Цикл «Аратта». Книги 1-7 — страница 8 из 79

Глава 1.Длань Афайи

Той ночью на площади перед башней накхов из-за бесчисленных факелов и разведенных костров было светло как днем. Казалось, пожар готовился охватить Верхний город. Под стенами на разгоряченном коне гарцевал ясноликий Киран. По щекам его струились слезы.

— Слушайте меня, жители Аратты! Сегодня ночью во дворце случилось ужасное! — надрывно кричал он в тишине перед умолкнувшим в страхе войском и затаившимися на стенах осажденными. — Воспользовавшись перемирием, накхи тайно проникли в Лазурный дворец, в самое его сердце — опочивальню государя, — и удушили его! Они убили воплощение Солнца на земле, дарителя всех благ и хранителя Аратты! Удавили подло, трусливо избежав открытого боя с великим воином! Все их слова, все их заверения были ложными! Ширам похитил дочь государя Аюну, захватил его сына Аюра, так доверявшего ему. И вот этим куском веревки его люди прервали благословенную жизнь государя!

Зять Ардвана потряс в воздухе над головой узловатой веревкой с двумя петлями на концах.

— Никто, кроме накхов, не пользуется таким подлым оружием! Теперь мы, арьи, не должны знать покоя, пока не свершится праведная месть!

Ширам не отрываясь следил за происходящим на площади. Сказать, что он был потрясен, значило не сказать ничего. Он готов был поклясться собственной косой, что никто из его людей не посягал на повелителя. Но там, за стенами, не поверили бы клятвам саарсана. Неужели же это правда и Ардван мертв?!

— Я знаю самое меньшее одного человека, слабо похожего на накха, который не прочь воспользоваться этакой штукой, — раздался рядом с ним голос Хасты.

— Ты о девице с постоялого двора?

— Конечно.

— Стало быть, похитив Аюра, она отправилась во дворец, где ее уже, несомненно, ждали…

— Вероятно, так и есть. Но доказать это, не выходя из башни, будет невозможно. Да и слушать нас никто не станет. Похоже, государев зять все уже решил… — Огнехранитель, хмурясь, слушал выкрики Кирана. — А знаешь, я, кажется, узнаю этот голос! Это же он — тот вельможа в садовом домике!

— Каком еще домике?

— Послушай! Когда мы расстались у ворот и я направлялся к храму, городские стражи попытались меня схватить. Мне удалось сбежать и отсидеться в саду некоего вельможи, где я имел, возможно, счастье — а возможно, и несчастье — подслушать его беседу со жрецом из Белазоры, который прятался в потайном убежище. Тамошний Северный храм почти открыто поддержал мятежников…

— Что мне за дело до склок между жрецами Исвархи?! — с досадой оборвал его Ширам. — Меня только что обвинили в убийстве государя!

Но Хаста, не слушая его, быстро говорил, стараясь успеть за собственными мелькающими мыслями:

— Ну конечно! Если я прав и это Киран укрывал у себя жреца, то можно не сомневаться — он не просто знал о заговоре Артанака, но, возможно, сам его и устроил. Помнится, я как раз был у Тулума, когда Артанак силился втянуть его в свой заговор. Конечно же, святейший Тулум не преминул приставить к заговорщикам своих людей. Все, что они задумывали, и впрямь было весьма опасно. Но Ардван узнал их замыслы в канун восстания — и любезный зять государя оказался тут как тут вместе со своими людьми. Схватили множество заговорщиков — однако жрецов с севера среди них не было, ведь их укрывал Киран! — Хаста воздел к небу палец. — А когда люди Артанака были казнены, на их смену пришли люди Кирана. Артанак лишь хотел избавиться от накхов, считая вас ненадежными и опасными. Он был верен государю, хоть и считал его чересчур мягким. Новые же люди будут преданы тому, кто их поставил, — ясноликому Кирану…

Ширам слушал его молча, с сомнением поглядывая на всадника с хаташем в руках. Кирана он знал давно и был о нем весьма невысокого мнения. В прежние времена, возглавляя Жезлоносцев Полуночи, Ширам почти ежедневно встречал молодого ария при дворе. Тот непременно присутствовал и при священной церемонии отхода государя ко сну, и в час пробуждения земного Солнца. Царский зять был всегда мил и тошнотворно-сладок — но лишь с теми, кого почитал значимыми. На всех прочих он глядел, не замечая. Или же, как это бывало в случае с Ширамом, морщился, не скрывая презрительного раздражения. Неужели раскрашенный красавчик затеял всю игру? Но зачем ему все это?

— Если Киран не врет и Ардван мертв, — продолжал тем временем Хаста, — значит Аюр нам нужен воистину как солнечный свет. Иначе мы все пропали. О, послушай, это он тебе…

— Ширам, сын Гауранга! — продолжал кричать всадник, потрясая удавкой. — Твое предательство обрекает всех накхов на позорную гибель. Но ради Исвархи Златоликого и милости его я готов пощадить всех прочих накхов, если ты сдашься и выйдешь ко мне. Я клянусь дневным светом, что все прочие смогут уйти беспрепятственно, вернуться в горы и жить там до конца своих дней…

Ширам выхватил лук у ближайшего накха, вскинул его и выстрелил. Остальные последовали его примеру, и через миг сухие щелчки тетив послужили ответом на предложение Кирана. К удивлению саарсана, всадник, словно опытный воин, тут же поднял коня на дыбы, закрываясь им от стрел. Несчастное животное пронзительно заржало и рухнуло на землю. Стоящие наготове щитоносцы ринулись вперед, закрывая едва успевшего соскочить военачальника. Дождь стрел застучал по бронзовым пластинам, заставляя воинов пятиться и искать укрытия в ближайших улочках.

— Не стоило торопиться, — с досадой в голосе проговорил Хаста. — Можно было начать переговоры.

— Зачем? Он все сказал. Я ему ответил.

— Ты что же, не понимаешь? Он этого и добивался. Он и под стенами гарцевал, чтобы ты попытался его подстрелить. Теперь все, кто был там, внизу, разнесут весть, что ты разорвал перемирие, признал свое участие в убийстве государя и вдобавок закрылся собственным народом, когда тебе благородно предлагали пожертвовать собой… Ах да, и еще взял в заложники высокопоставленного жреца Исвархи, то есть меня.

Хаста запустил пятерню в волосы, сдвинув набок двенадцатилучевой венец.

— От лица Тулума я могу потребовать перемирия. Но как бы тогда Киран не заявил, что храм в сговоре с накхами…

Саарсан спокойно поглядел на друга:

— Все это ни к чему. Я делаю то, что должен, и мне все равно, кто и что будет заявлять.

Хаста горестно вздохнул и возвел глаза к небу.

— Тащите хворост! — донеслось с площади. — Весь хворост, какой найдется в Верхнем городе. Тащите дрова, масло, прелую солому! Мы выкурим порождения Змея из их норы!

— Похоже, Кирану нет дела до захваченного жреца Исвархи, — заметил Ширам. — Он даже не вспомнил о заложнике и явно готов сжечь тебя вместе с нами.

— Это еще полбеды… — Хаста, стараясь не высовываться из-за каменного зубца, разглядывал площадь. — Хуже, что Киран не вспомнил и об Аюне. А ведь она — младшая сестра его собственной жены… Ха! Похоже, он сам метит занять престол!

— Тащите сено! — орали внизу. — Пусть лошади сегодня поголодают!

— Ночью они на приступ не пойдут, — произнес Ширам. — Ночью мы видим лучше, чем арьи. А вот с рассветом, пожалуй, начнут… До рассвета тут может набраться изрядная куча всего, что может гореть, включая навоз…

— Ты что-то задумал?

— Если Ардван мертв, все, о чем мы с ним вчера договорились, весит не больше комариного чиха. Если накхи останутся в столице, то скоро все погибнут. Конечно, перед смертью мы заберем немало чужих жизней, но что с того? Что это нам даст? И уж конечно, как ты верно сказал, сидя тут, Аюра нам не отыскать.

— Ты собираешься прорываться? — с сомнением произнес Хаста. — Не забывай — даже если твои люди сметут всех, кто сейчас ждет на площади, коридор смерти удерживают лучники-арьи. Мало кому удастся выйти из этой ловушки. Может, у вас тут есть подземный ход?

— Я смотрю, ты кое-что смыслишь в военном деле. Нет, мы не будем прорываться. — Ширам усмехнулся и закричал: — Трубить полный сбор! Лучникам — не подпускать поджигателей. Всем остальным — собирать Длань Афайи!

Воины без промедления бросились исполнять приказы саарсана. Каждый из них сейчас видел и ощущал, что их вождь ничуть не испуган. Его возбуждение и жажда схватки передавались последнему из накхов. И каждый в этот миг понимал, что теперь-то и начнется то, к чему они готовились всю жизнь, закаляя дух и тело, — настоящий бой, а не жалкое прозябание во дворце с оружием в руках.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — пробормотал Хаста. — Во всяком случае, если вы уходите, мне тут тоже лучше не оставаться. Не то как бы завтра поутру здесь не обнаружилось тело жреца Исвархи, принесенного накхами в жертву Первородному Змею…

— Разве ты не думал идти со мной?

— Да уж куда я теперь денусь?!

— Что ж, мои люди скоро управятся. А до того у меня есть кое-какие дела.

— Какие еще дела?

— Хаста, если бы ты был накхом, знал бы, что дом каждого из нас — тоже воин. И когда мы уйдем, он будет продолжать воевать, покуда стоит.

* * *

Хаста выпучил глаза:

— Исварха всемогущий! Что это?!

— Сюда ты поднимался подобно свежим хлебам в корзине. Отсюда спустишься куда быстрее.

Жрец глядел, как могучие накхи упираются ногами в плиты каменного пола, толкая вперед толстенные балки, вырубленные из цельных дубовых стволов.

— Крепи груз! — командовал один из накхов, и другие воины ловко, явно делая это не в первый раз, вбивали в дыры между плитами длинные железные клинья. Затем укрепляли их тяжеленными валунами. Когда за стеной над Нижним городом, подобно двум прямым рогам, нависли две огромные дубовые балки, накхи так же быстро собрали из загодя подготовленных досок просторный помост с оградой, способной закрыть лучника. Затем помост выдвинули вперед по приставленным к дубовым балкам полозьям. Жезлоносцы Полуночи и все прочие накхи, — Хасте в темноте показалось, что их было несколько сот, — быстро и без суеты перебрались на этот помост.

— А теперь держись, — посоветовал Ширам, оглядываясь на Хасту. — Сейчас будет немного страшно.

— Насколько немного? — опасливо глядя вокруг, спросил рыжий жрец.

— Главное, не смотри вниз и ни о чем не беспокойся. Веревки крепкие. Быстрее, быстрее! — крикнул саарсан последним отступающим лучникам.

Хаста ухватился за доску ограждения и, не слушая совета друга, глянул вниз.

Домишки Нижнего города сейчас казались совсем игрушечными, а земля была так далеко, что не всякая птица поднялась бы на такую высоту.

— На всякий случай предупреждаю, что у меня нет крыльев, — пробормотал жрец. — Ширам, ты точно знаешь, что де…

В этот миг саарсан, не слушая его, велел поднять борт и с силой нажал на деревянный рычаг.

Послышался громкий хруст, и помост рухнул в бездну.

Хаста заорал от ужаса, и тут же чей-то локоть закрыл ему рот. А в следующий миг падение резко замедлилось и тут же прекратилось. Помост дернулся, покачиваясь на толстых веревках. Дощатые борта вывалились наружу, из темноты послышались приветственные возгласы на языке накхов.

— Это ты называешь «немного страшно»?! — заметив поблизости Ширама, прохрипел Хаста.

— Вперед! Нет времени для разговоров.

— Ну вот, теперь нет времени для разговоров! — Жрец остановился и глубоко вздохнул, стараясь унять бешено колотящееся сердце. Он облизнул разбитые губы и почувствовал привкус крови. «Хорошо, что жреческое одеяние достаточно длинное, и эти головорезы не заметят, что дальше я поеду без штанов…»

Будто черная волна пронеслась над Нижним городом в предрассветный час. Городская стража, которой не посчастливилось оказаться на пути, была сметена ею бесследно. Все пригнанные на торжище конские табуны без спроса и согласия перешли во владение накхов. В городских воротах накхам попытались оказать сопротивление, но те, кто шел сзади, даже не узнали об этом. Затоптав растерзанные трупы, конная лавина накхов вырвалась из столицы.

Глава 2. Аюр и невидимка

«Размышлять в тишине» пришлось куда дольше, чем предполагал Аюр. Ему все казалось, что вот-вот двери его темницы откроются и войдут жезлоносцы, чтобы отвести его к отцу. Но время тянулось и тянулось, и никто не приходил. В конце концов царевич заснул на жесткой лежанке, несмотря на одолевавшие его злость и нетерпение. Когда дверь все же отворилась, впустив полосу бледного света, оказалось, что это всего лишь охранник, принесший скудную пищу.

Когда тот вышел, не ответив ни на единый вопрос царевича, и грубо оттолкнул его, захлопнув дверь прямо у него перед носом, Аюр впал в бешенство. Он орал и ругался, грозя сторожам карами и колотя в дверь. Утомившись бесплодными попытками, он упал на лежанку и погрузился в мрачное молчание.

«Да что ж это такое? Неужели отец совсем забыл обо мне? Что за непонятная кара? Я должен быть рядом с Ширамом! Они же поубивают друг друга ни за что! Если бы меня тут не заперли, я бы давно помирил их!»

Время во мраке тянулось бесконечно долго. Аюр не пытался больше препираться со стражей и на еду не глядел. Он сидел и думал.

— Эй, старик! — мрачно позвал он в темноту.

— Что? — тут же отозвался тот, будто только того и ждал.

— Ты так и не сказал, как тебя зовут.

— Я и не собирался.

— Я буду звать тебя Невид.

— Почему? — В голосе старца прозвучало искреннее удивление.

— Потому что я тебя не вижу.

— Ну, в этом есть смысл, — признал сосед, усмехнувшись.

— Мне же надо как-то к тебе обращаться, — объяснил Аюр.

— А ты хочешь ко мне обратиться?

— Да. Я хочу поговорить.

— Ты не спросил, хочу ли я с тобой разговаривать, — проворчал старик. — Ну ладно. Говори, что хотел?

Аюр сел за ложе, стиснув голову руками:

— Послушай, Невид, я думаю, что это не отец меня захватил и держит тут.

— Какая глубокая мысль! Что навело тебя на нее?

— Смеешься? Ну смейся.

— Ничего подобного, я слушаю тебя со вниманием! Неужели ты наконец начал думать?

— Я только и делаю, что думаю! — вспылил Аюр. — Да я в этом гнусном подземелье думал столько, сколько не передумал за всю жизнь!

— Очень хорошо, — одобрительно отозвался Невид. — Так почему не отец?

— Он бы не стал держать меня в каменном мешке. Он меня любит…

Старец был явно разочарован:

— Я думал, ты начал мыслить, а ты, как малое дите, ждешь, что отец сменит гнев на милость…

— Нет, послушай… Отец наказывал меня и раньше. Но он… словом, он боится за меня. Я только недавно понял, как сильно он за меня всегда боялся. Он и на Охоту Силы отпустил меня только потому, что дольше тянуть было уже непристойно — сам-то он поехал на нее в тринадцать лет! А до того я вообще нигде не бывал — он постоянно держал меня при себе. И вдруг сейчас запихнул в какое-то подземелье, да еще не навестил ни разу, чтобы сказать хоть что-нибудь…

— Может, он занят подавлением мятежа? — вкрадчиво спросил старец.

— Какого еще мятежа?! Ему ли не знать, как верен Ширам?

— Так ты считаешь, что он не верит в измену накхов?

— Конечно нет.

— Почему же он так обошелся с саарсаном?

— Да потому, что глупая Аюна… — Царевич осекся и с подозрением поглядел в темноту. — В общем, это тебя не касается. Это семейное дело.

— Как скажешь.

Несколько мгновений они оба молчали. Потом Аюр заговорил снова:

— Нет уж, дослушай. Ты знаешь о заговоре? Отца давно хотят погубить. От народа это скрывают, но он пережил несколько покушений. И я так скажу — никаких накхов или чего-то подобного. Это всегда были арьи.

— Продолжай.

— Подъезжая к городу, я видел головы изменников — и даже старого Артанака, который был отцу почти как брат. Но может, отец казнил не всех? Я думаю, отец совершил большую ошибку, круто обойдясь с Ширамом, и кто-то хочет, чтобы они рассорились окончательно. И для этого меня и украли… — Аюр подумал еще миг и воскликнул: — Они могли даже сказать ему, что меня похитил Ширам!

— Вот теперь ты рассуждаешь здраво, — довольно проговорил Невид. — А теперь скажи, почему тебя попросту не убили?

— Кто посмеет меня убить? — изумился царевич. — Я — сын бога!

Из темноты раздался хриплый глумливый хохот.

— Прекрати! — рявкнул Аюр, сжимая кулаки. — Наглец!

— Ты скоро кое-что увидишь, мальчик. Увидишь, как умирают и падают боги. Как бессмертные превращаются в прах! Скоро в Аратте начнется великое моровое поветрие среди богов!

— Ты говоришь, как сам Первородный Змей! — закричал Аюр. — Умолкни! Ты богохульник!

— Меня так частенько называют, — не стал спорить старец. — Но все же запомни мои слова. Ну так что — ты готов ответить, кто тебя похитил и какова твоя дальнейшая судьба?

— А я откуда знаю! — огрызнулся царевич.

— А ты все ж попробуй. Встряхни свою память. Доставай из нее воспоминания, как картинки из шкатулки, — бережно, не стараясь приукрасить или объяснить непонятное понятным.

Аюр слушал размеренный голос старца, и ему казалось, что он околдовывает его, овладевает его волей. Что это за странный старик? Почему он ведет такие удивительные речи?

— Когда лицедей на площади заставляет камешек исчезать и появляться, он не применяет чары. Он просто отвлекает внимание. Камешек на самом деле все время на виду. Но твой разум запоминает все. Ты просто не умеешь с ним общаться.

— Да ты о чем вообще?

— Я о двери.

— О двери? — в замешательстве повторил Аюр.

Из темноты донеслось хихиканье. Аюр еще немного подумал, встал, подошел к двери и толкнул ее. И невольно отпрянул, когда та беспрепятственно приоткрылась.

— Она что, была не заперта?! — Царевич осторожно выглянул наружу. — На лестнице никого! Они забыли запереть дверь и ушли! — Радостно улыбаясь, он развернулся в темноту. — Почему ты сразу не сказал?

— А зачем? — спокойно ответил Невид. — Мне было любопытно, когда ты сам заметишь. И что будешь делать дальше.

— Как что?! Я немедля иду во дворец! А ты, Невид, что сидишь?

— Куда я пойду, старый и больной! Уж лучше останусь тут…

— Ну и зря. Убегай!

— Зачем бегать понапрасну? Ты помнишь, что я тебе сказал о гибели богов?

Аюр махнул рукой, открыл дверь и устремился по ступенькам наверх.

Царевич взбежал по ступенькам и оказался в саду, должно быть, богатой городской усадьбы. Снаружи была уже глубокая ночь — даже ближе к утру, судя по чуть светлеющему на востоке небу. Юноша притаился под сводом арки, оглядываясь, но стражи и тут не заметил. Дом и сад были темными и тихими и выглядели необитаемыми, трава в саду намокла от ночной росы. Но из-за высокой стены, со стороны улицы, доносились голоса, крики, топот и лязганье оружия. Аюр поднял голову, удивленно глядя на багровые отсветы на крышах соседних зданий и в отдалении — поднимающийся в небо подсвеченный пламенем дым. Что такое? Где-то в городе пожар? Ему стало тревожно — пламя явно полыхало возле городских ворот, как раз там, где располагался квартал накхов.

Оглядев выбеленную стену, Аюр нашел взглядом калитку, беспрепятственно открыл ее, откинув щеколду, и оказался на улице. Святое Солнце, что там творилось! В этот предутренний час улица богатого квартала была битком набита народом. Толпы горожан — причем, судя по их жалкому виду, обитателей Нижнего города — потоком валили куда-то вверх, по направлению к главному храму Исвархи, завывая, стеная, вырывая волосы и оглашая воздух пронзительными воплями. В другом направлении, расталкивая народ, один за другим проходили отряды вооруженных людей. Аюр прижался к стене и глубоко вздохнул. Воздух пах горьким дымом.

«Что тут происходит?» — ошеломленно вертя головой, подумал он. На него никто не обращал внимания и, очевидно, никто не узнавал. Царевич отошел от места своего пленения, свернул в увитый плющом переулок, подальше от воняющей и шумной толпы, остановился там и задумался. Никто за ним, кажется, не следил — но все это было очень подозрительно. Почему была открыта дверь? Где стража?

«А! Уж не хотели ли они, чтобы я убежал? А зачем?»

Аюру в голову тут же полезли неприятные намеки старика по поводу гибели богов.

«Все это чепуха! Но во дворец все-таки не пойду. Если дверь оставили открытой нарочно, то, конечно, ждали, что именно туда-то я сразу и побегу. Может, на пути ждет ловушка? Куда б пойти?»

Тут Аюру пришла на ум другая мысль.

«А может, они ожидают, что я пойду к накхам и меня там случайно подстрелят со стен? Гм… О! — Царевича посетила наилучшая идея из возможных. — Я пойду к дяде, в храм!»

Он вышел из переулка и тут же был подхвачен стенающей толпой, которая понесла его наверх, к храму Исвархи. Несколько теней в отдалении беззвучно следовали за ним. Но Аюр их не видел. Тем вечером в Верхнем городе было слишком много теней.

Еще издалека он услышал нечто вроде долгого многоголосого рыдания или протяжного стона. Мурашки побежали по коже царевича, хоть он и не знал, что ждет его впереди. Он увидел, как толпы движутся вдоль стен храма, огибая его сзади, и там толпа замедляется. Там наконец Аюр понял, куда стекаются люди, и ему стало жутко. На площади позади храма находилась крада — четырехугольное каменное возвышение для сожжения трупов, с ведущими к ней с трех сторон ступенями. С четвертой стороны была пропасть, черная и непроглядная. Лишь огоньки Нижнего города слабо мерцали в отдалении.

На площадке было светло как днем. Вокруг крады цепью стояли стражники с факелами. Внутри возвышение окружало второе кольцо, из Жезлоносцев Полудня. На краде была сложена поленница высотой в человеческий рост, накрытая сверху расшитым золотом пологом. Ее обступили жрецы храма Исвархи с сосудами масла в руках. По очереди они подходили и поливали маслом бревна. Один из них стоял с горящим факелом чуть в отдалении и чего-то ждал.

— Что это? — Аюр пихнул в бок соседа. — Кто умер?

— Как — кто? Государь Ардван!

— Государь…

Юноша рванулся вперед, расталкивая простолюдинов и пытаясь рассмотреть тело, лежащее на краде. Нет, это не отец! Еще вчера он был жив и здоров! Но кто еще может лежать на костре в подобном месте? Седеющая борода, золотые одеяния…

Аюр схватил кого-то за плечо — судя по одежде, то ли слугу из богатого дома, то ли торговца.

— Там, на костре, государь Ардван?

— Увы, он самый. Солнце Аратты закатилось!

— Когда он умер?

— Этой ночью его убили враги…

Мир потемнел в глазах Аюра.

«Как же так, отец?! Так вот почему ты не посылал за мной! Ты уже ни за кем не пошлешь… Что же теперь со всеми нами будет?!»

Аюр ощутил себя совершенно одиноким и беспомощным, ярость и горе обуяли его. Он взвыл, рухнул на колени, зачерпнул обеими руками горсти пыли и размазал по лицу, а потом вцепился в свои волосы и уткнулся лицом в землю, давясь рыданиями.

— Да, пришло время горевать! — участливо сказал сосед, глядя, как убивается молодой арий. — Загубили нашего отца злобные накхи! Чтоб их душам не знать покоя ни в этом мире, ни в том! Чтоб их клятый Змей подавился этими гнусными предателями!

— Как это случилось? — еле выговаривая слова, спросил Аюр. — Как они убили его?

— А ты не знаешь? Вчера их главарь Ширам вышел государю навстречу и притворился, что договаривается с ним. Дескать, они заключили мир и решили вместе искать пропавшего царевича. Но все это было лишь обманом! Той же ночью накхи подослали убийцу прямо в государеву спальню!

— Откуда ты знаешь?

— Да весь город уж знает. Задушили государя удавкой. И удавку там же рядом нашли…

Аюр поднял вымазанное пылью и слезами лицо:

— Это не накхи.

— А кто? — удивился горожанин.

— Ты сам сказал — Ширам заключил договор. Он бы никогда не нарушил его так подло!

— Это накх-то не нарушил бы договора? О-хо-хо… Они же дети Змея, ложь — их сущность…

— Нет! — крикнул Аюр, вставая. — Это не Ширам! Кто угодно, но не он! Он бы никогда не отдал такого приказа, даже если бы не договорился с отцом… Он был самым преданным…

Горожанин недоуменно поглядел на юного ария, то ли одуревшего от горя, то ли пьяного, пожал плечами и отвернулся, не желая спорить. Аюр, мгновенно забыв о нем, принялся проталкиваться вперед. Его пускали неохотно — на возвышении как раз начиналось действо. Как только край неба на востоке окрасился алым, раздалось слаженное пение жрецов, поющих древний грозный гимн вечному пламени, дарующему жизнь и пожирающему ее. По ступеням со стороны храма на краду поднялся дядя Тулум. Аюр его сперва даже не узнал — таким согбенным и постаревшим он выглядел. Взяв факел из рук помощника, верховный жрец поднес его к костру. Высушенные дрова, пропитанные маслом, затрещали и мгновенно вспыхнули. Пламя рванулось в светлеющие небеса, поглощая земное тело государя и унося его душу в выси, где ей было суждено соединиться с вечным светом Исвархи. Толпа то ли застонала, то ли ахнула. Жрецы продолжали петь гимн, заглушая вой пламени. Тулум стоял неподвижно, как статуя, с факелом в руках, и смотрел в огонь.

«Я должен быть там! — думал Аюр, распихивая толпу. — Это я должен был зажечь погребальный костер!»

Наконец он добрался до цепи городских стражников, но его отпихнули так, что он едва удержался на ногах.

— Пропустите!

— Пошел вон!

— Я прикажу казнить тебя, невежа!

— Иди проспись, пока цел! — рявкнул стражник, отталкивая перепачканного, взлохмаченного юнца, явно пребывающего не в себе.

Аюр в бешенстве кинулся вперед.

Потасовка привлекла к себе внимание стоявшей за цепью стражников группы придворных. Несколько человек оглянулись, недовольно поглядев вниз, и Аюр вдруг встретился глазами с мужем своей старшей сестры Кираном.

— Киран! — закричал он, махая рукой. — Это я!

Родич прищурился, вглядываясь в зовущего, и вдруг на его лице отразился неподдельный ужас.

— Киран! — крикнул еще раз Аюр.

Но тот отвернулся и сделал вид, что ничего не слышит.

Царевич, решив, что зять не узнал его, снова рванулся вперед, но тут что-то обрушилось ему на голову, и больше он уже ничего не видел и не слышал.

Глава 3. Стена колесниц

Жители ближних к столице поселений, невесть как прознавшие о гибели государя, мятеже накхов и исчезновении царевича, спешили покинуть свои дома и бежать куда глаза глядят, прихватив лишь самое ценное и еду на ближайшие дни. Без малого восемь сотен накхов — Жезлоносцы Полуночи, свита вождей двенадцати великих родов, наемные стражи караванов и мастерских, телохранители знатных арьев — двигались в сторону родных гор, по пути врываясь в мирные селения и унося с собой все съестное, до чего могли дотянуться. Малейшая попытка сопротивления грозила неминуемой смертью — накхи спешили. Это спасало одних и обрывало жизнь другим.

Вытянувшаяся змеей колонна рысью двигалась к югу вдоль берега одного из притоков великой Ратхи. Здесь уже начинались бесконечные травянистые степи, которые тянулись до самых полуденных пределов Аратты и дальше. Позади конных воинов, стараясь не отставать, но все же не поспевая, тащились возы обоза с немногими жившими в столице домочадцами и старыми воинами, более неспособными долго сидеть в седле. Высокие травы заливных лугов прорезались едва заметной дорогой, прежде не видевшей столь грозного войска — путь в Накхаран никогда не считался особо проезжим.

Ширам с застывшим лицом ехал впереди отряда, стараясь осмыслить произошедшее и отыскать наилучший выход из той западни, в которую угодил и он, и все накхи. Теперь его вдобавок обвиняют в цареубийстве, и возможности опровергнуть мерзкое обвинение нет. Значит, впереди война. Конечно, Хаста прав, говоря, что нужно отыскать Аюра. Но как это сделать? Тот союз с храмом, о котором говорил Хаста, был бы весьма полезен, но только одна беда — он запоздал. Неизвестно, предусмотрел ли Киран такой поворот или же обладал способностью мгновенно принимать верные решения, но приходилось признать — здесь враг победил. Но бой не закончен…

— За нами погоня.

Один из бывших наемных стражей на взмыленном коне подлетел к саарсану. Ширам не стал его расспрашивать, попросту развернул коня и пристально глянул назад. Край неба заволокло облако пыли — столь широкое, что сомнений быть не могло. За накхами двигалась стена колесниц.

