- Назад, - сказал он, и поскольку люди продолжали наседать на него, выхватил из чехла нож.
- Назад! Я убью первого, кто прикоснется ко мне! – крикнул он. Он знал, что рычит сейчас, словно дикий зверь, стиснув зубы от перевозбуждения, и отдавал себе отчет, что у него нет шансов в схватке – у одного, против девяти.
- Идите сюда, парни, - сказал он. – Мы должны выловить их все. Мы разделим их. Честно, поровну. Давайте посмотрим, сколько еще мы сможем найти.
Сила его личности сыграла свою роль, также сработал и остаток здравого смысла, сохранившегося у команды. Они отошли назад. Вскоре трое склонились, сидя на коленях, у люка, в то время как остальные столпились вокруг, стараясь заглянуть им через плечо.
- Вот еще один, - раздался голос.
Чья-то рука нырнула в люк и выловила кокосовый орех.
- Давайте его сюда, - сказал Хорнблауэр, и ему подчинились беспрекословно. Тут же был замечен еще один орех, потом еще. У ног Хорнблауэра начала скапливаться груда: двенадцать, пятнадцать, двадцать, двадцать три лакомых предмета. Затем они перестали появляться.
- Попытаемся найти остальные позже, - произнес Хорнблауэр. Он оглядел группу, затем перевел взгляд на Барбару, скорчившуюся у мачты. – Нас одиннадцать. По половине каждому на сегодня. По половине на завтра. Я сегодня обойдусь без своей порции.
Никто не оспорил его решение – отчасти, возможно, потому, что они слишком устали, чтобы говорить. Верхушка первого ореха была срезана с необычайной осторожностью, чтобы не потерять ни единой капли, и первый человек начал пить. У него не было никакого шанса выпить больше, чем свою половину, когда все остальные столпились вокруг него, а тот, кому предназначалась вторая половина, после каждого глотка отрывал орех прямо от его губ, чтобы посмотреть, насколько понизился уровень жидкости. Люди, принужденные ждать, были в ярости, но им ничего не оставалось делать. Хорнблауэр не мог доверить им провести дележ из опасения, что без его присмотра они передерутся или истратят лишние орехи. После того, как напился последний человек, он взял оставшуюся половину для Барбары.
- Выпей, милая, - сказал он, когда она, почувствовав прикосновение его руки, очнулась от своего тяжелого забытья. Она с жадностью начала пить, потом вдруг оторвала губы от ореха.
- Тебе осталось что-нибудь, дорогой? – спросила она.
- Да, дорогая, у меня есть свой, - не дрогнув, сказал Хорнблауэр.
Вернувшись к людям, он застал их за выскребыванием тонкого слоя мякоти из орехов.
- Не повредите скорлупу, парни, - сказал он. – Они могут понадобиться нам, если пойдет дождь. А эти орехи мы поместим под охрану Ее светлости. Мы можем доверять ей.
Они снова подчинились ему.
- Мы выловили еще два, пока вы отсутствовали, сэр, - доложил один из них.
Хорнблауэр поглядел через люк на покрытую мусором поверхность воды. К нему пришла новая идея, и он повернулся к стюарду.
- Ее светлость приказывала доставить на борт сундук с продуктами, - сказал он. – Продукты в жестяных банках. Они должны быть где-то здесь, на корме. Вам известно где?
- Прямо на корме, сэр. Под рулевыми тягами.
- М-м-м…, - произнес Хорнблауэр.
Пока он размышлял об этом, внезапное движение корабля заставило поток воды фонтаном выплеснуться через люк наружу. Однако достичь сундука, открыть его, и взять содержимое было вполне возможно. Сильный человек, способный длительное время оставаться под водой, может сделать это, если не будет думать о том, что может произойти в случае подобного движения воды внизу.
- У нас будет еда получше, чем мякоть кокоса, если мы достанем эти банки, - сказал Хорнблауэр.
- Я пойду, сэр, - сказал молодой матрос, и Хорнблауэр испытал невыразимое облегчение. Ему совсем не хотелось лезть туда самому.
- Молодец, парень, - произнес он. – Обвяжись линем прежде, чем нырнешь. Тогда мы сможем вытащить тебя, если понадобится.
Они занялись приготовлениями, когда Хорнблауэр прервал их.
- Стойте. Посмотрите вперед, - сказал он.
Примерно в миле от них шел дождевой шквал. Они могли видеть ее: огромную, четко очерченную колонну воды, спускавшуюся с неба с наветренной стороны. Там, откуда она исходила, облака опускались ниже, а там, где достигала моря, последнее приобретало иной, отличный от остальной поверхности сероватый оттенок. Она двигалась по направлению к ним, впрочем, нет, не совсем. Любой, после минутного изучения, мог определить, что ее центр направлен к точке, расположенной на некотором удалении от их траверза. Когда это стало ясно, сгрудившиеся моряки разразились бурей проклятий.
- Нас зацепит хвостом, ей Богу! – сказал, помощник.
- Когда дождь начнется, постарайтесь извлечь все, что возможно, - распорядился Хорнблауэр.
Три долгих минуты они ждали его приближения. Когда он был на расстоянии кабельтова, показалось, что все стихает, хотя они могли почувствовать свежее дыхания обдувающего их бриза. Хорнблауэр поспешил к Барбаре.
