«Светоч, — мысленно ответил Аюр, ощутив внезапный приступ грусти. — Светоч его звали…»

— А потом исчез так же внезапно, как и появился, — добавил жезлоносец.

— …и через несколько дней о нем все забыли, — закончил Рашна. — Тот пророк тоже умел увлечь толпу видениями гибели мира. Его обличения накхов были на руку очень многим знатным арьям, недовольным их влиянием при дворе. Опрометчивое поведение благородного Ширама помогло им навсегда изгнать накхов из столицы, а затем и из Аратты… Ты ведь помнишь, что сделал тогда Ширам, государь?

— Начал войну, — мрачно сказал Аюр.

— Вот именно. Не повторяй его ошибок, солнцеликий. Не поднимай оружия, пока не исчерпаешь все возможности слова. Ты — государь, тебе мало чести прятаться от собственного народа. Ты выйдешь к подданным и побеседуешь с их новым любимчиком… Внешние врата — хорошее место для подобного разговора. Там ты будешь и с народом, и сможешь отступить, если дела пойдут плохо. Помня о власти гусляра над толпой, не следует отбрасывать такую возможность… Но не твоя жизнь ему нужна, Аюр.

— О чем ты? — удивленно взглянул на старца государь Аратты.

— Этому Зарни что-то очень нужно от нас, — задумчиво произнес Рашна. — Настолько нужно, что это даже пугает. После разгрома Полуночной стражи я ожидал самых дерзких требований. Но гусляр не только не отверг переговоры, но и смиренно согласился на все наши условия. Без возражений принял время и место, согласился прийти один, оставив сторонников в отдалении. Он даже согласился не брать гусли, с которыми никогда не расстается!

— В самом деле, это ведь орудие его ворожбы, — кивнул Сандар. — Но хоть одно-то свое условие он выдвинул?

— Да, — кивнул Рашна. — И оно смущает меня больше всего…

Рука Аюра сама легла на кожаный чехол. В нем вместо прежнего берестяного он теперь носил бьярский поющий кораблик.

— Видишь, я его взял. Ты сказал, Зарни хочет поведать о нем нечто важное.

— Так он утверждает, солнцеликий. А на деле? Зачем Зарни попросил принести бьярские гусли на переговоры? Что особенного в твоих гуслях?

— Я не знаю!

— А вот слепой знает. Откуда он вообще проведал о том, что у тебя, государь, есть эти гусли?

— Так от лазутчика, — предположил Сандар. — От второго мертвого накха. Вот вам и ответ, куда он подевался: вернулся к Зарни!

Той ужасной ночью, когда Аюр обнаружил, что остался без Жезлоносцев Полуночи, второго лазутчика так и не нашли, хотя потом обыскали весь дворец. Зато утром в государевой спальне обнаружились кровавые следы на полу. Видно было, как ухр бродил кругами вдоль стен…

— Не сходится, — возразил Аюр. — Тогда бы мертвец и гусли унес!

— Нечистый упырь не дерзнул прикоснуться к священному дереву!

— Или у околдованного накха не было такого приказа, — добавил Рашна. — Глядите, гусляр приближается…

Огромная, шумящая, словно море, толпа, разливаясь волной, начала заполнять площадь перед внешними воротами Верхнего города. А на гребне волны плыла лодка — самая настоящая лодка, вознесенная на руках слуг и почитателей гусляра. В лодке восседал Зарни: спина прямая, лицо спокойное. Рыжие с сединой косы спускаются на плечи, руки на бедрах. Казалось, сам воздух расступается, пропуская его…

— В самом деле не взял гусли, — хмыкнул Рашна. — Вот бы сейчас отдать приказ лучникам…

— Они держат его на прицеле, — отозвался Сандар. — Все то время, пока он будет говорить с государем, с него глаз не спустят.

Аюр провел рукой по лицу. На миг вспомнилось, как они бежали по мосткам в Белазоре, пытаясь опередить волну, а море вздыбливалось перед ними черной стеной. И как, сдаваясь, остановился Светоч. «Мы не успеваем. Помолимся…»

«Нет, еще ничего не кончено, — ощущая прилив внутренних сил, подумал Аюр. — Все как раз начинается!»

— Пора спускаться, — приказал он. — Сандар, иди первым, выводи жезлоносцев. Помоги нам, Исварха!

* * *

Громада красной скалы, увенчанная золотыми и лазурными крышами дворцов и храмов, нависала над городом. Она была словно напоминание о Небесном Саде, куда непременно попадут души праведных, исполнявших законы Исвархи и его земного воплощения — государя Аратты. Узок и полон препятствий путь души в Небесный Сад, и так же непросто достичь Верхнего города по единственной дороге — знаменитому тоннелю смерти. Стрелы незримых лучников настигнут любого, самовольно вступившего на этот путь!

Под скалой, против каменной стены, раскинулась мощеная площадь, откуда лучами расходились все близлежащие улицы. На этой площади был поставлен легкий полотняный шатер на жердях, устроенный так, чтобы со всех сторон было видно все, что происходит внутри. Настил внутри шатра был застелен коврами. Стража, городская и дворцовая, выстроилась двумя цепями, не позволяя горожанам подходить слишком близко.

Толпа напирала, шумела, раздавались выкрики, пение… Весть, что Зарни пытались убить накхи, успела распространиться, и сторонников у него только явно прибавилось. Столица была переполнена беженцами, они прибывали каждый день, доставляя вести одна другой страшнее. Ратха вышла из берегов и затопила окрестности Двары, сгоняя с насиженных мест целые деревни. Сама крепость на острове не пострадала, вода пока не добралась до нее, но она переполнена людьми, а чем кормить их? И где взять лодки на всех? Ждать, пока вода схлынет? А если не схлынет — что делать, если в закромах покажется дно?

«Скоро и у нас то же будет, — говорили на каждом углу. — Ратха затопит Нижний город, и арьи нас к себе на гору не пустят!»

Арьев ругали повсюду. Вспоминались всяческие их жестокости, настоящие и только что придуманные. Ходил упорный слух, будто в Бьярме избавились от всех арьев до единого — и потоп немедленно прекратился! Теперь все там живут в мире и благоденствии. Вот бы и тут поскорее… И ждали, замирая, приказа от Зарни.

Зарни был уже без памяти любим в Нижнем городе — даже не как чародей и провидец, а как новое, спасительное воплощение Исвархи. Многие, не таясь, так и говорили. Жрецы в храмах Нижнего города снова начали запрещенные было проповеди о хварне Черного Солнца, о том, что господь Исварха отвернулся от государя Аюра, как и от его отца…

Перед оцеплением толпа неохотно остановилась и раздалась в стороны, пропуская носильщиков. Шестеро парней-бьяров вынесли на руках берестяную лодку, в которой восседал Зарни. Занесли ее под навес, помогли колдуну пересесть на подушки и, послушные его жесту, отошли прочь.

Вскоре из ворот в каменной стене, ограждающей Верхний город, показался отряд Жезлоносцев Полудня. Воины выстроились улицей и застыли, держа в руках топорики. Вслед за ними появилась группа вельмож, во главе которой шагали Аюр, Рашна и Сандар. При полном молчании толпы они втроем пересекли площадь, вошли под навес и уселись напротив Зарни.

— Эй, слепой! Перед тобой государь, — резко сказал Сандар. — Тебе подобает пасть ниц!

— Я приветствую государя арьев, — склонил голову Зарни. — Но на колени не встану. Уж простите, коленей у меня нет…

— Я принимаю приветствия этого человека, — кивнул Аюр. — И желаю его выслушать.

Первым снова заговорил Сандар:

— Ты — Зарни Зьен, гусляр, пророк и чародей. Ты мутил народ в землях дривов и способствовал мятежникам в Бьярме. Ты повсюду распускаешь богопротивные слухи об арьях и, возможно, причастен к убийствам в Белазоре, Майхоре и других местах. Ты пожелал встретиться с государем. Что ж, он тебя слушает. Чем ты оправдаешься в своих преступлениях?

Зарни едва ли слушал его. Аюру почудилось, что по лицу слепца скользнула легкая улыбка.

— Ты не помнишь меня, Аюр? — спросил он внезапно. — Ты так любил слушать мои песни! Ты и царственная матушка?

— Что за обращение к государю?! — подскочил Сандар. — Или ты совсем дикарь? Тебе следует отрезать язык!

— О да, в Лазурном дворце умеют резать, — язвительно отозвался слепец. — Все, что ты видишь перед собой, Аюр, сотворил со мной святейший Тулум. Он лично выжег мне глаза. Не поспоришь, сделал это очень умело…

Сандар резко повернулся к Аюру:

— Государь, только прикажи, и этот наглец…

— Погоди, маханвир, — взволнованно оборвал его Аюр, с неожиданной силой схватив Сандара за плечо. — Помолчи пока… Ты хочешь сказать, Зарни Зьен, что ты был при дворе? И ты знал мою матушку?

Зарни улыбнулся уголками рта:

— Да, Аюр… Царица была добра и прекрасна. Великим счастьем было петь для нее, смотреть на ее божественную красоту…

— И ты говоришь, что мой дядя Тулум лишил тебя глаз?

— Увы! Своими руками, Аюр. И ног тоже.

— Такого не могло быть, — возразил Аюр. — Дядя был жрецом, он не мог…

— Тулум — не смог? Он был одним из лучших целителей в Аратте. Мало кто справился бы с этаким делом лучше его. Даже придворный палач не сравнился бы с ним в умениях…

— И поделом тебе, пройдоха! — не выдержал Рашна. — Поистине жаль, что и язык тебе тогда не отрезали! Надо было с него и начать!

— Так это правда? — повернулся к нему Аюр. — Но почему? За что с ним это сделали?

Вспышка гнева старого судьи сразу же погасла.

— О таком не говорят на улице… — поджав губы, начал он.

— Отчего ж — очень даже говорят. И поют, причем именно на улице, — едко проговорил Зарни, отвернувшись от Аюра. — Я вновь слышу знакомый голос! Он стал старческим, но его важный тон не слишком изменился. Я помню тебя, Рашна. Ты тоже участвовал в том судилище, если его можно был так назвать — поскольку все было решено заранее. Видишь ли, Аюр, меня обвинили в заговоре против твоего отца, хотя никакого заговора не было. Я никогда не желал власти над Араттой. Моим единственным желанием была любовь…

— Рашна, о чем он? — спросил Аюр, хмурясь. — Какая любовь?

— Не слушай его, государь, — проскрипел старик, держась за горло. — Не слушай лжеца…

— А может, наоборот, мальчику пора узнать правду? — подхватил Зарни. — Да, я полюбил твою царственную мать. А она удостоила любовью меня… Вот моя единственная вина, вот и все мое преступление!

— Да как ты смеешь порочить память матери государя, грязный сурья? — взвился Сандар. — Государь, я не могу это слушать! Этот человек уже трижды заслужил смерть!

Покрасневший Аюр растерянно молчал.

— Вранье! — проговорил он дрогнувшим голосом. — Моя мать любила отца!

— Нет, она любила меня, — мягко сказал Зарни. — Рашна тебе только что подтвердил, что это правда. То же самое скажет множество других стариков, если на них как следует надавить. Все знали правду. Именно за это меня искалечили, а ее убили!

— Что? — Аюр покачнулся. — Мою мать убили?!

— Ее тайно казнили по приказу твоего отца. А ты не знал?

Зарни возвысил голос, и теперь его было слышно по всей площади. Казалось, каждый человек затаил дыхание, чтобы не пропустить ни слова.

— И вы еще спрашиваете, чем я оправдаюсь? Да, я хотел отомстить за увечье! За разлуку с любимой и за ее смерть! Вот это, — Зарни указал на свои культи, — была их месть, а все остальное — уже моя месть. Я мстил государю Аратты много лет. Да, я вредил ему, я смущал народ… Мы, сурьи, вечно помним и добро, и зло! Однако я не безумец…

Взгляд белых глаз остановился на Аюре, и тому стало жутко, как будто слепец мог увидеть его сокровенные мысли.

— Ты понимаешь, почему я здесь, Аюр? Когда гибнет мир, человеческие распри должны быть оставлены. Боги разгневались на Аратту, они словно хотят погубить ее. От страшных паводков страдают все — и арьи, и бьяры, и сурьи… Ты слышал о том, что с юга наступает новое море?

Аюр кивнул, забыв, что гусляр его не видит.

— Что́ мы, наша любовь и наша месть перед вечным морем, которое грозит поглотить всех? Мы должны сделать все, на что способны, чтобы остановить потоп!

— Но что мы можем сделать? — вырвалось у Аюра.

— О, многое! Сперва я хотел предложить Тулуму объединиться. Хоть я и не арий, никто в мире не знает больше меня о священных гимнах, накшатрах и золотых кораблях.

— Дядя погиб, — глухим голосом сказал Аюр.

— А ты снова лжешь, гусляр, — вмешался Сандар. — Лжешь от первого до последнего слова!

— Можете не верить мне и сдохнуть, — равнодушно ответил Зарни. — Причем очень скоро. Разлив идет сюда, через несколько дней Ратха начнет подниматься… А можете поверить — и мы все сумеем выжить.

— О чем ты? — спросил Аюр.

— О том, что брякнуло у тебя на бедре, когда ты садился. Я говорю о гуслях Исвархи. Ты держишь в руках спасение Аратты!