— Похоже, Киран не успокоился, — процедил Ширам. — Что ж, придется ему в этом помочь.

Он вспомнил мужа старшей сестры своей беглой невесты, стараясь понять, чего от него ожидать. Каково его прошлое, есть ли у него военный опыт? Кажется, Ардван возвысил его за успешные походы в земли болотных вендов… Но кто знает? В столице поговаривали, будто Киран нарочно нанимал старых воинов, чтобы те разносили о нем звонкие небылицы. Ширама это не удивило бы. Как и все, он видел в государевом зяте лишь раскрашенного царедворца и никогда не стремился заглянуть за личину.

Однако ночью под стенами башни накхов саарсан увидел другого Кирана — расчетливого, бесстрашного и коварного. Совсем не похожего на изысканного вельможу с подведенными глазами, к которому привык. Но все же ввязываться в открытую схватку с восьмисотенным отрядом накхов было для царедворца очевидной глупостью.

Ширам поманил к себе одного из юнцов-посыльных:

— Скачи в обоз. Пусть развернутся и выставят стену. Их задача — задержать колесницы арьев. Как только арьи остановятся — они наши. Пусть стоят сколько смогут и еще немного.

Посыльный ударил пятками по конским бокам и умчался прочь.

Едва тот исчез из виду, как Ширам повернулся к знаменосцу с приказом поднять знак Афайи. Длинная змеиная кожа затрепетала, наполняясь ветром, сообщая каждому, кто мог понять, что отряд готовится вступить в бой.

* * *

Дувший от реки ветер развевал завитые кудри, выбивающиеся из-под шлема. Стоящий на передней колеснице Киран был доволен собой. Даже если бы саарсан накхов заранее советовался с ним, как ему лучше угодить в западню, то, пожалуй, не сделал бы все так искусно. Конечно же, брать приступом башню накхов в Верхнем городе столицы было бы совершенным безумием. Кто знает, на чьей стороне оказалась бы победа? Нужно было выманить противника в поле, и он это сделал.

«Кажется, я предусмотрел все, — удовлетворенно размышлял государев зять, глядя на плещущие по ветру гривы коней, запряженных в колесницы. Возницы настегивали их, и слитный топот копыт сотрясал степь. — Мы настигли их там, где должно. Осталось только затянуть удавку на шее самодовольного накха…»

Киран вспомнил, как презрительно кривилось лицо Ширама всякий раз, как они встречались в коридорах Лазурного дворца. Казалось, темнолицый накх вовсе не считал его за мужчину. Нет, этого змеиного выползня нельзя было и близко подпускать к власти! Киран с содроганием представил себе, что саарсан и впрямь мог бы стать мужем Аюны и тем самым встать вровень с ним — арием царской крови! И мало того, за саарсаном во дворец непременно потянулись бы его родичи, такие же лютые, как он сам. Что бы тогда осталось от возвеличенного Исвархой народа арьев? Пожалуй, именно когда Киран впервые узнал о намерении государя породниться с саарсаном, тогда он и утвердился окончательно в своих собственных замыслах относительно их обоих…

Что ж, сегодняшний день станет великим днем. Потомки будут воспевать его на пирах. И те, кто вернется домой, будут рассказывать о славной, решительной победе Кирана и о неслыханном позоре накхов…

Возница резко натянул вожжи, так что замечтавшийся Киран едва не вылетел из колесницы. Он дернулся вперед, хватаясь за борт. Это спасло ему жизнь. Если бы он по-прежнему гордо стоял на своем месте, жало стрелы воткнулось бы ему прямо в горло, а так оно лишь звякнуло по налобнику шлема. Киран, получив сильный удар, не удержавшись, упал на дно колесницы.

— Берегись! — послышалось рядом.

Но было уже поздно. Сквозь узкие смотровые щели Киран увидел, как обогнавшая его колесница вдруг начинает переворачиваться. Почти из-под колес, откинув присыпанный землей щит, выскочил человек в черном. Возница взмахнул кнутом и тут же рухнул рядом с наместником, хрипя и зажимая рукой кровавую рану на животе. А человек в черном, словно вообще не беспокоясь о своей безопасности, взмахнул лунной косой, отрубая ноги одного из коней. В тот же миг полдюжины стрел воткнулось в накха. Падая, он успел раскроить грудь ближайшему из телохранителей Кирана.

Не спеша подниматься из-за надежных щитов, Киран оторопело наблюдал, как накхи, словно грибы из-под земли, вырастают то там, то сям. Вот кто-то из них на ходу вскочил на колесницу — пара движений, и два мертвеца падают наземь. А накх подхватил выпавший из руки убитого витой бич и хлестнул коней, стараясь развернуть захваченную колесницу поперек строя. Через миг в нее врезалась следующая колесница. Накх вылетел от удара и покатился по земле. Черная ткань распахнулась, обнажая немолодое женское тело.

Старуха?! Киран спрыгнул наземь, окруженный телохранителями, подбежал к ближайшему, утыканному стрелами мертвецу и сорвал повязку с его лица. Его взгляду открылись резкие морщинистые черты и седые волосы. Но на сведенных от боли губах наместнику привиделась торжествующая ухмылка.

Бой быстро затих, да и вряд ли это можно было назвать боем.

— Сколько их тут было? — резко бросил Киран главному колесничему.

— Мы насчитали восемнадцать трупов. Две колесницы поломано. Убито три десятка воинов и двенадцать коней.

— Ну что ж… — процедил Киран. — Полагаю, это все, что мог придумать Ширам!

Он вспомнил стрелу, ударившую в налобник, и его начало трясти, то ли от запоздалого страха, то ли от злости.

— Перевяжите раненых и оставьте у поврежденных колесниц — мы заберем их на обратном пути. А сейчас вперед!

Однако Киран ошибался — это было не все. Едва колесницы выровняли линию и снова начали брать разбег, как перед ними, полускрытые метелками высокой травы, показались снятые с колес возы, перекрывающие путь. За ними, уже не скрывая лиц, стояли накхи с луками в руках. Рядом с каждым виднелась прислоненная к возу лунная коса.

— Накхи оставили обоз, а сами поскакали вперед, — опасливо глядя на лучников, проговорил главный колесничий. — Тут, похоже, полно женщин и детишек. Прикажете взять их живьем?

Киран неторопливо поправил шитый золотом плащ, сбившийся на сторону после падения, отряхнул налипшие пушинки. Дувший с реки ветер больше не радовал его. Он видел десятки зеленых глаз, пристально следящих за ним из-под шлемов. Несмотря на то что накхов было совсем мало, они не выказывали страха, а как будто лишь выбирали миг для нападения. На что они рассчитывают? Наместник снова вспомнил, как ему в шлем ударила стрела, — голова болела до сих пор! — и его охватило кровожадное желание убить их, растоптать это змеиное кубло.

Киран приказал себе успокоиться и мыслить здраво. Здесь нет воинов, только семьи накхов — их жены и дети. Заложники ему пригодятся.

— Стоит попробовать, — медленно сказал он. — Пошли туда всадников. А колесницы мы пустим в объезд.

Главный колесничий молча поклонился и подал рукой знак. Конники устремились к преграде. К их удивлению, защитники не спешили стрелять. Но едва всадники приблизились, перед возами обнаружились заточенные колья рогаток. Воины натянули поводья, останавливая коней, — и тут-то из-за преграды вылетел рой стрел.

— Назад, назад! — закричал Киран. — Обойдем их — пусть охраняют свои возы, сколько пожелают. Расправимся с ними позже.

— В обход нельзя, — услышал он голос одного из сотников. — Эти твари успели наставить вокруг силков. Если погоним сейчас — кони поломают ноги.

Киран яростно скрипнул зубами. Как посмела эта жалкая кучка стариков и женщин задержать его?! А что, если Ширам уйдет? Нет, этого не будет!

— Отведите колесницы ближе к реке, — холодно приказал наместник. — Всех лучников — на колесницы за щиты. Я сам буду указывать цели.

— Но, господин, это опасно…

— Накхи — скверные стрелки, ветер наверняка будет относить их стрелы в сторону. Действуйте.

Наместник взял было тяжелый лук, затем отложил, поднял жезл. Его зоркий взгляд неторопливо скользил по возам, высматривая бреши. Заметив в просвете между возов черноволосую голову, Киран ткнул в ее сторону и закричал:

— Цель!

И с упоением увидел, как, повинуясь его указующему жесту, туча стрел взвилась над колесницами и обрушилась на укрепление накхов.

— Цель! Цель!

Из-за возов старались отвечать, но с каждым залпом арьев все слабее.

Когда ответные выстрелы совсем прекратились, Киран вновь послал всадников вперед. Те приблизились без помех и развалили щетинившиеся кольями рогатки. Лишь после этого наместник прошел за возы. Десятки трупов лежали перед ним, густо истыканные стрелами. Кирана радовал их вид. Да что там радовал — он чувствовал странное опьянение, от которого бурлила кровь. Ему хотелось петь.

Первый раз ему довелось лично участвовать в этаком деле. Да, там у вендов, сидя в крепости, он неоднократно посылал своих людей захватить, истребить, покарать… Но здесь, сегодня, вокруг него свистели стрелы. И сам он мог бы погибнуть в самом начале схватки!

«Я жив, я победил! — ликовало все внутри его. — Но показывать радость нельзя. Нужно быть бесстрастным, чтобы никто не догадался, как мне было страшно и как стало легко и весело. Полководцу не пристало вести себя подобно новобранцу…»

Киран неспешно шел, разглядывая трупы. Пожалуй, он впервые увидел столько открытых накхских лиц. Ни одного зрелого мужчины — старичье, женщины… Наместник остановился около двух молодых, неожиданно привлекательных девушек. Обе они были ранены стрелами, однако умерли не от них. Обнявшись, они пронзили друг друга длинными кривыми кинжалами. Киран наклонился проверить, не бьется ли на шее тонкая жилка, — нет, тела, казавшиеся еще совсем живыми, были уже холодны. «Зачем? — с тягостным недоумением подумал государев зять. — Исварха всемогущий, зачем они сделали это? Разве обо мне ходят слухи, что я поедаю детей и запрягаю в колесницу старух? Эта схватка с самого начала была безнадежна. Почему они не вступили в переговоры? Я бы никого из них не тронул…»

Губы Кирана скривились от отвращения.

«Безумцы, бешеные звери! Таким не место под нашим священным солнцем! Я сделаю благо для всех, очистив мир от них…»

Он выпрямился, шагнув вперед, и едва не споткнулся о мальчишку лет семи. Тот лежал, держась рукой за грудь. Из-под пальцев растекалось кровавое пятно. Между пальцами торчала стрела.

«Еще один змееныш». Киран пихнул тело носком сапога. Мальчишка вдруг распахнул глаза, отбросил зажатую меж пальцев стрелу, вскочил. В другой руке его наместник увидел обнаженный кинжал.

— Берегись!

Один из телохранителей с силой оттолкнул Кирана, и в тот же миг острое лезвие вонзилось воину в бедро. А еще через мгновение десяток мечей искрошили мальчишку в кровавые ошметки.

Киран застыл на месте, забыв о том, что нужно изображать бесстрастное величие. Им полностью завладело позорное чувство беззащитности. Только что он мог нелепо и бессмысленно погибнуть! И все его великие замыслы развеялись бы, словно и не существовали…

«Никому нельзя показывать испуг», — вспомнил наконец Киран, пересилил себя и скривился, будто от брезгливости:

— Раскидайте возы. Мы пройдем здесь. Я сам поведу колесницы.

Змеиная шкура трепетала на ветру, созывая воинов. Ширам смотрел на своих всадников, и его наполняло радостное предвкушение схватки. Значит, этот красавчик-придворный решил потягаться с ним в умении воевать? Похоже, он возомнил себя кем-то из тех грозных древних арьев, которые некогда завоевали земли его предков. Но как гласит старинная поговорка — тень волка не кусается.

— Все за мной! — приказал он и устремился впереди отряда, заворачивая его вправо, чтобы по широкой дуге обойти преследователей. Пока арьи стоят и обстреливают обоз, он подберется к ним с тыла. Саарсан уже будто видел, как, выскочив из высокой травы подобно охотящемуся саблезубцу, он в мгновение ока превратится из добычи в охотника…

Но едва отряд начал свой разворот, тянувшийся до горизонта луг сбоку от них наполнился пронзительным воем сигнальных труб, звоном гонгов и рокотом тимпанов. Плохо объезженные кони, уведенные накхами с торжища Нижнего города, испуганные резким шумом, понесли кто куда, не слушаясь узды и ударов плети.

— В строй! Все в строй! — орал Ширам. — Вперед, обойдем их!

Но было поздно. Еще несколько мгновений назад грозный отряд превратился в сборище мечущихся по лугу конников, пытающихся управиться с перепуганными лошадьми. А между тем рокот и рев труб доносились все ближе. И сколько видел глаз, к берегу, как молот к наковальне, одна за другой выезжали из степи снаряженные косами боевые колесницы — гордость арьев, не раз приносившая им победу. За каждой из них мчалось по дюжине конных лучников. За ними бежали воины с сетями и длинными зазубренными копьями.

— Похоже, это засада! — крикнул Хаста. Всю дорогу он упрямо держался неподалеку от саарсана, невзирая на все попытки того отправить приятеля-жреца в обоз. — Они уже ждали нас здесь! Нас поймали, как хорька в силки!

Ширам метнул на приятеля полный гнева взгляд. Уж точно его замечания были не к месту. В сравнении с тем, что происходило сейчас, Битва Позора казалась героической схваткой.

— Проваливай! — рявкнул он, бросаясь в бой. — Спасайся!

В воздухе засвистели сотни стрел, валя потерявших строй всадников. Ширам с горечью видел, как под стрелами арьев гибнут его друзья и соратники, цвет войска Накхарана. Едва кто-то оказывался на земле, к упавшему бросались наемники, спеша опутать его сетями, ранить боевыми острогами, чтобы взять в плен. Должно быть, за каждого живого накха была назначена хорошая награда.

Сердце Ширама разрывалось на части от этого зрелища. Он мучительно пытался собрать вокруг знамени Афайи сколько-нибудь значимый отряд и обратить его в атаку — пусть последнюю и самоубийственную, но атаку. Он рыскал загнанным волком по полю боя, ища, с кем сразиться. Не отстававшие от него воины рода Афайи бросались то в одну, то в другую схватку, не щадя ни себя, ни врага. Всадники, охранявшие колесницы, спешили броситься врассыпную при одном приближении саарсана со свитой, но, развернувшись напоследок, посылали в сторону облаченных в черное всадников стрелы с гранеными остриями.

Ширам понимал, что так долго не продержаться. То один, то другой всадник падал наземь, сраженный стрелами. Но хуже всего были колесницы. Длинные железные косы сносили коней, как ячменный колос. Животные с подрубленными ногами кувыркались с предсмертным ржанием, давя не успевших соскочить всадников. Но те, кто успел скатиться наземь, едва поднявшись, получали стрелу или дротик. Каждая колесница, что останавливалась под стрелами накхов, наполняла сердце Ширама ликованием, но лишь на миг. Что толку, если он не мог прорваться и вывести за собой войско? А войска не осталось, сотни накхов были рассеяны по полю. Каждый вел свой бой и умирал в одиночку.

Ширам и сам искал гибели, не желая пережить позора этого дня. Нечто, грохоча и лязгая, надвигалось на него — он повернул голову и увидел колесницу. Ширам перехватил поудобнее лунную косу и погнал коня прямо на нее, разя всех, кто заступал ему путь. Лунная коса вдоволь напилась крови, пока не застряла в шее одного из запряженных в колесницу коней. Ширам успел бросить ее, обнажить меч и вонзить его прямо в горло обезумевшего от ужаса колесничего, внезапно оказавшегося совсем рядом. Падая, тот дернул поводья, колесница резко накренилась и, вонзившись острием косы в землю, выкинула лучника прямо под длинные ножи соседней колесницы.

Стрелы часто защелкали по чешуе доспеха Ширама. Удар каждой отдавался болезненным тычком в ребра, но пробить небесное железо им было не под силу. Саарсан рывком развернул коня, успев рассечь затылок лучнику со второй колесницы, и хищно огляделся по сторонам. Вот сейчас бы хоть сотню воинов, спаянных в единый кулак! Здесь можно прорваться!

— Ко мне! — закричал он. — Все ко мне!

Но среди воплей, стонов, конского ржания и рева труб его зов был не слышен. А то, что он увидел затем, мигом лишило его едва пробудившейся надежды — со стороны брошенного обоза двигалась новая стена колесниц и новые всадники. Ширам разглядел среди них вытканный золотом плащ Кирана. Ему показалось, что он сейчас видит его довольное лицо. Враг радовался удачному завершению своего замысла.

В голове саарсана мелькнула манящая мысль броситься прямо на подлого врага, сразиться с ним и пусть даже сложить голову, но в честной схватке, о которой выжившие смогут рассказать на родине. Он развернул коня, но вдруг сообразил, что из затеи красиво умереть ничего не выйдет — Киран не примет вызов. Хуже того, он попросту не даст ему погибнуть. Израненного, полуживого, он постарается взять его в плен, чтобы потом с позором, обрезав косу, публично казнить. Ибо тот, кто разгромил накхов и пленил их вождя, может в дальнейшем не опасаться мятежей.

Остатки недавно еще грозного войска теснили к густо заросшему камышом и осокой берегу реки. Сражение было проиграно окончательно и бесповоротно. Это необходимо было признать и либо сложить голову, либо спасаться, чтобы найти в себе новые силы и отомстить за позорный разгром. Ширам недооценил противника — и теперь расплачивался за собственное высокомерие.

— В реку! Все, кто жив, — в реку! — закричал он и погнал коня в густые заросли.

Тот с хлюпаньем погрузился в мутную жижу и, с трудом продвигаясь среди густых плотных стеблей, протестующе заржал. То, что еще мгновение назад казалось спасением, грозило обернуться новой западней, но другого выхода не было. Те из накхов, кому удалось дожить до этого мига, устремились за своим предводителем. А на берегу, точно состязаясь в охоте на уток, собрались конные арьи и с хохотом и насмешливыми выкриками принялись осыпать прибрежный плес стрелами.

— Рубите рогоз, делайте вязанки — они хоть как-то защитят от стрел…

Ширам огляделся, пытаясь сосчитать уцелевших воинов, и вдруг с болью осознал, что не видит среди них Хасты. Он не видел его и на поле боя. Да и что мог делать там безоружный жрец? Неужели где-то подвернулся под удар и сложил голову?

Стрела, может быть уже сотая за короткую схватку, дзынькнула о чешую его доспеха. Драгоценное сокровище саконских оружейников оправдало все потраченное на него золото, но только был ли в том смысл…

«Неужели проклятие бьярского оборотня настигло меня?» — страдая, думал Ширам, оглядывая яростные, окровавленные лица соратников, сквозь стиснутые зубы цедящих ругательства, поспешно сооружающих защитную изгородь из вязанок камыша. Конечно, не всякое сражение можно выиграть — это известно каждому воину. Но проиграть его вот так… Похоже, еще никто из накхов до сих пор не смог осознать весь ужас произошедшего.

«Я повел отряд царевича на Великую Охоту… Никто не обвинит меня, что я струсил или на миг забыл о своем долге! Но в столицу вернулись лишь мы трое — и то почти чудом. Я был телохранителем Аюра и отдавался этому весь до последнего вздоха. Но будто в насмешку, его похитили прямо у меня из-под носа. Я был верен государю — а теперь меня обвиняют в мятеже и убийстве повелителя. Я всю жизнь провел, сражаясь, — и сегодня попал в западню, устроенную придворным лицемером. Могу ли я теперь быть саарсаном? Дед был прав — из меня никудышный вождь…»

— Эй, Ширам… — услышал он рядом голос Хасты. Тот дергал его за рукав. — Если ваши кони уже достаточно напились, то, думаю, отсюда пора убираться. Там ниже — перекат. Идти будет непросто, течение быстрое. Но если связать веревки, то брод вполне проходимый — человеку по грудь.

— С чего ты взял, что там может быть брод? — недоверчиво спросил Ширам, не смея поверить добрым вестям.

— Здесь уже почти болото, течение едва заметное. Но выше и ниже по реке оно довольно быстрое. Значит, не так давно река проложила себе новое русло. Ниже — излучина, вода не смогла пробить себе дорогу по прямой. Так всегда бывает, если на ее пути много камней. Погляди на тот берег — понизу там сплошной камень. Я знал, что искать. И слава Исвархе, открывающему путь, нашел…

— Осталась самая малость, — процедил Ширам, с невольной радостью оглядывая соратников, которые почти вслепую посылали стрелы во врагов. — Не стрелять! Ломайте головки рогоза, крепите к стрелам, поджигайте! Трава сухая, ветер вдоль реки — сейчас мы им устроим тризну! — Он повернулся к рыжему жрецу. — Хаста, пока я буду жив, я не забуду того, что ты сделал для всех нас. Ты будешь мне братом, и каждый из них теперь твоя родня. Так говорю и повелеваю я, Ширам, сын Гауранга. А в столицу мы еще вернемся, я тебе обещаю!

Глава 4. Девушка из леса

Киран появился на женской половине своего особняка так быстро, что надзиравшая за порядком служанка едва успела сообщить госпоже о возвращении из похода ее дорогого супруга. Он лишь сбросил плащ на руки рабу и прошел к царевне Джаяли как был — небритый, с въевшимся запахом конского пота и пожарища и, что уж совсем неприлично, без малейшего следа белил на лице.

Дочери покойного государя сидели в комнате с завешенными окнами, в полумраке, и тихо разговаривали, вспоминая и оплакивая отца. Никаких сластей не было им подано, только травяной напиток, такой же горький, как слезы отчаяния. Обе царевны в знак скорби сняли все свои украшения и надели белые одежды — цвета зимы и смерти. Ни единой золотой вышивки не украшало их, ибо Солнце Аратты закатилось и все его отблески погасли.

Джаяли сперва изумленно отпрянула, не узнав мужа. Но вовремя спохватилась и привстала, приветствуя его.

— Дражайший мой супруг, что все это значит?

— Похоже, удача все-таки отвернулась от меня, — буркнул Киран, падая в низкое кресло.

— Но посланный вами гонец сообщил, что вы разгромили душегубов-накхов? — с недоумением глядя на мужа, произнесла старшая царевна. — Столица готовится праздновать вашу победу…

— Я поторопился. Глупая самонадеянность!

— О Исварха! Неужели они победили? — вскочила Аюна.

— Нет, — скривился Киран. — Мы наголову разбили их. Они попались в мою западню. Мы уничтожили их обоз и бо́льшую часть войска. Удалось захватить живьем даже нескольких воинов, хотя почти все они по пути сюда умерли от ран… И когда я загнал их недобитков в заросший камышом плес, мне показалось, что дело решено — им некуда деваться. Но твой любезный жених, — язвительно обратился он к Аюне, — сумел ускользнуть от меня. Уж не знаю, какие дивы помогли им переправиться через реку — течение там сносит коня, не то что человека. Но они это сделали. — Наместник скрипнул зубами. — А напоследок подожгли степь. У нас большие потери, сгорело много колесниц. Словом, огонь сделал то, что не смогли накхи… Но и они постарались! Я поставил на противоположном берегу отряд, чтобы добивать тех, кто ухитрится переплыть реку. Но эти ублюдки, увидев, что мы побеждаем, устроились обедать. Когда из реки появились накхи, они не успели даже схватиться за оружие. Их там вырезали всех до одного. И поделом!

— Но Ширам жив или мертв? — хмурясь, спросила Аюна.

— Он метался по полю боя, ища смерти, но среди мертвых его не нашли. Судя по тому, как слаженно ушли змеиные дети, он все еще жив. И сейчас, вероятно, уже на пути в Накхаран. Значит, вскорости нас ждут беды.

— Но разве ты не показал им нашу силу? — спросила его жена. — Разве они не сбежали, как побитые псы?

— Джаяли, прошу тебя, помолчи, — досадливо оборвал ее Киран, будто только сейчас замечая, что говорит с женщинами. — Накхи — мстительные твари. Да, мы напомнили этим выползням, что такое сила арьев. Но теперь, усвоив этот урок на собственной шкуре, они примутся воевать по-своему — бить исподтишка, жалить из-под каждого пня… Эх… Я мог закончить все одним ударом!

— Если бы я могла что-то сделать! — Аюна сжала кулаки. — Это ведь все из-за меня… — На глазах младшей царевны заблестели слезы бессильного гнева. — Я одна во всем виновата!

Раздражение Кирана куда-то вдруг улетучилось. Он молча уставился на Аюну, будто изучая ее.

«А ведь это может быть как раз то, что надо, — подумалось ему. — Как волчья стая идет на стон раненого оленя, так и Ширам может прийти на зов этой девчонки. Должно быть, он питает к ней сильные чувства — иначе с чего бы вдруг впал в такую ярость, поднял мятеж, пролил кровь арьев…»

— Свет очей моих, — обернулся он к супруге, — оставь нас ненадолго. Мне нужно поговорить с Аюной о государственных делах.

— Но я тоже…

— Я велел тебе оставить нас. — В ласковом голосе Кирана звякнул металл.

— Я покоряюсь, — скрывая гнев, склонила голову Джаяли.

Она поднялась и вышла, всем своим видом являя величественное смирение. Киран встал и подошел к свояцениице.

— Да, Аюна, — заговорил он жестко. — Ты виновата. Твоя неподобающая благосклонность к мохначу стала камешком, сорвавшим лавину. Когда бы не ты, Ширам бы по-прежнему верно служил твоему отцу, а наш добрый государь был бы жив и здоров. И множество воинов, погибших в степи, сгоревших заживо и задохнувшихся в дыму, сейчас были бы живы! А теперь в стране назревает смута, равной которой не было с первого дня Аратты… Ты — сестра моей жены, а стало быть, моя близкая родственница. А еще ты — дочь покойного государя, и, быть может, никто, кроме меня, не осмелится сказать тебе правду. Но мы сейчас не в том положении, чтобы я услаждал твой слух. Именно твои нелепые шашни привели державу на край гибели! — Киран прервался, глядя на жестоко страдающую девушку. — Но возможно, лишь ты теперь можешь спасти нас.

— Я? — Аюна поперхнулась собственными невысказанными словами. Но, взяв себя в руки, пылко воскликнула: — Я готова сделать все, что угодно, только бы искупить свою вину!

— Это слова истиннной дочери Солнца!

Киран церемонно склонил голову.

— Но что я должна сделать?

— Ты отправишься в Двару, нашу крепость на южном тракте. Это совсем недалеко от земель накхов. Я дам тебе стражу и свиту. Возможно, освобожу пару накхов — ты сможешь привезти их в знак доброй воли…

— Ты хочешь, чтобы я возглавила посольство к накхам? — с жаром спросила Аюна. — Я готова!

— Из Двары, — продолжал Киран, — ты пошлешь гонцов к Шираму. Скажешь ему, что мы желаем мира. И если саарсан согласится присягнуть нашему повелителю Аюру…

— Вы нашли его? — радостно перебила его царевна.

— Я полагаю, что царевич в плену у Ширама.

— Полагаю, нет, — возразила Аюна, весьма удивив зятя. — Я терпеть не могу Ширама, но вряд ли он похитил брата. Они очень сдружились за время Великой Охоты. Едва прибыв в столицу, Аюр помчался к нашему отцу, да пребудет он вечно в солнечном сиянии. — Девушка всхлипнула. — Когда Аюр прискакал под стены накхской башни, я была там же, подле Ширама. Саарсан просто не успел бы…

— Девочка, ты не представляешь себе их коварства… — начал было Киран, но осекся. — Впрочем, может быть, ты и права. Но тогда я могу предположить только одно — его украли недобитые мятежники. Если так, они захотят торговаться. Либо с нами, либо с Ширамом. Аюр сам по себе им не нужен… Тем более нам как можно скорее нужны надежные глаза и уши возле Ширама…

— А если саарсан не пожелает со мной встречаться и говорить?

— Тогда это будет объявлением войны.

— Но… Ширам кровожаден, как дикий зверь, но он не глуп. Отец не раз говорил мне об этом! Он же понимает — после того, что случилось в столице, он не поверит, что мы все забудем. Что все опять будет по-прежнему.

— По-прежнему и не будет. Накхи будут сидеть у себя в Накхаране. Мы не будем ходить туда, они не будут появляться здесь. А в случае нападения на Аратту они выставят оговоренное войско. Таково наше предложение. И ты должна будешь склонить мужа к принятию условий договора.

Лицо Аюны приобрело такой вид, будто она съела жабу, причем целиком и не разделывая.

— Да, царевна, — мужа. К сожалению, ни на каких иных условиях саарсан даже разговаривать с нами не станет. — Киран склонился над ней, постаравшись вложить в свои слова как можно больше сочувствия: — Я знаю, что ты любишь другого. Но и для него, и для тебя, и для всех нас будет лучше, если ты навсегда забудешь об этом. Лучше помни, что уже произошло по твоей вине и что еще может произойти. Твоя жизнь и судьба напрямую связаны с жизнью и судьбой Аратты. Брак с саарсаном накхов — это жертва, которую ты обязана принести без страха и сомнений, как истинная дочь Солнца.