- Дождь, - сказал он.
Барбара повернулась лицом к мачте, согнулась и стала возится под подолом. Плодом минутной борьбы стала нижняя юбка. Она стянула ее и постаралась как можно лучше отжать скопившуюся в ней соленую влагу. Вот упали первые капли, а затем начался настоящий потоп. Благословенный дождь! Десять рубах и юбка были распростерты, чтобы принять его, выжаты, растянуты снова, еще раз выжаты, и так до тех пор, пока не стала выжиматься пресная вода. Каждый мог пить, до безумия, а дождь шумел вокруг них. Через две минуты Хорнблауэр приказал команде наполнить пустые кокосы: нескольким людям хватило ума и заботы об общих интересах, чтобы выжать в скорлупки свою одежду, прежде чем вернуться к блаженству утоления жажды – никому не хотелось упустить хоть мгновение этого превосходного дождя. Но он закончился так же стремительно, как и начался: они видели, как шквал уходит в сторону от них, где он был почти в такой же недосягаемости, как в пустыне Сахара. Впрочем, теперь молодые члены команды смеялись и шутили, их апатии и подавленности пришел конец. На борту не было никого, за исключением Хорнблауэра, кому хоть на минуту пришла бы в голову мысль о возможности, и довольно значительной, того, что этот дождь может оказаться последним за ближайшую неделю. Существовала неотложная необходимость действовать, несмотря на то, что каждый сустав, каждый мускул его тела болезненно ныл, а голова была затуманена от усталости. Он заставил себя думать, заставил себя собрать все свои силы. Оборвав неуместный смех, он обратился к человеку, который вызвался добровольно отправиться вниз, в рулевую.
- Возьми двух человек, которые будут держать твой линь. Будет лучше, если стюард будет одним из них, - сказал он. – Господин Помощник, идемте со мной. Мы должны поставить парус как можно быстрее.
Так началось путешествие, которому суждено было стать легендарным, так же как и урагану, который миновал только что – он получил имя «Ураган Хорнблауэра», не только в знак того, что Хорнблауэр оказался в зоне его действия, но и по причине того, что его неожиданный приход нанес неисчислимый ущерб. Хорнблауэр никогда не считал, что само по себе это путешествие было каким-то выдающимся, хотя и было предпринято на заполненном водой остове судна, поддерживаемом на плаву кипами кокосового волокна. Проблемой являлось только одно – удерживать остов по ветру: из запасного утлегаря (который один уцелел из запасного рангоута), примотанного к остатку фок-мачты, получилась временная мачта, а из обертки для кип кокосового волокна, сделали паруса. Будучи установлены на временной мачте, они позволяли удерживать «Милашку Джейн» в зоне действия пассата, чтобы ползти со скоростью одной мили в час, пока установка временных парусов на корме не удвоила эту скорость.
Навигационных приборов у них не было – даже компас был вырван штормом из креплений, поэтому первые два дня они не имели ни малейшего представления о своем местонахождении, за исключением того, что где-то под ветром лежит цепь Антильских островов. Но на третий день, когда погода прояснилась, в первых лучах рассвета один из матросов заметил с грот-мачты темную, призрачную полоску на горизонте, прямо по курсу. Это была земля – так могли выглядеть высокие горы Сан-Доминго на большом расстоянии, или низкие горы Пуэрто-Рико с дистанции более близкой – этого они тогда не знали, и даже когда зашло солнце, они все еще оставались в неведении. А желание узнать мучило их так, что даже кусок из скудного рациона, выданного Хорнблауэром, состоявшего из сохранившихся остатков солонины, не лез в горло.
Валясь от усталости, они провели эту ночь на палубе, на матрасах из кокосового волокна, которые небольшая случайная волна могла смыть в море. Наутро земля приблизилась, низкий профиль гор позволял подозревать, что это может быть Пуэрто-Рико, а после обеда они увидели рыбацкую лодку. Она устремилась к ним, заинтригованная видом странного судна, и прошло немного времени, как лодка была уже у их борта, а ее моряки-мулаты разглядывали кучку странных фигур, махающих им руками. Прежде, чем окликнуть их, Хорнблауэр вынужден был напрячь свой ум, измученный недостатком сна, усталостью и голодом, чтобы вспомнить испанскую речь. У них на борту оказался бочонок воды, а также кувшин холодного горошка, к чему для полного счастья можно было добавить ящик солонины. Хотя разговор велся на испанском, Барбара смогла уловить два слова из оживленно шедшей беседы:
- Пуэрто-Рико? – спросила она.
- Да, дорогая, - сказал Хорнблауэр. – Это не слишком неожиданно, да и гораздо более устраивает нас, чем Сан-Доминго. Кажется, я смогу припомнить, как зовут местного капитан-генерала: я сталкивался с ним по делу «Эстрельи дель Сур»[146]. Это был маркиз. Маркиз де…де…. Дорогая, почему бы тебе не прилечь и не отдохнуть немного? Ты выглядишь усталой.
Его снова поразила ее бледность и отчаяние, сквозившее в ее взоре.
- Я чувствую себя вполне нормально, дорогой, спасибо, - ответила Барбара, хотя напряженность голоса опровергала ее слова. Это было еще одним доказательством, демонстрирующим несгибаемость ее духа.