— Откуда ты о них знаешь? — спросил Рашна.

— Я сведущ в древних песнопениях. Аюр, ты обладаешь великим сокровищем. Не знаю, где ты обрел гусли Исвархи — прежде во дворце их не было, — но поистине сама судьба послала их в твои руки! Это великое и благое орудие. Игра на них целительна для мира. Она способна успокоить возмущение вод и исцелить раны земли. Дай мне их, Аюр!

— Что? — государь невольно отшатнулся. — Тебе?!

Само предложение отдать кому-то гусли едва не вышибло из него дух. Его бросило в жар, руки сами сомкнулись на чехле.

— О, не опасайся! — воскликнул Зарни, услышав и по-своему истолковав сбивчивое дыхание юноши. — Тебе нечего бояться, я не обращу их силу во зло. Помни, я ведь не арий. Волшебное орудие бесполезно в моих ничтожных руках.

Аюр глубоко вздохнул, стараясь вернуть спокойствие:

— Допустим. Тогда зачем они тебе?

— Я научу тебя одной песне. Сыграю ее — а потом ты ее повторишь. Это очень древняя песня. Она старше Ясна-Веды, — вернее, с нее и следовало бы начать священную книгу…

— И зачем нам эта песня?

— Она остановит потоп.

Аюр молчал. В нем боролись огромное недоверие и вспыхнувшая надежда. Так вот зачем Исварха послал ему эти гусли! Но то, что спасительную песню знает именно Зарни — если он, конечно, не лжет, — это какая-то очень жестокая усмешка Небес…

— Тут должны быть три золотые струны, — сказал он наконец. — А у меня всего одна. У тебя есть еще две?

— Одной хватит. Три струны могут создать новый мир. Одной хватит, чтобы исцелить этот.

— Что же это за песня?

— Дай гусли — я покажу.

— Не хочешь говорить? — прищурился Аюр. — А если я прикажу тебя пытать?

— О, ты весь в отца. Узнаю сына Ардвана!

Аюр сжал кулаки. «Нельзя гневаться, не время!»

— Разве мой облик еще не убедил тебя, что пытать меня бесполезно? — с насмешкой продолжал Зарни. — Я могу умереть по своему желанию в любой миг. Это не так сложно — приказать сердцу остановиться. Спроси своих накхов.

— Тогда я не дам тебе золотой кораблик!

— Тебе решать, Аюр. Ты можешь спасти Аратту, а можешь погубить ее своими руками — если не примешь средство, которое я тебе предлагаю. Я научу тебя песне, ты сыграешь. Если ничего не произойдет, можешь меня убить. Все равно это будет уже неважно: вы тоже умрете через несколько дней, когда придут Воды Гибели. Как и столица, а за ней — вся Аратта… А если нет — мы спасем этот мир. Мы с тобой.

— Тебя следует убить в любом случае, хитрый лжец, — не выдержал Сандар. — Государь, это ловушка!

— Убивайте, — спокойно сказал Зарни. — И приготовьтесь смотреть, как тысячи людей, веривших государю, в отчаянии карабкаются на стены, сталкивают друг друга в волны и тонут!

Аюр хмуро молчал, глядя на чехол с гуслями.

— Государь! — Рашна поднял руку, призывая к вниманию. — Нам следует обсудить предложение чародея Зарни.

— Уж простите, не могу встать и удалиться в сторонку, — смиренно сказал Зарни. — Кликнуть моих слуг, чтобы унесли меня?

— Мы сами уйдем, — сказал Аюр, стряхивая оцепенение. — Рашна, Сандар, следуйте за мной…

Втроем они отошли от навеса к воротам.

— Поверить не могу, — пробормотал Аюр. — Этот слепец и моя мать! Немыслимо!

— Он не всегда был слепцом, — проворчал Рашна. — Ох и хитер же этот Зарни!

— Рашна, ты должен рассказать мне все!

— Право же, государь, сейчас не время…

— Не верь гусляру, солнцеликий! — воскликнул глава жезлоносцев. — Не соглашайся на его предложение. Это лишь уловка, чтобы выманить твои гусли!

— Согласен, это ловушка, — подтвердил Рашна. — Я-то гадал, зачем он предложил переговоры… А ему нужны твои гусли — да так сильно, что он готов рискнуть жизнью, чтобы заполучить их.

— Неужели эти гусли настолько могущественны? — недоверчиво произнес Аюр. — Но даже если это так, Зарни не соврал — они в самом деле для него бесполезны. Дядя Тулум говорил, что лишь арий царской крови может своей хварной оживить волшебное оружие… И вероятно, гусли тоже. А Зарни, насколько я помню, сурья.

Рашна пожал плечами:

— Он что-то задумал, это ясно. Но что толку гадать? Вопрос в том, как поступишь ты.

— А что бы ты посоветовал?

— Дай ему гусли, солнцеликий, — проговорил судья. — Пусть он научит тебя этой песне… Погоди, не бушуй, маханвир Сандар, дай договорить!

— А если он захочет повредить гусли? — гневно предположил арий.

— Их невозможно повредить, — ответил Аюр.

— А если слепец захочет зачаровать нас?

— Непременно захочет.

— А если научит государя не целительной песне, а какому-нибудь зловредному заклинанию?!

— Это все неважно, — отмахнулся Рашна. — Зарни не знает никакого заклинания. Но он объявил, что прибыл сюда, чтобы заключить мир и спасти землю. Весь город это слышал! Так пусть все увидят великодушие государя. Мы отдадим ему гусли, чтобы он попытался спасти державу. А когда он попытается их похитить — а он, разумеется, попытается, — мы законно убьем его.

— Как убьем? — хищно прищурился Сандар, сразу перестав злиться.

— Ты говорил, лучники держат его на прицеле?

— Разумеется! Я велел им заткнуть уши, чтобы гусляр не зачаровал их. Вот только не придумал, что делать, если он зачарует меня…

— Отдай им приказ заранее. Как только Зарни попытается сбежать с гуслями — пусть стреляют.

— А если не попытается? — с сомнением спросил Аюр.

Рашна усмехнулся:

— Ты полагаешь, он в самом деле явился сюда спасать Аратту? Он, который столько лет делал все, чтобы она погибла?

— Но потоп…

— Какое дело Зарни до потопа? Вот если бы он мог вызвать воду — он бы это непременно сделал! Я полагаю, гусли в самом деле могущественны и Зарни хочет попросту выбить опасное оружие из твоих рук.

Аюр нахмурился. То, что Зарни сказал о необходимости вместе выступить против беды, показалось ему весьма убедительным. А вдруг он в самом деле знает песню, которая останавливает потоп?

«Ты слишком доверчив», — вспомнились ему слова Тулума.

«Государь не имеет права быть таким доверчивым…» — а это, кажется, говорил Светоч…

«Что ж, я не буду доверчивым, если это порок для государя», — решил Аюр.

— Хорошо, — сказал он. — Рашна, я дам ему гусли. А ты, Сандар, отдай приказ лучникам.

* * *

Зарни провел дрожащей рукой по гладкому дереву, пробежал пальцами по струнам. Золотая струна сверкнула вспышкой солнца среди облачного неба.

Аюр напряженно глядел на гусляра, не сводя взгляда с его рук. Неужели Зарни попытается сейчас зачаровать их всех? Если да — поддастся ли чарам он, царевич, сын бога? Да, вся столица затаила дыхание, ожидая песни, — но это пока не волшебство, это лишь его предчувствие…

Сердце Аюра стучало так громко, что он не услышал, когда заиграл слепец, и воздух наполнился серебристым шепотом струн.

— Вот мои дрова, вот кремень, о Исварха, — очень тихо запел Зарни. — Я возношу тебе хвалу в своем сердце…

«Так просто?» — удивился Аюр.

— Кто, родившись сам, первой мыслью породил мир?

                                         Ты, о Исварха!

Кто своей грядущей яростью мир уничтожит?

                                         Ты, о Исварха!

«Я, кажется, знаю этот гимн, — подумал Аюр. — Или его песня похожа на все гимны разом? В любом случае это благочестивое пение…»

Надежда вновь ожила в его душе. Неужели Зарни не солгал?

Где-то в вышине послышался глухой рокот. Аюр поднял взгляд и увидел, что небо над столицей быстро затягивают тучи. Благоговейный страх охватил юного государя, заставив кожу покрыться мурашками. Господь Исварха откликался на пение гусляра! Что же будет, когда священные строки будет петь он, Аюр — его земной сын?!

«Пой, Зарни! Я запомню твою песню с одного раза!»

И слепец пел все громче, заполняя пространство глубоким, звучным голосом:

— Кто раскачал землю и зажег огненные горы?

                                         Ты, о Исварха!

Кто своей волей обрушит небо? Ты, о Исварха!

Слава тебе, разрушителю мира!

В небе вновь загрохотало, громче и ближе. Уже не только Аюр, но и многие другие с тревогой глядели вверх, где бурлили и клубились темные облака. Погасли золотые крыши Верхнего города, площадь окутала глубокая тень.

«Разрушителю? — напрягся Аюр, осмыслив последние пропетые слова. — Да как же разрушителю, если Исварха — создатель миров? Что он такое поет?»

В тот же миг давний непонятный и тревожный сон вдруг ярко встал у него перед глазами. Он стоит в летящей по небу лодке. Под ним, то появляясь, то исчезая в разрывах облаков, проплывает земля. Далекие зеленые леса, блестящие полосы рек, гладь озер… И какой-то колоссальный шум, все ближе, все громче…

А Зарни пел:

— Кто убил Змея, кто освободил воды?

Кто пустил их струиться вольно?

Кто отпустил реки, словно коней на волю?

Ты, о Исварха, ты — разрушитель мира!

— Остановись! — закричал вдруг Аюр, словно очнувшись от сна. — Не смей петь, замолчи!

Пение Зарни доносилось будто издалека, пробиваясь сквозь грохот налетающей бури. Сырой ветер хлестнул по лицу Аюра, холодные капли дождя застучали по кровле шатра, коврам, земле… Полотняный полог задрожал и прогнулся под ударом ветра. Рыжие с проседью волосы Зарни взметнулись в воздух, но он даже не пошевелился, продолжая свою торжественную песнь.

— Кто одной стрелой расколол третье небо?

                                         Ты, о Исварха!

Пусть воды, что наверху, изливаются вниз —

                                         да, о Исварха!

Слава тебе, о Исварха, уничтожающий мир!

«Это никакой не гимн, — понял Аюр. — Он проклинает!»

Юноша вскочил на ноги, метнулся к гусляру и попытался выхватить у него из рук гусли. Однако у него ничего не вышло — калека держал гусли железной хваткой. Он не то что не выпустил их, но даже не перестал играть. Тогда Аюр, сжав зубы, одним резким движением оборвал все три струны. Боль пронзила его пальцы, звон струн оборвался нестройным созвучием. Только тогда Зарни перестал петь.

— Я в самом деле не арий царского рода, — тихо сказал он, придвинувшись к Аюру. — Я могу лишь вызывать видения. Я не могу разрушать миры. А вот ты, сын Солнца, — ты можешь…

Аюр едва услышал гусляра. Его мутило так, словно в нем самом нечто лопнуло, разорвалось надвое. Забыв о гуслях, он упал на ковры и скорчился, хватая воздух. Мир вокруг исчез: Аюр снова стоял на летающей лодке, глядя на горный хребет, увенчанный снежными шапками. С крутых склонов хребта в долину низвергались тысячи водопадов, больших и малых. Радуги дрожали над водами — целая страна радуг! И сам хребет дрожал изнутри от невыносимого напряжения, словно перетянутая струна.

«Стреляй!» — резко сказал кто-то невидимый прямо ему в уши.

Аюр опустил взгляд и обнаружил у себя в руках огромный золотой лук. Стрела, словно солнечный луч, пламенела на тетиве.

— Ну вот и конец, — раздался рядом отчетливый голос Зарни.

Перетянутая струна лопнула. На какой-то миг Аюр ощутил невероятное облегчение. А потом горный хребет зашевелился. Снежные вершины задрожали, ледники поползли, словно настоящие реки. Все радуги пришли в движение, сливаясь в одну длинную единую радугу. Она плясала, дрожа, над исполинским водопадом, возникшим на месте рухнувших гор. Едва можно было разглядеть его края, — казалось, океан низвергается с края земли в звездную пропасть.

«Да стреляй же!» — вновь раздался нетерпеливый, мрачный голос.

Голос был женский, а вернее, девчоночий. Он показался Аюру знакомым.

Держа лук наготове, Аюр повернулся в сторону голоса и увидел в грозовых облаках крылатый силуэт.

«Не дай ему допеть до конца!»

— Конец проклятой Аратте, — послышался торжественный голос Зарни из клубящейся тьмы. — Пусть воды смоют ее и очистят место для…

Аюр вскинул лук и выстрелил на голос.

Речь гусляра оборвалась болезненным вскриком. Видение огромного водопада пропало мгновенно, как сонный морок, тьма развеялась. Аюр снова стоял под навесом, по которому стучал весенний ливень. В руках у него был незнакомый золотой лук. Зарни лежал на спине с искаженным от боли лицом, пытаясь правой рукой вырвать засевшую в левом запястье полыхающую огнем стрелу.

Мгновение не было слышно ничего, кроме шума дождя.

— Арьи убили святого Зарни! — раздался вопль.