— Я все сделаю, — тихо сказала Аюна, еле сдерживаясь, чтобы не зарыдать в голос.

* * *

Джаяли шагала по галерее, пылая гневом. С первого дня ее замужества еще не бывало случая, чтобы супруг вел с ней себя так грубо. Можно подумать, будто она вовсе не дочь государя, а невесть кто! Впрочем, царевна вздрогнула, не желая верить кольнувшему ее сомнению, теперь она и впрямь лишь дочь покойного государя…

Конечно, престол должен наследовать Аюр, но где-то он сейчас? А если он уже мертв? Если вдруг не найдется? Кто займет трон? Мудрейший Тулум вряд ли согласится. Он всецело погружен в служение Исвархе и свои малопонятные исследования, да и детей у него нет…

Тогда выходит…

Джаяли невольно остановилась, глядя с галереи в золотисто-багровый осенний сад, пораженная открытием, дотоле лежавшим на поверхности.

Конечно же! Она — царская дочь, Киран — наследник младшей линии рода, идущего от первого государя Артаха Достославного. В нем тоже течет священная кровь древних арьев. Значит, он и сам может претендовать на престол! Наверняка ее супруг об этом знает. И очень может быть, что уже видит себя повелителем Аратты.

Тонкие пальцы Джаяли стиснули мраморные перила. Она не могла решить для себя, плохо это или хорошо. Конечно, новое положение государыни польстило бы ей — но как же Аюр? Она вспомнила, как нянчилась с большеглазым малышом, едва научившимся ходить, как таскала его на руках и наряжала, будто куклу. Разве можно так просто отодвинуть его от трона? Нет, никак нельзя! Его право свято от начала времен!

Но ведь он исчез…

И в такое тяжелое время во главе страны должен встать никак не мальчик, но взрослый человек, имеющий опыт управления страной и войском.

«Все это надо немедленно обсудить с Кираном!» — взволнованно подумала старшая царевна.

И, забыв, что совсем недавно собиралась уединиться в своих покоях и наказать обидчика гордым молчанием, Джаяли развернулась и устремилась обратно в зал, где оставила беседовать мужа и Аюну.

Приблизившись к двери, она властным жестом отослала стоящих у дверей стражников, подошла поближе и прислушалась. Закончен ли разговор? Или еще беседуют? Джаяли протянула руку к двери, но застыла на месте. Из комнаты доносился голос ее мужа, которому отвечал женский, негромкий и мелодичный, словно пение струн. И этот голос принадлежал не Аюне.

* * *

Киран глядел на свою собеседницу, невольно любуясь ею. За годы их знакомства она ничуть не утратила цветущей красоты и необычайной, манящей привлекательности. Пожалуй, лишь похорошела. Все так же ясны ее большие зеленые глаза, и волосы в длинной русой косе тяжелы и шелковисты.

Ему припомнилась их первая встреча. Тогда он лишь совсем недавно получил должность наместника в землях болотных вендов. Не ахти какое положение — дикие края, леса да трясины. Но всегда нужно с чего-то начинать! И вот однажды она пришла в жалкий острожек, который вокруг почтительно именовали дворцом наместника, — пришла средь бела дня как ни в чем не бывало. И, поклонившись, сообщила, что желает наняться на службу.

— Кем? — вскидывая брови, тогда спросил он.

— Я буду убивать для тебя людей.

В ее голосе совсем юной девушки, почти подростка, звучала спокойная уверенность. Но при взгляде на незваную гостью Кирана невольно разобрал смех. Судя по наряду, девчонка была дочерью какого-нибудь мелкого племенного вождя. Лишь здешняя болотная знать могла себе позволить крашеные ткани и литые бронзовые кольца на висках. Лента в ее русой косе явно была привезена из Аратты.

— Ты? Убивать? — хохоча, повторил молодой наместник, хлопая себя по бедрам. — Скорее петушок с крыши клюнет меня в затылок, чем ты кого-то убьешь. — Он остановился и бросил на девушку оценивающий взгляд. — Но если ты хочешь мне послужить, сегодня ночью я жду тебя в своей опочивальне.

Она молча повернулась и ушла, сопровождаемая его смехом.

До самого вечера Киран хмыкал и кривил губы в усмешке, вспоминая этот случай. А когда собрался отправляться ко сну, заметил у двери опочивальни сидящих возле стенки часовых. Было похоже, что они бессовестно дрыхнут, положив голову на колени. Но когда он попытался растолкать мерзавцев, то выяснилось, что они давно уже мертвы.

Тут в острожке поднялся шум и гам, каких прежде никогда не бывало. Смерть безмолвно стояла рядом, и казалось, Киран слышит ее дыхание, но не видит, не может ухватить след.

Не то чтобы поиски ничего не дали. В крепости было обнаружено еще два мертвеца. Еще два стражника, судя по их лицам, даже не успели сообразить, что происходит. Но их убийцы и след простыл.

Под самое утро измученный и взбешенный неудачей Киран вернулся в опочивальню, которую до него уже трижды проверяли. Бормоча проклятия, он сбросил на пол одежду, и вдруг что-то твердое ударило его по затылку. Совсем легко, едва коснулось — но все же он в ужасе развернулся, примеряясь, успеет ли выхватить лежащий в изголовье кинжал.

Она стояла рядом и держала в руке снятого с крыши петушка.

— Как видишь, он тебя клюнул, — нежным голосом проговорила девушка.

Страшная догадка заставила подогнуться его колени.

— Так это ты убила моих людей?

— Я. Ты же велел мне послужить тебе в постели. Я пришла, а они не хотели меня пускать.

Он смотрел на нее, понимая, что с той же легкостью, с какой она прикончила четверых стражников, она могла бы убить и его самого. Но она не сделала этого — стояла и глядела, и ее тело притягивало, заставляя учащенно биться сердце и кровь быстрее струиться по жилам. Киран протянул к ней руки, она подалась вперед и без стеснения прижалась к нему, обжигая горячим дыханием…

Это был безумный день, превратившийся в столь же безумную ночь. Обладая ею, он будто побеждал собственную гибель, и безжалостная смерть билась в его объятиях, страстная и послушная, предупреждая любое его желание. С тех пор прошло уже десять лет. И каждый раз Киран глядел на нее, как в тот рассветный час, когда кровавая заря освещала место убийства.

— Дозволь задать один вопрос, чтобы я вернее поняла твои пожелания, — нежным голосом попросила Янди, глядя в упор на Кирана. — Зачем тебе смерть Ширама? Ты полагаешь, что другой накх на его месте будет сговорчивее?

— Сговорчивый накх! — Наместник горько усмехнулся. — О чем ты? Накхаран мы уже потеряли. Скоро нам предстоит искать пути, как обезопасить себя от него. Но тут вопрос в другом. Ширам объявил царевича Аюра своим другом и сказал, что будет искать его, пока не найдет. И скорее всего, он его найдет — даже если ему понадобится замостить дорогу к нему черепами арьев…

— А другому саарсану не будет до царевича никакого дела, — продолжила Янди.

— Вот именно.

— К тому же если постараться, то накхи изрядно пустят кровь друг другу, прежде чем изберут себе нового вождя.

Киран одобрительно кивнул:

— Угу. Действуй. Только смотри, чтобы не было такого провала, как в лесной веже.

— Это была не моя задумка! — ощетинилась Янди. — Я говорила — чем больше случайностей, тем меньше успеха. Надо было просто убить его там. Если бы Ширам знал, что мальчишка уже в земле, он бы не стал попусту клясться…

Киран помрачнел, будто девушка ненароком коснулась его больного места, и жестко бросил:

— Мне не нужны твои советы. Я сам решу, сколько ему жить и когда ему умереть!

— Не обманывай себя, — промурлыкала та. — Судьбы людей не в нашей власти. Мы срезаем лишь те ветви, до которых можем дотянуться. Но ты все усложняешь. Ты запутываешься в своих же сетях.

Киран взглянул на нее холодно:

— Ты слишком много себе позволяешь, Янди! Помни, кто ты и кто я!

— Я помню, мой господин, — сладко улыбнулась девушка. — У меня хорошая память. Надеюсь, и у тебя тоже.

— Не смей со мной так разговаривать! — резко оборвал ее собеседник. — Бери своих бородачей-саконов и отправляйся.

— Непременно. Хотя, увы, после недавней встречи на дороге остался лишь один сакон.

— Как, их же было трое?

— Когда-то и я была девочкой… Все меняется в этом мире.

— Ну что ж, один так один. Не медли.

Янди задумчиво кивнула:

— Итак, я отправляюсь в Двару с царевной Аюной. Там передаю ей тайное письмо от тебя и обучаю смертоносной игре. И если у нее не получится, делаю все сама. Но так, чтобы это можно было свалить на Аюну. В крайнем случае мой человек расправится с ней, чтобы она не распустила язык. Так?

— Все верно, — ухмыльнулся Киран. — Ширам никогда не заподозрит ее в чем-то подобном.

— Но если у нее не выйдет, саарсан убьет ее…

— Значит, убьет. Это тоже нам на руку. В любом случае Аюна никогда не вернется домой. Желаешь узнать что-то еще?

Янди склонила голову, обдумывая это непростое, тонкое поручение. И вдруг тихо, не меняя позы, произнесла:

— Нас подслушивают.

— Там стража, — возразил Киран. — Да и кто бы посмел?

— Женщина. Она пользуется ароматическими притираниями. Я чувствую запах жасмина…

Киран нахмурился, подошел к двери, распахнул ее и выглянул наружу.

— Там никого нет.

— Там кто-то был, — возразила Янди.

Киран ее уже не слушал. Снова помрачнев, он думал о том, что ему сегодня предстояло сделать.

* * *

Киран глядел не отрываясь на вызолоченный купол храма, блистающий в лучах заходящего солнца. В открытое оконце его комнаты врывался прохладный вечерний ветер, подхватывающий тяжелый, расшитый золотом плащ наместника Аратты. Поблизости молча стоял командир его личных телохранителей и ждал приказа господина.

«Все идет как следует, — размышлял Киран. — Накхи опорочены, изгнаны и разбиты. Пусть Ширам сбежал — это его не спасет. Уже завтра Аюна, утерев слезы, нарядится в лучшее платье и отправится прочь из столицы на заклание — и, что само приятное, по своей собственной воле…»

Что еще? Святейший Тулум, первый в ряду наследников престола? Но младший брат государя менее всего занимал мысли заговорщика. Ученый старец вполне оправдал его ожидания — оказался достаточно умен, чтобы сразу и решительно отстраниться от власти. Киран даже собирался оставить его на должности верховного жреца, разумеется — под надзором.

В целом все шло наилучшим образом.

Вот только царевич…

Остался только царевич.

— Пошли троих надежных воинов в особняк Артанака, — заговорил Киран, отводя взгляд от пламенеющего купола. — Там сейчас только стража, преданные мне люди. В подземелье особняка находится мальчишка. Лучше, если твои люди не будут знать, кто это.

— Я возьму вурсов, — понимающе кивнул глава телохранителей. — Эти парни недавно в столице и никогда прежде не видели царевича.

— Вот и славно. Пусть убьют его. — Киран на миг задумался. — И стражу тоже.

— Стражу? — озадаченно повторил воин.

— Они знают больше, чем нужно для жизни. За то, что они его упустили и царевич едва не забрался на краду своего отца, они уже должны быть казнены. Убейте там всех.

Воин молча поклонился.

— А потом обожгите тело мальчишки, но так, чтобы можно было опознать. Ночью, когда стемнеет, пусть лесовики оттащат тело в крепость накхов и бросят там в укромном месте — чтобы завтра его нашли при разборе завалов.

— Все будет исполнено, мой господин, — вновь поклонился глава телохранителей.

— И вот еще… В особняке твои люди найдут старого жреца. Пусть со всем почтением сопроводят его ко мне.

Глава 5. Пусть он умрет

Аюр открыл глаза. Его окружала промозглая, холодная темнота.

«Что случилось? Где я?»

Он протянул руки, и его пальцы наткнулись на влажную каменную стену.

— Где я?!

— Там же, где и раньше, — раздался поблизости ехидный скрипучий голос.

— Невид?

Аюр сел на своей жесткой лежанке.

— Я что, опять здесь? Или…

«А может, я и не выходил отсюда? — вдруг подумалось ему. — Может, все, что было потом, мне просто приснилось? И непонятно почему открытая дверь, и стенающие толпы в городе, пропахшем гарью, и погребальный костер… Отец!»

Он вскинул руку к голове и нащупал на затылке болезненную шишку. Ужас охватил его, на глазах выступили слезы. «Святое Солнце, пожалуйста, пусть мне все это приснилось! Смерть отца, перекошенное лицо Кирана, когда он меня увидал и сделал вид, что не знает…»

Юноша утер слезы резким движением руки.

— Эй, старик! Я давно тут?

— Да уж изрядно. Голова у тебя крепкая. Хочешь водички?

— Ты как будто и не удивлен…

— Не удивлен, — спокойно подтвердил товарищ по заключению.

— Когда я уходил, ты сказал что-то вроде — к чему бегать понапрасну…

— Так ясно было, что тебя скоро притащат обратно. Была, правда, и другая вероятность…

— Что меня убьют? — мрачным голосом спросил Аюр. — Устроят гибель наследника на глазах у всех? И выпустили нарочно для этого, да?

— Хе-хе… Одно ты угадал правильно, а другое — преждевременно…

Аюр вскочил с лежанки, быстро подошел к старику, нашарил в темноте костлявое плечо и сжал пальцы.

— Слушай, хватит говорить загадками! Быстро выкладывай, что тут происходит, не то… Ай!

Царевич вскрикнул и отдернул руку — его обожгло так, будто он схватился за раскаленный металл. Он подул на пальцы и поглядел в темноту, как будто ожидая увидеть, что плечо старца рдеет, как неостывшее бронзовое литье. Но ничего там не светилось.

— Кто ты такой? — прошептал он, пятясь.

— Я — искатель истины из Северного храма, — скромно ответил старец. — Тебя интересует истина?

— Да что ты несешь?!

— Или ты готов бездумно поклоняться Исвархе, как принято тут в столице? Лить масло на алтарях и приносить жертвы, бессмысленные и никому не нужные, в том числе и самому Исвархе?

— Как это жертвы не нужны? — Аюр был так потрясен, что даже забыл про свою скорбь. — Да на них стоит весь миропорядок! Исварха — наш отец, а тот, кто не кормит отца, и сам недостоин вкушать радости земной жизни!

— То-то вы его кормите, аж закормили, а ему хочется все больше, — ядовито ответил Невид. — Мы, северяне, это видим собственными глазами. Сколько уже земли отожрал Первородный Змей при полном попустительстве Исвархи! А иные считают, — добавил он, — что это сам Исварха хочет затопить Аратту. Разве не его лучи заставляют таять ледники, питающие море? Может, ему не хватает жертвенного дыма?

— Какое ужасное богохульство! — Аюр даже побледнел от услышанного. — Теперь я понимаю, почему тебя заточили в подземелье! Если не уймешься, Исварха тебя поразит…

— Да? Пока он поразил твоего отца — хотя лично я считаю, что это был кое-кто поближе, — а скоро поразит тебя. И знаешь, я бы и жалеть не стал! — В голосе старика вдруг прорвалась непонятная Аюру злоба. — Солнечная династия совершенно выродилась! Арьи забыли все! Боги не слушают вас. Им не нужны ваши жертвы. А вы перестали слышать их. В вашем существовании больше нет смысла…

Невозможные речи старого жреца привели Аюра в полнейшее смятение. Какие страшные вещи говорит Невид! Да его казнить мало!

— Я не желаю слушать, замолчи! Мой отец был живым богом на земле. А теперь я…

— И как тебе быть богом? Чувствуешь себя всемогущим?

— Я? Пока нет, но…

— О! — прервал его старик. — Прислушайся.

Сверху, из-за двери, слышались голоса и звук шагов. Потом разговор оборвался на полуслове, и что-то тяжело упало.

— Что это?

— Это твоя смерть.

* * *

Лесовики-вурсы в войсках Аратты ценились не слишком высоко, несмотря на рост, силу и стать. Как ни силились командиры, вурсы не могли держать строй и норовили пуститься наутек, едва сообразив, что противник превосходит их числом. Нет, трусами они не были — добежав до ближайшего леса, они растворялись среди деревьев и тут же готовы были нападать из засады. Но на равнинах они чувствовали себя потерянными и просто не могли понять, как можно воевать там, где негде укрыться. Вместе с тем лесовики отличались мощью, выносливостью и полным пренебрежением к чьим бы то ни было жизням. Вурсы жили в лесистых горах восточной Бьярмы уединенно, спускаясь в долины только пограбить и украсть себе женщин. Соседние племена боялись их, утверждали, что у них по семь пальцев на руках, и старались не иметь с ними дела.

Трое плечистых узкоглазых бородачей постучались в ворота недавно опустевшего особняка Хранителя Покоя. Назвав условное слово, они вошли в калитку, после чего старший из них кивнул в ответ на приветствие и воткнул кинжал в печень изумленного привратника. Его спутники поспешили разделаться с опешившей стражей. Схватив последнего, они спокойно, будто ничего особенного не произошло, спросили, где вход в подземелье. И, получив ответ, без каких-либо воинственных криков свернули ему шею, словно утенку.

Услышав на лестнице тяжелые шаги и лязг оружия, Аюр насторожился. Это еще кто? Стражник, приносивший еду, обычно спускался один. Можно было, конечно, предположить, что грядет долгожданное освобождение, но царевич уже понял, что лучше лишний раз насторожиться, чем лишний раз обмануться. Так что он соскочил с лежанки, отошел к дальней от двери стене и притаился там.

Тяжелый засов лязгнул, дверь отворилась.

— Ну и темень, — донеслось с порога. — Хоть бы плошку зажгли, что ли!

— Где он тут? — спросил другой голос.

Привыкшими к темноте глазами Аюр насчитал троих незнакомцев с длинными кинжалами в руках.

— Там, кажись, у стены что-то шевелится! — воскликнул третий «гость».

— Давай кончай его, и пойдем. Не нравится мне эта лисья нора. Тесно, свод нависает…

— Сейчас пойдем, — обнадежил старший и направился в сторону лежанки Аюра. — Прибьем лисенка, и ходу…

«Они что, в самом деле хотят меня заколоть?» — в ужасе подумал царевич, вжимаясь в стену и закусив губу, чтоб не заорать. Трое убийц казались дурным сном, который внезапно стал явью. Ему, наследнику престола Аратты, сыну живого бога, — и так нелепо умереть? Он шарил впотьмах рукой по стенке, стараясь нащупать хоть что-нибудь пригодное для боя. Но что можно найти в темнице?

Ему вспомнился бой на Лосиных Рогах — там он держался как должно. Но как ни крути, схватка вот так, когда враг ищет тебя во тьме, как хищный зверь, совсем не то же самое, что перебрасываться стрелами из укрытия. Даже тогда, на Холодной Спине, когда ингри преследовали их и едва не схватили, он не испытывал такого страха. Ну, честно говоря, тогда он просто не успел ничего почувствовать — так быстро все закончилось. А сейчас царевичу было жутко. Ему вспомнился Ширам — сам чуть живой, но без колебаний вставший на его защиту. Как же сейчас его не хватало!

Рука царевича наткнулась на глиняную плошку, в которой стражник приносил еду. А что, если кинуть миску в голову ближайшего бородача, который медленно шел на него во тьме, и стремглав броситься к лестнице? Нет, не получится! Двое торчат неподалеку от выхода и не дадут ему проскочить.

Лесовик двигался на ощупь, выставив вперед пустую руку и держа кинжал у бедра. «Сейчас, еще несколько шагов, и он меня отыщет, — думал Аюр. Пятиться ему было уже некуда. — Единственное, что сейчас за меня, — это темнота. Я их хорошо вижу, а они меня нет…» Что бы в такой ситуации сделал Ширам? Он уж точно не растерялся бы, с оружием или без. А что, если…

Аюр с силой метнул глиняную посудину в дальнюю стену. Бородач развернулся на звук. В тот же миг царевич вскочил ему на спину и воткнул большой палец в глазницу. Вурс заорал, выронил кинжал и упал на колени, закрывая лицо ладонями. Но его вой тут же прервался — мигом подобрав оброненное оружие, Аюр вогнал клинок в основание черепа. Спутники лесовика бросились на помощь. Окрыленный первой удачей, сын Ардвана лихо вскочил на ноги и развернулся, вскидывая оружие. Тело само вспоминало, чему его учили, и кровь бурлила в жилах.

Но схватиться с двумя врагами не на жизнь, а на смерть ему не довелось. За спиной лесовиков неведомо откуда возник тощий низкорослый старец, еще недавно стращавший Аюра гибелью Аратты. Он вскинул обе руки и коротко хлопнул лесовиков между лопаток — кажется, совсем легко, будто окликнул. Он и впрямь что-то сказал, но Аюр не успел понять что. В тот же миг чужаки повернулись и яростно набросились друг на друга. Спустя несколько мгновений все было кончено. Оба лесовика лежали на полу в луже крови.

У Аюра бешено колотилось сердце. Он все еще был готов сражаться до потери дыхания, наносить и отражать удары, вновь и вновь чувствовать, как входит острый металл в податливое человеческое тело…

— Уходим, — тихо, но повелительно проговорил старец.

— А если там…

— Дорога открыта.

Снаружи, у ведущей в подвал двери, валялись еще три окровавленных тела. Старик обошел их с полным безразличием, даже не убедившись, что они мертвы.

— Смотри, это же те, кто сторожил меня в подземелье! — изумленно произнес Аюр, узнав их.

— Да. Никто не должен был узнать, как умер царевич Аюр.

— Но почему меня пытались убить? Почему, Невид, за что?! Как они посмели покуситься на священную особу… — Юноша перехватил пренебрежительный взгляд старца и резко оборвал свои причитания. — Прости, я хотел лишь узнать… как ты заставил тех, внизу, убить друг друга? Что ты им сказал?

— Тем? — Старец кивнул в сторону подвала. — Я лишь открыл им глаза. Показал, какие они чудовища. Они же сами поторопились закрыть их друг другу.

Аюр глядел на него, щурясь и моргая, — хоть снаружи и вечерело, но он отвык от света. Старичок выглядел именно так, как он его и представлял: маленького роста, лысый, худой, с редкой седой бороденкой, в обтрепанном буром рубище, со взглядом жгучим, как огонь или змеиный яд. Подобных жрецов Аюр в храме Исвархи не встречал. Знакомые ему жрецы были величавыми хранителями тайного знания, этот же напоминал то ли нищего бродягу-проповедника, то ли дива в человеческом обличье. «Может, они в Северном храме все такие?» — подумал он. И спросил, отводя взгляд от мертвых стражников:

— Как ты думаешь, кто послал убийц?

— Ну наконец-то сто́ящий вопрос, а не хлопанье крыльями, хе-хе. Пошли поговорим в доме. Хочется уже погреть старые кости в тепле, а то они совсем разнылись в этом сыром подвале.

Они зашли в дом, который показался Аюру довольно странным. Он явно принадлежал очень богатому человеку. Но не было видно ни слуг, ни охраны, откуда-то заметно тянуло гнильцой, и в целом особняк выглядел так, будто его бросили и ушли.

— Что это за дом? — спросил он с любопытством. — Кто тут живет?

— Я тут живу.

— Но…

Аюр огляделся.

— Что-то не так? — спросил старец, с удовольствием усаживаясь на расшитых подушках в увитой цветущими лозами комнате. Багровые гроздья цветов на длинных ветвях, за которыми никто не ухаживал, поникли и уже начинали осыпаться на мраморные полы.

— Если это твой дом, а мы сидели в его подвале… — Аюр смахнул увядшие цветы с толстого ковра и сел рядом. — Так, выходит, это ты держал меня в заточении?

— Нет, не я, — покачал головой старый жрец. — Я присоединился к тебе по двум причинам. Первое — я хотел спокойно побеседовать с тобой в тишине и уединении. Здесь, в столице, повсюду ужасный шум и суета! Разве что в тюрьме и можно узнать друг друга поближе…

Царевич пожал плечами и оглядел комнату. Резную арку, ведущую в соседнюю залу, охраняли два вздыбленных льва с солнцем в лапах, которых Аюр вдруг узнал. «Да это же городской дворец Артанака!» — сообразил он.

Теперь он и вовсе ничего не понимал. Артанак казнен как изменник. Почему же Невид развалился тут на подушках, словно хозяин?

— А во-вторых, — продолжал тот, — я тебя охранял. Я ожидал, что тебя рано или поздно придут убивать. Ты нужен был Кирану, пока был жив твой отец. Если бы он вернул тебя, то заслужил бы полное доверие государя, да и твое тоже. Киран умеет обставить свои дела. Наверняка он бы отбил тебя у тех, кого назначил бы похитителями. Но Ардван решил поверить накхам — и тем обрек себя на смерть, после которой твоя жизнь также не стоит ничего. Он бы сразу убил тебя у погребального костра, когда б это было ему выгодно. Ты ему помеха на пути к трону.

— Кирану? — недоверчиво протянул царевич.

— А кому еще? Кто ближайший наследник Ардвана после тебя? Тулум? Верховному жрецу никогда не нужна была царская власть — ему хватает власти над душами. Следующий наследник — Киран.

Аюр нахмурился. Он вспомнил, как увидел мужа сестры на погребальном обряде и как перекосилось его лицо. И после этого — удар по голове…

Но Киран никогда не подавал повода заподозрить его! Он всегда был так предан, так ласков и приветлив…

— Твои обвинения очень тяжелы, — подумав, произнес он. — Если все это так и у тебя есть доказательства, что Киран злоумышлял против меня, — его нужно судить…

— Кто этим займется?

— Я, кто же еще!

— А кто ты?

Аюр озадаченно посмотрел на старца:

— Как это — кто? Я — царевич…

— Изуродованное тело царевича Аюра найдут завтра… — Невид на миг задумался, — ну, скажем, в сожженной крепости накхов. Кто бы еще осмелился пойти на такое страшное преступление против сына живого бога, кроме змеепоклонников? Ведь всем уже известно, что они убили государя…

— Они его не убивали… — убежденно заговорил было Аюр, но старик перебил его самым непочтительным образом:

— Кто ты такой? Почему тебя должны слушать? Тебя никто не знает. Ты — мальчик, просто мальчик. А если придешь во дворец и начнешь дерзко называть себя Аюром, что будет дальше, ну-ка?

— Ты намекаешь, что меня не станут слушать?

— Ну почему же? Выслушают со всем вниманием. В пыточной слушать умеют.

— Что?!

— Скоро сам признаешься, что ты — самозванец. Будешь кричать это во весь голос! А в награду тебя убьют, может, даже без особых мучений. Наместник Киран лично проследит, чтобы всякие проходимцы не лезли во власть. Ведь он отныне отвечает за безопасность Аратты…

Аюр слушал Невида и стискивал кулаки, изо всех сил пытаясь задушить в себе гнев. Не время злиться, время мыслить хладнокровно!

Старик умолк, насмешливо на него поглядывая.

— И что, у меня совсем нет союзников? — выдохнув, спросил Аюр. — Все арьи в столице за Кирана? Все поверили ему, когда он объявил накхов убийцами государя?

— И похитителями царевича Аюра. Да, считай, все. Киран недаром столько лет кормил, поил и развлекал младших сыновей вельмож. Он свой, он ближайший родич и доверенное лицо покойного государя, а накхов никто не любит. И знать, и простолюдины охотно поверили в их преступления. После той резни, которую они, убегая, устроили в Нижнем городе, это было несложно…

— Только не я! — У царевича внезапно словно пелена спала с глаз, и стало ясно, что делать. — Киран вынудил их! А я верю Шираму — и отправлюсь к нему!

— На месте твердыни накхов — лишь обугленные стены, — напомнил старец. — Путь до Накхарана неблизкий. И уж поверь мне, Киран постарается сделать так, чтобы ты навсегда исчез в степях.

Аюр угрюмо нахмурился и промолчал.

— К тому же твой милый родич позаботился устроить накхам засаду. Даже если они выскользнули из нее — подумай сам, захотят ли теперь дети Змея повиноваться власти Аратты? С ними обошлись весьма несправедливо…

— Я все же рискну, — подумав, заявил Аюр. — Я проберусь к Шираму, где бы он ни был. Он — мой друг.

— Что ж, если Исварха будет к тебе благосклонен, ты проберешься. Если его благосклонность будет безмерна, то накхи поднимут за тебя оружие. И вы зальете Аратту кровью, чтобы вернуть Лазурный дворец. Но ты забыл, что навстречу потокам крови скоро придут потоки воды. Покуда ты будешь отвоевывать свое право на престол у мужа своей сестры, великая держава превратится в гряду островов, между которыми много дней нужно будет плыть на лодке. Подумай, стоит ли золотой венец такой цены?

— Но я сын царя! Это мой долг!

В голосе Аюра вдруг послышалось сомнение. Как будто его вера в собственное предназначение поколебалась.

— Твой долг — забота о людях.

— Мой долг — быть воплощением Исвархи на земле! — возмутился Аюр. — Это и есть забота о людях!

Невид вдруг рассмеялся:

— Ты даже сам не представляешь, насколько верные слова сейчас сказал. Именно так — правитель защищает своих, но солнце освещает и согревает каждого. Именно для этого и ты, и все твои предки приходили в этот мир. Но уже твой дед не помнил об этом.

— Не помнил о чем?

— А отец так и вовсе не помышлял. И вот из-за них тебе сегодня надлежит сделать выбор. Вспомнить то, о чем они забыли, и спасти народы от гибели — или ввязаться в войну, истребить народы, чтобы в награду получить кусок металла в доме с высокими потолками.

— Я не понимаю тебя. Ты предлагаешь мне некий выбор? Но в чем он состоит?

В глазах старика мелькнуло скрытое торжество.

— Ты скоро узнаешь.

Глава 6. Воля Исвархи

Тулум почувствовал, как откуда-то из глубин души вновь рвется наружу рыдание и слезы подступают к глазам. Давно позабытые и даже постыдные слезы. Не он ли учил, что смерть так же естественна, как жизнь, что солнце восходит и заходит и нет нужды беспокоиться о закате, ибо восход неизбежен! Но сегодня он вдруг почувствовал, что осиротел. Тонкая ниточка, соединявшая его воспоминания с миром, где все было хорошо, где они с Ардваном бегали детьми в цветущих дворцовых садах, играя в прятки, оборвалась — и будто не было того мира…

— Святейший! — раздался рядом раздраженный молодой голос. — Тебе снова нехорошо? Не желаешь ли опереться о мою руку? Этак мы не дойдем до твоих покоев и к полудню!

Тулум отодвинулся от стены, на которую оперся, и бросил болезненный взгляд на молодого жреца в одежде северянина.

— Подожди, — сказал он. — Я пойду сам.

Неужели прошли всего день и ночь с этого мига, когда его любимый старший брат с огнем и дымом вознесся к небу, чтобы воссоединиться с вечным сиянием Исвархи! Он вспомнил, как вчера среди ночи был срочно вызван во дворец. Как вбежал в царскую опочивальню, полную рыдающих и вопящих слуг, и увидел мертвое тело брата. Оно лежало на смертном ложе, совершенно ненужное, как обноски некогда пышного одеяния, выброшенные за порог. Тулум подошел к брату, склонился над ним и заплакал — впервые за много лет. Не в состоянии сдержать накатывавших слез, он украдкой вытирал их тыльной стороной ладони, чтобы никто не увидел. Пришедшие с ним жрецы молча стояли поодаль, ожидая распоряжений. Обряд воссоединения богоданного государя с Отцом-Солнцем должен был состояться не позднее чем на рассвете следующего дня, а значит, начинать следовало как можно раньше.

— Твоя боль и скорбь — моя боль и скорбь, — раздалось с порога опочивальни.

Зять властителя Аратты, ясноликий Киран, сбросил плащ на руки сопровождавшего его воина и подошел к смертному ложу.

— Я знаю, что мои слова не вернут тебе брата, а нам государя, святейший Тулум. Могу сказать лишь одно — коварные мерзавцы накхи, совершившие это преступление, понесут справедливое наказание. И мы не остановимся, покуда не расквитаемся с ними сполна…

Верховный жрец чуть помедлил, стараясь унять слезы и восстановить дыхание. Он хотел было повернуться к пришедшему, но в последний миг решил этого не делать.

— Почему ты решил, что это были именно накхи?

— Рядом с убиенным Ардваном, да сольется воедино сияние его мудрости с сиянием Исвархи, была найдена двойная петля с узлами — удавка накхов.

Киран говорил громче обычного — должно быть, желая, чтобы его слышали все присутствующие.

— Если рядом с моей пустой миской положить твою ложку, будет ли считаться, что ты уже отобедал? — возразил Тулум.

— Кому же еще, кроме накхов, нужна была смерть нашего обожаемого государя? — воскликнул Киран. — Прости, я возвысил голос… Но боль утраты разрывает мое сердце!

Тулум все же повернулся и поглядел на собеседника. Лицо государева зятя было, по придворному обыкновению, выбелено, глаза подведены и губы накрашены кармином, будто начальник столичного воинства только что напился крови. Но зоркий глаз верховного жреца отметил в этом некую небрежность, будто лицедей опаздывал на подмостки и, торопясь, решил, что издали сойдет и так.

— Быть может, ты и прав. Но что, если, кроме накхов, здесь, во дворце, притаился еще какой-то враг? — предположил Тулум. — И, зная, что нынче мы враждуем с накхами, он подбросил сюда удавку, чтобы отвести от себя подозрения? Что, если во дворце еще остались заговорщики, причастные к мятежу Артанака? — Он также возвысил голос, чтобы его слышали все присутствующие. — И они тщательно таятся, желая истребить всех, кто имеет хотя бы самые малые права на престол? В таком случае и я, и ты в опасности! Значит, нам следует принять меры, чтобы обезопасить себя и покарать врага, кем бы он ни был!

Тулум говорил медленно, внимательно наблюдая за раскрашенным арием. Лицо того и впрямь напоминало застывшую маску, но взгляд был напряжен, точно Киран опасался, не выхватит ли святейший Тулум что-нибудь острое и не поразит ли его прямо на месте.

Молчание длилось, пожалуй, чуть дольше, чем было необходимо. Но ответ царского зятя прозвучал спокойно и уверенно:

— Твои слова неизменно полны мудрости. Я не подумал о том. Что ж, если это и впрямь возможно, прошу тебя, возложи себе на плечи хлопоты, связанные с церемонией Воссоединения, ибо это главное и самое срочное из дел. Я же позабочусь об остальном. Увы, на сегодня лишь мы с тобой остались ближними к покойному государю. Однако, ежели ты умолишь Исварху позаботиться о его детях, я сделаю все, что в человеческих силах, дабы защитить престол от любых врагов…

Убедившись, что святейший не намеревается ему возражать, Киран воодушевленно продолжил:

— И вот еще — чтобы единство наше было незыблемо, я прошу, чтобы сей человек, — он хлопнул в ладоши, и в опочивальню из соседней залы вошел жрец в рыжеватом одеянии, какое обычно носили служители в храмах севера, — всегда был рядом с тобой. Он сможет в любой час отыскать меня и передать твои слова. Он примет на себя все хлопоты, оставив тебе лишь служение господу Исвархе и занятие высокими науками во славу нашей державы. И поверь, святейший Тулум, я не пожалею ни жизни для защиты трона, ни золота для величия твоего храма!

Киран закончил говорить и почтительно склонил голову — то ли для того, чтобы показать свое преклонение перед мудростью верховного жреца, толи для того, чтобы спрятать глаза. Тулуму показалось, что второе. Он прислушался — из-за стены доносились приглушенные голоса и тихое бряцание оружия. Должно быть, царский зять прибыл сюда не один.

«И вероятно, если я ему откажу, — подумал Тулум, — если напомню, что, в отсутствие сыновей у Ардвана, именно я должен взойти на престол, — очень может быть, что я умру от непереносимой скорби прямо сейчас, над телом старшего брата… А сопровождавшие меня жрецы — вполне может быть, что потом окажется, что со мной сюда приходили такие же северяне, как этот. Жрецы, которые не знают толком ни одной молитвы и только распускают слухи о своем необыкновенном Светоче Исвархи… Да уж — и брат, и я недооценили этого красавчика. К счастью, и он меня недооценивает, вероятно полагая, что он может просто откупиться, оставить мне занятия наукой и храм и забраться на престол, получив мое благословение… Что ж, пусть и дальше так считает. А сейчас надо выбираться из этой западни…»

— Благодарю тебя за заботу.

Тулум смахнул последние слезы и поднялся на ноги.

— Я незамедлительно займусь церемонией. Вы, — повернулся он к своим жрецам, — перенесите тело в храмовую усыпальницу и начинайте готовить царскую краду. И огласите по городу, что до первых лучей солнца, когда мы зажжем погребальный костер, всякий может прийти и проститься с государем. — Он поглядел на приставленного к нему соглядатая. — Ступай за мной, юноша. Мы возвращаемся в храм. И да будешь ты угоден Исвархе!

* * *

Молодой жрец в блекло-рыжем рубище исподтишка презрительно смотрел на Тулума и недовольно кривился, вынужденно смиряя шаг. Положим, обряд Воссоединения верховный жрец кое-как провел, но потом силы как будто совсем оставили его. Вот он — бредет в свои покои, ссутулившись, шаркая ногами, будто и не видя ничего впереди себя, временами даже опираясь о стену. Поистине Южный храм одряхлел и выродился, если им до сих пор правит такой немощный старец! Ну ничего, скоро это изменится…

— Братец Ардван, зачем ты нас покинул? — тяжело вздохнув, пробормотал святейший Тулум, в очередной раз останавливаясь передохнуть. — Как же все это не вовремя… — Он повернул голову к северянину. — Я не ропщу на мудрость Исвархи. Я лишь силюсь постичь его волю. А ты — желаешь ли ты постичь его волю?

Молодой жрец озадаченно поглядел на верховного жреца. Уж не начал ли тот выживать из ума?

— Да, я знаю, что ты хочешь, — не дождавшись ответа, со вздохом произнес Тулум, и добавил: — Нынче же будет тебе откровение. Так бывает, мальчик, поверь мне…

Они повернули в полутемный коридор.

— Сюда мало кто приходит, — продолжал согбенный горем брат государя. — Здесь я разбираю древние свитки, провожу опыты, здесь постигаю значение звезд, открывающих мне судьбы людей…

Молодой жрец едва скрывал насмешливое превосходство над этой живой развалиной. Но ему было велено оставаться рядом, смотреть и слушать, чтобы потом, когда наступит час, занять его место.

— Постой тут. Мне нужно кое-что взять.

Верховый жрец прошаркал вперед к двери, возле которой, угрожающе оскалив пасти, стояли литые бронзовые псы.

— Они знают меня. — Тулум положил левую руку на ухо безмолвного стража, как показалось его спутнику, погладив изваяние, как живую собаку. — И потому всегда пропускают без спроса. А ты подожди тут.

Он с кряхтением отворил тяжелую дверь и скрылся за ней.

Молодой жрец остался стоять, слушая удаляющиеся шаркающие шаги и глядя, как догорает масло в стоящей на выступе стены светильне.

— Да что же он там мешкает? — процедил он наконец, барабаня пальцами по стене. — Не заснул ли старик от усталости?

Он сделал несколько шагов к двери, желая проверить, чем там занят святейший.

Что-то глухо загудело глубоко под каменным полом. Псы угрожающе взревели и повернули головы в сторону незваного гостя. Жрецу показалось, что они даже открыли глаза. Он поморщился. Детские забавы! Они способны напугать только дикаря!

Еще шаг — и две струи липкого пламени ударили ему навстречу.

Молодой жрец с истошным воплем рухнул на пол и начал кататься по нему, пытаясь сбить пламя. Через несколько мгновений крик сменился хрипом, а потом и вовсе затих.

— Ну вот и все, — проговорил Тулум, задумчиво глядя на скрюченное обгорелое тело, которое довольно ясно отражалось на полированной серебряной пластине.

Сложная система зеркал позволяла ему увидеть, что происходит за дверью, не поднимаясь из-за стола. Он сел поудобнее, нажал спрятанный под столешницей рычаг. Плита, на которой лежал жрец, тяжело повернулась, сбрасывая вниз мертвеца, и бесшумно встала на место.

— Начальника стражи ко мне, — произнес верховный жрец в металлический раструб, и спустя некоторое время за дверью послышалось:

— Дзагай, к святейшему Тулуму!

Верховный жрец повернул рычаг, и огнедышащие псы опустили морды, сообщая входящему, что путь свободен.

* * *

Тулум легким шагом вышел навстречу начальнику храмовой стражи.

— Есть ли новости от Хасты? — едва ответив на приветствие, спросил он.

— Нет, — поклонился тот. — Но один из наших людей видел его, когда накхи покидали Нижний город. Он сидел на коне за спиной у одного из воинов из свиты саарсана.

— Из свиты саарсана, — задумчиво повторил Тулум. — Занятно… В Нижнем городе много погибших?

— Да. И, как сообщают, в ближних селениях тоже. Накхи запасались продовольствием для дальнего похода, забирали все, до чего могли дотянуться. Если кто-то противился, убивали.

Лицо верховного жреца было темно, как туча, но от недавней старческой немощи не осталось и следа.

— Видел ли кто-нибудь Аюну рядом с саарсаном после его ухода из крепости?

— Нет. Ни рядом, ни вообще среди накхов ее не видели.

— Ты спрашивал?

— Я расспросил всех уцелевших свидетелей, мой господин.

— Значит, ее там и не было, — пробормотал Тулум. — Почти наверняка не было… Неужели и здесь Киран приложил руку?

— Не мне о том судить, — промолвил Дзагай. — Но едва завершился обряд Воссоединения, Киран бросился к войску, которое в большой спешке покинуло город. И хочу отметить, что колесницы были запряжены с вечера. А еще вчера начали проверять, нет ли поломок и в порядке ли сбруя. Вчера же колесничие получили запас стрел.

— Вот как? Еще ничего не началось, а Киран уже готовился к походу? Очень интересно… Что ж, мой дорогой родич нанес удар. Сейчас наша очередь. Скажи, ты выяснил, где Аоранг?

— Да, он в дворцовой темнице.

— Позаботься, чтобы его выпустили, и проводи сюда.

Дзагай чуть замешкался с ответом.

— Есть одна трудность, святейший. Ты знаешь, что вокруг стен храма по приказу Кирана стоят воины. Они пропускают только жрецов и очень внимательно смотрят на лица. А недавно к городской страже прибавились вурсы — лесовики из Бьярмы…

— Вот оно как! — усмехнулся Тулум. — Заботливый Киран продолжает печься о моей безопасности. Тогда сделаем следующее — забери в яме труп жреца, выставь его на всеобщее обозрение во внешнем дворе и скажи, что он был неугоден Исвархе и тот испепелил его. И так будет с каждым, кто не почитает величие храма.

Дзагай поклонился.

— Далее — если появятся хоть какие-то сведения об Аюне или Аюре, сообщать мне незамедлительно, днем или ночью. И пусть всякий жрец, где бы он ни был, поспешит сообщить мне, если что-то узнает об их судьбе. Надеюсь, они еще живы… Далее — немедля следует разослать гонцов во все города Аратты. Каждый старший жрец обязан исполнять только мои приказы — или же приказы того, кто предъявит мою личную печать. Как, например, Хаста.

— Будет сделано, святейший.

— И вот еще что — до часа, когда новый государь взойдет на престол, солнце закатилось над Араттой. Храм Исвархи будет закрыт.

— Приготовить храмовое подворье к осаде? — уточнил Дзагай.

— А разве мои слова могут быть истолкованы иначе? Непременно приготовить. — Тулум подумал и добавил: — Городскую стражу за стенами щедро кормить и, главное, поить. Мы не воюем, а лишь скорбим.

Глава 7. На чужих тропах

Он лежал, не открывая глаз, — впрочем, для того, чтобы видеть, ему не обязательно было открывать глаза. Тело отзывалось болью при малейшей попытке пошевелиться. В голове шумело так, что казалось, не понять, где верх, где низ — совсем как в тот раз… Аоранг не любил вспоминать об этом и старательно отгонял невесть откуда взявшиеся образы. Но сейчас, будто воспользовавшись его слабостью, они подкрались вновь.

Когда Киран ушел и оставил его в подземелье одного, в темноте, да еще кинув напоследок несколько туманных слов о похищенной Аюне, — для молодого мохнача это оказалось уже слишком. Но отчаянная попытка вырваться на волю была пресечена быстро и жестоко. Здешние стражи имели большой опыт усмирения буйных узников. Били его умело — и после каждой яркой вспышки перед глазами ему отчего-то виделось плоскогорье, метелки травы, что безмятежно покачивались над ним, и презрительно уходящие от него мамонты.

Сколько зим минуло с тех пор — пять, шесть? Сколько всего уложилось в эти годы! С поручениями верховного жреца Аоранг побывал во многих пределах Аратты. Но возвращаться к родному племени его больше не тянуло. И о том походе он рассказывал немногим и неохотно.

А ведь прежде, в детстве, когда он только начал осознавать себя, это было его затаенной мечтой. Аоранг не раз заводил с учителем беседы о своих предках, подробно расспрашивал о жизни мохначей… Ему казалось, он знает о них все, что доступно арию. Да что таить — он поражался дикости сородичей. Втайне он желал облагодетельствовать их, научить грамоте и счету, поделиться знаниями о мире и открыть их глаза свету Исвархи…

Как-то он рассказал о своем дерзком замысле приемному отцу. Тот лишь покачал головой и сказал, что это плохая затея. Но идти искать их стойбище не запретил. Лишь попросил беречь себя и поскорее возвращаться.

Стоянку мохначей Аоранг нашел без труда. Должно быть, и впрямь кровь подсказала ему направление. Отмахнувшись от предложенного коня, он шел пешком куда глаза глядят, не спрашивая дороги, и вышел точно к стойбищу своего рода.

Соплеменники, казалось, даже не особо удивились, увидев его. Но и не обрадовались — лишь покивали косматыми головами, ткнули, где ему надлежит разводить свой огонь, и будто позабыли о нем. Аоранг хотел говорить с матерями рода, но сморщенные хозяйки очагов глядели на него и никак не могли взять в толк, зачем им, а уж тем более детям учить буквы. Под конец беседы они настолько увлеклись разговором между собой, что и вовсе позабыли об Аоранге. Тот обиделся, встал и ушел. Но кажется, и этого они не заметили.

«Почему? Почему? — думал он тогда с горечью, не находя ответа. — Отчего сородичи не понимают таких очевидных разумному человеку вещей?» Он шел, погруженный в задумчивость, чувствуя себя таким одиноким, никому не нужным чужаком, как никогда прежде в храме Исвархи. Вдруг он услышал над головой окрик:

— С дороги!

Он поднял взгляд и увидел маленькую рыжую Айху на белом мамонте.

Аоранг отпрянул, и мамонт гордо прошествовал мимо.

— Пошли со мной к водопою, там весело! — крикнула она. — Держись за хвост!

Любому арию ее слова показались бы чем-то вроде урчания, но Аоранг хорошо понимал их. И главное, сейчас он понял другое. Конечно же, ведь это очевидно! Как он сразу не догадался!

Те мохначи, у которых отчего-то нет своего мамонта, живут в роду из милости. Их не гонят, но и не привечают. Они будто тени, утратившие плоть. Больные, старики… Вот почему такие необыкновенные способности Аоранга, как дар чуять воду под землей или никогда не терять направление, которые восхищали его сотоварищей по храму, тут вызывают полное безразличие. Просто для них человек без побратима — ущербный, считай — пустое место!

«Мне тоже нужен мамонт, — немедля решил Аоранг. — И я его добуду».

Не откладывая исполнение принятого решения, он собрался и отправился к большому озеру, к которому приходили не только мохначи со своими косматыми побратимами, но и дикие мамонты.

Три раза солнце менялось с луной на небосклоне, пока наконец из высокой травы в утреннем тумане не появились они — огромный вожак, трое молодых зверей, пять мамонтих и их серые пушистые детеныши.

Аоранг присмотрел себе вожака. Тот и впрямь был несказанно хорош — громадная гора темно-рыжей шерсти на неохватных ногах, подобных стволам дерева, с длинными бивнями — не изогнутыми, как у мамонта Айхи, а почти прямыми. «Так даже еще красивее, — подумал юноша. — Ни у кого не будет такого грозного побратима!»

Он поднялся из травы, вышел им навстречу и встал перед вожаком, разведя в стороны открытые руки.

— Здравствуй! Я Аоранг, — заговорил он. — Я не причиню тебе зла…

И вдруг он почувствовал в голове резкий, словно удар, отклик:

«Убирайся прочь. Я иду к воде».

Аоранг остановился, насупившись. В другое время он, скорее всего, послушался и отступил бы. Но тут на него нахлынули все обиды разом.

Нет, ему нужен этот мамонт! Только тогда дом его предков станет ему по-настоящему родным!

— Мы слышим и понимаем друг друга, а значит, мы можем быть друзьями, — заговорил он снова. — Успокойся и послушай меня…

Его слова остались без ответа. Громко протрубив, мамонт стремительно напал на него. Аоранг почувствовал, как его обхватывает хобот, как он взлетает над землей…

«Вот и конец… Но почему? — мелькнуло в голове Аоранга. — Сейчас он бросит меня оземь и затопчет!»

Однако бросать с размаху оземь мамонт не стал. Крутанул головой, развернул хобот, и Аоранг птицей полетел над травой и кустами.

Ветки смягчили падение. Он кубарем скатился в траву, вскочил и тут же увидел рядом второго мамонта, чуть поменьше вожака. Тот с разбегу ударил его хоботом, так что сбил с ног. Аоранг быстро откатился в сторону, чтобы не попасть под ноги огромного зверя. Но стоило ему приподняться на колени, сзади прилетел еще один пинок.

Вожак стоял по колено в воде и пил. А его молодые собратья развлекались, не давая Аорангу спастись бегством или сказать слово. Под конец мохнач уже не понимал ни где он, ни что происходит… Мир вращался перед ним, будто небо и земля были привязаны к тележному колесу и то крутилось и крутилось… Каждый раз, услышав рядом тяжелую поступь мамонта, он невольно вздрагивал — вот сейчас наступит! Хрустнет хребет, и жизнь закончится. Как же глупо! Но вдруг где-то поблизости послышался новый рев вожака. И, точно позабыв о своей игре, молодь дружно отправилась вдаль, в свои холодные степи.

Уже потом его нашла Айха. Ее совсем юный белый мамонт окатил его водой из хобота, а Айха, приговаривая что-то утешающее, стала отпаивать бедняжку Аоранга целебным отваром. Затем, услышав его рассказ о мамонтах с необычными бивнями, хмыкнула:

— Какой же ты глупый! Рыжие степняки нам не родичи, они сами по себе — всякий это знает.

— Я же не хотел ничего плохого, — бормотал юный воспитанник Тулума. — Знаешь, при храме Солнца есть зверинец, и там не было ни единого зверя, с которым я не смог бы подружиться…

— Ты думал, все звери тебе друзья? — захихикала девочка. — Какой ты смешной, Аоранг! Вы в Аратте все такие? У всех зверей свои пастбища, свои охотничьи тропы, разве не знаешь? Ходи по своим тропинкам, перейдешь чужую — добра не жди. Степняки не хотели тебя убивать, они просто наказали тебя за то, что ты заступил им дорогу. А вот если бы ты встретил саблезубца…

Где-то лязгнуло железо, над головой мелькнул свет.

— Эй, ты, урод! Благородный Киран велел передать тебе этот узелок с едой. Славь его доброту!

Рядом с ним упал на пол небольшой сверток, и решетка снова с лязгом затворилась. Аоранг пошевелился, повернулся на бок и со стоном приподнялся на локте. Хвала Исвархе, мучители ему, кажется, ничего не сломали. Он с подозрением поглядел на узелок. Прежде весьма малознакомый ему Киран был для мохнача лишь мужем сестры Аюны — а значит, родичем, которому он мог доверять. Но последний их разговор не способствовал укреплению доверия…

Перед мысленным взором юноши встало лицо Кирана, раскрашенное, будто маска с нарисованной поверх нее улыбкой. За время той краткой беседы государев родич не сказал вроде бы ни слова лжи — но каким-то удивительным образом из правдивых слов и притворной заботы сплелась отвратительная, угрожающая его любимому наставнику клевета.

Настороженно, точно опасаясь спрятанной в узелке змеи, Аоранг развязал сверток, внутри которого обнаружилась лубяная корзинка с теплыми боками. Конечно же, змеи там не было, он бы почувствовал ее присутствие. Но было что-то смертоносное и неприветливое. Юный мохнач чуял это, как псы ощущают старый, почти выветрившийся запах.

В корзинке одна на другой лежали свежие лепешки с козьим сыром — целая увесистая стопка. Аоранг взял одну и начал обнюхивать. Определенно яда нет. Он куснул теплый подрумяненный бок — и чуть не сломал себе зуб. В лепешке был запечен твердый металлический предмет. Аоранг переломил подарок Кирана и замер от удивления. Кроме сыра, лепешка имела весьма своеобразную начинку — короткий бронзовый кинжал.

«Он хочет, чтобы я убежал? — с недоумением подумал мохнач. — Почему? Уж точно не потому, что числит меня своим другом или хочет помочь Тулуму. Тогда бы он не стал ловить меня на слове, желая возвести на святейшего напраслину. Он положил сюда кинжал, должно быть, чтобы я убил охранников. Он задумал нечто хитрое, нечто очень гадкое…»

Аоранг проглотил кусок лепешки.

«Да! — сообразил он. — Побег подтвердит мою вину, а значит, и любую его клевету».

Юноша с оханьем сел, затем встал и медленно прошелся от стены до стены. В самом деле, кости были целы, он мог двигаться.

«Киран хочет, чтобы я сбежал, — но ведь и я хочу выйти отсюда. Нельзя допустить, чтобы Ширам обидел Аюну! Если он в ярости и ему нужно кого-то покарать — пусть убьет меня. Мужчина в таком деле стоит против мужчины…»

Не выпуская лепешки, Аоранг начал ходить туда-сюда по темнице, временами яростно вгрызаясь в уменьшающийся кусок и мотая головой, чтобы отогнать ненужные мысли.

«Как бы то ни было, нужно бежать, — в конце концов решил он. — Надо непременно предупредить наставника! И спасти Аюну!»

Чувства боролись в его груди, тянули в разные стороны, будто собаки, вцепившиеся в кость. Аоранг поглядел в продушину под сводом. Над толстыми дубовыми решетинами виднелся клочок черного неба. Оконце явно над землей. Конечно, оно слишком мало, чтобы он мог протиснуться… А что, если по-другому?

Он поглядел на подаренный ему кинжал, отложил его в сторону, снял с себя оборванную рубаху и скрутил из нее жгут. Затем, кое-как дотянувшись, продел жгут между деревянными решетинами, завязал и потянул на себя. Дерево затрещало и начало медленно поддаваться. Еще рывок и еще, и обмазанные глиной дубовые бруски вылетели из своих гнезд.

Окрыленный удачей, Аоранг ухватился за край продушины, подтянулся и попробовал выбраться — но лаз оказался слишком узок. Юноше захотелось взреветь, треснуть в стену кулаком, но он привычно мотнул головой, давя ярость, взял кинжал и начал медленно втыкать его в щель между двумя большими камнями. Наконец один из них чуть пошевелился. Аоранг вцепился в край тяжеленного камня и принялся раскачивать его, как раскачивают больной зуб. Сначала тот держался крепко, потом начал потихоньку поддаваться, и в конце концов мохнач едва удержался на месте, поймав выпавшую из стены глыбу. «Теперь протиснусь!» — радостно улыбнулся он и полез наружу.

Ему повезло — во дворе никого не было. Где-то вдали слышались крики и звон оружия. Озираясь, стараясь казаться меньше, Аоранг бросился к воротам. Возле них, опираясь лбом на копье, сидел пожилой стражник и уютно похрапывал во сне. Юноша тихо проскользнул мимо и, выбравшись на волю, бегом устремился к храму.

На улице, неподалеку от главных ворот храма, стоял отряд городской стражи. Аоранг, пользуясь тем, что отлично видел в темноте, насчитал больше тридцати человек. Можно было предположить, что они охраняют святилище, но, судя по рогаткам, выставленным поперек дороги, приказ звучал коротко и четко: никого не впускать, никого не выпускать.

«Как это странно, — подумал Аоранг, чувствуя, как растет его тревога. — Неужели государь Аратты отдал приказ осадить собственного брата? Быть такого не может!»

Он еще некоторое время следил из темноты за сидевшими у костра городскими стражами. Они подходили, отходили, обмениваясь пустыми фразами… «Здесь так просто не пройти, — раздумывал воспитанник Тулума. — Если они ни с того ни с сего задержали меня и без всякой причины бросили в темницу, то уж после того, как я сбежал оттуда…»

Словом, надо искать другой путь.

«А что, если попробовать через зверинец? Наверняка там тоже выставили охрану, но едва ли столько человек, сколько здесь. Да и…»

Аоранг ухмыльнулся, глядя на сидящих у костров стражников. Можно с ними поиграть. Он тихо двинулся в обход храма, стараясь держаться в тени.

Главный храм Исвархи целиком занимал одну из возвышенностей столицы — место разве что самую малость поменьше, чем городок где-нибудь в глубинке. Аоранг шел быстро и размашисто, постоянно оборачиваясь, чтобы не пропустить ночной дозор. Однако улицы Верхнего города были настораживающе пусты. Конечно, ночь есть ночь, и арьям в такую пору не пристало бодрствовать. Но нет-нет да встретишь спешащих по делам слуг, бьяров-метельщиков, убирающих улицы, да и тех же стражников, будь они неладны. Сейчас же улицы будто вымерли. Лишь вдали со стороны городских ворот слышались невнятные крики и в воздухе пахло гарью. «Надо будет узнать у святейшего Тулума, что вообще происходит, — подумал мохнач. — Уж не осаждают ли люди государя крепость накхов, чтобы отнять у безумца Ширама Аюну?»

Ему до боли захотелось сейчас броситься туда, к твердыне детей Змея, чтобы самому вырвать из их лап любимую. Он остановился. Может, так и сделать? И снова внутри его будто схлестнулись в драке два зверя. «Первым делом я должен предупредить учителя об опасности, — подумал он, запрещая себе сомневаться. — Против него готовится заговор, и кто ему расскажет, если не я?! А если меня увидят у крепости накхов, то сразу же схватят. Ни Аюну не спасу, ни святейшего, и сам без головы останусь…»

Он глянул на темное небо. Скоро будет светать. Надо поспешить.