Не успел отзвучать крик, как толпа взорвалась ревом. Еще миг — и она смела оцепление, словно сорвавшийся с горы камнепад.

— Лучники! — проревел Сандар.

Воздух наполнился мельканием стрел. Арьи стреляли быстро, спокойно, метко… Со всех сторон понеслись крики раненых. Кто выл, кто-то пытался уползти…

— Государь, уходим! К воротам!

Кто-то подхватил Аюра под руку, потянул за собой.

— Нет! Гусли!..

Аюр вырвался, подскочил к стонущему Зарни и попытался выхватить гусли из его рук. Но пальцы лишь скользнули по гладкому, залитому кровью дереву. Огненная стрела пронзила руку Зарни насквозь, пригвоздив ее к бьярскому кораблику.

Потом вдруг толпа оказалась со всех сторон. Никогда еще Аюр не видел своих подданных так близко. Перекошенные лица, вытаращенные глаза, оскаленные орущие рты… Государя сбили с ног, кто-то схватил его за волосы… Но тут же вокруг засверкали бронзовые клинки Полуденной стражи. Аюра подхватили на руки, затащили в тоннель смерти, и ворота Верхнего города захлопнулись.

Глава 5Огненная стрела

На следующий день с рассветом начался разлив Ратхи. Медленно, неотвратимо могучая река выходила из берегов. Ее воды поглощали обширные плавни, потом заливные луга и, наконец, приречные деревушки, еще вчера снабжавшие столицу свежей рыбой. Переполнился водой широкий приток Ратхи, на котором и стояла столица, вздулись старинные каналы для доставки в город товаров, еды и дров. К полудню покрытое водой пространство стало так обширно, что великая река больше напоминала море. Ее дальний берег терялся вдалеке, а ближний оказался возле самых городских стен.

А затем вода устремилась внутрь. Сперва лазейками для воды стали речные ворота для лодок и кораблей. Ворота, которыми те перекрывались на ночь, ничем не смогли помочь. Обращенная к Ратхе городская стена пока сдерживала напор воды, однако там и сям подмытые течением куски стены рушились в реку, и ближайшие переулки оказывались затоплены. Дом за домом, улица за улицей, Ратха заходила в Нижний город. Это напоминало вражеское нашествие — вот только в роли врага выступала река, подательница жизни! Воды неотвратимо поднимались, люди спасались бегством. Все дороги, ведущие из столицы прочь от реки, были забиты беженцами. Речной простор пестрел от бесчисленного множества лодок. Уплывали и уезжали кто на чем. Самые предусмотрительные уехали уже давно и увезли все добро. Те же, кто до последнего надеялся на Исварху, Зарни или на авось, шлепали по колено в мутной воде, тащили на себе мешки с самым ценным, проклиная судьбу — и, разумеется, арьев.

Теперь уже никто не сомневался, что именно змеелюды накликали потоп на столицу.

— Слыхали? Святой Зарни пытался спасти город волшебной песней! — слышались повсюду разговоры на городских улицах. — А государь Аюр застрелил его!

— И где теперь наш спаситель?! Спаси нас, Исварха! Избавь от бед, Небесный Лучник!

— Убили праведника, змеелюды проклятые! Теперь точно нам всем конец!

— Говорят, ранили… Святого так просто не застрелишь…

— Слуги унесли его в лодке, я сам видел! В лес понесли, в дубраву заповедную…

— Куда ты тащишься с козой, тетка? Тут людям не пройти!

— Собаку забыли! Чья собака воет?

— Ничего, пойдет в жертву реке!

Верхний город молчал. Ворота были затворены, решетки опущены, на стенах стояли лучники. Попытка взломать ворота и ворваться внутрь, предпринятая самыми ярыми сторонниками Зарни, окончилась плачевно. А без колдовской поддержки никто не рвался обрести верную гибель в тоннеле смерти. Арьям не о чем было беспокоиться — Верхний город стоял на высокой скале, неприступной ни для людей, ни для вод.

— Это неправильно, — пробормотал Аюр, глядя с балкона на усеянный лодками простор разлившейся Ратхи. — Я должен быть там, с ними!

«И тебя немедленно убьют», — отвечал внутренний голос.

— Мой долг правителя — открыть ворота, убрать стрелков из тоннеля смерти и впустить людей в Верхний город!

«И начнется резня, как в Белазоре… И у тебя больше нет храма, который улетит в небеса, раскинув лебединые крылья…»

Обгорелые, черные остатки купола храма Исвархи торчали над лазурными крышами дворцовых построек, как напоминание о тщетной надежде на золотые корабли. Только кучка рассохшихся лодок в подвале, исполинское зеркало, которое больше никогда не увидит солнечный свет, и пепел Тулума — единственного человека, который хотя бы приблизительно представлял, что делать…

«Что я сделал не так? — билось в сознании Аюра. — Что я вообще сделал?!»

Он не вполне осознал, что произошло накануне на площади у ворот. Он угодил в хитроумную ловушку Зарни — но в чем она заключалась? Аюр смутно понимал: произошло нечто страшное, и, кажется, — по его вине…

«Но я разорвал струны, чтобы остановить проклятие! Как вышло, что после этого где-то рухнули горы и водопад устремился… куда?!»

Аюр мрачно смотрел на воды Ратхи. Прежде ее можно было разглядеть только издалека, в ясный день. Теперь великая река стала полновластной хозяйкой повсюду.

«Зачем я родился? Люди страдают, Аратта гибнет — а я тут сижу, как в осаде! Пусть они ненавидят меня, пусть хотят убить — но это все равно мой народ! Клянусь Солнцем, я согласился бы умереть ради них, лишь бы в этом был хоть какой-то смысл!»

Государь развернулся и ушел с балкона в малый тронный зал, где обычно проводились встречи с чиновниками. Сейчас там никого не было. Сандар стоял на стене, возглавляя своих жезлоносцев, Рашна укрылся в своем дворце. Аюр уселся на край помоста, на котором стоял малый престол, искоса посмотрел на лежащий возле него большой золотой лук.

Лук этот возник из видения, насланного гусляром. И почему-то не исчез, когда развеялся морок. Глядя на него, Аюр, как и прежде, ощутил приступ страха. Он не помнил, как лук лег в его руку, — только девичий голос, кричавший «стреляй!» и росчерк крылатого силуэта в тучах. Аюр до сих пор не был уверен, что великолепный лук не развеется от прикосновения… Одно точно — именно из него Аюр подстрелил Зарни.

«И чем я стрелял? Где колчан? Откуда стрела?» — подумалось Аюру.

Дверь приоткрылась, внутрь с глубоким поклоном вошел слуга из приемной.

— Солнцеликий, прибыл саар… маханвир Ширам.

— Хвала Исвархе! — подскочил Аюр. — Пусть скорее идет сюда!

Вскоре в малый тронный зал вошел бывший саарсан накхов. Аюр, не дожидаясь церемониального поклона, быстрым шагом подошел к зятю и крепко обнял его.

— Как ты проехал через город? — спросил он, оглядев родича. — Тебя не пытались задержать? Убить?

Ширам пожал плечами:

— На нас не обращали внимания. Кому нужен вооруженный отряд, когда вокруг полно добычи попроще?

— Все так плохо? — нахмурился Аюр.

— В столице сейчас пиршество дивов в огненном аду. Одни бегут, другие грабят, там и сям уже что-то горит. Думаю, к ночи заполыхает повсюду. Приречные кварталы в воде, на улицах давка. Мой отряд проехал Нижний город насквозь, но не заметил и признака городской стражи. Сложнее всего оказалось попасть в Верхний город…

— Там на воротах Сандар с лучниками, — объяснил Аюр.

— Это я заметил, — холодно усмехнулся Ширам.

Он был в полном боевом облачении. Даже мечи не оставил за дверью. Прежде входить к государю с оружием не дозволялось никому, но для Ширама давно сделали исключение — Аюр желал подчеркнуть, что полностью доверяет ему. Черненая саконская кольчуга, облегавшая тело накха, была Аюру давно знакома. Раньше Ширам надевал ее на битву, теперь же, кажется, не снимал вообще никогда. Сроднился с железной чешуей, как со второй кожей.

В последние месяцы Аюр не перестал доверять родичу и любил его как прежде — однако сам себе не хотел признаться, что маханвир начал внушать ему страх. Известие о жуткой смерти переселенцев в Десятиградии, принесенных в жертву ложному солнцу, сильно изменило Ширама. Им овладело устрашающее спокойствие. Казалось, с тем же ясным взглядом и прохладной улыбкой он приветствует государя, а в следующий миг, не меняясь в лице, прикажет сжечь город. В сущности, это Ширам и делал в степях Солнечного Раската. Слишком многие, в том числе и ни в чем не повинные, поплатились там жизнями за восход Гневного Солнца.

На голенище правого сапога Ширама были закреплены необычные ножны. Маханвир велел переделать подаренный Харзой саконский клинок, приклепать его к кожаному наручу и снабдить ременными креплениями. Одного движения хватало, чтобы сунуть обрубок руки в ножны. Особая пружина стягивала ремни — и Ширам снова становился в бою обоеруким.

Аюр смотрел на родича, сам не зная, что чувствует. Он испытывал огромное облегчение оттого, что Ширам наконец рядом. И был искренне рад, что к его зятю вернулось здоровье и воинская сноровка. Но лицо накха, ставшее бронзовой маской, вызывало у юноши глубокую грусть. Рад ли Ширам их встрече, или теперь бывшего саарсана радует лишь смерть врагов? Не умер ли прежний Ширам, оставив лишь мстящий дух ходить вместо себя по земле?

— Ты призвал меня, государь, я оставил войско и приехал, — сказал Ширам. — Что мне следует сделать?

«Помоги мне справиться со всем этим, старший брат!» — подумал Аюр.

— Желаешь, чтобы я навел порядок в столице?

— Нет. В этом нет смысла. Завтра-послезавтра не будет никакой столицы — только вода и торчащая из нее скала с Верхним городом. Я хочу, чтобы ты вернул гусли.

— Гусли, государь?

— Да, мой бьярский поющий кораблик. Ты же помнишь его?

Ширам кивнул.

— Он сейчас у колдуна Зарни. Надо отыскать его и вернуть кораблик. Это самое важное! Только знай — Зарни очень опасен! Он…

— Я уже знаю, что слепец сотворил с Полуночной стражей, — произнес Ширам, и впервые с начала беседы в его лице что-то дрогнуло. — Сегодня же ночью я пойду в лес и убью Зарни.

У Аюра стало холодно в животе.

«Не послал ли я его на верную смерть? И зачем мне кораблик? Я ведь по-прежнему толком не знаю, что с ним делать! А если Ширам погибнет?!»

Бывший саарсан внимательнее посмотрел на него и слегка улыбнулся.

— Не беспокойся, — проговорил он. — Принесу тебе гусли, брат.

— Иди, Ширам, — сдавленным голосом проговорил Аюр. — Да пребудет с тобой Господь Солнце!

Ширам развернулся и направился к дверям. Аюр проводил его взглядом, чувствуя, что глаза вот-вот обожгут слезы.

* * *

Три всадника на вороных конях ехали по ночной дороге среди полей и перелесков. Когда дорога взобралась на пологий холм, тот, что ехал впереди, сделал знак остановиться. Он вглядывался в даль, и безлунная ночь не была ему препятствием. Слева все так же тянулись бескрайние поля срединной Аратты, справа длинным мысом чернел лес.

— Костры, маханвир, — сказал другой всадник, указывая вдаль — туда, где среди темноты леса искрами вспыхивали еле заметные огоньки.

— Вижу, — отозвался Ширам. — Спустимся с холма, повернем направо, в распадок. Там будете ждать меня до рассвета. Хотя, думаю, я вернусь раньше.

— Дозволь спросить, маханвир, — почтительно спросил третий, — почему ты приказал нам остаться? Лес полон людей, у колдуна большая охрана, и мы не знаем, где он прячется. Разумнее идти вдвоем, а одного оставить с конями…

— Я пойду сам, — отрезал Ширам.

Накхи молча склонили головы.

— Если не вернусь к рассвету — возвращайтесь в Лазурный дворец с докладом.

Они спустились в овраг, который Ширам приметил еще с холма. Оставив там людей и коней, Ширам вернулся на дорогу и пешком направился дальше, в сторону леса.

Он вполне понимал скрытое недовольство своих воинов. У накхов было принято ходить на подобные дела по двое, страхуя друг друга, и, по их мнению, Ширам сейчас подвергал себя ненужной опасности. Однако Ширам уже не раз слышал о том, как Зарни отводил людям глаза, понуждая соратников биться между собой. И ему вовсе не хотелось повторения того, что случилось в Лазурном дворце… А кроме того, Ширам просто хотел пойти один. В последнее время все люди, даже родичи, раздражали его. И только одиночество неизменно несло покой.

Темная стена леса приближалась. Этот лес, подобный лапе хищного зверя, вытянутой в сторону Аратты, был хорошо знаком маханвиру. Некогда Ширам проехал его насквозь. Там он сражался с бьярским оборотнем-росомахой, там его едва не убила сестра. Бедная Янди…

Хоть лес находился недалеко от столицы — всего лишь в дне пути, — местные жители никогда не заходили дальше опушки. Лес внушал страх, он считался про́клятым. Поговаривали, в прежние времена там находилась кереметь Матери Зверей — Тарэн и до сих пор воля Исвархи не проникла сюда. Кленовое и березовое редколесье быстро переходило в непролазную еловую чащобу.