Он успел как раз вовремя, притаившись в кустах неподалеку от задних ворот, ведущих к зверинцу. Рядом с ними на широком каменном мостике, скучая, топтались трое стражников. Пожалуй, мохначу бы не составило труда скрутить их и завязать узлом, но дело требовало скрытности, и сейчас представлялся очень удобный случай. Ворота зверинца отворились, и на повозке, запряженной парой быков, выехал пожилой возница, до глаз замотанный тканью, пропитанной кислым вином. Стражники, у которых подобной защиты не было, с проклятиями шарахнулись в стороны. Полная навоза телега ароматом слабо напоминала цветущий сад.

— Куда ты прешь со своим дерьмом? — заорал старший из стражников. — Приказа не слышал? Храм покидать запрещено!

— С позволения сказать, — почтительно откликнулся раб, — это не мое дерьмо, а звериное…

Аоранг замер в кустах. Как бы привлечь внимание возницы? Он вздохнул и прикрыл глаза, мысленно обращаясь к быкам. Вскоре, отвечая на его зов, они замедлили шаг и медленно повернули тяжелые головы в его сторону. Возница поглядел туда же — и, остановив телегу, принялся обстоятельно рассказывать стражникам:

— Вот это, к примеру, бычье, а вон там ослиное. Тут, извольте заметить, козье, — указывал он, разворачивая быков так, чтобы те оказались между стражниками и Аорангом.

Тот стремглав кинулся в его сторону и спрятался за деревянным бортом телеги.

— Ты что же, издеваешься?!

— Как можно? Я думал, вы для себя интересуетесь. У нас многие для полей и огородов навоз берут. Полагают, что ежели из храмового зверинца, то с особой благодатью. А как по мне… — возчик скосил глаза на Аоранга и продолжил тише, будто открывая страшную тайну, — дерьмо, оно и есть дерьмо.

— Да какая разница? — рявкнул командир заставы. — Вся Аратта скорбит по государю!

— Ой не говорите! Мне и самому его так жаль, что и не пересказать. Да только быки когда в грусти, они лишь пуще…

— Ладно, кати уже отсюда, чего встал!

— Ну как скажете.

Возчик хлестнул быков.

— А то, может, себе наберете?

Аоранг тем временем уже проскочил внутрь двора и успел спрятаться за ближайшей клеткой. Привратники, затворив ворота, бросились к нему со всех ног.

— Аоранг?! Тут все говорят, что тебя обвинили в измене и кинули в подземелье! Как ты спасся?

Мохнач поглядел на светлеющее небо:

— Потом расскажу. А сейчас время созывать куниц.

Служители зверинца побежали за клетками. И в самом деле, наступало время заканчивать ночную охоту этих юрких зверьков. Куниц в храме Исвархи было великое множество. Каждую ночь служители запускали их в храм, и взращенные на крысином мясе хищники пускались истреблять серых хвостатых вредителей, которые грызли и портили все, до чего добирались. Но к рассвету, когда начиналась первая служба, куницы должны были снова находиться в клетках, дабы не крутиться под ногами жрецов и не отвлекать их от обрядов и гимнов.

Конечно, с этим делом служители справились бы и сами. Но только воспитанник Тулума мог войти в храм, поманить первую попавшуюся на глаза куничку, и все они радостной гурьбой устремлялись к нему. Разевая зубастые пасти, они наперебой хвастались Аорангу удачной охотой, и для каждой у него находилось доброе слово и угощение. Если Аоранга не было, служителям приходилось выискивать стремительных зверьков по всему храму, приманивая их лакомствами. А те все норовили улизнуть, забиться в какую-нибудь щель, чтобы потом, нагло распушив хвост, разгуливать по алтарю Исвархи прямо во время богослужения. Это место им почему-то нравилось больше всего.

Аоранг считался хранителем храмового зверинца, хотя никто никогда не назначал его таковым. Даже без оглашения воли святейшего Тулума всякий и сам понимал, чье слово здесь будет решающим и окончательным. Аоранг долго мог о чем-то беседовать с медведем, и как казалось прочим служителям — не просто разговаривать, а спорить, вызывая у матерого зверя то веселье, то негодование. Даже угрюмые злобные туры, завидев Аоранга, поднимали рогатые головы и приветственно фыркали, когда он подходил к ним и заботливо спрашивал о здоровье.

Аоранг прошел мимо длинного ряда с клетками для жертвенных животных и птиц. Все они были обречены, но воспитанник верховного жреца знал, что как только их дух расстанется с плотью на жертвеннике, то сразу соединится с духом Исвархи в небесном сиянии, наполняя радостью все живое, — в отличие от прочих зверей, которым предстояло снова и снова рождаться заново.

В дальней трети зверинца обитали особые звери, которым порой открывалась воля Исвархи. Бо́льшую часть времени они проводили без клеток. Лишь когда храмовые слуги привозили еду, звери возвращались к кормушкам, чтобы отобедать, а заодно и пообщаться со своими вожатыми-жрецами. Первым и лучшим из них был сам Аоранг. Звери — псы, от совсем мелких гадательных собачек до огромных, почти с теленка, уханов, каких в старые времена лесовики использовали для охоты на медведя, а сейчас для боя; черные во́роны, подозрительно глядящие на всякого, кто смел подойти близко; священные белые кони — все они, завидев мохнача, спешили к нему без всякого зова.

Чаще всего обитатели этой части зверинца тосковали по родине, жаловались Аорангу на тесноту и обилие чужих запахов. Мохнач как мог подбадривал их, выслушивал долгие сетования, давал советы и следил, чтобы никто из доставленных сюда животных не страдал.

Дальше тянулись загоны всевозможных диковинных зверей, редко встречавшихся в самой Аратте и привезенных из-за ее пределов. Обычным смертным их старались не показывать, чтобы не смущать их величием непостижимого замысла Исвархи, невесть зачем сотворившего подобные существа. Особенно привлекал молодых жрецов странный длинноногий зверь со змеиной шеей, увенчанной рогатой головой. Судя по тому, как гордо выступало это животное, оно наверняка считало себя неописуемо красивым. Как утверждали знающие люди, ударом копыта это существо могло сломать спину степному льву, однако миролюбивее и ласковее его было поискать — не найдешь.

И наконец, в отдельной клетке жил любимец Аоранга — котенок саблезубца, прозванный им Рыкун. И впрямь, грозно рычать он начал едва ли не сызмальства. А теперь он был уже больше самого крупного ухана — медвежьего пса. Проходя мимо его клетки, Аоранг не удержался — остановился и почесал за ухом приникнувшего к прутьям детеныша. Тот терся о его руку, блаженно урча и тычась носом в ладонь.

— Потом, потом угощу, — пообещал мохнач. — Не до тебя сейчас.

Саблезубец огорченно вздохнул и, укоризненно глядя на Аоранга, улегся ожидать его возвращения.

Глава 8. «Я сам его накажу»

В предутренние часы храм был почти пуст. Те, кому надлежало стоять на посту, не смыкали глаз. Те, кто подливал масла в лампады, неспешно ходили от светильни к светильне с длинноносой медной лейкой, привычно заклиная Исварху благословить свет, в который обратится масло. Метельщики убирали залы и дворы храма. Молодые жрецы готовили к обряду встречи солнца жертвенных птиц. Остальные спали крепким сном.

Тулуму в ту ночь не спалось. Он лежал, отбросив медвежью шкуру. Под боком у него свернулась куничка, время от времени тычущаяся головой в его ладонь, требуя немедленно ее погладить. Прикрыв глаза, верховный жрец старался представить, что будет дальше. Какова воля Исвархи? Неужели и впрямь Господь Солнце решил погубить свой мир и Аратта доживает последние дни?

Ему представлялось море, пожирающее земную твердь, как засохший сухарь. Годы трудов лишь незначительно замедлили бедственное опустошение. Что будет теперь, неужели все пойдет прахом? Все его расчеты, начатое на севере строительство отводящего гибельные воды канала в рукотворные озера — все насмарку?

Конечно, Киран не станет всем этим заниматься. Он и прежде отговаривал государя, убеждая его, что золото, которое уходит на попытки спасения скудной и холодной Бьярмы, можно было употребить с куда большей пользой. Что эти средства стоит вложить в усиление армии и направить ее на завоевание южных земель… Тулуму показалось, что он воочию сейчас видит мужа своей племянницы, рассуждающего о государственных делах, как о видах на охоту.

Что и говорить — Киран был выскочкой. Конечно, он был знатен. Род его именовали повелителями юга. Выросший на лесистых плоскогорьях, где даже древний язык арьев звучал иначе, дальний родич государя никогда, должно быть, и не помышлял о столь высоком уделе. В незапамятные времена, еще до Битвы Позора, одна из меньших ветвей царского рода свила себе гнездо на обрывистой скале над морем. За много поколений, сменивших друг друга на троне Аратты, властители больше не роднились с потомками той ветви. Но в тех местах о высоком родстве не забывали…

Киран прибыл ко двору на службу и очень быстро очаровал всех — и Ардвана, и его старшую дочь, и придворных красавиц. Вскоре Киран был направлен с войском в земли вендов и вел там с ними настолько упорные и победоносные бои, что у Тулума невольно закралось подозрение, откуда в болотистом лесном краю взялись такие несметные полчища врагов? Но Ардван лишь отмахнулся от его подозрений. Джаяли уже души не чаяла в красавце-южанине, а сам государь обожал дочерей превыше всего на свете.

Покорив полудиких обитателей болот, Киран получил звание наместника в их землях, а дальше начались весьма любопытные вещи. Писавшие Тулуму жрецы-наблюдатели, не сговариваясь, сообщали — после Кирана и без того не слишком многолюдный край почти вымер. Всех вендов, которых Кирану удавалось поймать, он отправлял в южные степные пределы Аратты, утверждая, что там они куда нужнее, чем в родных болотах, — и после этого тех переселенцев больше никто не видел. Тулум подозревал, что все они угодили в рабство к накхам и их соседям, и это для них была куда лучшая судьба, чем белеющие в степи кости…

Все это, однако, не мешало Кирану год за годом собирать в болотном краю богатую дань и отправлять ее в столицу, радуя дарами государя. Кому другому такое могло показаться чудом. Но у Тулума имелись точные сведения, что все эти богатства Киран добывает в набегах на соседние, еще не покоренные вендские земли, унося все, что мог урвать, а заодно продавая в неволю пленников, в том числе, как поговаривали, — и собственных новых подданных. И об этом Тулум рассказывал брату, но тот вновь отмахивался и ставил прочим в пример расторопного наместника.

И вот теперь этот ловкий южанин взошел на ступени священного трона. А там, глядишь, коварством усядется на него и украсит свое чело солнечным золотым венцом. Но там ему уже некого будет обманывать. Небеса одинаково чужды и коварству, и жалости. Горе, горе Аратте под рукой такого государя!

Дверь тихо приоткрылась, и нежившаяся под боком верховного жреца куничка вскочила. Потянула крошечным носом и, радостно заверещав, со всех лап бросилась к двери. Тулум удивленно поглядел на хвостатую изменщицу — вот только что она ластилась, и вдруг этакая прыть! Прежде такое бывало лишь в одном случае — когда храмовых куниц созывал Аоранг. Но сейчас…

Тулум прислушался — из-за приоткрытой двери доносилось радостное куничье верещание.

— Аоранг? — не веря себе, крикнул он.

— Ты не спишь, учитель? Я боялся потревожить тебя.

— Нет-нет, уже не сплю, — слукавил Тулум, за всю ночь не сомкнувший глаз. — Откуда ты здесь?

Аоранг вошел. Верховный жрец с недоумением взглянул на него — в кровоподтеках, голого по пояс, — и его лицо потемнело. Он поднялся с постели, накинул хламиду и подошел вплотную к своему воспитаннику.

— Что с тобой? Ты весь в ссадинах, спина распухла… Тебя били?

— Да, в темнице, — кивнул Аоранг.

— Давай-ка садись сюда. Да отгони всех этих куниц, они не дают к тебе подойти…

Тулум протер влажной тряпицей ссадины мохнача и принялся смазывать их пахучей мазью.

— Рассказывай!

— Меня бросили в темницу. Я сбежал, — простодушно разъяснил мохнач.

— Как тебе это удалось? Тебя видели?

— Полагаю, нет. Но мне кажется, это не важно…

Аоранг торопливо рассказал наставнику о разговоре с Кираном в подземелье и поделился своими подозрениями. Тулум, слушая его, только кивал. Попытка связать его с накхами через Хасту — это было вполне ожидаемо. Отправляя Хасту на переговоры к Шираму, верховный жрец прекрасно понимал, чем рискует. Как же не воспользоваться таким удобным обстоятельством? Вот Киран и воспользовался. Пожалуй, на его месте жрец рассуждал бы точно так же.

Одного только Тулум пока не понимал. Зачем Киран подстроил Аорангу побег? Какую выгоду это давало хитрому вельможе?

— Учитель, я прошу отпустить меня.

— Отпустить? — Задумавшийся верховный жрец удивленно посмотрел на воспитанника. — О чем ты говоришь?

Он наконец заметил, что Аоранг словно и не рад встрече — сидит понурив голову. Лишь куницы вились у его ног, норовя вскарабкаться на колени и запрыгнуть на плечи.

— Ширам похитил царевну Аюну и удерживает ее в своей крепости. Одна мысль об этом сводит меня с ума. Теперь, когда я предупредил тебя, я должен быть там…

— А теперь молчи! — оборвал его верховный жрец. — Молчи и слушай. Ширам и впрямь сделал то, что ему приписывают. Виной тому ваша пагубная страсть с моей племянницей и глупость моего покойного брата. Я бы никогда не сказал такого о государе, а уж тем более мертвом…

— Мертвом?! — Глаза Аоранга округлились.

— Я приказал тебе молчать. Да, его убили и обвинили в этом накхов. Хотя я уверен, что они к этому непричастны.

— Но ничего подобного не было в моей голове…

— В твоей голове, как и в голове Аюны, вообще ничего не было. Любовь — род заболеваний, лишающий разума.

— Позволь, я пойду к накхам! — взмолился Аоранг. — Пусть Ширам убьет меня, если ему нужна кровь, но отпустит Аюну!

Верховный жрец скривил губы:

— Не сомневаюсь, саарсан с удовольствием убьет тебя. Но ты не дослушал. Ширама больше нет в столице. Он и все накхи выбрались из западни и сейчас направляются к себе в Накхаран. И что примечательно, Аюны рядом с Ширамом мои люди не видели.

— Неужели он убил ее?!

Лицо Аоранга побледнело, огромные кулаки сжались.

— Это вряд ли. Мертвая царевна — камень на его шее. У накхов не принято убивать женщин, если только они не относятся к числу воинов.

— Тогда где же она?

— Я не знаю, — вздохнул верховный жрец. — Возможно, она все же у Ширама. Может быть, он велел спрятать ее в надежном месте. Или нет. На самом деле никто не знает, где царевна Аюна…

— Нет, — перебил его вдруг мохнач. — Киран знает!

— Почему ты так думаешь? — удивился его наставник.

— Уверен! Там, в темнице, когда он говорил мне, что царевна у Ширама, — он лгал. Его скорбь была ненастоящей. Тогда я был не в себе. Но сейчас вспоминаю и ясно это вижу. Киран лгал о царевне и не беспокоился о ней…

— Может, ты и прав. Если бы он считал, что она у накхов — не стал бы так запросто жечь их крепость. Значит, она или уже мертва, или у него, — заключил Тулум.

«Да и Аюр, скорее всего, тоже, — мысленно добавил он про себя. — Именно Кирану было выгоднее всего исчезновение наследника. Гм… Боюсь, в таком случае дела Аюра плохи…»

— Я его спрошу, — решительно заявил Аоранг.

— Кого?

— Пойду и спрошу Кирана. Прямо сейчас! И если это он… — В этот миг Аоранг напрочь забыл, что он почти жрец, и свирепо рявкнул: — Я сам его накажу!

— Тогда ты пойдешь и умрешь! — не скрывая раздражения, бросил верховный жрец. — Послушай меня. Тебе надо скрыться из столицы.

— Но…

— Я много думал над этим. В нынешнем положении я не смогу поддерживать и защищать тебя. А больше никто и не захочет. Остаться тебе сейчас одному — подобно смерти. Выход один — тебе нужно вернуться к своему народу…

— Что?

— Покинуть Аратту и вернуться в Ползучие горы.

Слова наставника неприятно поразили Аоранга. Ничего подобного он не ожидал. И уж конечно, не желал!

— Нет! Прошу тебя, учитель! Мой дом…

— Замолчи! — прикрикнул Тулум. — Ты что, не понимаешь, кто ты?

— Да, я мохнач, — прошипел Аоранг. — Но…

— Ты — беглый преступник. А судя по тому, что ты мне рассказал, на твоем свидетельстве теперь строится обвинение храма Исвархи в сговоре с накхами. В нужное время Киран вытащит из рукава и его, уж поверь…

— Тем более! Как я могу уйти, когда тебе грозит опасность? Я должен защищать тебя, а не ты меня!

Тулум усмехнулся, но улыбка вышла невеселой.

— Сейчас можешь мне только навредить — благодари Кирана! Ты поможешь мне тем, что исчезнешь из столицы. Не навсегда, — ласково добавил он, — только пока все это не закончится.

Верховный жрец положил руку ему на плечо и легко подтолкнул в сторону двери.

— Ступай. Не спеши, отдохни, поешь, переоденься… Потом подойти к Дзагаю, он выведет тебя из города одним из наших тайных ходов…

Аоранг уныло кивнул. Слова учителя чрезвычайно расстроили его.

«Я должен тебя слушаться, и я послушаюсь, но это неправильно!» — говорил весь его вид.

— Ступай, мальчик, ступай. Я бы мог спрятать тебя в храме, но кто-нибудь непременно донесет, и тогда Киран вдобавок будет повсюду кричать, что я устроил твой побег. Иди к своим родичам, поживи пока у них. Им ведь тоже может понадобиться помощь.

Раздумывая над услышанным, Аоранг вернулся в зверинец. Куницы облепили его со всех сторон и радостно голосили, наполняя сводчатые помещения громким верещанием. Но лицо молодого воспитанника жрецов было мрачно.

Прислуга зверинца встречала Аоранга у дверей и рассаживала негодующих куниц по клеткам. Тот кратко простился с ними на наречии мохначей — оно как нельзя лучше подходило для разговоров со зверями, — и пушистые зверьки наперебой заверещали в ответ. Но, уже не обращая на них внимания, он пошел в другой конец зверинца, к клетке, где ждал его возвращения Рыкун. Тот бросился грудью на толстые деревянные прутья и заурчал, желая немедленно забраться на колени к Аорангу. Тот откинул щеколду, вошел внутрь. Юный саблезубец кинулся к нему, обнял передними лапами за шею и принялся облизывать ему лицо и руки. Служители зверинца, хоть и видели это зрелище не раз, не могли не содрогнуться.

— Видишь, какая беда! — вздохнул Аоранг. — Только пришел, и уже уходить нужно…

Гнев в нем боролся с печалью.

«Мои родичи — это ты! — мысленно продолжал он спорить с учителем. — Храм Исвархи — единственный дом, какой я знаю. Мои звери… Моя Аюна…»

Нет, отчетливо понял вдруг Аоранг. Он не может, не имеет права все бросить и уйти. Он должен найти царевну, узнать, что с ней!

— Я пойду к Кирану, — твердо повторил он, гладя Рыкуна. — Теперь мой черед задавать ему вопросы!

* * *

Изысканный сад городского дворца Кирана, увитый темно-багровым плющом, окруженный висячей галереей, таинственно подсвеченный расставленными среди поздних цветов большими каменными светильниками, был необычайно красив. Казалось, в нем сосредоточилось все очарование осени. Но ни владельцу сада, ни тому, кто подстерегал его, не было до красоты никакого дела.

Киран медленно шел по садовой дорожке, понурившись и не глядя по сторонам. Он выглядел усталым, и даже под обычными белилами и сурьмой было видно, как осунулось его лицо. Похоже, он действительно выбился из сил.

«То, что нужно», — с хищной радостью подумал Аоранг и, подобно дикому зверю, припал к земле, готовый к прыжку.

Едва усталый вельможа поравнялся с ним, Аоранг выскочил на выложенную фигурными плитками дорожку, схватил Кирана за горло и швырнул на землю.

— Поговорим? — процедил он, борясь с искушением сжать пальцы чуть сильнее, чтобы хрустнул позвоночник.

Но вдруг правая рука Кирана взметнулась и будто клещами ухватила запястье, сжимавшее его горло. Рывок, поворот — и Киран с размаха саданул юношу сапогом в лицо. Будто шаровая молния взорвалась в голове Аоранга, и, не успев понять, что случилось, он рухнул на спину, теряя сознание.

Пришел в себя он от глухого низкого рычания. Оно слышалось с растущего неподалеку раскидистого дерева. Аоранг открыл глаза и увидел на одной из толстых ветвей приготовившегося к прыжку Рыкуна. Мохнач скосил взгляд в другую сторону — над ним, стоя на колене с кинжалом в руке, застыл Киран. Вельможа не шевелился и, кажется, даже старался не дышать.

— Твой? — не меняясь в лице, спросил Киран.

— Да.

— Я так и подумал. Отзови его. Тогда поговорим.

— Сперва отойди, — хрипло ответил Аоранг.

Киран очень медленно вложил в ножны кинжал, занесенный над головой юного мохнача, и еще медленнее встал и отступил на пару шагов. Рычание смолкло, но саблезубец никуда не ушел. Было хорошо заметно, как его глаза посверкивают среди листвы.

И откуда он тут взялся? Аоранг мог предположить только одно — Рыкун каким-то образом понял, что его хозяин уходит и не собирается больше возвращаться, сломал клетку и побежал вслед за ним. Он уже давно порывался это сделать и вот наконец преуспел. «Надо будет отвести его обратно в зверинец, пока его не заметили и не убили городские стражники», — подумал мохнач, глядя на детеныша одновременно и с благодарностью, и с досадой.

— Я мог бы убить тебя еще до того, как он появился, — заметил Киран, не сводя глаз с хищника. — Ты зачем сюда пришел?

— Мы не договорили там, в подземелье!

— И много ты видел людей, способных разговаривать с передавленным горлом?

Накрашенные губы царедворца изогнулись в насмешливой ухмылке.

— Ладно, я слушаю тебя.

Аоранг поднялся с дорожки, не сводя глаз с хозяина дворца. Право, он и предположить не мог, что их встреча пойдет именно так! Но странно было и другое — над головой разодетого неженки Кирана скалился саблезубец, а тот как будто и не глядел на него. «Я не знал его прежде, — признался себе воспитанник жрецов. — И похоже, никто здесь его не знал…»

— Ну, о чем ты хотел спросить? — заговорил Киран. — Виновен ли Тулум в сговоре с накхами и смерти государя? Вероятно, нет. Но в ней виновен ты!

— Я?! — возмутился Аоранг, забыв от такой несправедливости даже про Аюну.

— И ко всем бедам, постигшим Аратту, ты тоже причастен напрямую.

— Я ни в чем не виновен! К тому же я был в темнице и просто не мог бы…

— Хватит нести ерунду. Да, конечно, ты не убивал царственного Ардвана. Но, желая того или нет — впрочем, я думаю, желая, — добился любви его дочери. Влюбленность помутила ей разум, и она расторгла помолвку с саарсаном, сулящую Аратте большие выгоды. Ты знаешь об этом?

— Нет… Я не знал, что она сама это сделала, — сказал Аоранг, не сумев скрыть невольную радость в голосе.

— Тебя это радует?! — тут же вскинулся Киран. — Ты — мохнач, ты думаешь лишь о себе. А она царевна — ей следовало думать о державе! Но она отвергла и оскорбила Ширама — а дальше полилась кровь. Это ты виновен в том, что Аюна угодила в лапы обезумевшего накха! А теперь он покинул столицу вместе со всем отрядом. Ты ведь знаешь, на что способны накхи, не так ли? Что теперь они могут устроить в землях Аратты?

— Могу представить, — неохотно подтвердил Аоранг.

В глубине души он не мог не понимать, что Киран во многом прав. Что же такое? Все пошло не так, как он ожидал! Спеша сюда, юноша пылал от ярости и желания выпытать у подлого Кирана всю правду. Но вельможа вовсе не запирался и не юлил. Он сам обвинял Аоранга!

— Ты — чужак, тебе нет дела до всех тех, кто сложит голову, защищая свой дом, — продолжал стыдить его Киран. — Раз уж ты захотел обладать той, на кого не смели бросать взор знатнейшие арьи, какое тебе дело до нашей разрушенной страны? Ты поднял на меня руку — ты что же, полагал, что я испугаюсь? О нет! Мне доводилось сражаться и видеть смерть куда ближе, чем тебе. Нас всех впереди ждет война. Мой долг — остановить Ширама и спасти Аратту от рек крови, которые он прольет… А ты, мохнач, рассказывай своей кошке, как дорога тебе Аюна! — Киран повернулся к своему противнику спиной и презрительно бросил: — Ступай отсюда.

Пораженный до глубины души, Аоранг глядел в спину государева зятя. Таким он никогда его не видал.

Главное же, он ясно понимал — Киран не сказал ему сейчас ни слова лжи. Более того, все его чаяния были справедливы и благородны. А его, Аоранга, помыслы — мелкие и себялюбивые…

— Погоди! — выкрикнул он. — Да, я виноват и не отрекаюсь от своей вины. Но что мне делать?

— Искупить вину, что же еще? — хладнокровно ответил Киран.

— Как ее искупить? Как спасти ту, которая мне дороже жизни?

— Ты спрашиваешь как? — Киран резко повернулся к нему. — Мне удалось перекинуться несколькими словами с царевной, прежде чем ее увезли в Накхаран. Она сказала, что даст согласие стать женой Ширама, если он не поведет свое войско на Аратту. Но никто не знает, как обстоит дело сейчас. Ширам жив, это известно. И Аюна жива. Могу сказать одно, — он наклонился к юноше, — если он будет мертв…

— Можешь не продолжать! — воскликнул Аоранг. — Я с ним расправлюсь!

— Ты сделал хороший выбор, — склонил голову вельможа. — Я помогу тебе в этом. Мои люди дадут тебе еду и оружие и выведут из города незамеченным.

Аоранг несколько растерянно побрел к выходу из сада. Вот только что он собирался свернуть шею Кирану, а теперь тот предлагает ему еду и оружие… Какое оружие? Он попытался себе представить, как вступает в схватку с Ширамом, как побеждает его… Бессмыслица. Святейший Тулум не позаботился обучить его владению оружием.

Он почувствовал, как большая лохматая голова трется о его бедро. Саблезубец, чувствуя тревогу своего единственного друга, пытался успокоить его и напомнить о себе. Аоранг на миг отвлекся от мрачных раздумий.

«Ты все еще здесь?» — мысленно обратился он к детенышу.

Саблезубец вместо ответа водрузил могучие передние лапы к нему на плечи и щедро лизнул шероховатым, как терка, языком его лицо.

— Я уйду далеко, и, может, навсегда, — тихо заговорил Аоранг. — А ты возвращайся в зверинец. Там будет хорошо. Там много еды…

Саблезубец вновь лизнул его прямо в нос.

— Нет, я говорю — возвращайся! Со мной ты не пойдешь. Сначала ты всех распугаешь, а потом за нами начнут охотиться. Ты понимаешь, что такое «охотиться»?

Об этом Рыкун не имел никакого представления. Но опустился на четыре лапы и уставился на друга, удивленно склонив голову. Аоранг сделал несколько шагов. Сзади раздалось гневное мяуканье.

— Да пойми же!

Мохнач повернулся, но зверя на месте уже не было. Лишь в кустах возле каменной изгороди мелькнула желтая пятнистая спина.

Глава 9. Разговор с огнем

Аоранг шагал по южному тракту. Широкая, ухоженная, прямая как стрела дорога тянулась среди полей и перелесков. Путь предстоял далекий, но молодого мохнача это не смущало. Он шел неутомимо и быстро и мог так идти очень долго — сколько сам желал. Время от времени он начинал разговаривать вслух сам с собой или тихо напевать. На душе у Аоранга было легко — впервые с того дня, как он возвратился в столицу и был схвачен городской стражей. У него появилась цель. Сам себе он не хотел признаваться, что был благодарен Кирану. Разумеется, не за то, что тот подстрекал его убить Ширама, а за то, что направил юношу туда, куда ему самому больше всего на свете хотелось, — вслед за Аюной.

Когда начало вечереть, Аоранг увидел семью косарей, отдыхавшую после дневных трудов на краю наполовину убранного поля. Он подошел к ним, поздоровался и спросил, не проходил ли сегодня мимо них царский поезд — всадники, свита на мулах, груженые повозки и крытые конные носилки, в каких путешествуют статуи богов и знатные персоны.

— Да, еще днем проехали, — подтвердили те.