Где-то в глубине леса, как утверждали слухи, все еще скрывалось святилище. Может, заброшенное — а может, и нет. В сердце его якобы стоял огромный дуб, увешанный человеческими кожами. Ширам, вспомнив о дубе, усмехнулся. Видел он тот дуб, и никаких кож там не было. Но это прежде — пока в лесу не обосновался колдун Зарни…

Мысль о колдуне не слишком тревожила Ширама. От вредоносных чар маханвира защищали могучие силы — Исварха, земному воплощению которого он присягнул, и Предвечный Змей, его прямой предок. Тем более ему сказали, что слепец тяжко ранен. Аюр выстрелил в него из необычного золоченого лука, который Ширам отлично рассмотрел, хоть и увидел лишь мельком. Зная Аюра, его навык и силу, он понимал — выстрел в упор из такого мощного лука должен был пронзить Зарни насквозь. Так что, скорее всего, Зарни уже мертв — а если и жив, то разве милостью помогающих ему злых духов…

Куда больше заботило Ширама, как отыскать Зарни среди обширной и местами непроходимой чащи. Но и на этот счет у него имелись кое-какие мысли.

Когда огни костров стали заметно ярче, а в воздухе повеяло дымом и запахом еды, Ширам сошел с дороги и начал забирать вправо. Стоянка длинной полосой растянулась вдоль опушки — вглубь леса никто заходить не дерзал. Ширам выбрал место потемнее и скользнул под сень деревьев. Черной тенью он крался мимо костров, шалашей и палаток, слушая долетавшие до него обрывки разговоров. Тут расположились верные последователи Зарни, что пришли с ним из Бьярмы, и другие, что присоединились уже по пути. Хватало и тех, кто явился из столицы, спасаясь от наводнения. В их речах было много тревоги, жалоб, страха перед будущим, слепой надежды на Зарни — и очень мало полезных сведений. Единственное, что узнал Ширам, — раненого гусляра по его собственному приказу унесли вглубь леса, в священное место. Там он, видно, надеялся с помощью духов леса залечить свою рану.

Ширам так и предполагал. Обойдя лагерь беженцев, он углубился в чащу. Вскоре голоса смолкли, и его вновь окутала тишина ночного леса. Чутье и память вывели его на дорогу, ведущую сквозь березняк на запад. Это был тот самый старый тракт — заросшая, но широкая дорога, по которой возвращались остатки Великой Охоты. Прошлой осенью, а казалось — в прошлой жизни…

Впереди послышалось журчание воды, вокруг посветлело. Ширам вышел к броду через небольшую лесную речку. На другой стороне виднелась знакомая сторожевая вежа, окруженная частоколом. Из трубы валил дым, сквозь щели в ставнях пробивался свет. Во дворе заржала лошадь. А вот и люди Зарни!

Ширам быстро оглядел крепостицу, высматривая дозорных на стене, однако не увидел ни одного. Что за беспечность? Вскоре маханвир, перемахнув через частокол, затаился среди дворовых построек. Посреди двора горел жаркий костер, кругом столпились люди. Только бьяры, крепкие парни — верно, те самые доверенные слуги, что повсюду носили слепца на плечах. А где же носилки? Ширам окинул взглядом двор, но длинной лодки, служившей носилками, не нашел.

Бьяры вели себя и впрямь странно. И не подумав выставить сторожей, они сгрудились у костра, боязливо поглядывая в сторону чащи. Ширам уже начал прикидывать, кого бы из них поймать для допроса, когда услышанный обрывок разговора заставил его отбросить эту мысль.

— …и рану перевязать не позволил, и стрелу трогать не дал! Почему? Хоть под крышей помер бы, на постели…

— Ты что несешь? Какое «помер»? Сейчас услышит святой — поганый язык тебя изнутри и сожжет!

— Ну, пока только его самого огненная стрела жжет…

— А вот сейчас явится матушка Тарэн и вынет ее!

Бьяры снова зашептались, придвинувшись еще ближе к огню. Ширам хорошо помнил, как они боятся своей Тарэн, считая ее самой сильной и страшной из богинь. Ему это было вполне понятно: Мать Найя могла и убить, и одарить, а гнев ее был внезапным и непредсказуемым, как у всякой женщины. Итак, бьяры лечить колдуна не стали. Надеются лишь на помощь богини. Стало быть, у Зарни совсем плохи дела.

— Когда пойдем глядеть? — долетали голоса от костра.

— На рассвете, не раньше… Храни нас ясный Сол, мне еще жить охота! Ты видел, что под дубом творилось?

— Молчи, накличешь…

Голоса перешли в бормотание. Ширам отступил в тень, вновь преодолел частокол и исчез в лесу, никем не замеченный.

Он долго шагал по дороге, обходя поваленные деревья, прислушиваясь и приглядываясь, но вокруг царила тишина. В какой-то миг Ширам ощутил смутное беспокойство. Когда он понял причину, глаза его вспыхнули предвкушением, хотя шаг не сбился и дыхание осталось ровным. Пройдя еще немного, он внезапно остановился. Ни шевеления среди еловых лап, ни лишней тени у корней…

— Спускайся, — произнес он. — Я чувствую твой взгляд.

Из темноты долетел смешок, однако никто не появился.

— Ты вон на той ели, — добавил Ширам. — Слезай — или тебя снять?

Еловые лапы даже не дрогнули, однако у Ширама вдруг зачесались глаза. Он моргнул и увидел, как в воздухе понемногу проступает парящий над землей крылатый силуэт.

«Теперь ясно, почему я не слышал ни шагов, ни дыхания, — подумал Ширам. — Это не человек!»

— Я тебе не враг, — произнесло крылатое существо.

Сложив нетопыриные крылья, оно опустилось на землю и двинулось навстречу накху, с каждым шагом будто выходя из тени на свет и обретая телесность. Вскоре перед ним на дороге уже стояла рыжеволосая девочка-подросток, в мужских портах, кожухе и вышитой по вороту рубашке. На груди угадывался золотой знак солнца.

— Я тебя знаю, — вдруг сказал Ширам. — Ты — дочь вождя из деревни ингри, из Затуманного края!

— Меня зовут Кирья, — сказала девочка. — Я тоже тебя помню, воин. Ты был с царевичем.

— Что с тобой произошло? — спросил Ширам. — Как ты стала крылатым дивом? Тебя убили?

— Нет, я жива. Хотя я уже сама не знаю, див я или человек, — со вздохом добавила она. — Иногда я чувствую, словно меня куда-то несет буря, а иногда — что я и есть буря. Старая Калма говорит, это мое наследие… Золотое зеркало треснуло, разрушилась граница миров. Сила зеркала теперь у меня!

— Все это поистине удивительно, и честно сказать, я мало что понял, — ответил накх. — Что ты делаешь здесь, в этом лесу, Кирья из Затуманного края?

— Я пришла за гуслями Исвархи.

— Гм-м…

— Ты тоже? А ты знаешь, что Зарни — мой отец?

«Ах вот как», — подумал Ширам, незаметно сдвинув руку к метательному ножу.

Ему прежде уже доводилось сражаться с мертвецами и призраками. Даже изгонять их из мира живых…

— Я провожу тебя к отцу, — продолжала Кирья. — Он там, на поляне у священного дуба. Огненная стрела пронзила ему руку вместе с гуслями. Он не может вытащить ее и тяжко страдает. Мне кажется, он не сможет вытащить ее никогда…

— Я не собираюсь ему помогать, — сказал Ширам, наблюдая за каждым движением девочки-дива. — Я пришел, чтобы убить его.

— Знаю, — кивнула Кирья.

— И тебе не жаль отца? — поднял бровь маханвир. — Ты не станешь защищать его?

— Его уже нельзя защитить, — покачала головой Кирья. — Зарни совершил страшное и был за это наказан. Судьбу его решают уже не люди, а боги. Если убьешь его — для него это станет освобождением.

Ширам пристально вглядывался в лицо девочки, пытаясь уловить признаки лжи, но оно казалось неподвижной маской, словно он смотрелся в зеркало. «Мы оба уже за Кромкой», — подумалось ему.

— Почему ты идешь против отца?

— Он растил меня как живое оружие — да только я не стала ему служить. Знаешь, чего он хочет? Погубить этот мир, чтобы родился новый — без арьев. Его племя верит, что арьи — не люди. Когда они явились сюда на своих золотых кораблях, мир начал отторгать их. И вот боги наслали потоп, чтобы смыть арьев с лица земли, словно болезнь. Исчезнут арьи, и мир исцелится. Так говорит Зарни, и многие ему верят.

— Ты тоже веришь ему?

— Как я могу, если моя мать была царицей арьев? Во мне говорит ее кровь, и волшебное оружие слышит меня. Я могу взять гусли Исвархи, сыграть на них — и, может быть, исправить зло, которое натворил мой отец…

— Но и я пришел за гуслями, — напомнил Ширам. — Меня послал за ними государь Аюр.

— Это не беда, — кивнула Кирья. — Забирай гусли и возвращайся к Аюру — и я с тобой.

— В таком случае я бы хотел знать, на что ты способна и что из этого нам пригодится.

Девочка усмехнулась:

— Со мной тебе не грозят видения, что наводит Зарни. Только он сам. Идем. Увидишь, что с ним стало…

* * *

Дальше они пошли вместе. Ширам косился на шагающую рядом рыжую девочку и невольно думал: не привиделось ему диво с перепончатыми крыльями?

Вдруг он застыл на месте: откуда-то из леса донесся далекий, пронзительный, жуткий вой.

«Что за зверь? Не знаю такого… Снова оборотень?»

Вой отзвучал и угас вдалеке.

— Идем, воин, — буркнула Кирья. — Не то еще будет…

Дорога понемногу забирала вверх. Ширам заметил, что елки начали чередоваться со старыми замшелыми березами, а затем и вовсе остались позади. Затем по обеим сторонам дороги начали появляться из темноты деревья-великаны с корявыми сучьями. Каждый исполин стоял по отдельности, угрожающе растопырив скрюченные пальцы, будто не подпуская собратьев.

— Священная дубрава, — шепотом сказала девочка-ингри. — Мы уже близко.

Ширам запнулся. На миг ему показалось, что он стоял в толпе врагов, не зная, с какой стороны ждать удара.

— А вот дуб-дедушка, — почтительно произнесла Кирья. — Поприветствуй его…

Маханвир повернулся туда, куда показывала спутница, и вновь застыл на месте, нашаривая мечи. Огромный дуб нависал над холмом по правую руку от дороги. С каждой его ветви свешивалась змеиная шкура. Под деревом сидел слепой мудрец, играя на гуслях, и змеиные шкуры танцевали, раскачиваясь в лад его наигрышам…

Кирья поглядела на накха и резко хлопнула в ладоши.

Видение развеялось, будто его унес ветер. Змеиные шкуры оказались длинными выцветшими косами, сплетенными из полосок ткани. Никакого мудреца под дубом тоже не было — лишь чьи-то кости белели в прошлогодней листве.

Ширам оглядел поляну вокруг старого дуба:

— Я вижу следы становища…

— Здесь прежде жил Зарни с ближними слугами, — объяснила Кирья. — Да теперь они от него все сбежали.

— Где же сам Зарни?

Ответом накху был вой — тот же самый, нечеловеческий, полный бешенства, страха и боли. Теперь он звучал много ближе.

— А вот он, — мрачно сказала Кирья.

Колдун нашелся под горой, с другой стороны дуба. Видно, он долго тут метался, разворошив весь склон. Зарни лежал ничком, подогнув под себя обе руки, словно пытался что-то спрятать. Ширам осторожно приблизился, — он видел, что колдун прерывисто дышит. В воздухе тянуло горелой кожей…

— Отец! — окликнула Кирья. — Мы пришли помочь тебе!

Зарни со стоном упал на бок. Что-то ярко вспыхнуло, заставив Ширама прикрыть глаза ладонью. Приглядевшись, он не смог сдержать возгласа изумления.

Стрела Аюра пронзила руку гусляра вместе с гуслями и высунулась из спины. Но что это была за стрела! Шираму она показалась отлитой из расплавленного золота. А может, и вовсе из живого огня. Пламенеющий луч ярко горел, и с ним горела рука. И словно костер, дыша жаром, сияли гусли.

— Он хотел этими гуслями убить весь мир, — прошептала Кирья, — а теперь они убивают его…

Одежда на Зарни тлела, руки, грудь и лицо покрывали ожоги. Он был явно без сознания, но губы непрерывно шевелились, что-то еле слышно то ли бормоча, то ли выпевая.

— Что он шепчет?

Кирья и Ширам подошли поближе и склонились, прислушиваясь.

— Кто утвердил землю и горы поднял?

                                         Ты, о Исварха…

Кто своей волей небо воздвиг? Ты, о Исварха…

— Это гимн, который он пел на площади, — хмурясь, подняла голову Кирья. — Только там он будто вывернул его наизнанку… Вот почему Аюр разорвал струны — он понял, что заклинание настоящее! Не трогай его, Ширам, пусть поет…

— От его гнева семь миров сотряслись — Слава тебе, о творец Исварха! Кто успокоил землю, кто укрепил горы, Кто измерил небесную твердь и поддержал ее — Тот — создатель миров. Тот, о люди, Исварха!

Голос Зарни угас, тело обмякло.

— Он, кажется, умер, — дрогнувшим голосом проговорила Кирья.

— Нет, — коснувшись его шеи, сказал Ширам. — Но он больше не страдает. Я заберу гусли.

— Погоди, — сказала девочка. — Надо достать стрелу…

Обеими руками она взялась за древко огненной стрелы. Ширам невольно напрягся, глядя на пробегающие по древку огненные сполохи. Но они явно не причиняли вреда Кирье. Она с силой дернула стрелу, вырывая ее из золотого корытца гуслей и из обожженного тела Зарни. В тот же миг стрела погасла и рассыпалась в руках девочки черным пеплом, а бьярский кораблик упал в гнилую листву.

Кирья наклонилась, бережно поднимая его. Золотистое дерево светилось, переливалось изнутри.

— Гляди, воин! Они поистине волшебные! — с восторгом произнесла она. — Огненная стрела не причинила им ущерба! Думаю, Исварха сотворил их не из дерева, а из чистого света! Надо только перетянуть струны…

Зарни лежал на спине, тяжело дыша. Внезапно все его тело свело судорогой, а губы растянулись в жуткой улыбке. Кирью бросило в холод. Она уже один раз видела, как Зарни улыбался таким вот образом, отправляя Варака в пасть медведю. Прежде чем она успела что-то сделать, хотя бы крикнуть, здоровая рука слепца взметнулась и нанесла удар. Холодным лунным отблеском сверкнул металл…

В следующий миг Ширам оттолкнул девочку и с размаху вонзил колдуну кинжал прямо в сердце. Рывком выдернув клинок, он взглянул на Кирью горящим взглядом, а потом упал на бок, раздираемый внезапно хлынувшей болью. Из живота накха торчал его собственный клинок с ременным креплением, который Ширам носил на голенище. Никакая кольчуга не могла противостоять звездному железу…

— Не умирай, воин! — опомнившись, пронзительно закричала Кирья. — Надо сперва перетянуть струны!

Кирья обняла Ширама, распахнула черные крылья, взмахнула ими так, что ветер прокатился по всей дубраве, и взвилась в воздух.

Слуги Зарни, что ночевали в сторожевой веже, первыми увидели, как нечто полыхнуло до самого неба там, где прежде был священный дуб. А потом и беженцы у опушки, щурясь, глядели, как в небе разгорается золотая звезда.

И спустя много лет рассказывали в бывшей Аратте, как святой пророк Зарни сгорел изнутри, а его огненный дух вознесся в небо языком пламени, возвращаясь на свою небесную родину.

Глава 6Небесный лучник

«Есть шесть источников хварны, пробуждающих золотые корабли. Огонь, земля, воздух, вода, свет Исвархи, жар звезд. Используй их сообразно месту и времени, и твой корабль обретет возможности, недоступные смертным. Сила воздуха делает твой корабль невидимым и порождает мороки: одни узрят вместо него множество лун в небе, вторые — блуждающий блеск, третьи — ничего. Свет Исвархи проникает повсюду, он способен разрушать любые препятствия и лететь в любом направлении. Жар звезд — таарра — проникает в ткань мира и разрывает ее, позволяя быть сразу в нескольких местах. Взывай к нему с крайней осторожностью…»

Взгляд Аюра быстро скользил по строкам, едва воспринимая их смысл. Государь лихорадочно читал древнюю книгу, будто надеясь отыскать в ней волшебные слова, которые достаточно произнести, чтобы все беды закончились сами собой.

«Есть тридцать две тайны полета, ведомые лишь наставникам. Пронзающий облака научит тебя первым трем…»

— Бесполезно! — прошипел Аюр, отбрасывая свиток. — Все бесполезно, все напрасно!

«Что за пустые тайны? У меня нет больше наставников! Я один, совсем один! Даже Ширам и тот бросил меня! Ширам?.. Святое Солнце, что я такое думаю…»

В спальне послышались шаги. Аюр подскочил, забыв о свитке.

— Говори! — бросился он навстречу придворному лекарю. — Рана опасна?

Тот поманил его рукой:

— Подойди, солнцеликий.

Вместе они вошли в спальню, где на царской постели лежал Ширам. Аюр едва помнил, как маханвир здесь оказался. Кажется, его принесли, но почему сюда? «Зарни мертв, — сказал ему кто-то. — Вот твой воин. А вот твои гусли…»

«На что мне гусли? — заорал Аюр, едва взглянув на мертвенно-бледного Ширама. — Скорее лекаря сюда!»

И вот теперь Ширам лежал в его постели, по-прежнему без сознания. Придворный лекарь с помощниками сняли с него кольчугу и наложили повязку.

— Рана очень тяжелая, государь, — тихо сказал лекарь. — Клинок проник глубоко…

— Он выживет?

Лекарь еще не успел ответить, а государь по его заминке уже все понял. Он сел на постель рядом с раненым, окликнул:

— Ширам…

Накх лежал вытянувшись, с закрытыми глазами. Его лицо осунулось, смуглая кожа выглядела сероватой, черты заострились, на лбу выступила испарина. Он дышал медленно, с трудом. Казалось, все силы уходят на то, чтобы сделать вдох, а потом еще вдох…

Аюр притронулся к его запястью и едва удержался, чтобы не отдернуть руку. Кожа у раненого была холодная, словно у мертвеца.

Леденящий страх охватил Аюра. Будто смерть уже явилась за его родичем и забирает его по частям…

Аюр стиснул зубы. Тоже мне, живой бог! Не может спасти лучшего друга!

Он положил руку Шираму на лоб. Ну, где ты, царская хварна?!

Через некоторое время веки раненого дрогнули. Ширам открыл глаза. Его зрачки были сильно расширены.

— Позовите Аюну, — хриплым шепотом попросил он.

У Аюра вновь прихлынули слезы.

— Ширам, она… Ее здесь нет.

— Аюр… это ты?

Ширам смотрел на него, но не видел…

— Завтра важный день… Будь спокоен… Целься твари прямо в глаз…

«Он думает, что мы на Великой Охоте», — подумал Аюр.

— Я тебя не подведу, — сказал он, сжимая его руку.

Ширам, словно все его силы ушли на эти слова, закрыл глаза и больше уже не открывал их.

Аюр, еле сдерживая слезы, вышел из спальни.

* * *

Над столицей сияли звезды. Они отражались в воде, и это, пожалуй, было бы даже красиво…

«Стена Нижнего города еле сдерживает разлив, — думал Аюр, глядя с балкона на раскинувшуюся до самого края неба Ратху. — Сколько она простоит? А если вода поднимется еще выше?»

— Эй, Аюр! — окликнул его кто-то из темноты.

Государь повернул голову и увидел крылатый силуэт, висящий в воздухе над дворцовыми крышами. Диковинное существо приблизилось, опустилось на каменные плиты балкона, сложило черные крылья и превратилось в рыжую девочку, одетую по-мужски.

«Я сплю, — подумал Аюр. — Или, наоборот, давно не спал…»

— Ты кто? — спросил он, сжимая виски ладонями.

— А ты меня не узнал? Мы виделись во время твоей Охоты Силы, в Ингри-маа. Люди зовут меня Кирьей, а иногда еще — дочерью Толмая.

— Дочерью кого? — туповато повторил Аюр… и вспомнил.

Великая Охота: волчий секач, тело, взметнувшееся в воздух…

— Толмай… вождь ингри, который погиб…

Аюр наконец взглянул на Кирью с удивлением:

— Что ты здесь делаешь?

— Я принесла твоего воина и гусли.

— Ты? — Аюр потряс головой. — Я точно сплю. Или брежу.

— Нет, Аюр. — Кирья подошла к нему и встала рядом. — Смотри.

Она сняла с шеи оберег — золотой круг с лучами — и показала ему.

— У меня такой же, — нахмурился государь. — Откуда ты взяла царский оберег?

— От матери остался. От нашей матери. Я… ты же знаешь про Зарни, Аюр? Он сам тебе все рассказал, прежде чем выманить гусли. Зарни и царица любили друг друга, у них родился ребенок. Это была я.

— Ты — моя сестра?!

— Ну да! Вот послушай…

И Кирья принялась рассказывать ему обо всем, что не так давно узнала сама от Зарни и от Калмы. О том, как Зарни задумал погубить Аратту. Как ему нужен был ребенок царской крови, чтобы добыть волшебные гусли… И как Зарни, просчитавшись, раздобыл не гусли, а лук Исвархи.

— Я нашла этот лук в земле людей-медведей. Но Зарни искал не его. Много лет он искал волшебные гусли. Ты чуть не погубил своими руками весь мир, когда отдал их ему.

— Лук Исвархи, — повторил Аюр. — Помню, Светоч все время твердил… Дескать, я должен его найти и убить Змея… И вот он здесь — а я не знаю, что с ним делать! К тому же у меня нет стрел…

— Его стрелы — солнечные лучи. Так Калма рассказывала. Я бы оставила лук себе, но мне не натянуть его. Может, поменяемся? Мне — гусли, тебе — лук? Тебе небось он сгодится. Ты — воин, сын Солнца. А меня Зарни учил на гуслях играть.

Аюр рассматривал Кирью со все возрастающим изумлением.

— Но почему ты стала… Ты же была обычной лесной девчонкой! Ты человек или див?

Кирья развела руками:

— Я училась у колдуньи. Как положено, призвала древнего зверя-покровителя… И однажды меня научили, как сливаться с ним духом и телом…

Она распахнула перепончатые крылья, и все светильники на балконе и в царских покоях вдруг потускнели. Аюру на миг почудилось, что тьма наполнилась множеством голодных глаз…

— Видел? — Кирья сложила крылья, и светильники вновь ярко вспыхнули, а глаза тварей из-за Кромки погасли.

— А почему я стала такая… Калма говорит, это все зеркало. В Алаунских горах есть долина, там разбился золотой корабль. Я видела треснувшее зеркало в озере. Я видела людей и зверей, ставших чудищами. Там нет грани между этим миром и Кромкой. Страшное место… Но и чарующее. Думаю, я туда еще вернусь… И сыграю на гуслях, — подумав, добавила Кирья. — Поглядим, что будет. Только сперва надо перетянуть струны.

— Точно, струны… Я же их оборвал!

— Калма сказала — неважно, струны или тетива. Все это солнечная нить!

— Я ничего об этом не знаю. Хотя…

Аюр вскинул голову — он кое-что вспомнил.

— Нить мироздания, сказал Тулум. Я думал, он шутит…

Резко развернувшись, он метнулся с балкона в покои. Подобрал с пола бьярский кораблик, сунул в чехол, схватил Лук Исвархи…

— Пойдем!

* * *

— Смотри, вот он…

Пройдя подземным ходом из спальни прямо в покои Тулума, брат и сестра сразу поднялись в хранилище древностей. Аюр остановился перед бронзовой решеткой, за которой поблескивал золотой челнок.

— Что это?

— Тулум сказал, это челнок от ткацкого станка Исвархи. Я думал, что он шутит. Разве можно соткать мир? Хотя в Ясна-Веде есть один очень древний и непонятный гимн… Это не струны — просто золотая нить… Но вдруг подойдет?

У Кирьи загорелись глаза.

— Ничего себе — «просто нить»! Про нее-то и говорила Калма! Есть нить — из нее и гусельные струны, и тетива твоего лука, и, наверно, весь мир спрясть можно! А ну-ка дай…

— Не боишься вот так хватать?

— А, нет времени бояться!

Аюр открыл решетку, Кирья тут же схватила челнок. Он был тяжелым и теплым, почти горячим.

— Так, где тут кончик нити… Ага…

Кирья нашла конец, потянула за него… И вдруг замерла.

— Эй! — с тревогой окликнул ее Аюр. — Что с тобой?

Все вокруг исчезло. Затем перед взором Кирьи возник огненный отпечаток ладони. Он висел прямо в воздухе, остальное скрывала тьма.

«Хе, я такое уже видела в пещере людей-медведей! Надо приложить руку, да?»

«Да. Прикладывай».

«В прошлый раз со мной заговорили черепа!»

«А сейчас тебе покажут небо и землю».

Тьма забурлила, будто Кирья оказалась внутри огромного грозового облака. Затем облака стали светлее, поредели…

И в разрывах туч Кирья увидела всю Аратту. Многоцветным ковром под ней раскинулись леса, степи, реки и снежные горы. И повсюду, от Змеева моря до нового моря на юге, сияли золотые звезды, складываясь в созвездие, что в землях ингри звалось Лосихой, а в Аратте — Небесной Колесницей.

Кирья, забыв обо всем, открыла рот. «Какая же красота!»

«Видишь звезды, что были сокрыты по всем землям, а ныне проснулись? Это накшатры. Все они готовы, все они ждут…»

«Чего?»

«Приказа, разумеется! Они ждут от тебя приказа!»

Кирья, едва слушая, увлеченно рассматривала просторы Аратты. Так вот какой видят землю боги! А где тут Ингри-маа?

Вдруг девочка нахмурилась.

Где Холодная Спина?

Там, где должны были белеть плоскогорья, творилось нечто зловещее. Пространство пребывало в непрерывном движении, разбегаясь сетью трещин, распадаясь, растекаясь…

«Где горы? Почему там вода?!»