Но смотрели на молодого путника недоверчиво и разделить трапезу, как велел обычай, не позвали. Аоранг не обиделся, он к такому давно привык. В любом из пределов Аратты он выглядел чужаком. Мохнача в нем опознавали не так уж часто — да оно и к лучшему. Жителей Змеиного Языка в Аратте видели редко, боялись и придумывали о них всякие небылицы. Мохнач же в человеческой одежде, да при этом без мамонта, — явление и вовсе непонятное, а потому вдвойне подозрительное.

Поэтому Аоранг поблагодарил косарей и отправился дальше. Он шел, пока совсем не стемнело, а царского поезда все не было видно. Но Аоранг не унывал. Если он и не догонит Аюну сегодня — то завтра-то уж наверняка! До Накхарана еще очень далеко, много дней пути, можно не спешить.

Поля понемногу сменялись пологими, заросшими редким лесом холмами. Пару лет назад Аоранг уже проезжал этим трактом. Он с удовольствием вспоминал, какими яркими станут через несколько дней звезды, как рощицы сменятся степями, как ночами начнет дуть теплый, пахнущий терпкой полынью ветер, а не прохватывать холодом подступающей с севера зимы. Но еще задолго до того он увидит Аюну!

Когда густо-синее небо усыпали звезды, он сошел с дороги и устроился в уютом, защищенном от ветра распадке между двумя холмами. Развел огонь, угостил священное пламя кусочком снеди, которую ему перед выходом собрали слуги Кирана, затем поел сам и с удовольствием растянулся на своем меховом дорожном плаще, расстеленном на земле.

Наконец можно было отдохнуть. Аоранг закрыл глаза, думая о том, что где-то совсем близко отдыхает его любимая. Завтра они встретятся.

Но что делать дальше?

«Похоже, кончилось мое житье при храме, — раздумывал Аоранг. — Кто я теперь? Учитель сказал — беглый преступник… Вернуться в племя, к мохначам? А как же Аюна?»

Ясно одно — жрецом ему теперь не бывать. Аорангу представилось, как он день за днем призывает на рассвете храмовых куниц, ухаживает за священными быками… Он покачал головой. Все то, что раньше составляло его жизнь, поблекло и потеряло смысл. Как будто он умер и родился заново — неизвестно кто и какого рода, один-одинешенек в чужом мире.

«Жрец приносит жертвы богу, и сама его жизнь посвящена Исвархе, — размышлял воспитанник Тулума. — Прежде я ни о чем ином и не мечтал. Но теперь я хочу искать Аюну и бороться за нее!»

Вызвать на бой Ширама, отнять у него невесту… Так бы поступил арий, воин. Мохнач вообразил себя в золоченых бронзовых латах, гордо стоящим на колеснице с луком в руках, вновь потряс головой и смущенно усмехнулся.

Нет, все не то!

«Не тому меня учили. Тулум надеялся, что когда-нибудь я тоже стану светочем тайных наук и докажу всем, что мохначи ничем не отличаются от прочих жителей Аратты. Что среди народов нет худших и лучших, есть лишь добрые и злые люди. Не разочарую ли я его? Кто даст ответ?»

Аоранг приоткрыл глаза и устремил взгляд в огонь. Потом резко сел и расположился перед костром, подогнув ноги и сложив руки перед грудью. Он низко склонил голову, приветствуя божество, — ибо Исварха вечно присутствовал в каждом пламени и всякий огонь был воплощением его силы.

— Святой огонь, прошу, помоги мне, — обратился к нему Аоранг. — Я на распутье и не знаю, куда идти. Мир изменился, и все, чему я учился прежде, оказалось напрасным. Что мне делать?

Пламя потрескивало, поедая сухие ветки. Воспитанник жрецов прислушивался долго, но божество молчало.

— Святой огонь, — вновь заговорил он, — прости меня за упрямство, но мне очень нужен ответ… Впереди мне, похоже, предстоит сражаться. Но разве в Ясна-Веде не сказано: оружие верного — добрые дела? «Благие мысли, благие слова, благие деяния» — мне это твердили с первого дня, как я появился в храме, раньше, чем я выучил данное мне учителем имя…

Он долго сидел неподвижно, глядя в пламя немигающим взглядом, пока оно не расширилось и не заполнило собой всю Вселенную. И тогда огонь ответил ему священными словами Ясна-Веды:

Каждый верный ежедневно вновь выбирает путь блага и следует ему до конца своих дней.

— Выбирать благо? Но я и так стараюсь это делать! — воскликнул Аоранг. — Вот теперь мне нужно спасти любимую, и ради этого, возможно, придется убивать людей. Но я не хочу превращаться в зверя! Вся моя жизнь была посвящена тому, чтобы перестать им быть…

И огонь вновь ответил ему:

Просто выбирать благо недостаточно. Выбор надо отстаивать. Если откажешься сражаться — тебя принудят те, кто не отказался…

Аоранг моргнул, и огонь, охвативший Вселенную, тут же рассыпался на мириады звезд.

— Благодарю тебя, божественное пламя, — ответил он и вновь поклонился, складывая ладони перед лбом. — Я буду думать…

Что-то со страшной силой ударило его в спину и подмяло под себя.

— Святое Солнце, опять ты?!

Аоранг злился; кроме того, ему было стыдно. Не заметить саблезубца, который вплотную подкрался к нему со спины и наверняка долго сидел в засаде, выбирая миг для броска! Только то, что с ним в это время говорил сам Исварха, извиняло его слепоту. А теперь Рыкун терся о него крутым лбом, хрипло мяукая от радости.

— Зачем ты за мной увязался? Раз убежал из зверинца, так и беги на свободу! Вон там — лес! Кыш отсюда!

Рыкун лениво отошел шагов на пять, развалился неподалеку и громко заурчал, поглядывая желтыми глазами на Аоранга.

— Ты что, так и собираешься со мной идти? Ну конечно, как же иначе! Куда ты теперь денешься, если с младенчества рос в зверинце? Как будешь добывать себе еду? Ну ты сам подумай, как мы пойдем по южному тракту? На меня и так-то смотрят косо, а тут еще зверюга с вот такенными зубами! Тебя убьют, дружок…

Аоранг махнул рукой, сел рядом с огромным детенышем и запустил пальцы в его густую шерсть на загривке.

— Зачем я только возился с тобой? — принялся рассуждать он. — Почему не дал тебе помереть от голода, как это непременно случилось бы, останься ты на Ползучих горах? Теперь я уже не могу бросить тебя, теперь наши судьбы связаны, хотя я этого вовсе не хотел… Терпеть не могу саблезубцев! Вы — исконные враги людей и мамонтов. Таких, как ты, мохначи убивают копьями, снимают шкуру и приносят ее женщине, чтобы показать свою силу и доблесть. Если она готова ответить на любовь, она сядет на эту шкуру и посадит рядом с собой того, кто ее добыл… Ну прости, — спохватился он. — Тебе, наверно, неприятно это слушать… Хочешь, я расскажу тебе сказку про саблезубцев? Я когда-то слышал ее от Айхи — вот уж кто любит разные истории…

Аоранг невольно улыбнулся, вспоминая младшую родственницу — одну из немногих в его племени, кто был к нему по-настоящему добр.

— Ну, слушай! — обратился он к Рыкуну. — Пошел раз охотник на холодные равнины добыть оленя. Шел-шел — нет добычи. Начался буран, охотник заблудился, весь день ходил, настала ночь, а метель все не кончается. Охотник устал до смерти, лег в сугроб, начал было замерзать… Уж думал, что все, пропал. Вдруг видит — где-то вдалеке свет мигает и как будто поют.

Он обрадовался, выполз кое-как из сугроба и побрел на голоса. Вышел к незнакомому стойбищу. Котты там высоченные, цельными шкурами мамонтов крыты, а из самой большой слышно пение и стук бубна.

Вошел туда и обомлел. Глядь, вокруг очага сидят саблезубцы — целая стая! Старший из них бьет в бубен и поет, а остальные подхватывают. Ну, сел охотник тихонько у порога, слушает. Песня окончилась, и тут старший саблезубец как заревет:

— Внесите его!

Звери повскакали, охотник уж думал — конец ему пришел! Но они выскочили за дверь и вскоре внесли мертвеца. Охотник смотрит — человек. Копье к рукам примерзло, — видно, пошел охотиться и погиб в буране.

А саблезубцы завернули его в пятнистую шкуру, положили у огня и давай снова петь и плясать, дружно лапами топать — аж земля трясется. Тут мертвец встал, покачиваясь, и начал ходить вокруг костра. Обошел круг, другой — все увереннее ходил, уж не качался, и вдруг зарычал и начал плясать вместе с прочими. Охотник глядит — а мертвец больше не человек, он тоже саблезубец!

Тогда главный зверь посмотрел наконец на охотника, притаившегося у дверей, и говорит ему:

— Теперь ты знаешь, что делается с теми, кто погиб на охоте или в набеге. Мы превращаем их в саблезубцев.

* * *

Крытые конные носилки неспешно двигались в полуденную землю. Дорога вилась между холмами, заросшими лесом. Потом они поедут степями. А затем, как обещал царевне Аюне провожатый, вдали покажутся горы — настоящие горы, в сравнении с которыми все эти холмы — лишь мозоли на теле земли. Вот как раз там, у подножия этих гор, начинались владения ее треклятого «нареченного».

Идти до них было еще очень неблизко. Царевна тосковала. Дорога казалась ей унылой, совсем как ее будущность. Аюна, чуть приоткрыв тканый полог, рассматривала однообразные холмы, вздымавшиеся то слева, то справа. «Когда я буду бежать отсюда, надо запомнить путь…»

Она резко одернула себя. Нет, разумеется, бежать она не будет!

«Я сама вызвалась принести эту жертву. Отступать и уж тем более бежать мне не годится. Я дочь Ардвана. Кровь взывает сохранять величие даже в беде…»

Она вздохнула, прикрыла глаза, убегая мыслями в прошлое. Перед ней вставала ее последняя встреча с Аорангом, когда он уезжал в горы мохначей искать Аюра. Тогда они и предположить не могли, что расстаются навсегда!

Сердце Аюны разрывалось от любви и боли. Если бы они только знали, что все так пойдет! Если бы Аоранг сказал тогда — бросай все, бежим… Но что-то внутри будто ожгло ее пощечиной. «Не сметь! — твердило это нечто. — Ты уже как-то уступила порыву чувства, и вот теперь смерть расправила крылья над державой отца. И сам повелитель Аратты был убит — по твоей вине!»

— Ты лучшее, что было в моей жизни, но я не могу, я должна забыть тебя, — шептала Аюна, не в силах больше удерживать слезы. — Я царевна! Если бы я только родилась в простой семье, у нас все было бы иначе… Уверена, я не проживу долго в Накхаране. Я умру от тоски, и моя тень вернется к тебе…

Аюна мотнула головой, стараясь отогнать привязчивое воспоминание. Позади слышались негромкие голоса слуг, бредущих рядом с возами. Дюжина воинов охраняла растянувшуюся вереницу людей, упряжных и вьючных быков и мулов. Киран не расщедрился даже на то, чтобы приставить к дочери покойного государя жезлоносцев — заявил, что те понадобятся ему в столице.

— А ты все грустишь, моя госпожа?

Янди на тонконогом муле подъехала к носилкам. Аюна посмотрела на девушку с невольной завистью. Хорошо Янди — пусть у нее ничего нет, зато она может выбрать себе такого мужа, какого пожелает!

Новую служанку приставил к ней Киран, заявив, что юная вендка не только смышлена, но и обучена сражаться и в случае необходимости сумеет защитить ее. Смелая и веселая девушка понравилась Аюне; они часто болтали о том о сем, и незаметно для себя царевна начала относиться к ней как подруге.

— Не думаю, что высокородный Ширам будет доволен, увидев заплаканными твои прекрасные глаза!

Аюна фыркнула и резким движением утерла слезы:

— Он может получить мое тело, но…

— Ну да, конечно. Но искру твоей души он не получит, верно?

Янди криво ухмыльнулась, отчего ее тонкое лицо приобрело очень недоброе выражение.

— Если ты и впрямь желаешь победить своего победителя, не давай ему знать, что поражение тяготит тебя.

— Это как?

— Очень просто, моя госпожа. Ты говоришь о душе? У накхов тебя не поймут. У них мечи имеют души и змеи имеют души, а вот у людей дело обстоит иначе. Так что Ширам не будет посягать на твою душу. Полагаю, что и тело твое ему не очень-то нужно…

— Как ты смеешь? — нахмурилась Аюна. — Я дочь государя!

— Мертвого государя.

— Какая разница? Или от этого потускнела моя божественная сущность? Или честь, оказанная Шираму, стала меньше?

Янди усмехнулась еще неприятнее. Она помедлила с ответом, явно подбирая слова, но ответить царевне она не успела. Из-за кустов, тянущихся по склону ближнего холма, вылетело три дюжины легких оперенных стрел. Затем позади растянувшейся вереницы послышался оглушительный дикий вой и перекрывающий его боевой клич.

— Венды! — крикнула Янди, натягивая поводья и выхватывая один из дротиков, закрепленных у луки седла.

И тут же со всех сторон, будто муравьи из нор, полезли бородачи с топорами и копьями в руках. Один из них, рослый, широкоплечий силач, сразу бросился к конным носилкам, легко оттолкнул загораживающую их девушку и протянул руку к Аюне.

Янди не сопротивлялась. Она будто сама порхнула в сторону, быстро ухватила врага за волосы, собранные в пучок, резко подняла их и как ни в чем не бывало вогнала в затылок воина длинную граненую бронзовую заколку.

— Спасайся, царевна! — воскликнула она, разворачивая мула навстречу неприятелям.

Аюна замерла, пытаясь нащупать лежавшие где-то тут лук и колчан со стрелами. Вот миг назад она видела их, а сейчас они будто пропали! Она шарила ладонями по стенам. Вдруг носилки резко накренились. Сзади послышалось беспомощное ржание. «Коня убили», — обреченно поняла Аюна, падая на бок. Краем глаза она видела, как пара вендов, стянув Янди с седла, тащат пленницу в кусты.

«Ну вот и конец», — подумала она.

В этот миг над ее головой прозвучало резкое, как удар доской:

— Эту к вождю!

Глава 10. Золотое дитя

Всю дорогу, с самого начала пути, Аюр размышлял, не совершил ли он большую ошибку. Не напрасно ли он поверил словам Невида, не зря ли согласился ехать с ним на север?

«Мое место в столице. Мой долг — спасать страну, а не бросать ее на растерзание заговорщикам!» — эта мысль точила его, не давая покоя. Но воспоминание об убийцах-вурсах и почему-то особенно — о взгляде Кирана у погребального костра остужало царевича. Что он может против врагов? Один, почти без поддержки?

«Спасение Аратты — не здесь, — твердил ему Невид. — Если хочешь найти верный путь, следуй за мной. Здесь, в столице, тебя ждет только смерть».

Разве он был не прав?

«Прав, — мысленно соглашался с ним Аюр, трясясь в крытом возке по бесконечно длинной северной дороге. — И я не хочу умирать напрасно… Но я еще вернусь — во главе войска, с верным Ширамом по правую руку!»

Вслух он, конечно, ничего подобного Невиду не говорил. У Северного храма явно были свои замыслы на его счет. Об этом ему еще расскажут, когда они прибудут в главный храм Белазоры, — так говорил Невид. Дескать, только там Аюр сможет обрести нечто такое, что поможет ему спасти Аратту.

«Что ж, послушаем, что они предложат и что захотят взамен», — думал Аюр, стараясь мыслить как государь. Северный храм был влиятельной силой, особенно в Бьярме и сопредельных землях. В столице его, однако, называли оплотом богохульников, и, судя по возмутительным речам старца, — ой не зря. Но сейчас царевичу было не из кого выбирать союзников. Порой ему казалось, что он умер тогда вместе с отцом и вознесся к Исвархе в священном пламени погребального костра. А тот, кто едет сейчас в возке вместе с этим многознающим, но, кажется, немного безумным жрецом, — какой-то совсем другой Аюр…

«Пусть северные жрецы мне помогают, хоть они и искажают веру Исвархи, — решил он в конце концов. — А уж потом, когда я доберусь до накхов и у меня будет войско…»

Ну и, кроме того, путешествие было весьма занимательно. Великая Охота, несмотря на все неудачи и несчастья, пробудила в царевиче любознательность, о которой он прежде и не подозревал. За каждым холмом или рощей ждали новые открытия. Даже несмотря на то, что поначалу, когда небольшой отряд то и дело проходил через городки и селения, Невид и Аюр прятались в возке. Царевич целыми днями смотрел по сторонам из-за полуопущенных занавесей, и скучать ему было некогда.

Уже на третий день путешествия отряд вышел на берег великой реки Ратхи, что рождалась на восточных горах и, вбирая в себя притоки, текла к морю на далеком юге. Дальше они не мешкая двинулись вдоль ее гористого берега по хорошей дороге с плотной, набитой множеством повозок колеей к северу — в лесной край, называемый Бьярмой.

Аюр в этих местах никогда не бывал. Да и вообще до своей Великой Охоты он весьма мало что повидал, кроме окрестностей столицы и летнего дворца. Государь все время держал его при себе, как недавно осознал Аюр, из страха за него — ведь оба старших царевича погибли не своей смертью. А теперь умер и сам отец. «Лучше бы отец не прятал меня от бед, а готовил к ним, — раздумывал Аюр с досадой. — Я бы тогда не чувствовал себя чужаком в собственной стране!»

Здешние земли были очень похожи на земли ингри, но тут все было как-то просторнее и мощнее. Невообразимо широкая водяная гладь Ратхи, где рыбачьи челны казались березовыми листочками, изумила царевича. А уж Змеево море, говорили ему воины храмовой стражи, — так у него и вовсе дальнего берега не видать, и никому не известно, есть ли он вообще. Аюру не очень-то верилось, но он молчал. Великая Аратта, живым богом которой он теперь стал, весьма сильно отличалась от окрестностей Лазурного дворца и садов Верхнего города, и с этим приходилось мириться.

Северная дорога была так же хороша, как и та, по которой Аюр ехал на Охоту Силы, — прямая как стрела, ухоженная, с постоялыми дворами на пути. То и дело встречались отряды стражи, оберегающие путников от лихих людей. Правда, как сказал Невид, эта дорога была и единственной в Белазору. Еще одна подобная шла в Ратхан, третья — в Майхор, ну а между ними раскинулся дикий лесной край, где странствовать можно было разве что по рекам и звериным тропам.

— Мы зовем нашу землю Бьярмой, а ее жителей — бьярами, по одному из наибольших племен, — рассказывал по пути Невид. — Но на самом деле в лесах живет великое множество народностей из одного корня, говорящих на одном языке. Виндры, что зовут себя поморянами; горные вурсы; восточнее, ближе к горам, — арсури, южнее — маурема…

И перечислял, пока у Аюра голова не начинала идти кругом от незнакомых имен.

— Ну хорошо, значит, мы едем к морю, в земли виндров. Самый большой город там — Белазора, так?

— Да, наша столица. Даже теперь, когда море наполовину затопило ее, она остается главным городом Бьярмы. Змеево море медленно убивает север, но оно же и кормит его. Зимы у нас очень суровы, но волею богов море не замерзает даже в самые сильные холода…

— Удивительно, — заметил Аюр.

— Так и есть. — Старик задумчиво покачал головой. — Как будто что-то греет его изнутри! Многие считают, что именно там, в пучине вод, находится логово Первородного Змея. Море очень богато рыбой, а также полно чудовищ, которых порой и представить невозможно…

— Я слышал об огромных морских змеях! А кто там водится еще?

— Сам наверняка увидишь, если сходишь на рыбный рынок в Белазоре. Там и сейчас есть на что посмотреть, а уж раньше! Рыбаки-поморяне ловили неописуемых страшилищ и даже имели наглость предлагать на продажу для еды! Отчаянный люд были эти поморяне!

— Почему «были»?

— Сейчас их земли по большей части под водой.

Невид вздохнул и призадумался.

— А что на востоке, за рекой?

— Там леса, а за ними — снежные горы. Предела им никто не знает. И жить там невозможно. Они — ледяная стена вокруг мира…

Наконец северный тракт свернул от реки, уклонившейся к востоку, и вокруг как будто сразу стало темнее. Дорогу с обеих сторон стиснули непролазные еловые леса. Время от времени, когда дорога взбегала на какую-нибудь горку, леса расступались и путешественники видели деревянную крепостицу, огороженную частоколом, — вроде той, что Ширам приказал возвести на высоком берегу Вержи, — и городок с торжищем вокруг нее.

Дома бьяров заметно отличались от приземистых полуземлянок ингри. Кто побогаче, ставил себе высокие срубные избы, крытые еловой дранкой. Невид сказал, что этот обычай новый и бьяры повсеместно перенимают его у лесных вендов. Но еще встречались остроконечные, врытые в землю дымники, что местные жители называли саонами. Некоторые из них были почти неотличимы от поросших жухлой травой холмиков, затерявшихся среди желтеющих деревьев. Порой попадались и хлипкие берестяные шатры-котты.

— Это самое древнее жилище на свете, — сообщил Невид. — «Первой чашей были ладони, а первым домом — котта». Так говорят бьяры.

Сами бьяры тоже весьма занимали царевича. Были среди них и пепельноволосые, с раскосыми светло-голубыми глазами, очень похожие на бледнокожих ингри, и темноволосые, и нечто среднее. Все они носили разукрашенную одежду из выделанной кожи и странной ткани, которую изготавливали из крапивы. Все как один ходили с луками за спиной. «Это, верно, потому, что они охотники», — думал Аюр, не привыкший к виду вооруженных простолюдинов.

А уж их женщины! Приближающуюся богатую бьярскую женщину было слышно издалека по бряканью и звону. И вот появлялось лесное диво, подобное диковинной птице или воину в пестрой броне. Бесчисленные бронзовые подвески болтаются на кожаном поясе. Кошели, расшитые ярким бисером, гребни, обереги — уточки, кони, лоси… Из-под тяжелой, подобной воинскому шлему нарядной шапочки свисают накладные косы из переплетенных красных, синих и бурых лент, почти закрывая лицо. Но местные красавицы носили все это великолепие, будто и вовсе не замечая его тяжести и неудобства. А порой даже лихо ездили во всем этом верхом на лосях.

Пока Аюр разглядывал местных жителей, Невид и ему раздобыл добротный кожух и сапоги на меху, чтобы тот не мерз. Кончалась пора листопада, и все чаще по ночам на землю ложился иней.

— Осталось нацепить глупую шапку с бронзовыми ушами, и можно не прятаться в возок, — ворчал царевич. — Все равно меня от бьяра уже никто не отличит…

Крепостицы и остроконечные дымники оставались позади, дорога снова ныряла в леса. Потом появилось кое-что еще. Чем дальше, тем чаще у дороги встречались раскидистые деревья, увитые разноцветными лентами и лоскутками. А то и стоячие камни, на которых были высечены некие божества, определенно не имеющие ничего общего с Исвархой. Проезжая мимо очередного, заваленного приношениями идола, Аюр не выдержал.

— Вот это кто? — обличительно простер он руку в сторону изваяния. — Что это за чудовище? Обожравшийся паук?

— Это владычица Тарэн в своем старшем, темном обличье, — безразлично ответил Невид.

— Ах, Тарэн?!

Аюр вспыхнул от возмущения. С жуткой богиней бьяров царевич уже познакомился, и знакомство было не из приятных. А проклявшего его оборотня из заповедного леса он и подавно запомнил надолго.

— Что эта уродина тут делает?

— Охраняет дорогу, — невозмутимо объяснил жрец. — Видишь, сколько у нее глаз и ног? Это означает, что она всеведуща, а также способна мгновенно попадать в любые пределы земли и неба…

— И это говоришь ты, жрец Исвархи?! Ушам не верю! Может, вы тут еще и жертвы ей приносите?

Невид усмехнулся:

— Ты не прав, Аюр. Тут почитают Исварху, но по-другому. Его тут славят под именем Сол. Но бьяры считают, что, кроме него, миром правят и другие могущественные силы…

— Но это кощунство, — уже привычно вздохнул Аюр. — Почему Северный храм не просвещает дикарей?

— У Северного храма есть дела поважнее, — отмахнулся Невид.

Однажды вечером они встали на ночевку в березовой рощице на пологом холме неподалеку от дороги. Жрецы разожгли костер и столпились вокруг него, чтобы согреться, — несмотря на холод, они оставались в своих мешковатых одеяниях, крашенных луковой шелухой. Пока варилась похлебка, Аюр накинул кожух и потихоньку ушел в рощу. После дня в пути ему просто хотелось размять ноги и пройтись в одиночестве. Он шагал в сумерках среди белеющих во мраке стволов, а вокруг с тихим шорохом осыпались листья. Откуда-то сверху порывами задувал ледяной ветер, как будто им веяло прямо с холодных и колючих звезд.

Поднявшись на вершину холма, Аюр разглядел внизу, в стороне от дороги, острые крыши бьярских саон. Над ними поднимались дымки. Подле каждого дымника торчали лаавы-кладовые на высоких столбах для защиты припасов от зверья — царевич такие уже видел у ингри. Где-то была откинута шкура, служившая дверью, и внутри уютно подмигивал огонь очага. В воздухе заманчиво пахло грибной похлебкой. «Хотелось бы знать, они так же гостеприимны, как ингри? — подумал Аюр, начиная спускаться с холма. — Я бы, пожалуй, поел…»

Неожиданно он угодил в высокую крапиву — целое поле, как будто нарочно тут высаженное. Обжегшись, Аюр выругался, выскочил из зарослей, поскользнулся на влажной от росы траве, съехал вниз по склону и свалился прямо на ближайший дымник. Берестяная, крытая дерном крыша с треском проломилась, и Аюр мигом оказался внутри.

В сумраке заверещали дети, кинувшись к матери. Повалил дым из очага, куда упал опрокинутый Аюром котелок с похлебкой. Мать первым делом быстро подхватила котелок, пока еда вся не выплеснулась, поставила на плоский камень у очага и лишь потом взглянула на нежданного гостя.

— Прости, — смущенно проговорил царевич. — Я сломал вам крышу. Я не хотел, просто упал…

— Гость в дом — бог в дом! — отозвалась женщина, глядя на него во все глаза без всякого признака страха.

Аюр отряхнулся, сел и огляделся с любопытством. Никогда прежде он не бывал в таких темных, тесных и душных домишках. Больше всего это жалкое жилище напоминало скверный, прокопченный походный шатер, поставленный поверх неглубокой ямы. Земляной пол был закидан еловыми лапами и устелен вытертыми шкурами, и все равно от него пробирало холодом. Видно, потому хозяйка жилища была в такой плотной юбке, что та напоминала войлочный ковер. Сперва из-за этого странного одеяния женщина показалась Аюру толстой, но потом он разглядел, что она худенькая, чтоб не сказать тощая, молодая, с усталыми глазами и приветливой улыбкой на бледном лице.

— Садись к очагу, господин, погрейся, пока я починю крышу, — предложила она и встала, бренча оберегами.

Она ловко вытащила сломанную слегу, поставила новую, заложила крышу кусками бересты и мхом. Все было сделано так быстро, что Аюр даже не успел отогреть у очага озябшие за время прогулки руки.

В избе пахло вареными грибами. Аюр сглотнул слюну. Ему вспомнилось, как во время путешествия в землях ингри его повар часто добавлял собранные слугами грибы в разные блюда. Там он привык их есть, хоть сперва и брезговал.

Дети, видя, что мать спокойно чинит крышу, выглянули из-под вороха облезлых шкур и с любопытством уставились на Аюра. Он насчитал троих, один другого младше.

— Ты прилетел с неба? — пропищал самый смелый.

— Вроде того, — ухмыльнулся царевич.

— А где твой шестиногий лось?

— Что?

Тем временем вернулась женщина и с улыбкой опустилась на колени перед очагом.

— Раздели с нами пищу, господин!

Она вытащила из расшитой поясной сумки деревянную ложку и протянула Аюру. Ложка сплошь была покрыта затейливой резьбой.

— Ее вырезал мой муж, — гордо сообщила женщина.

— А где он? На охоте?

— Его забрали строить Великий Ров, как и всех мужчин в селении. Еще в начале лета. И ничего о нем с тех пор не слышно.

— Гм… — промычал Аюр, первым запуская ложку в котелок. — Как — всех мужчин? А кто добывает вам пищу?

— Сами, — пожала плечами женщина. — Собираем грибы, ягоды, ловим рыбу. Сейчас сытая пора, лес прокормит, а вот зимой будет худо. Если не отпустят мужчин домой, не все доживут до весны.

— Это неправильно, — чуть подумав, сказал Аюр. — Почему забрали всех? О чем думает наместник вашего удела? Он собирается устроить тут голод?

— Должны были кидать жребий. Ну ты сам понимаешь, господин, как делаются такие дела. Вытянули его все бедняки, за которых заступиться некому. И везде так.

— А пожаловаться?

— Кому? — всплеснула руками бьярка. — Тут в одном селении уже пожаловались — так пришел отряд накхов, забрали всех мужчин, даже подростков, и угнали на строительство, и правых, и виноватых. А кто сопротивлялся — развесили на березах… — Она оглянулась на детей и шепотом добавила: — По частям… Нет уж, светлый господин, мы лучше сами как-нибудь.

— Да что «сами»?

— Наши боги защитят нас!

Аюр пожал плечами и принялся молча есть дальше. Выскребая ложкой дно котелка, он вдруг сообразил, что ел только он и дети, а женщина не ела. Значит, она отдала ему свою долю? Поняв это, он смутился.

«Ну ничего, — подумал он. — Теперь ваши беды кончились. Вам повезло встретить сына государя, а он непременно вознаградит вас за гостеприимство…»

Облизав ложку, он отдал ее бьярке и скинул кожух. Теперь царевич наслаждался теплом и сытостью, сонно рассматривая небольшого деревянного идола, что стоял у поддерживающего крышу столба. Перед ним лежали костяные зверьки-обереги и плошка с медом. Идол был трехликий, страхолюдный донельзя.

— Эту богиню я знаю…

— Как не знать! — засмеялась женщина. — Это же благая мать Тарэн!

— Благая? — скривился Аюр. — А как насчет оборотней, которым она покровительствует?

— Что поделать! — пожала плечами бьярка. — Мать людей и зверей добра, но гневлива. А в гневе она себя не помнит, как многие женщины. Когда шаманом овладевает Ярость Тарэн, он впадает в безумие и может убивать и убивать, пока рядом не останется больше живых…

— Но зачем поклоняться всякой злой нечисти? Есть один бог — Господь Солнце…

Бьярка в ужасе замотала головой:

— Что ты, господин! Мы, разумеется, чтим Сола, небесного супруга нашей Матери, — вон видишь? — Она показала на небольшой круг в правой руке Тарэн, в котором смутно угадывалось солнечное колесо. — Но дело в том, что небесным богам нет до нас дела. А благая Мать Тарэн — она всегда смотрит за своими детьми…

— А что это у нее в левой руке — не змея ли? — приглядевшись, спросил Аюр.

— Да, это знак Хула, ее второго мужа.

— Кто такой Хул?

— Ты смеешься, господин? Хул — это враг! Тот, кто живет под землей и под водой, кто насылает потопы и болезни…

— Погоди! Так эта ваша Тарэн замужем и за Исвархой, и за Первородным Змеем?! — Аюр, не удержавшись, расхохотался. — О Святое Солнце!

— Но она ненавидит Хула и стремится его убить, — уточнила бьярка. — Впрочем, Сола она тоже больше не любит. Ведь он прогнал ее и отверг Зарни!

Она произнесла это имя с особым придыханием. Дети снова высунулись из-под шкур и уставились на Аюра, как будто чего-то от него ожидая.

— Кто это — Зарни?

Видимо, отклик ожидался явно не такой — семейство бьяров опешило, услышав его слова.

— Сын Тарэн, сын солнца и мрака, Золотое Дитя — Зарни Зьен, — пылко проговорила женщина. — Наш защитник и заступник перед людьми и богами, Рожденный в полете!

Аюр нахмурился, вспоминая. Кажется, про Зарни он что-то слышал — в детстве, от старой няньки.

— Это же сказки! О волшебном парне, который летает по небу на золотом шестиногом лосе и сражается с чудовищами…

— Это не сказки! — наперебой завопили дети.

— Тихо вы! — прикрикнула на них мать. — Давай, господин, я расскажу тебе о Зарни. Эти истории мы любим и можем рассказывать их ночи напролет…

Дети тут же вылезли из-под шкур. Набравшись смелости, они окружили Аюра и сели рядом с ним, украдкой прикасаясь к его длинным темно-золотистым волосам.

— В незапамятные времена было на небе два бога, два брата-близнеца, Сол и Хул. Раз поспорили они, кто из них будет главным, подрались, и Сол спихнул Хула вниз. Тот обиделся, забрался под землю, а потом решил, что и там ему неплохо.

Так и стали они жить — Сол озарял небо, Хул повелевал подземными водами. А на земле правила богиня Тарэн, благая и свирепая.

Хул, хоть и прижился под землей, держал обиду на брата и во всем старался портить ему жизнь. Как они человека создавали, это история особая, а я расскажу другое. Вот раз Сол и Тарэн решили пожениться, а что устроил Хул? Принял облик брата и пришел ночью к его жене. А когда Тарэн забеременела, взял да все брату и рассказал, веселясь и радуясь своей пакости.

— Ну теперь женись на мне, — сказала Тарэн.

— Не могу, ты ведь жена моего брата! — заявил Хул.

И спрятался к себе под землю. Тогда Тарэн отправилась на небо, но Сол ее туда не пустил.

— Иди, — говорит, — к брату, теперь он твой муж, а не я!

Тарэн разгневалась и сказала:

— Никто из вас мне не нужен, и даже не суйтесь в мой серединный мир!

И полетела на землю. А в воздухе у нее родился сын, сияющий, как солнце, озорной, как Хул, и добрый — сам по себе.

Старые люди говорят — раз увидели, как падает звезда. Пала прямо на крышу бедной котты, и та вспыхнула, будто в нее ударила молния! Люди сперва убежали. Потом набрались смелости, вернулись, глядь — нет пожара! Только крыша пробита, а на полу лежит новорожденное золотоволосое дитя и смеется.

— Вот такой он, Зарни, Рожденный в полете, — закончила молодая бьярка. — Поскольку он родился между небом и землей, он стал богом нашего мира. Он любит людей и защищает их перед всеми богами, в том числе и перед своей матерью Тарэн. Он побеждает чудовищ и змеев, он научил бьяров сажать ячмень, ставить ловушки на зверей, варить пиво… У него нет капищ, ему не поклоняются в кереметях — но он бродит где угодно и может войти в любой дом…

И все семейство восторженно уставилось на царевича.

«Да они думают, что я — это он!» — сообразил ошеломленный Аюр.

— Вы думаете, что я — Зарни Зьен?!

— А разве нет? Ты упал с неба. И разве бывают у людей такие волосы — золотые, как солнечное сияние?

Все посмотрели на него с глубоким и почтительным восхищением.

— Ты ведь сын бога?

— Это правда, я сын бога, — со вздохом подтвердил Аюр. — Но…

Женщина низко поклонилась ему. Дети с воодушевлением повторили ее движение.

— Это очень большая честь — принимать тебя, сын Солнца! — говорила хозяйка, неотрывно глядя на него. — Жизнь стала тяжела, и твоя мать жестока к нам. Ясный Сол от нас совсем отвернулся, ему нет до бьяров никакого дела. А Хул, пользуясь этим, собирается сожрать весь мир. Господа сгоняют людей копать Великий Ров, но разве им по силам противиться ему? Только на тебя вся надежда! Может, ты уговоришь своих отцов смилостивиться над нами? Люди всего севера надеются только на тебя, добрый Зарни…

«Я не Зарни», — хотел заявить Аюр.

Но промолчал. Ему было их жалко, и он не хотел разочаровывать детей.

— Оставайся у нас, Зарни, — попросил старший мальчик, трогая его за руку. — Там снаружи холодно и темно. А завтра взойдет солнце, и твой шестиногий лось прилетит за тобой. Мы очень хотим на него посмотреть!

Шестиногий лось! Аюр едва не расхохотался. Но его уже разморило, и в самом деле никуда не хотелось идти. «Приду утром, — сонно подумал он. — Надо будет им что-то дать…»

Ему постелили на лучшем, самом дальнем от выхода месте, у очага. Аюр укрылся шкурой и мгновенно уснул.

Проснулся Аюр под ясным небом, в совершенно незнакомом месте. Над его головой раскачивались сосны, свистел ветер, а где-то поблизости слышался равномерный накатывающий рокот. Аюр приподнялся на локтях:

— Где я?

— Мы уже полдня как в пути, — раздался рядом голос Невида. — Ты все утро проспал в возке.

— Но я уснул в дымнике…

Аюр сразу вспомнил все — ночь, поле крапивы, голодное семейство, грибную похлебку и сказки о Зарни.

— Что ты с ними сделал?! — подскочил он.

— Да ничего, — хмыкнул старый жрец. — Они проснутся и увидят, что тебя нет. И окончательно убедятся, что ночью их посетил Зарни Зьен.

«И это он знает!» — с досадой подумал Аюр.

— Послушай, ты можешь смеяться, следить за мной, подслушивать, — сердито заговорил он, поднимаясь с расстеленного на земле мехового плаща. — Но я сам буду решать! Ты знаешь про строительство этого Великого Рва?

— Да. Бессмысленная затея твоего дяди Тулума. Я ему об этом не раз писал, но он не желает слушать.

— Они забрали на строительство всех мужчин в этом селении!

— И не только в этом. Не хватает рук, а вода наступает.

Аюр принялся ходить туда-сюда, как всегда, когда его что-то волновало. Старый жрец наблюдал за ним с любопытством.

— Они в столице просто не знают, что тут творится, даже не представляют! — воскликнул царевич, резко останавливаясь. — Надо это немедленно прекратить! Надо переселять отсюда людей на юг, а не морить их голодом и развешивать на березах! Все, дай мне охрану и припасы. Я возвращаюсь.

— Куда?

— В столицу. Пойду к дяде, к Тулуму. Как я сразу об этом не подумал?! Мне надо спасать Аратту!

— Именно для этого я и везу тебя в Белазору. Не забыл?

— Нет, — буркнул Аюр. — Но смотри не обмани меня!

Глава 11. Город костей

В последний день путешествия Невид всех разбудил и поднял в дорогу еще затемно. Они ехали под звездами, по высеребренной сверкающим инеем дороге, в облаках пара, который вырывался изо рта людей и упряжных быков. Вокруг стоял неподвижный, словно скованный заморозками, хвойный лес. Аюр, пользуясь темнотой, шагал вместе с прочими, даже радуясь этому. «Хоть согреюсь, а то в возке околел бы от этакого мороза! — размышлял он. — В столице, когда наступает луна холодов, добрые люди сидят у жаровен и пьют горячее вино! Но эти жрецы — да люди ли они вообще? Даже сандалии на сапоги не поменяли!»

— Не спорю, рановато выступили, но тому есть причина, — раздался бодрый голос Невида, шагавшего рядом в своем мешкообразном потрепанном рубище. Ему, кажется, вообще никогда не бывало холодно. Но Аюр, помня, как старик обжег его одним прикосновением, уже вообще ничему не удивлялся.

— К рассвету мы будем в Белазоре, а это большой город. Чем меньше народу нас увидит, тем лучше.

Но прежде чем войти в столицу Бьярмы и отплыть оттуда на остров, где находился Северный храм, Аюр впервые в жизни увидел море. Еще накануне, после того как он проснулся на пригорке, они вышли на крутой берег, и вдруг откуда-то налетел сильный ветер, пропитанный непривычными запахами гниющих водорослей и рыбы, и снова послышался глухой равномерный грохот. Юноша невольно прикрыл глаза ладонью — перед ним простирался сияющий серо-голубой простор, однообразный и непрерывно движущийся, ближе к берегу покрытый беловатыми барашками.

— Вот и оно, наше Змеево море, — сказал Невид. Царевич с удивлением услышал теплоту и чуть ли не нежность в его голосе. — Его называют так еще и потому, что его длинные извилистые заливы-языки глубоко врезаются в тело Бьярмы. Вот первый из таких языков…

Аюр, щурясь от вспыхивающих на волнах солнечных бликов, смотрел вдаль. Море лениво накатывало на берег, над волнами носились и пронзительно кричали белые чайки.

— Нынче славный день, — сказал Невид. — В небе ни облачка, и ветра почти нет. Если бы тут настоящий ветер поднялся да набежали тучи — ты бы увидел совсем другое море!

Скоро сосновые рощи скрыли море из виду, но его терпкое дыхание еще долго следовало за ними, пока не растворилось в запахах мхов, грибов и еловой смолы.

К тому времени, как ночное небо стало едва заметно светлеть, лес отступил от обочин и остался позади. По сторонам все чаще начали встречаться дома, окруженные небольшими полями. Аюр спросил жреца, что тут сеют, — ему казалось невероятным, чтобы что-то полезное могло вырасти в таком суровом краю. Однако тут растили многое — овес, ячмень, лен. И даже крапиву — на веревки и ткани.

Потом деревянные — островерхие и двухскатные — дома сменились каменными, и Аюр понял, что они вступают в Белазору. Теперь строения вокруг были привычного ему вида — каменные дома в два-три крова, с лестницами, башенками и подвесными галереями.

— Ого! — воскликнул он, вертя головой по сторонам и разглядывая ряды еще спящих городских особняков за высокими стенами. — Да тут у вас в самом деле как в столице. И не скажешь, что мы на краю света!

— Это когда-то построили арьи, — ответил Невид.

Они проехали через большую, явно торговую площадь, где уже ходили люди, мычали быки и ставились шатры, — как и на любом торгу, жизнь тут пробуждалась с рассветом. Невид велел Аюру снова забраться в возок и спустить занавеси, а прочим сердито крикнул не задерживаться. По обе стороны снова потянулись дома, еще площадь, совершенно пустая…

Аюр, во все глаза смотревший по сторонам из возка, вдруг заметил, что они едут вдоль необитаемых домов с заколоченными дверями и окнами, закрытыми ставнями.

— Они что, все брошенные? — удивленно спросил он.

— Здесь — да. Можешь тут поднять занавесь и смотреть…

Аюр так и сделал. И вскоре, к своему ужасу, понял, что едет по мертвому городу.

Все здания тут были брошены и разрушены. Дома без крыш, с поломанными стенами, словно их разнесла рука какого-то безумного великана. На стенах кое-где еще виднелись следы краски, но бо́льшая часть выглядела так, как будто ее всю смыло.

Чем дальше, тем страшнее выглядели разрушения. Уже не дома, а просто утопающие в грязи и гниющих водорослях кучи камней. Из этого месива торчала то уцелевшая колонна, то лестница, ведущая в никуда, делая эти развалины еще более жуткими. Все вокруг было серым — и предутреннее небо, и руины. Серые, мертвые деревья без листвы рядами торчали вдоль дороги из… воды?

— Что тут произошло? — прошептал Аюр, невольно стискивая руками край возка.

— Сюда пришло море, — ответил Невид. — Большая волна в одну ночь затопила полгорода. Тут была гавань Белазоры, торжища, склады… Сейчас это место называется Городом Костей, а сам город сдвинулся к югу. Здесь — лишь развалины, которые порой накрывает вода, а когда она уходит, они утопают в жидкой грязи и зыбучем песке. И не приведи тебя Исварха сойти с дороги — засосет вмиг…

Они ехали по дороге, которая теперь больше напоминала плотину. По обеим ее сторонам тихо плескалась вода. Развалины теперь торчали прямо из моря и попадались все реже — по мере того, как вода становилась глубже…

Наконец возок остановился.

— Вылезай, — велел старый жрец. — Дорога кончилась.

Аюр выбрался наружу и увидел перед собой конец плотины, в который с мерным грохотом били пенистые валы. У хлипких причалов качались на волнах несколько низких лодок, и весельных, и с торчащими мачтами. Из лодок поспешно выбирались, глядя на них, какие-то люди. А вдалеке, в тумане, устремлялось в небо нечто огромное, острое…

— Что это?

— Это и есть Северный храм, — торжественно объявил Невид, указывая туда, где из моря поднималась темно-серая скала с остроконечной вершиной.

Приглядевшись, Аюр увидел, что вся верхняя часть скалы — это рукотворная крепость. Он видел стены, башенки, ведущие на вершину дороги, вырубленные прямо в камне. Где-то в вышине чуть розовели купола, похожие на облака. Они выглядели так, будто именно там рождалась заря нового дня.

— Как красиво, — пробормотал Аюр.

— Самый высокий — это храм Тысячи Звезд. Оттуда мудрецы столетиями наблюдают за ночным небом, стараясь понять, описать и предугадать движение светил.

— Там и живет этот ваш великий Светоч Исвархи?

— Да, там он и живет, — подтвердил Невид, с явным удовольствием вдыхая пахнущий водорослями морской воздух.

Подбежали лодочники и, низко кланяясь, помогли прибывшим перебраться в пляшущие на волнах лодки. Ветер наполнил паруса и понес их в море. Это было совсем не похоже на хождения по реке, которые порой устраивал для развлечения отец Аюра. У царевича перехватывало дух от качки, и в первый миг казалось, что утлая лодка вот-вот перевернется или зачерпнет воды и тут же пойдет на дно. Но перевозчики знали свое дело, и остроносая лодка скользила между накатывающих валов, как бегущая лисица меж кустов.

Удивительная крепость становилась все ближе. Аюр только поражался, до чего же она огромна. Как люди могли построить этакое чудо на скале среди моря?

Когда лодка подошла к причалу, навстречу Невиду кинулась толпа жрецов, подхватила и повлекла его наверх. Видя, как он распоряжается, а все кланяются ему, чуть не падая ниц, Аюр что-то заподозрил. А когда старика принялись усаживать в великолепные носилки, чтобы нести наверх, в храм, до царевича наконец дошло.

— Это ты — Светоч! — воскликнул он, обвиняюще ткнув в него пальцем. — Ты — верховный жрец Северного храма!

— Так и есть, — невозмутимо подтвердил Невид.

— Почему ты сразу не сказал?! Зачем столько времени морочил мне голову?

— Некоторые вещи можно лишь прожить самому. Это все равно что съесть за тебя обед.

— Ах вот как!

Аюр резко остановился.

— Признавайся, зачем ты меня сюда заманил?!

— Ты сам решил сюда ехать — или забыл? Пойдем со мной. Жрецы отведут тебя туда, где ты сможешь омыться и переодеться в чистое. Дорога была долгой, нам нужно отдохнуть. Мы сегодня почти не спали, и лично меня клонит в сон.

Окруженные восторженной толпой жрецов носилки отправились наверх по узкой извилистой дороге. Аюр проводил их злобным взглядом. «Он же не рассчитывает, что я потащусь наверх пешком? А, нет, вот несут еще одни…»

Когда царевич забрался в удобные носилки, его гнев несколько остыл. Покачиваясь на ходу, он зевнул и подумал, что ему в самом деле не помешает отдохнуть. А потом наконец поговорить с Невидом не так, как прежде, а так, как следует. Не как преследуемый убийцами мальчишка и ехидный старый жрец, а как законный властелин Аратты и глава второго — а может, на самом деле и первого по могуществу — храма страны.

* * *

Аюр и Невид стояли на огороженной каменной площадке, глядя на беспредельный простор Змеева моря. Над ними, совсем близко, нависал огромный купол, уже не розовый, как на заре, а золотистый, отражающий солнечные лучи и заливающий пространство потоками света. С такой высоты была очень далеко видна иззубренная заливами линия побережья, леса Бьярмы в голубоватой дымке, бесчисленные крыши Белазоры, рассеченные прямыми линиями улиц. Сверху особенно удобно было разглядывать очертания затопленной части города, с новой гаванью, словно белые ребра кита, торчащие из воды в жутковатом порядке.

— Погляди, — указывая туда, произнес Невид. — Не правда ли, Белазора чем-то похожа на дерево, попавшее под удар жестокой бури? Одной частью она мертва, а другой еще пока зеленеет. Причем живая часть растет себе, не желая знать о мертвой… То же самое сейчас можно сказать обо всей Аратте.

— Но что мы можем сделать? — с досадой отозвался Аюр. — Наводнения, бури и прочее — предотвратить их не в человеческих силах. Я — сын царя. Я рожден, чтобы править, я воспитан для этого. Так дай мне править! Я обещаю, что всегда буду поддерживать Северный храм. Я дам вам любые преимущества…

— Оставь эти речи. Не это мне сейчас от тебя нужно.

— А что? Знаешь, мне уже надоели твои притчи! Ты зачем-то выманил меня из столицы и привез сюда. Ну так говори, что тебе от меня нужно!

Невид посмотрел на него искоса:

— Ты знаешь, чего я хочу. Чтобы ты спас всех нас — от этого.

Старый жрец указал на безмятежное синее море, которое раскинулось до самого окоема.

— От моря? — Аюр расхохотался. — Я, по-твоему, Исварха? Ну то есть я, конечно, земное воплощение Исвархи — вернее, стану им, когда пройду обряд, — но даже тогда я не смогу приказывать морю!

— Как знать? — загадочно ответил Невид. — Пошли со мной. Покажу тебе кое-что.

Они спустились по винтовой лестнице и оказались в круглом зале с потолком-куполом. Зал был совершенно пуст, а свет в нем был устроен так искусно, что мягко рассеивался, не ослепляя.

Пестрый и красочный мозаичный узор на полу, как вскоре понял Аюр, изображал Аратту и окружающие ее земли, степи и леса, реки и города, ледяные горы и омывающие ее границы моря. Аюр поглядел наверх и совершенно не удивился, обнаружив там звездное небо со всеми созвездиями, выполненными из стекла и бронзы. В центре купола сияло золотое солнце с привычным милостивым ликом Исвархи, что невольно порадовало царевича. После разговоров в пути с Невидом он временами думал, что в Северном храме поклоняются Змею, если не кому похуже.

— Погляди… — Невид прошел по мозаичной Аратте, встал примерно посередине — как раз там, где находилась столица, — и широко обвел вокруг себя руками. — Погляди на север и юг, на запад и восток от наших границ. Что ты видишь?

Аюр пожал плечами:

— Ничего.

— Именно. Куда бы ты ни обратил свой взор — ты увидишь только дикость. Аратта в мире такая одна. Племена, будь то ингри на западе или венды на востоке, не говоря уж о мохначах, живут в берестяных хижинах, избах из бревен или кожаных шатрах, и цель их жизни — добыть немного еды и чтобы их самих не сожрали дикие звери… И так — повсюду, кроме Аратты.

— Это правда? — с невольным любопытством прислушиваясь к речам жреца, спросил Аюр. — Я никогда не задумывался об этом. Разве в мире нет ничего подобного Аратте? А как же те древние города на юге, за теплым морем? Мне о них рассказывал дядя Тулум. Кажется, они весьма велики…

— Города! — презрительно фыркнул Невид. — Они, по сути, ничем не отличаются от непомерно огромных селений народа Великой Матери, которые во всем подобны обычным муравейникам. Иные дикари любят жить вместе всей своей огромной семьей — вот и строят себе хижины размером с холм…

— Вот как! Но почему бы им не построить себе правильный город, как у арьев, если уж они хотят жить вместе?

Невид воздел палец к рукотворному небу:

— Они не могут! И не желают. Их сознание еще не проснулось… Я искал проблески. Твой дядя тоже, но он явно не понимал сути своего поиска. А все потому, что он смотрел вширь, а не вглубь.

— Как это — вглубь?

— В глубины времени. Понимаешь, дикие племена этого мира понемногу растут. Очень, очень медленно. Где-то умеют делать изумительные глиняные горшки, где-то поют прекрасные песни. Некоторые ходят по кругу, как тот удивительный народ Великой Матери, который давно остановился в росте и понемногу умирает, не сознавая этого. Но пройдут тысячи лет, прежде чем хоть кто-то из них — во всем обитаемом мире! — станет таким, как мы.

Аюр удивленно молчал, слушая слова Невида. Старик говорил весьма необычные вещи. Сказать по правде, царевич ни о чем подобном никогда даже не задумывался. К чему это он ведет? Одно ясно — не просто так.

— Знаешь ли ты, царевич, что ни один народ в мире, кроме нас, не имеет письменности? — продолжал глава Северного храма. — Жрецы порубежных вендов, когда их попытались обучить, так ничего и не поняли — лишь приспособили наши буквы для своих колдовских обрядов. Вырезать «Ард» на ясеневой доске, полить кровью и повторить три раза, чтобы в три раза сильнее подействовало!

Царевич хмыкнул, подумав: «И все же к чему он клонит?»

— А вот такого никто в мире изготовить не может.

Невид достал откуда-то из рукава своего одеяния небольшой нож. Аюр сразу обратил внимание на его необычный холодный блеск. Ножен не было, — должно быть, они крепились к предплечью.

— Покажи! — сразу оживился царевич.

При виде оружия он невольно обрадовался. Голова его уже гудела от обилия новых знаний и непривычных мыслей. Но, разглядев толком нож, Аюр был ошеломлен.

— Я не понимаю, что это за металл, — проговорил он, поднося клинок к глазам. — Я не вижу следов точила… Но он невероятно острый!

— Его создали таким сразу, — объяснил Невид. — Не сковали, а отлили, словно бронзу.

— Но это не бронза! Где, кто их делает? Я хочу такой себе!

Невид хмыкнул и забрал нож у царевича.

— Как ты думаешь, сколько лет этому ножу?

— Он совершенно новый! Видно, что им никогда не пользовались.

— Ему самое меньшее полтысячи лет. И я им пользуюсь уже лет десять.

— И он не тупится? — недоверчиво спросил Аюр.

— Не тупится, я пробовал. Он оставляет насечки на бронзе. А что до того, кто его сделал, — это были арьи. Видишь вытравленную надпись? Так вот — сейчас мы подобный клинок изготовить не можем.

— Арьи забыли, как делать такие ножи? — проговорил царевич, пораженный, каким мрачным внезапно стал голос верховного жреца.

— Вот именно — забыли. Ты понимаешь, что это значит? Племена, окружающие и населяющие Аратту, понемногу растут — а мы забываем. Они дикари, но они движутся вперед, мы же — назад, как народ Великой Матери. Время его давно прошло, он застыл в нем, как муха в смоле. А мы? Что мы такое? Или мы когда-то тоже остановились и медленно умираем? Пройдут века, и когда нынешние дикари станут великими народами — от арьев не останется ни следа… — Невид внезапно оборвал сам себя и уставился на царевича. — Так что ты думаешь? Аратта — благословение богов или что-то чуждое для этого мира?

— Конечно благословение, как иначе?! — не задумываясь, возмущенно ответил Аюр. — Аратта — светоч мира! От нее все благо!

— Хе-хе… А далеко не все так думают. Есть племена на юге, которые считают, что это они — настоящие арьи, а мы лишь украли себе их имя и землю…

На губах Аюра мелькнула насмешливая улыбка.

— Чумазые дикари, которые кочуют в степях Десятиградия? Что нам до них?

— Как тебе сказать… Кое-кто из их вождей считает, что Аратта — проклятие мира и должна быть уничтожена.

— Они говорят об этом вслух и подбивают дикарей на бунт? — нахмурился царевич. — Почему эти люди еще живы?

— Их не так просто поймать… Несколько лет назад твоему дяде удалось схватить нескольких смутьянов. Однако эти речи не прекратились. Вся степь твердит, что ложные арьи, то есть ты и я, — это лишь дивы в человеческом обличье, а никакие не люди. А потому если Аратта не исчезнет, то гневные боги уничтожат и весь мир вместе с ней.

Аюр задумался.

— Эти речи опасны, их нужно прекратить. Как только я верну власть, то немедленно пошлю накхов разобраться с этими степными мятежниками…

Верховный жрец слушал царевича с нарастающим разочарованием на лице.

— Ты говоришь, как сын этого мира. Как маленький вождь дикарского племени.

— Как ты смеешь…

— Нет, это как ты смеешь рассуждать подобным образом?! Я жду от тебя совершенно иного!

— Но что я сказал неправильно? — Царевич так удивился, что забыл даже оскорбиться.

— Так же рассуждал и Ардван, и за это небо отвернулось от него, — гневно сказал Невид. — То же самое ждет тебя, если ты не откроешь глаза и не перестанешь быть дикарем, забывшим все, что знали его предки…

— О чем ты? — воскликнул Аюр, отчаявшись понять слова старца. — Я хочу услышать тебя, но не могу. Я готов вспоминать, если это так важно для Аратты, — но что я должен вспомнить?!

В глазах Невида промелькнуло удовлетворение.

— Что вспомнить? Я тебе скажу. Ты — сын вечных богов, сын Исвархи. Вспомни об этом, отыщи в себе бога — или мы все умрем.

— Но я и так знаю, что я сын бога… — с недоумением начал Аюр.

Невид поднял руку, останавливая его:

— С завтрашнего утра мы начнем заново изучать Ясна-Веду. Как боги сошли на землю. Как они завоевали ее. Как они сражались друг с другом и как они одолели в битве Первородного Змея.

— А мне-то это зачем?

— Если все это могли твои предки — значит сможешь и ты.

Глава 12. Жертва Змею

Проснувшись, Аюр вскочил с заваленного мехами ложа, встряхнулся, встал на руки и прошелся в сторону окна по холодным каменным плитам пола. Радуясь невесть чему, он вернулся в прежнее положение и уставился на волны, плескавшиеся внизу, насколько достигал взор. Погода нынче стояла редкостная, солнечная, и море казалось спокойным, словно и не бурлило никогда, и не поглощало берег, как голодный зверь добычу. Тут царевич вспомнил вчерашние слова Невида о том, что им предстоит весь день читать Ясна-Веду, и сразу приуныл.

«Священные тексты подождут. Сперва надо здесь все изучить, — без колебаний решил царевич и начал одеваться. — Там, внизу, столько всего интересного…»

Он вспомнил полузатопленный город, который не успел толком рассмотреть вчера в сумерках. Неужели в этих развалинах еще живут люди? А рынок, на котором продают морских чудовищ!

«Я должен во что бы то ни стало взглянуть на них!»

Убедившись, что Невида поблизости нет, Аюр сбежал по длинным винтовым лестницам, спустился в нижний двор храма и решительным шагом направился к воротам. Встречные служители молча склоняли перед ним голову. Он лишь кивал в ответ, раздумывая, что скажет там, на пристани, за воротами.

Однако, к его удивлению, все обошлось на редкость просто. Завидев его, главный из лодочников, как и все прочие, начал кланяться и спрашивать, чего угодно молодому господину.