Видения замелькали перед глазами девочки. Огнедышащая гора в ледяных пещерах; кипит вода, пар разрывает вековые льды… Трещины, рассекающие горы, — русла новых рек…

У Кирьи вырвался пронзительный крик. Видения поблекли и угасли, сменившись полками тайного хранилища и встревоженным лицом Аюра.

— Что с тобой?!

— А-а-а, гибнет Холодная Спина, гибнет моя Ингри-маа!

Кирья огляделась, схватила чехол с гуслями Исвархи, распахнула крылья.

— Я должна быть там!

— Стой, а как же я?!

— У тебя лук! Рази Змея!

Черные крылья с силой ударили, унося их хозяйку прямо за Кромку. Нездешний вихрь сбил с ног Аюра. Древние свитки, словно стая птиц, сотнями полетели с полок. Когда государь Аратты, ругаясь, выбрался из вороха книг, в хранилище не было ни Кирьи, ни бьярского кораблика.

* * *

Аюр долго стоял среди рухнувших полок и раскатившихся свитков, и внутри у него был такой же беспорядок, как и вокруг.

«Похоже, я теперь совсем беспросветно один», — подумал он наконец.

Дядя Тулум погиб. Ширам умирает… И даже сестра-чародейка покинула его ради своей дикарской страны. Улетела, прихватив чудесные гусли.

«Хотел бы я иметь такие же крылья! — позавидовал Аюр. — Одно мгновение — и ты там, где пожелал быть! Как у нее это получается? Не иначе, царская кровь силу дает! Искажение хварны помогло ей слиться с древним чудищем и стать получеловеком-полудухом. Но эти ее молниеносные полеты… Совсем как в книге „О Четырех, Шести и Тридцати двух“! Как там было сказано — жар звезд разрывает ткань мира?»

Сердце Аюра застучало быстрее.

«Но ведь и у меня есть царский дар! Я упал в трещину на Холодной Спине — и остановил падение… В храме ингри вокруг меня летали камни! А еще я удержал море…»

Аюр вспомнил, как волна черной стеной нависла над храмом и в ее глубинах ему примерещилась распахнутая пасть Змея…

«А что, если…»

Аюр сорвался с места и устремился по винтовой лестнице вниз.

Подвал с ветхими лодками никуда не пропал — все тот же сумрачный, пахнущий тленом, лишившийся чар. Великое зеркало поблескивало в глубине, неподвижное, неподвластное ни людям, ни дивам.

«Как там в книге: управляют кораблем две силы, хварна и зеркало…»

Аюр забрался в ближайшую лодку, надеясь, что она под ним не развалится. Затем встал и воздел руки, взывая к Исвархе, чувствуя, как сила пробуждается, нарастает, рвется наружу.

Подземелье наполнилось скрипом, треском, стуком. Лодки зашевелились, задвигались, сталкиваясь бортами. Повинуясь движению рук Аюра, они все одновременно оторвались от пола и поднялись в воздух. Аюр развел руки в стороны, и лодки расступились, пропуская его. Лодка государя поплыла на локоть от пола вглубь пещеры, пока не достигла металлической стены, и остановилась, почти касаясь ее носом.

— Пришло время, — проговорил Аюр, наклоняясь и поднимая со дна лодки лук Исвархи.

Оружие древних вспыхнуло в его руках золотым пламенем, отражаясь в металле. Мутное светящееся пятно отражения начало разгораться, словно впитывая свет лука. Аюр стоял и смотрел, как границы золотого пятна ползут во все стороны, пока не засияла вся стена.

— Я теперь знаю, зачем родился, — проговорил Аюр. — Чтобы сказать: поднимайтесь на борт!

Еще мгновение, и все висящие в воздухе лодки и стоящий в одной из них Аюр вспыхнули золотым светом, сами превращаясь в свет.

* * *

Незадолго до рассвета в ближайшей к реке части города поднялся радостный крик:

— Вода уходит!

Люди, которые трудились всю ночь, укрепляя городские стены, таская мешки с землей, насыпая временные валы, ликовали, глядя, как вода отступает от городских стен. Словно поспешно отступающая армия, воды Ратхи, бурля, устремились обратно в свое ложе, оставляя обломки и грязь.

— Слава Исвархе! Вода уходит!

Горожане готовились к самому худшему и теперь готовы были плакать от счастья. Вода уходила, словно некто, напустивший ее на земли Аратты, всасывал хляби обратно. Даже приток обмелел, даже каналы показали дно. Вот уже и лодки лежат на оголившихся берегах… И только те немногие, кому приходилось бывать на Змеевом море, вместо шумного ликования со всех ног устремились в высокую, господскую часть города.

А вода все уходила и уходила…

Еще повсюду лежали синие тени, еще солнце не показалось в розовеющем небе, но столица уже не спала. Люди столпились на восточной стене, наблюдая великое чудо. Исварха ли услышал молитвы, волшебная ли песня Зарни обратила вспять потоки — а несчастье было отвращено, погибель отступила.

Вода отступала все дальше, пока не исчезла совсем, оставив лишь немного сырой грязи в каналах и на дне притока. Кто-то уже смеялся: жрецы перестарались с молитвами, оставьте хоть немного воды!

Только в самой дали еще блестели воды Ратхи, и дрожала у горизонта едва заметная белая полоса.

Мало кто обращал внимание на эту странную полосу, пока она не вытянулась во весь небоскат. Тут уже встревожились даже те, кто сроду не бывал в Белазоре и не видел, как со Змеева моря приходит большая волна.

— Вода возвращается, — крикнул кто-то неуверенно.

Тревожный крик был подхвачен сотнями голосов. Люди словно очнулись от оцепенения. Толпы потекли прочь от стен в город, надеясь отсидеться на крышах домов или уже ни на что не надеясь, просто убегая в смертельном ужасе от того, от чего сбежать невозможно.

Чудовищная волна, увенчанная пенным гребнем, подобно грозовой туче, надвигалась с юга. Великий обвал, вызванный кощунственной песней Зарни и разорванными струнами божественных гуслей, вздыбил морские воды и бросил их на равнины Аратты. Волна прошла через земли Матери Даны, сметая все на своем пути, разбилась об утесы Накхарана и устремилась на север. Она снесла островную цитадель Двары, оставив на месте ее стен, башен и торжища лишь голый камень. И покатилась дальше по Ратхе, затапливая прибрежные степи, дальше — на столицу, — понемногу теряя силу и разбег, но все еще оставаясь ужасной и смертоносной.

— Она захлестнет стену! — закричал кто-то.

Тут уж началось всеобщее бегство. Но куда людям убежать от Первородного Змея? Когда начало темнеть небо и воздух наполнился ледяным, порывистым ветром, все поняли — вот она, гибель всем и всему.

Багровый край солнца показался над горизонтом, но в то утро никто не вознес ему приветственных молитв.

Внезапно все озарилось светом столь ярким, словно взошло еще одно солнце — прямо в городе. Отчасти так оно и было. Задрожала земля, и над обгорелыми развалинами храма Исвархи медленно взлетел исполинский золотой диск. Он повис в воздухе над лазурными крышами, медленно развернулся в сторону восходящего солнца, поймал его первый луч и ослепительно вспыхнул.

Люди — те, кто остался погибать в городе, и те, кто пытался спастись; арьи, укрывшиеся в Верхнем городе, и простолюдины, убегавшие по вендскому тракту, — смотрели, как из сияния золотого диска выплыла длинная узкая лодка.

На лодке стоял воин, с ног до головы облаченный в сияние, с золотым луком в руках. Лодка повисла в небе над городской стеной, дожидаясь волны, словно яркая звезда в синем утреннем небе. Стена черной воды, дыша смертью, надвигалась на столицу, подобно хищному, голодному змею. Когда пенный гребень ее взмыл над стеной, Небесный Лучник натянул тетиву и на ней вспыхнула огненная стрела. Воин разжал пальцы, и стрела устремилась в цель.

Те, кто в тот миг находился за городской стеной и выжил, позже клялись, что над столицей взорвалось солнце. Весь город исчез в ослепительной вспышке. Большая волна прокатилась и понеслась дальше, вверх по Ратхе. На том месте, где прежде была столица Аратты, осталась колыхаться водная гладь.

Глава 7Солнечный шаман

Ледяной столб провалился куда-то вниз так быстро, что у Хасты дух захватило. Стенки ледяного ущелья завертелись, пространство меж них наполнилось скрежетом, визгом, грохотом. Потом треск, удар — и Хаста вместе с осколком ледяного столба рухнул в воду. Глубоко погрузился, вынырнул в каше осколков, судорожно вдохнул и вновь оказался под водой, увлекаемый бешеным потоком неведомо куда. Его крутило, швыряло так, что он не успевал даже испугаться. Он сталкивался то с дном ледяного желоба, то со стенками, то с проплывающими льдинами, получал удары, которых даже не ощущал, думая лишь об одном — воздуху, еще глоток воздуху! В те мгновения, когда его голова оказывалась над водой, он жадно хватал ртом воздух пополам с ледяным крошевом, кашлял, захлебывался, и очередной водоворот затягивал его вниз. Потом вдруг дно исчезло у него под ногами, и поток с оглушительным ревом рухнул в бездну.

Хаста сорвал голос воплем, совершенно потерявшимся в громе водопада. Несколько мгновений падения, жестокий удар о воду, выбивший из жреца весь дух, — и бешеная гонка прекратилась. Хаста вынырнул в спокойной воде, под грохот водопада в несколько гребков подплыл к обледенелому краю озерца, вырытого потоком у подножия скалы, и с трудом выбрался на берег.

Он еще и сам не понимал, цел ли он, но сразу начал раздеваться. Кровь гудела в его жилах, сердце колотилось, кожа горела. Однако жрец отлично понимал, что очень скоро это закончится и времени у него почти нет. Раздевшись догола, он старательно отжал все исподнее и вновь натянул на себя — сырое, сразу начавшее покрываться ледком. Затем принялся отжимать верхнюю одежду. Ничего не вышло — руки слушались все хуже, немея с каждым мгновением. В конце концов Хаста кое-как натянул насквозь мокрые штаны и кожух и, лязгая зубами, побрел куда глаза глядят — лишь бы двигаться, пока слушаются ноги.

Через некоторое время он с радостью ощутил, что начинает согреваться, причем довольно быстро. Сообразив, в чем дело, Хаста порадовался, что не успел отжать верхнюю одежду. Вся она залубенела, покрылась коркой льда. Благодаря ей Хаста оказался как бы в ледяном доспехе, отлично защищавшем от жгучего ветра.

«А неплохо получилось, — приободрившись, подумал он. — Теперь — идти дальше, пока не высохнут тельница и подштанники. Идти… Куда идти?»

Хаста, сбавив шаг, наконец огляделся. Позади высилась белоснежная отвесная стена ледника, с которой низвергался водопад. Впереди до самого горизонта простиралась холмистая тундра. На вершинах холмов ветер сдувал снег, и было видно, как качаются торчащие из снега сухие травы. Бешеный поток водопада здесь превратился в быструю мелкую речку с голубоватой водой, что текла куда-то к югу.

«Ну я приплыл так приплыл! — подумал Хаста. — Впрочем, это уже в самом деле похоже на Змеиный язык. На его северную часть, куда заходят разве что мохначи…»

И все же безотрадные просторы тундры пробудили в его сердце надежду.

Ледник — место смерти. Там ничего нет, кроме снега, льда, ветра и мороза, и выжить там невозможно. Тундра — другое дело! Если Исварха и здешние аары явят милость, тут можно отыскать и пищу, и укрытие. Тут водятся звери… и тут живут люди.

Впрочем, Хаста очень хорошо понимал: без лыж, оружия и припасов, в одной лишь сырой одежде, неведомо где, один-одинешенек, в зимней тундре он обречен.

— Всяк умрет, как смерть придет! — пробормотал рыжий жрец. — А мы еще поборемся… Кто знает, что уготовил Исварха?

И Хаста пошел дальше — уже не куда глаза глядят, а к югу, держась речки, выбирая путь так, чтобы холмы прикрывали его от ледяного ветра.

«Я не превратился в сосульку прямо там, в озере под водопадом, потому что Исварха еще видит меня, — думал он. — Погибнуть после такого — значит оскорбить Господа Солнце. Как же быть? Я потратил слишком много сил, чтобы согреться, а восстановить их нечем. Еще немного, и у меня просто подогнутся ноги. Надо непременно найти убежище, чтобы укрыться от ветра и развести костер…»

Костер больше всего беспокоил Хасту. У него было при себе огниво — но где взять дрова среди заснеженной равнины?

Проходя мимо гряды холмов и внимательно оглядывая их пологие склоны в поисках стланика, Хаста наконец заметил нечто необычное, наполовину занесенное снегом. Он подошел поближе, раскидал снег и обнаружил под ним кучу оленьих костей.

«Гм… тут, похоже, пировала стая хищников… Кости разгрызены, расколоты…»

Хаста помнил, что кости неплохо горят, но прежде надо было чем-то развести костер.

Оставалось найти растопку. Жрец опустился на колени и принялся раскапывать снег вокруг костей. Здесь он был совсем неглубоким, и вскоре Хасте удалось добыть некоторое количество мха.

«Еще бы олений помет найти, он отлично горит, — думал он, раскидывая снег. — Да не может быть, чтобы оленей не пронесло от страха, когда на них напали те хищники… Кстати, кто это был? Волки, саблезубцы или еще кто похуже? Вон как берцовые кости раздроблены… Кто бы это ни был, не хотел бы я его встретить…»

Внезапно Хасте повезло: он извлек из сугроба огромную обледеневшую лепешку — судя по ее размерам, принадлежавшую мамонту.

— Спасибо тебе, Исварха, что послал мне эту лепешку! — воздел руки к небесам Хаста. — Поистине причудливый облик принимают твои дары!

«Кто бы подумал, что именно дерьмо мамонта встанет между мной и смертью!»

Выбрав подветренную сторону холма, Хаста острой костью вырыл нишу в снегу и, устроившись там, принялся стругать мамонтовую лепешку. После долгих усилий опилки удалось просушить и поджечь.

Когда солнце ушло за холмы, Хаста уже грелся у жаркого, на редкость вонючего костра из мха, помета и костей. Но это был лучший костер в его жизни — поистине алтарь Исвархи! Молитва, произнесенная возле такого алтаря, на легких крыльях летела к Солнечному Престолу.

Растопив снег в черепе оленя, Хаста нагрел воду, бросил туда горсть сморщенной брусники вперемешку с листьями.

«Жизнь-то налаживается, — думал он, попивая настой. — Теперь предстоит переночевать в этой снежной норе. Мороз довольно мягкий, ветра нет, оленьих костей еще много… Пожалуй, ближайшую ночь я переживу. А вот что дальше…»

Выбор был невелик: или дальше шагать на юг вдоль реки, пока несут ноги или пока на пути не подвернется какой-нибудь саблезубец, либо сразу лечь в сугроб и умереть.

«С этим мы пока подождем», — зевая, решил Хаста, нагреб костей, обрывков шкур, мха и принялся мастерить себе чрезвычайно неудобную, но совершенно необходимую лежанку. Если лечь спать прямо в снег — можно и не проснуться…

Всю ночь Хаста вертелся, то и дело просыпаясь. То его мучили кошмары, то будили странные голоса. Жрец вставал, разминался, осматривался — вокруг никого не было, только звезды горели и ветер свистел в холмах. В одно такое пробуждение он увидел, что костер почти погас, и едва успел подкинуть мха и мелких костей.

Утро следующего дня выдалось ясным и безветренным, солнце сияло в чистом небе. Хаста, не выспавшийся, но неплохо отдохнувший, бодро отправился в путь. В прежние годы он немало странствовал, в том числе и по совершенно диким местам, и прикидывал, что даже без пищи дня на три его хватит. А за это время уж что-нибудь он раздобудет. В тундре еды полно, надо лишь постараться и разрыть снег. Кто только там не спит в норах до весны…

Обглоданных костей Хасте больше не попадалось. «Как бы к вечеру не пожалеть, что ушел оттуда, где была растопка и укрытие, — размышлял он. — Надо было взять с собой хотя бы лепеху! А что в ней толку, если не найду дров? Надеюсь, дальше к югу будет больше стланика…»

Солнце поднималось все выше, почти не грея, но ослепительно сияя, заставляя плотно щуриться. Время от времени Хаста смахивал слезы, но не думал об этом, пока вдруг не осознал, что ощущение постоянной чесотки в глазах превратилось в резь. И эта резь начинает его беспокоить. Глаза так и норовили закрыться сами собой.

«Скорее бы уже сумерки, — с досадой подумал жрец. — Ужасно надоел этот слепящий свет… Вот подкралась беда, откуда не ждали!»

Что-то ярко вспыхнуло впереди, — видно, луч солнца попал на обледеневшую скалу, — и Хаста ослеп.

На миг его охватил дурнотный ужас. Хаста принялся яростно тереть глаза, но все также ничего не видел — только плавающие перед глазами пятна. Он постоял, стараясь успокоиться и зажимая глаза ладонями, пока не утихла боль. Попытался приоткрыть — резануло так, что Хаста взвыл. Кажется, теперь боль вызывал малейший луч света!

«Нет, только не это! — стучало у него в голове. — Мне нельзя слепнуть! Мне надо идти!»

Кое-как проморгавшись, Хаста, наполовину ощупью, то и дело спотыкаясь, побрел дальше. Снежная равнина то возникала, то исчезала у него перед глазами, и он уже сам плохо понимал, куда идет.

Вдруг нога его поехала по льду, он взмахнул руками и упал на бок.

Несколько мгновений полежал неподвижно, прислушиваясь к себе, — вроде цел… Но стоило шевельнуться — и ногу пронзило болью.

«Упал в трещину, свалился в водопад, тонул в ледяном озере — и ничего, — ядовито подумал Хаста. — А теперь поскользнулся на камне, и вот пожалуйста!»

Попытался ползти — нога стреляла болью при каждом движении. Глаза не желали открываться. Видно, им было противно смотреть на этот свет.

«Да что ж такое?! Исварха, за что отвернулся от меня?!»

Хаста уронил голову в снег, кусая губы, и долго лежал, ни о чем не думая. Потом поднял голову и ощутил, что глаза уже не так болят.

«Я поправился?! А, нет — просто солнце ушло…»

Над тундрой раскинулся великолепный сиренево-розовый закат, расчерченный зеленоватыми извилистыми линиями. Они колыхались в небе, то вспыхивали ярче, то гасли…

Хаста горестно вздохнул. Он помнил, что означают эти пляшущие в небе огни. Подступал лютый мороз…

«Этак я ночи не переживу, — подумал Хаста. — Надо бы выкопать нору в снегу…»

Но он не стал ничего копать. Вместо этого жрец перевернулся на спину и начал смотреть на небо, прощаясь с солнцем.

Он уже не первый раз прощался с ним.

Перед внутренним взором встала яма в бьярском лесу… прижавшаяся к нему Марга…

Край солнца ушел за горизонт, и сразу стало темнее. Небо усыпали звезды. Хаста закрыл глаза, чувствуя, как холод расползается по спине, начинает пробираться под одежду.

Вскоре он заснул.

Во сне он вмерз в глыбу льда, и она поплыла, качаясь, по голубой реке, впадавшей прямо в звездное море…

Хаста благодарно ждал, чтобы плавание сменилось невесомым парением, но чьи-то сильные руки перехватили глыбу, вытащили из реки. Потом руки обняли его, начали тормошить, возвращать к жизни и бодрствованию. Они были теплыми…

Хаста недовольно приоткрыл глаза — и снова ощутил тяжкий удар, от которого дрогнула земля. Затем еще и еще…

«Мамонты… — подумал он сонно. — Мамонты идут!»

Он лежал в снегу, не чувствуя тела. Небо искрилось от звезд, вдоль окоемов змеями пробегали зеленые сполохи. Над ним, фыркая, нависал огромный мохнатый зверь… И это был не мамонт.

Хаста никогда прежде не видал таких существ, но читал о них в храме, когда готовился сопровождать царевича на Великую Охоту. За годы прежних охот был составлен длинный список зверей, могущих встретиться наследнику. Где водятся, насколько опасны, стоит ли искать их или, наоборот, избегать. Этот возглавлял список тех, с кем лучше не встречаться. «Ибо он свиреп и неуязвим и убить его возможно, лишь загнав в большую яму, — было написано в примечании к рисунку. — Одно хорошо — зверь этот обитает на севере Змеиного Языка и в охотничьих угодьях встречается крайне редко…» Огромным мохнатым туловищем и ногами-колоннами существо весьма напоминало мамонта. Оно было приземистей, зато мощнее и длиннее, с могучим загривком и низко наклоненной небольшой головой. А вместо добродушной морды с умными глазами и длинным хоботом над жрецом нависало что-то вроде тарана, увенчанного двумя острыми рогами. Передний, размером с самого Хасту, покачивался прямо над его головой.

«Святое Солнце, ну и чудище! Ну ладно хоть перед смертью я увидел нечто необыкновенное… А что это у него на горбу? Неужто всадник? Ну ясно — у меня предсмертный бред… Эх, а я уже обрадовался, что в самом деле встретил мохнатого двурога…»

Всадник соскользнул с бока своего чудища, подошел к лежащему в снегу жрецу и склонился над ним. И это был не мохнач. Хаста увидел смуглую женщину средних лет с яркими синими глазами. Тонкое лицо испещрено шрамами. Одежда как у мохначей, на шее — необычная гривна: золотая змея…

— Кто ты? — прохрипел жрец.

— Я ищу своего мужа, чтобы спасти его, — ответила женщина, разглядывая лежащего. — Но ты — не он.

— Определенно не он, — согласился Хаста. — Хотя я тоже чуть не женился на накхини. Но и она — не ты.

— Многие думали, что он силен как никогда; что вот-вот вся Аратта склонится перед ним… Но Небесный Лучник уже сделал выстрел. И теперь его судьба — изгнание и забвение на века…

«Точно брежу», — уверился Хаста.

— Я буду идти до самого моря, его моря. Там, на берегу, я поставлю вежу и буду ждать его, пока он вновь не вернется в мир. И вот тогда настанет наше время. Так я поклялась — и пока не исполню клятву, мой путь не закончится…

— Я тоже кое-кому дал клятву, — отозвался Хаста. — Но, судя по всему, не сдержу ее. Разве что в другой жизни…

— Клятвы должны исполняться, — строго сказала женщина. — Или ты хочешь стать бродячим духом и блуждать по тундре вечно?

— Н-нет, не хотелось бы…

— Тогда дай руку.

Хаста хотел поднять руку, но она не послушалась его. Тогда странная женщина подняла его, перекинув через плечо. Поврежденную ногу пронзило болью, и Хаста лишился чувств — или уснул еще крепче…

Жреца разбудили громкие хриплые голоса. Кто-то раздевал его, быстро и грубо. Стаскивая обледеневшие штаны, задели ногу — Хаста взвыл и очнулся. Над ним шатром нависала крыша кочевой вежи, в вытяжное отверстие лился дневной свет. Потом свет перекрыла мрачная рожа мохнача в ореоле лохматых волос, показавшаяся Хасте очень знакомой.

— Я тебя знаю, — рявкнул мохнач на языке Аратты. — Ты — Хаста, солнечный шаман. Муж моей племянницы Айхи!

Обернувшись, он что-то прорычал соплеменникам, которых набилась целая вежа. Те взволнованно загомонили. Две могучие женщины невозмутимо продолжали раздевать Хасту — вернее, извлекать его из задубевших, примерзших к коже одежд.

— Я Хаста, — подтвердил жрец, озираясь. — А ты Умги, проводник охотников!

Мохнач осклабился, явно довольный, что жрец помнит его имя.

— Ты откуда здесь взялся, шаман?

— Гм… Как я оказался на Змеином языке, объяснять бесполезно — я и сам не понимаю. А к вам меня, видимо, привезла женщина на мохнатом двуроге.

Слова Хасты вызвали новый приступ волнения среди сородичей Умги.

— Мы не видели никакой женщины, — буркнул мохнач. — Ты лежал в снегу, со сломанной ногой, обмороженный. Тебе повезло, что мы наткнулись на тебя. Женщина на двуроге, фр-р! Двуроги — гордые, злые. Они ходят своими тропами и никогда не слушают людей. Что там была за женщина?

— Не знаю. Она сказала, что ищет мужа. И что едет к морю…

— К морю? — На лице Умги промелькнул страх. — Море — далеко на севере, в стране ааров, чудищ и мертвецов. Она либо была мертвячкой, либо богиней!

За спиной Умги зашептали, что-то подсказывая.

— Верно, тебя подобрала богиня, — проворчал тот. — Ты же шаман.

Охотник нахмурил косматые брови.

— Сколько чудес творится на Ползучих горах! Над вечным льдом зажглась новая звезда. Другие звезды падают вниз — а эта улетела в небеса! Неведомая богиня приехала на двуроге… И теперь еще ты!

Умги помолчал и сказал уже мягче:

— Впрочем, тебя мы ждали, Хаста. Ты молодец. Я даже не верил, что ты сдержишь клятву…

«Какую клятву?» — чуть не спросил Хаста, но вовремя прикусил язык. Все его тело начинало наливаться болью, понемногу отогреваясь в теплой веже.

— А где Айха? — спросил он. — Почему я не вижу ее?

— Айха ушла искать тебя в Аратту, — объяснил Умги. — Мы боимся за нее. Ползучие горы разрушаются. К югу от охотничьей тропы нет ничего — только Воды Гибели. Они пожирают земли лесных людей. Потому мы и ушли так далеко на север. Тут мало еды, зато земля крепко стоит под ногами…

«Потоп в Аратте! Змеиный Язык разрушается, а я тут лежу…»

— Я должен вернуться! — Хаста попытался приподняться и со стоном боли упал обратно.

— У тебя сломана нога, — сурово ответил Умги. — Ты будешь жить у нас, пока не вернется Айха. Мы будем хорошо заботиться о тебе, солнечный шаман. Ты доказал, что достоин стать ее мужем.

* * *

Мазайка вышел на берег реки и остановился, с радостным удивлением оглядывая родные земли. Как же долго он здесь не был!

Вержа, более полноводная, чем обычно, быстро несла воды на запад. Сейчас они были чисты от льдин, что невольно обрадовало Мазайку: во-первых, это значит, нечего бояться паводка, а во-вторых, проще будет переправиться. Снег кое-где уже сошел, и на пригорках белели первоцветы. Первая зеленая травка пробивалась сквозь прошлогоднюю листву. По оврагам же все еще лежал глубокий снег.