— Я желаю осмотреть город, — не знающим сомнения тоном объявил Аюр.

— Как скажешь, молодой господин, как скажешь…

Начальник переправы жестом указал двоим верзилам браться за весла и отвязывать одну из лодок от причала.

— На той стороне, в храмовой сторожевой башне, ты можешь подобрать себе достойное оружие и коня.

Как и обещал глава лодочников, в башне нашлись вполне приличные лук, стрелы, копье и все, что подобает настоящему воину. Конечно, их было не сравнить с теми, которые хранились в оружейной палате Лазурного дворца. И все же с таким оружием не стыдно было бы выйти на бой.

Отряд храмовой стражи, стоявший здесь, был невелик — всего-то пара дюжин. Узнав о намерениях царевича, командир отряда кивнул четверке снаряженных воинов, отдыхавших поблизости. Те, схватив оружие, бросились к своим коням. В первый миг Аюр собрался было возразить, но, вспомнив о недавнем происшествии у стен башни накхов, благодарно согласился на охрану.

Кони неспешно шли по мощеной улице. Аюр с нескрываемым любопытством разглядывал все, что только мог увидеть. Дома несколько разочаровали его — точно таких же было полно в Нижнем городе столицы. Пожалуй, только окна, закрытые тяжелыми деревянными ставнями, отличали их от привычных царевичу. Да и сами оконные проемы были поменьше, чтобы хранить жителей от лютых северных ветров. Стоило ехать так далеко, чтобы чувствовать себя будто на окраине столицы!

Аюр повернулся к старшему из храмовых стражников, могучему бьяру с узкими глазами и висячими русыми усами, державшегося по правую руку от него.

— Как тебя зовут?

— Называй меня Туоли, юный господин, — степенно ответил воин.

Аюр невольно усмехнулся. С детства к нему обращались не иначе как «солнцеликий». А сейчас — так, будто он был простым мальчишкой-арием из хорошей семьи.

— Мне говорили, что здесь на рыбном торжище можно увидеть множество диковинных морских гадов.

Стражник пожал плечами:

— Я вырос в Белазоре и всех обитающих в нашем море рыб видел с детства. Но, по правде говоря, водятся тут такие, что на них лучше даже не глядеть.

— Да?

Аюр подбоченился и, будто не расслышав последней фразы, объявил:

— Я желаю их увидеть. Отведи меня туда.

— Как скажешь, юный господин, — без особой радости согласился Туоли. Он ткнул рукой в узкий проезд между домами. — Тогда нам сюда. Только осторожнее, на дороге рытвины.

Мощеная улочка и впрямь была неказиста. Если развести руками во всю ширь, то кончиками пальцев можно было коснуться стен. Сначала она взбиралась на холм, потом спускалась вниз к самому морю. Однако, чуть не доезжая до него, длинная прибрежная полоса была заставлена торговыми лабазами и лавками, между которыми толпился народ. От людей остро разило рыбой, но это был не тот запах, который появлялся, когда жители великой Ратхи целый день везли свой улов в столицу. Совсем нет. Эта рыба пахла морем, пожалуй, даже сильнее, чем само море.

Подъехав к первому лабазу, Аюр спешился. Стражники последовали его примеру.

— Нет, я хочу пойти один, — сказал он. — Хочу поглядеть на здешний люд, поговорить с ними. А увидев вас, они решат, что я желаю у них что-то выпытать. Так что ждите меня здесь.

— Я не могу этого сделать, юный господин, — возразил Туоли. — Мне приказано охранять тебя.

— Тогда держитесь поодаль. Если что, я сумею продержаться до вашего прихода.

Туоли поглядел сверху вниз на Аюра. Макушка того едва достигала его носа. Впрочем, и трое остальных храмовых стражей мало уступали ему ростом и шириной плеч. За спиной каждого из них царевича было просто не видать.

— Как скажешь. Но все же будь осторожен.

Аюр небрежно кивнул и направился вперед, разглядывая выложенную на прилавки свежую добычу. В этот ранний час торговля была в разгаре. Местные хозяйки толпились, перебирая рыбин, оживленно споря с торговцами, расхваливающими необычайные достоинства утреннего улова. Аюр глазел на обитателей морских глубин, совершенно не обращая внимания, как местные обитатели изумленно глазеют на него.

Туоли не кривил душой, говоря, что далеко не все дары пучины приятны на вид. Одна рыба — толстенная, как надутый бычий пузырь, с выпученными красными глазами и острым, будто шило, хвостом — билась на прилавке, хватая ртом воздух.

— А вот пожалуйте! — заметив любопытство приезжего, бодрой скороговоркой начал торговец. — Отличный товар! Лучшего не найдете! Нынче такую редко поймаешь!

— Ее что же, едят? — покачал головой Аюр.

— Это когда как! Если она на суше, то вы ее — а если в воде, то она вас! Как повезет! А вот еще, погляди-ка, господин…

Торговец вытащил бадейку, на дне которой под водой лежало три странного вида замшелых камня. Вот только камни эти были покрыты слоем бородавок и угрюмо глядели на царевича бессмысленными круглыми глазами.

— Святое Солнце! Что это за твари?

— Рыба-камень! Мясо нежнейшее…

На лице говорившего появилось мечтательное выражение.

— Сам бы ел, да слишком дорого! А так и пожарить, и в вине потушить… Так и самому государю Ардвану не стыдно на стол подать!

Лицо царевича вдруг омрачилось. Ему вспомнился погребальный костер отца и торжествующий Киран над его телом.

— А если не желаешь, то вот еще, — по-своему оценив смену настроений юного ария, затараторил рыбник. Он потянул к прилавку другую бадью, заполненную уродливыми существами со множеством лап, пара которых заканчивалась клешнями. Совсем как у раков, есть которых Аюр брезговал, — но, говорят, в Нижнем городе они пользовались большим успехом. Бадья была заполнена этим существами, и казалось, ничто не мешает им расползтись, но не тут-то было — каждый из них норовил схватить собрата, стащить вниз, не дать выбраться.

— Наилучшие крабы, поверь, наилучшие…

Торговец вдруг осекся и молча уставился куда-то за плечо Аюра. Уязвленный невниманием царевич было собрался его резко окликнуть, но ощутил, что над торжищем внезапно повисла гнетущая тишина — лишь морские волны мерно накатывали на берег где-то в отдалении. Казалось, даже обожравшиеся рыбьей требухой чайки опасливо умолкли. Позади раздался скрип колес.

Аюр оглянулся. Пара запряженных в повозку крепких мулов тащила неведомое огромное существо. Оно было похоже на черную змею, но такую толстенную, что Аюр едва бы смог обхватить ее. В длину существо было не меньше восьми шагов, так что хвост его, заканчивающийся острым плавником, волочился по земле. Круглые желтые глаза змея были каждый с чашу величиной. Распахнутая пасть ощетинилась рядами загнутых внутрь острейших зубов.

— Что это? — завороженно спросил Аюр.

— Плохой знак… Очень плохой знак, — почти шепотом ответил рыбник. — Вода придет. Скоро придет…

— Говори толком!

Торговец поглядел на юного ария с нескрываемой досадой. Чужак был хорошо одет, не по годам властен и, уж конечно, не знал, что такое убиваться день-деньской, чтобы прокормить семью. Но кто он, чтобы кричать на вольного жителя Белазоры?

— Малек Первородного Змея, — прошептал торговец. — Тот их завсегда перед собой вперед высылает. А потом уж и сам является…

Царевич недоверчиво поглядел на него. Он что, всерьез?

— Прогневили его чем-то. Жертву готовить надо.

— Какую еще жертву? — возмутился Аюр.

Рыбника в этот миг было не узнать. Куда делась услужливая широкая улыбка? Его скуластое лицо будто вытянулось и побелело.

— Ясное дело какую. Тот, кто Змея прогневил, — тот к нему и отправится ответ держать…

— Прогневил Змея?!

— Может, именем его поклялся, да слово не сдержал. Может, в набегающую волну плюнул…

Торговец умолк и вдруг взялся за широкий разделочный нож.

— Да только из наших, — глядя долгим взглядом на молодого ария, проговорил он, — такого никто делать не стал был. Вот чужак — иное дело…

Аюр попятился, осознавая, к чему клонит торговец рыбой.

— Эй, эй! — закричал тот. — Сюда! Тут он!

Никто из торгующих не удосужился даже спросить, о чем это горланит их собрат. Все разом выскочили из-за своих прилавков, схватившись за ножи и топоры, и двинулись к чужаку. Но прежде чем кто-то успел приблизиться к царевичу, Туоли со своими людьми оказался рядом.

Вид храмовой стражи с обнаженными клинками быстро успокоил толпу. О чем-то тихо переговариваясь, местные разом отхлынули. Тут же послышались голоса:

— Нет, не он это!

— Ничего, сейчас отыщем!

— Это малец Тойну, я видела, он с причала в море дохлую крысу бросил! — раздался пронзительный голос где-то поблизости.

— Тойну! — загомонили вокруг. — Мальчишка Тойну! Идем за ним!

— Да, жалко мальчонку, — глядя вслед удаляющейся толпе, вздохнул Туоли. — Ему, поди, всего шесть зим, никак не больше…

— Что здесь происходит? — рявкнул Аюр.

— Кто-то прогневил Первородного Змея. Того, кто это сделал, найдут и принесут в жертву. Иначе снова придет большая волна и накроет город…

— Ты же служитель храма! Как можешь ты так говорить об этом?! Этого нельзя допустить!

— Так здесь всегда делали, — развел руками десятник.

— А теперь я запрещаю! Слышишь — я, Аюр, сын Ардвана, государя Аратты! Мой отец погиб, но я жив, и я велю остановить это кощунство!

Туоли с сомнением посмотрел на раскрасневшегося юношу, сжимающего кулаки. На умалишенного тот был, пожалуй, не похож. Может, правду говорит?

— Мне и самому это не по нутру, — виновато проговорил он. — Да только нас тут при храме и трех десятков не наберется. Городская стража и того менее. Как с этакими силами управиться, ежели весь город восстанет? Щитов и доспехов у них нет, но метать острогу здесь учатся тогда же, когда и ходить…

— И все равно я не допущу этого. Ты знаешь, где будут приносить жертву?

— Знаю, да только ходить туда не надо…

— Не смей указывать мне, что делать, а что нет! — гневно выкрикнул Аюр. — Пошли одного человека в храм — рассказать верховному жрецу о происходящем. А вы втроем идите со мной. Ты укажешь дорогу!

* * *

Мокрая брусчатка длинной кривой улицы была густо покрыта притоптанной тиной. На стенах покинутых домов гроздьями висели серо-зеленые раковины, так густо облепляя их, что порой и камень под ними не был виден. От пустых окон, как от глазниц черепов, веяло застарелым ужасом. Они точно навсегда запомнили тот день, когда большая волна ворвалась в город и вломилась в дома, круша все на своем пути.

В прилив тут и доныне стояла вода. Однако сейчас по улочке можно было ходить.

— Там, у самой воды, — пояснил Туоли, — был рыбацкий храм. Рыбаки тут приносили благодарения за богатый улов, за то, что Первородный Змей не забрал их жизни, за добрую погоду и попутный ветер. Что уж, им всегда было за что благодарить! А потом эта часть города ушла под воду. В тот день многие спаслись в храме, под самой крышей. Но потом к храму явился сам Первородный Змей.

— Сам? — недоверчиво спросил Аюр.

Нет, в его существовании царевич, конечно, не сомневался. Но представить, что Первородный Змей, враг всего сущего, пожирающий Солнце, просто так выныривает из моря…

— Те, кто видел, говорили, что он куда больше того малька, которого нынче привезли на торжище. Ну вот как мизинец и рука. Все плавал у стен. Трупы, что вода несла, жрал. Целый день, говорят, глотал их и все никак насытиться не мог… А потом старики, которые в храме прятались, меж собой подумали и решили, что не просто так Змей явился. Что сильно он на людей осерчал. Подумали, что его так раздразнило, нашли виновного и у ворот храма привязали. Чудище вскоре явилось и жертву приняло. И ушло восвояси. Даже вода потом отступила, хоть и не совсем — то уходит, то снова возвращается. А как мальков его к берегу прибивает, так сразу ясно — Змей вновь гневается и скоро опять тут будет…

— Если бы это услышал мой дядя Тулум, — свирепея, заговорил Аюр, — он приказал бы заковать тебя в цепи и отправить копать свой великий канал!

— Так я что? Я ж ничего, — развел руками Туоли. — Это здешние жители так говорят! Их отсюда куда пошлешь? Дальше-то, поди, некуда… О, вот и добрались.

Улица закончилась, и они выехали на просторный, пустой песчаный берег. Остатки домов, чуть торчащие из дюн, были здесь совсем сглажены волнами. По обе стороны дороги там и сям виднелись жители Белазоры. На этот раз на Аюра никто не обратил внимания — все пристально глядели в сторону моря, оживленно переговариваясь.

— Тут прежде дорога была, но ее совсем илом да песком занесло, — сказал Туоли, натягивая поводья. — Вон там, видишь, обломки стен торчат? Это храм и есть.

Десятник указал на два каменных столба с частично разрушенной резной аркой между ними. Они торчали из воды шагах в ста. В столбах виднелись ниши, где стояли изваяния Исвархи Рассветного и Закатного. По центру арка была увенчана полным солнечным диском, однако ныне на его месте остались лишь обломки.

Чуть выше, на плоской скале, виднелись развалины заброшенного храма.

— Там люди, — пробормотал Аюр. — Что они делают? — Брови царевича сдвинулись к переносице. — Я вижу ребенка.

В самом деле, к одному из столбов был привязан мальчик. Возле назначенной Змею жертвы стояла пара рыбаков с острогами в руках.

— А ну прочь от него! — крикнул Аюр, выхватил лук из налуча и наложил стрелу на тетиву.

Заметив это движение, рыбаки с острогами спрыгнули в мелкую воду и кинулись наутек.

— Если в городе узнают, что мы отбили жертву… — озабоченно заговорил Туоли.

— Так пусть твои люди догонят их и скрутят.

Десятник отдал приказ.

— Да побыстрее, — добавил он. — Начинается прилив!

Всадники поскакали вслед за улепетывающими к городским развалинам рыбаками, а царевич послал коня вперед, по засыпанной песком дороге.

Когда Аюр с охранником приблизились к разрушенным воротам, мальчишка висел на удерживавших его веревках, будто мертвый.

— Что с ним? — встревоженно спросил царевич.

— Спит. Его опоили сонным зельем, чтобы бедолага не мучился.

Туоли спешился, вытащил кинжал и начал перерезать веревки.

В этот миг кони испуганно захрапели. Скакун, на котором сидел Аюр, взвился на дыбы так, что чуть не выкинул его из седла. Конь Туоли, лишенный седока, с громким ржанием унесся по дороге к берегу.

Вода неподалеку от разрушенных ворот вспенилась. Над волнами появилась длинная треугольная морда на толстой, как дубовый ствол, змеиной шее. На миг Аюр обомлел. Чудовище, должно быть не обращая внимания на него, дернуло головой к столбу, у которого была привязана жертва. Но в тот же миг Туоли отскочил с мальчиком в руках. А царевич выпустил стрелу, целя страшилищу в глаз.

Будь на месте огромного змея земное существо, он непременно бы попал в круглую желтую плошку. Однако шея твари двигалась непривычно, странными рывками, и стрела вонзилась чуть выше глаза. Морское чудовище распахнуло многозубую пасть и издало странный звук, одновременно похожий на кряхтение и скрежет.

На тетиве Аюра уже лежала новая стрела. Конь под ним метался, пытаясь броситься наутек. Однако Аюр был весьма ловким наездником. Но даже это не могло его спасти. Длинный острый хвост появился из воды позади до смерти перепуганного скакуна и с силой ударил его по ногам, так что конь немедля опрокинулся на спину, едва не придавив царевича. Тот перекатился через голову, схватил с земли одну из выпавших стрел — и в тот же миг распахнутая пасть оказалась прямо над его головой.

Пущенная стрела полетела наугад, однако промахнуться сейчас было сложно. Наконечник вонзился в нёбо чудовища. То с возмущенным клекотом замотало головой и вновь забило хвостом, стараясь сбить врага с ног.

Аюр отпрыгнул и оказался в полуразрушенной воротной арке. Тут же запустил руку в колчан и с ужасом обнаружил, что там нет ни одной стрелы. Все они уныло плавали в подступающей уже к коленям воде. А чудище с открытой пастью вновь готовилось к броску. Едва успел Аюр метнуться в одну из ниш, как столбы сотряс ужасающий удар. Змей в ярости пытался разнести остатки ворот. Еще удар — и камни арки посыпались вниз. Чтобы не оказаться погребенным под развалинами, Аюр выскочил наружу и оказался прямо перед змеем.

Царевичу вдруг вспомнился день его Охоты Силы. Как он тогда досадовал на Ширама, отобравшего у него честь победы над лесным чудовищем! А теперь Аюр глядел на змея, понимая, что ничего, кроме кинжала на поясе, у него не осталось, никого не было рядом с ним. Силился передавить взглядом бессмысленно яростные глаза. Весь мир вокруг перестал существовать. Остались только он и чудовище. Казалось, он чувствует, как стремительно начинают сокращаться мышцы морского змея и его зубастая голова, почти как стрела из лука, выстреливает ему в грудь.

Время замедлилось, а потом и вовсе остановилось. Падающие с рукавов капли застыли в воздухе… Аюр отбросил лук, схватился за изваяние Исвархи Рассветного, невероятным усилием вытащил его из ниши и прыгнул в сторону. Зубастая голова оказалась прямо перед ним. Удар, еще удар! Царевич тяжело, будто стараясь растолочь в пыль череп страшилища, несколько раз опустил статую на его голову.

Зубы твари лязгнули совсем рядом, сорвали налуч… И в тот же миг Аюр вонзил двенадцатилучевой каменный венец Исвархи прямо змею в глаз. Тот вмиг отпрянул, высоко взвившись над водой и показав длинное бочкообразное тело с ластами по бокам, заскрежетал и, развернувшись, устремился в морскую пучину.

— Я же кричал, чтобы ты прятался! — Рядом появился Туоли. Не веря глазам, он ошеломленно поглядел вслед уплывающему чудищу. — Исварха Всевеликий! Ты победил его! Ты одолел его в одиночку! Ты и впрямь настоящий повелитель Аратты!

Глава 13. Кольцо лучника

Аюр сидел на постели в своих покоях, завернутый в меховую накидку, силясь унять бьющую его дрожь. Он не мог понять отчего — ведь он победил! Мальчонка спасен; морской змей, один вид которого способен был заледенить кровь человека, изгнан.

«И главное, теперь никто не посмеет усомниться в моей доблести, — вдруг подумалось царевичу. — Множество глаз, пусть и издали, наблюдали за моей схваткой…»

Ему вспомнилось недавнее возвращение в храм. Жители Белазоры с топорами, ножами и острогами молча глядели на него, не смея отвести глаз. Они провожали каждый его шаг, будто стараясь навсегда запечатлеть его в своей памяти, чтобы когда-нибудь потом поведать о нем внукам и правнукам. Подведенный Туоли конь неспешно шел, цокая копытами по брусчатке. А люди, будто завороженные, роняли наземь оружие, склоняли голову и прижимали к лицу сложенные ладони.

— Зарни! — летело над толпой уже знакомое ему имя. — Зарни Зьен!

Тогда Аюр чувствовал невероятный подъем сил. Его распирало от гордости. Хотелось кричать что-то грозное и радостное. Но слова крутились в голове, не выстраиваясь в стройные фразы. А теперь слов и фраз было множество — но его почему-то трясло, и зубы цокали друг о друга, не желая останавливать нелепый перестук.

Местный лекарь почтительно смазал его ушибы и ссадины. Царевичу все помнился его взгляд — лекарь, один из младших жрецов, старался держаться как обычно, но смотрел на него так, будто видел перед собой живого бога…

— Что ты делал в городе? — раздался с порога резкий старческий голос Невида. — Разве я позволял тебе уходить?

— Разве я спрашивал твоего дозволения? — тут же вскинулся Аюр. — Ты, должно быть, забыл — несмотря ни на что, я государь Аратты!

Сын Ардвана почувствовал, что дрожь и зубовный стук куда-то разом пропали. Он отбросил накидку и встал, снова ощущая себя гибким и полным сил, подобно виноградной лозе.

— Да, пожалуй, теперь ты и впрямь мог бы стать государем…

— Мог бы стать?!

— Что бы ты ни искал сегодня в городе, ты нашел судьбу. Рыбаки, торговцы, хозяева лодок и харчевен бросились восстанавливать старый храм. Теперь там будет святилище в честь твоей победы над Змеем. Они видят в тебе куда больше, чем просто молодого государя, прибывшего защитить свой народ… Ты для них уже тот, кем должен стать…

— Что я должен, старик? Что и кому?

Аюр подошел вплотную к верховному жрецу. Невзирая на долгий путь сюда, проделанный вместе, казалось, он впервые так четко и ясно увидел лицо Светоча Исвархи. Оно все было покрыто морщинами, лишь только яркие, медового цвета глаза глядели неожиданно молодо. А еще в них чувствовалась какая-то невероятная сила, точно глаза и впрямь были из драгоценных камней, но внутри их горел живой огонь.

— В первую очередь ты должен себе. И своим предкам-арьям, забывшим, для чего небо избрало их вождями. Для чего оно дало им силу покорить все остальные народы и мудрость править столько поколений кряду. А еще ты должен всем тем, кто уверовал в тебя. Можешь, конечно, сказать, что не хотел этого, что тебе не нужна их вера, но перед небом эти слова — тлен. Ты сделал то, что тебе надлежало сделать. И все последующее — лишь следствие этого.

— Опять загадки! — недовольно скривился Аюр. — Если в самом деле что-то знаешь, так говори — я слушаю! Ты много твердишь о предначертании, когда я спрашиваю, в чем оно…

— Потому что это твое предначертание.

Глава Северного храма будто клещами вцепился в плечо царевича:

— Пошли, я тебе кое-что покажу.

— Что на этот раз? — хмыкнул царевич.

— Увидишь сам.

И он потащил его, будто лодку волоком против течения.

— Куда мы идем?

— Ты хотел знать о предназначении? Скоро узнаешь.

Они шли долго. Наконец, проплутав по вырубленным в скале извилистым коридорам, они оказались возле двери, которую охраняла пара плечистых угрюмых стражников. Верховный жрец сделал им знак расступиться. Те безмолвно повиновались. Старик быстро склонился над дверью, что-то пошептал, поглаживая доски кончиками пальцев, затем толкнул дверь, и та легко подалась.

— Это темница? — настороженно спросил Аюр.

— Ну что ты! Смотри. Разве что-либо здесь напоминает тебе о месте нашего знакомства?

Старец выхватил из кольца над входом один из факелов, зашел внутрь, обвел пламенем стены, и на ней вдруг вспыхнул ряд огней — неярких, но вполне достаточных, чтобы осветить тайный чертог. Аюр усмехнулся — в этом не было чуда. В стенах были выдолблены чаши, в которые заблаговременно залили горючее масло и вставили фитили. Но кажется, верховный жрец и не думал поражать этим рукотворным чудом своего гостя.

— Войди, — пригласил он.

В вырубленном в скальной толще небольшом чертоге и впрямь не было ни лежанок, ни каменных приступок. Ничего — лишь небольшая каменная подставка в середине, на которой лежало обгорелое запястье человеческой руки. На сморщенном, обугленном большом пальце блестело золотистое кольцо с выступом-когтем.

— Что это? — удивленно спросил Аюр.

— Я думал, ты знаешь. Это кольцо лучника. Если желаешь выстрелить далеко и точно…

— Нет, для чего здесь рука? Чья она?

— Зачем тебе знать? — прищурился жрец. — Когда-нибудь узнаешь. Сейчас куда важнее другое. Тот, кто надел кольцо до тебя, полагал, что имеет на него право…

— Погоди, ты сказал, до меня? — перебил его царевич.

— Да, потому что теперь оно твое.

— И ты полагаешь, я стану им пользоваться? — Аюр брезгливо отвернулся от обгорелой пясти. — Если мне понадобится, у меня будут сотни, тысячи подобных колец.

— Конечно. Но лишь это позволит тебе сразить Первородного Змея. Лишь с ним ты сможешь натянуть солнечный лук.

— Тот, о котором говорит Ясна-Веда? — Аюр недоверчиво поглядел на кольцо. — Солнечный лук Исвархи?

Конечно, он знал и это сказание. Похоже, здесь, в Бьярме, писания древности одно за другим воплощались в жизнь…

— Но разве сегодня я не победил Змея?

— Ты ранил его и отогнал, это правда. Однако неведомо, был ли это тот самый Первородный Змей или кто-то из его детей. Неведомо, испуган ли он или разозлен. Уйдет в пучину или вернется? А если вернется — сам или с родней? Как написано в Ясна-Веде, лишь с этим оружием ты сможешь победить.

— Но здесь нет оружия!

— Нет, — согласился Невид. — Но есть ты. Видя звено цепи, ты можешь потянуть и вытянуть всю цепь. А можешь смотреть и ждать, когда цепь вытянется сама. Но человеческий век слишком краток для этого. Если ты решишь и сумеешь взять кольцо, то, видимо, сможешь добыть и все остальное.

— Что ж, пусть так и будет, — согласился Аюр и шагнул к обугленной руке.

— Но помни о судьбе предшественника! Он тоже думал, что вправе обладать…

— Да, ты говорил, — отмахнулся царевич. — Я уже решил сделать это. Все остальное не имеет значения.

Невид застыл на пороге, не сводя с него глаз. Аюр стянул тяжелое кольцо с засохшего пальца. Рука была небольшая, отметил он про себя, и надвинул кольцо себе на большой палец правой руки.

В тот же миг его пронзила острая боль. Царевич пошатнулся, едва не вскрикнув, попытался быстро стащить кольцо, но оно будто вцепилось ему в палец. Оно жглось так, будто металл был раскаленным и с каждым мигом накалялся все больше. Аюр стиснул зубы, чтобы не выдать себя и не заорать. «Я все равно сильнее! — стучало у него в голове. — Я победил Змея! И тебя осилю!» В нем закипала неизвестная ему прежде злоба, превращавшаяся в решимость победить. Страха не было — только ясное осознание: «Вот еще немного… И я осилю!»

В глазах его потемнело. Перед ним замелькали видения каких-то странных теней, невиданных прежде людей, зверей и существ, вид которых бросал в дрожь… И в этой полной призраков темноте вдруг вспыхнуло море огней.

То ли видение, то ли воспоминание — темная волна вздымалась, колыхая звезды, а может, это качались тысячи плывущих по воде светильников. На гребне волны, окруженный пеной, едва касаясь ее килем, парил золотой корабль. Впервые за все время своих видений Аюр рассмотрел его так хорошо и близко…

А затем он услышал звуки, будто кто-то играл на диковинном, неизвестном ему инструменте. Таких не было в столице, да и у ингри Аюр ничего подобного не слышал. Будто теплый весенний ветер звенел натянутыми струнами паутинок. Звуки становились все явственней, и постепенно Аюра охватил глубокий покой. Он осознал, что ничего прекраснее никогда не слышал. Казалось, он весь целиком наполнен этой нечеловеческой музыкой.

Жгущая боль начала исчезать. Нет, она не прошла совсем — она будто обратилась в некий внутренний пламень, горячащий кровь, дающий незнакомую прежде силу, побуждающую действовать. Казалось, вделай сейчас кольца в небо и в землю — и он притянет одно к другому…

Огромная волна подняла корабль к небесам, а затем обрушилась на Аюра. В последний миг он успел заметить, как корабль, как пух одуванчика, оторвался от пены и полетел дальше, превращаясь в горящую на черном небосклоне звезду.

Аюр с силой выдохнул и резко открыл глаза. Тьма рассеялась. Пылающие звезды превратились в светильники на стенах. На большом пальце у него поблескивало тяжелое кольцо лучника, и никаких ожогов он не увидел.

— Что ж, ты жив, — услышал он голос Невида. — Это прекрасно…

Голос жреца слегка дрожал.

— Конечно жив!

Аюр рассмеялся. Сама мысль о том, что с ним могло случиться нечто ужасное, сейчас его забавляла.

— Как видишь, я не собираюсь превращаться в головешку!

— Твой старший брат тоже не собирался, — сухо ответил глава храма.

— Старший брат? — ошеломленно уставился на него Аюр. — Но он же утонул в Майхоре десять лет назад!

— Ты все услышал верно. Попозже я поведаю тебе эту историю. Говори, что ты видел?

— Разное… — Царевич вдруг почувствовал себя бесконечно усталым, провел рукой по лбу и опустил голову. — Много, я все не запомнил…

— А лук? Ты видел, где солнечный лук?!

— Никакого лука я не видел. Но там была музыка. Необыкновенная, чудесная музыка!

За дверью вдруг послышался шум — громкие голоса, топот бегущих ног, резкий стук. Аюр быстро повернулся, уже привычно кладя руку на рукоять кинжала. Дверь распахнулась, и в тайный чертог, запыхавшись, вбежал молодой жрец — тот самый лекарь, который еще недавно врачевал раны царевича.

— Беда, святейший! — закричал он. — На город идет большая волна!

Эпилог