Мазайка приложил ладонь козырьком ко лбу, вглядываясь в селение рода Хирвы. Никого не видать… «А ты ожидал увидеть там Кирью? — спросил он себя ехидно. — Думал, придешь домой, а она и встретит тебя у порога?»

С тех пор как чародей Зарни сбежал, уведя с собой Кирью, прошло несколько месяцев. Сейчас беглецы могли оказаться где угодно. Мазайка знал, что они направились на север, но куда…

«Надо спросить Локшу!» — озарило его однажды.

Старшая добродея была наставницей Кирьи, она даже забирала ее на обучение в Ивовую кереметь. Неужели Локша не знает о Зарни? Конечно знает!

И вот теперь Мазайка стоял на берегу, высматривая лодку. Прошлой осенью, убегая от чудищ, тут много лодок побросали, но, видно, их унесли паводки… Ага, вот одна! Мазайка выволок из кустов длинную плоскодонку, спихнул на воду, поднял со дна весло-лопатку. Приготовился уже оттолкнуться от берега, когда увидел на взгорке большой туманно-серый призрак. Повел глазами вправо — ну точно, вот еще один… Дядьки!

Ночные волки следовали за подростком, словно тени. То ли охраняли, то ли просто шли по пятам. В последнее время они появлялись все чаще. Приходили и вот так молча смотрели… Мазайке начало казаться, что Дядьки беспокоятся… Хотят о чем-то предупредить его.

— Я в Ивовую кереметь и обратно! — крикнул он, отпихивая лодку от берега. — Не бойтесь, дотемна вернусь! А то полезайте сюда!

Волки смотрели на него так, что Мазайка чувствовал себя круглым дураком. Потом исчезли, бесшумно, один за другим — будто растаяли в воздухе.

Быстрые воды Вержи подхватили лодку и понесли ее вниз по течению — Мазайка только успевал подгребать, чтобы не развернуло поперек. Быстро осталось позади пустое селение рода Хирвы. А вот уже и Ивовая кереметь выплывает из-за излучины. Краем глаза Мазайка успел увидеть, как Дядьки скачут по берегу, следуя за ним. Вскоре лодка уткнулась в сухие камыши. Мазайка вытащил нос на берег и пошел вглубь острова, искать добродей.

Ему было не по себе: он уже бывал на этом острове, и ничем хорошим это для него не закончилось. Локша, прямо скажем, отдала его в жертву. И если бы не Кирья, он, верно, и сейчас пребывал бы за Кромкой, в теле какого-нибудь чудовища — как его дед Вергиз…

«Кирья за мной не побоялась за Кромку пойти! — напомнил себе подросток. — А я что, ради нее к добродеям побоюсь?»

Вот и крыши изб показались — целая деревня, а не святилище. Добродеи жили богато, это Мазайка еще с прошлого раза запомнил. Но дым не тянулся из волоковых окошек. Не было слышно ни мычания дойных лосих, ни кряканья уток…

«Да их тут нет! — понял удивленный Мазайка, обходя пустой двор. — Тоже сбежали… Как и вержане!»

Он быстро проверил все избы: так и есть. Добродеи покинули Ивовую кереметь.

«Что ж тут такое творилось-то? — задумался Мазайка. — Понятно, почему родичи убежали при виде чудищ Калмы… Но Локше-то Калма чуть ли не мать родная!»

Издалека донесся дружный волчий вой. Мазайка уже умел распознавать Дядек по голосам. Это были они — но почему-то вой доносился с северного берега Вержи.

Мальчик спустился к берегу, вышел на мостки и расхохотался.

— Уже переплыли? Ну молодцы! И что мне теперь делать — плыть к вам?

На берегу лежали оставленные добродеями лодки. На одной из них Мазайка быстро переправился на северный берег Вержи. Волки сидели на берегу и смотрели на него светлыми мудрыми глазами. Их пушистая серая шерсть, напоминающая предрассветную дымку, слиплась и торчала иголками.

— Будем сушиться? — весело спросил Мазайка. — Погодите, сейчас разведу вам костер…

Мазайка огляделся, выбирая место поровнее и прикидывая, где насобирать хвороста. Вожак стаи подошел к нему и поддел носом под руку.

— Что тебе?

Большой волк сел напротив и принялся ловить взгляд мальчика.

— Да что?

«Скала, — вдруг прозвучало в голове Мазайки настолько отчетливо, словно он услышал речь волка своими ушами. — Большая скала…»

— Что за… А! Лосиные Рога?

Волк фыркнул.

— Кирья на Лосиных Рогах! Ну конечно… Идем туда завтра же!

Вожак еще раз ткнул его носом и снова начал ловить взгляд.

«Сейчас», — услышал Мазайка.

— Почему сейчас? Туда ведь идти целый день. Может, к ночи доберусь, а может, и вовсе к утру! Не лучше ли вернуться на остров и переночевать под крышей, а как рассветет…

Стая, не дослушав, растворилась среди зарослей.

Мазайка хмыкнул. Ведь даже не сомневаются, что он послушается!

Конечно, он не стал возвращаться на остров, а сразу направился вдоль берега вверх по течению, в сторону Лосиных Рогов. Не слушай он волков, не уважай их лесной мудрости — они бы никогда не вернулись к нему. Мазайка знал — они не стали бы теребить его понапрасну.

Он шел через лес весь остаток дня. Вечером добрался до родного селения и, не заходя в него, поспешил дальше. Теперь Мазайка уже понимал, почему беспокоятся Дядьки. Он и сам тревожился, и с каждым шагом — все сильнее. Лес был совершенно пустой — ни зверей, ни птиц. Не бывает так весной! Куда все подевались? Поначалу Мазайка боялся наткнуться на древнего зверя или чудовище из-за Кромки, но к вечеру он уже начал почти мечтать о встрече с ними. Пустота пугала куда сильнее, чем любое чудище.

«Что же тут творится-то? Ладно, скорее на Лосиные Рога!»

На закате Мазайка вышел к берегу Вержи и поднялся на холм, где стояли развалины заброшенной крепости Учая. Оттуда уже должны были быть видны Лосиные Рога. Мазайка и в самом деле их увидел…

Но где же Холодная Спина?!

Волчий пастушок не верил своим глазам. Холодная Спина всегда была отлично видна на закате, подсвеченная заходящим солнцем. Но теперь ее попросту не было. Она пропала!

— Как же так? — пробормотал Мазайка. — Где горы?

Из леса впереди вновь донесся переливчатый вой Дядек.

«Быстрее!» — отчетливо говорил он.

Мазайка опустил взгляд на реку и вздрогнул. По воде белым потоком шел лед.

Это означало только одно — вот-вот хлынет паводок.

«Ах вот оно что! Вот зачем гора…»

Он ощутил разочарование — дело было не в Кирье. Волки беспокоились о нем самом.

Мазайка уже собрался спускаться с холма, когда земля дрогнула и откуда-то издалека ветер донес далекий низкий рокот. «Успею ли дойти до Лосиных Рогов? — с тревогой подумал мальчик. — Может, остаться тут, на высоком берегу?» Вдалеке, у самого горизонта, что-то зашевелилось. Мазайка уставился в ту сторону, не понимая, что происходит. Колени внезапно ослабели. От бывшей Холодной Спины надвигалось нечто мутно-серое, подобное стене, ломая лес, подминая вековые деревья…

Из леса вылетели Дядьки, молниями устремились на холм. Вожак стаи схватил Мазайку, перекинул его через спину, словно лосенка, и огромными скачками понесся навстречу мутно-серой стене. Стремительной скачки через лес Мазайка почти не запомнил. Лишь когда волк начал подниматься вверх по склону, он побежал медленнее. Потом и вовсе сбросил Мазайку — дескать, дальше иди сам! — и остановился рядом, тяжело дыша и вывалив язык. Мазайка огляделся. Этот поросший соснами, усыпанный огромными валунами склон он хорошо знал. Когда-то здесь за ним гонялся Учай. Это были уже Лосиные Рога, самое их основание. Где-то тут прежде жил Ашег, жрец бога ветра… Мазайка помнил — дальше, до храма Вармы, надо было карабкаться по очень крутой скале.

Глухой грохот между тем понемногу нарастал. Отдыхавший волк вскинул голову, прислушиваясь, затем сорвался с места и метнулся на гору. Мазайка поспешил за ним, пробираясь сквозь каменный завал. Поднявшись над лесом, он поглядел на восток, и у него кровь застыла в жилах. Огромная мутная волна, широко разливаясь, шла со стороны Холодной Спины. Сносила деревья, топила лес. Впереди — стена пены, позади — месиво из деревьев, камней, грязи… Мазайка не чуя ног устремился наверх. Он карабкался, цепляясь за корни деревьев, все выше — и все же не успел. Волна ударила в скалу Вармы, когда мальчик был еще на полпути к вершине. Он лез быстро, но вода поднималась еще быстрее. Пена захлестнула его по пояс — Мазайка едва успел ухватиться за ветку сосны. А в следующий миг саму сосну потоком наполовину вывернуло из скалы, за которую та цеплялась корнями. Огромное дерево застонало и накренилось, Мазайка с воплем повис вверх ногами над стремительно несущейся водой. Голова закружилась от этого мелькания, он чуть не разжал руки. Однако переждал припадок слабости и быстро полез по стволу вверх — на вершину горы.

Когда Мазайка, еле дыша, выполз на ровное место, он некоторое время просто лежал, ни о чем не думая. Постепенно в его сознание возвращались звуки — грохот воды, вой волков… «хвала предкам, они спаслись!»

И еще чей-то вой…

И звуки струн…

Мазайка кое-как поднялся и направился к бывшему храму Ветра. Некогда храм окружали продырявленные поющие камни. Землетрясение раскидало большую часть камней, но сейчас, под сильным холодным ветром с востока, оставшиеся пели слаженно и жутко.

Среди камней, на каменной площадке возле бывшего храма, Мазайка увидел Кирью.

Его подруга сидела, подогнув под себя ноги, выпрямив спину. На коленях у нее лежали незнакомые золотые гусли, схожие с диковинной лодкой. Глаза Кирьи были закрыты, лицо отрешенное — только пальцы бегали по струнам.

Мазайка застыл. Им овладела внезапная робость. Кирья сейчас пугающе напоминала Зарни.

Губы ее шевелились — она пела. Мазайка начал слушать, но понимал с трудом. На каком языке она поет? Верно, на языке Аратты — не просто же так она все время поминает Исварху?

— Кто — полдневное солнце, кто — утренняя заря,

Кто повелитель вод — тот, о люди, Исварха!

Кого призывают два сходящихся войска,

Кого даже те, кто вместе, порознь призывают —

                                         тебя, о Исварха!

Кто видит зло и карает его мгновенно —

                                         ты, о Исварха!

Слава тебе, о Исварха, творящий мир!

Глаза Кирьи открылись. Сперва устремленные в незримое, они затем остановились на Мазайке.

— Ну что? — спросила она его, не переставая перебирать струны. — Потоп спадает?

Мазайка обернулся к розовеющему на востоке небу. Когда успела пройти ночь? Неужели Кирья пела до самого рассвета?

— Я не знаю, — ответил он. — Вода затопила весь лес. Вся Ингри-маа утонула…

— Ничего, — ответила Кирья. — Вода скоро уйдет. Я приказала ей уйти.

— Что ты пела?

— Это песня спасения. Она о том, как Исварха создает мир. Я ее выучила от своего отца, Зарни. Подслушала, как он пел ее в священной роще, пытаясь заштопать себя. А теперь я штопаю ткань мира.

Мазайка поглядел на Кирью долгим взглядом.

— Ты стала другой, — тихо сказал он.

— Да, — не стала спорить она. — Я теперь такая же, как Калма. Может, я даже и не человек. Ты боишься меня?

— Вовсе нет, — фыркнул Мазайка. — Мне все равно, человек ты, див или оборотень. Я все равно буду всегда с тобой. Кто еще остался от рода Хирвы? Только мы с тобой… Это мы теперь — род Хирвы!

— Так и есть, — кивнула Кирья. — Садись рядом, Мазайка, отдохни. Мне еще многое надо сделать. Я буду играть до рассвета и дальше. Мне надо согнать воды и вылечить Алаунские горы. Мне надо закрыть проход за Кромку, чтобы чудища больше не лезли оттуда на нашу землю. Ингри-маа еще благословится под солнцем!

— Пока там только грязища и бурелом…

— Ничего! Воды схлынут, и эту землю можно населять заново. Пойдем в Ладьву, позовем ингри и карью обратно на берега Вержи! Пусть возвращаются — чудищ больше не будет. Пусть заново стоят избы и распахивают поля. Вержа станет новой, широкой рекой. Скоро вырастет новый лес, вернутся звери и птицы…

— А ты? — спросил вдруг Мазайка. — Уйдешь к арьям? Куда зовет тебя твоя кровь?

— Накшатра Солнечного Престола погасла, — непонятно ответила Кирья. — Где она вспыхнет в будущем — никто не знает… Я мечтала увидеть Лазурный дворец, и я его увидела. Ингри-маа — моя родная земля. Я останусь и буду жить здесь. Тут есть чем заняться.

Эпилог