XVIII
Был холодный зимний день в Портсмуте. Мороз пробирал до костей, и вдоль улицы, на которую Буш вышел из ворот дока, свистел пронизывающий восточный ветер. Буш поднял воротник бушлата поверх кашне, сунул руки в карманы и, склонив голову, зашагал против ветра; глаза его слезились, нос подтекал, восточный ветер, казалось, проникал под ребра, заставляя болеть многочисленные шрамы. Проходя мимо «Конской головы» он нарочно смотрел в другую сторону. Он знал, что там тепло и весело. Там сидят счастливые офицеры, у которых есть призовые деньги; неимоверно счастливые офицеры, нашедшие себе место в мирном флоте – они болтают друг с другом и выпивают вместе. Вина Буш себе позволить не мог. Он с вожделением подумал о кружке пива, но тут же отбросил эту мысль, хотя искушение было велико. В кармане у него лежало половинное жалование за месяц – он шел от уполномоченного по делам оплаты, выдавшего ему деньги, – но надо было растянуть это жалование на четыре с половиной недели, и Буш знал, что пиво ему не по карману.
Конечно, он пытался устроиться шкипером на торговое судно, но это было так же безнадежно, как устроиться лейтенантом. Начав жизнь мичманом и проведя все сознательные годы на военной службе, Буш мало что знал о накладных или укладке груза. Торговые моряки искренне презирали военных, говоря, что на военном судне сто человек делают работу, с которой на торговом справляются шесть. А по мере того, как все новые суда списывали команду, освобождались все новые партии штурманских помощников, обученные торговой службе и завербованные с нее. Они тоже искали работу по старой специальности, усиливая и без того суровую конкуренцию.
Кто-то вышел из боковой улочки и пошел впереди против ветра – флотский офицер. Долговязая фигура, прыгающая походка – Буш узнал Хорнблауэра.
– Сэр! Сэр! – позвал он, и Хорнблауэр обернулся. Мелькнувшее было на его лице раздражение мгновенно исчезло, когда он узнал Буша.
– Рад видеть вас, – сказал он, протягивая руку.
– Рад видеть вас, сэр, – сказал Буш.
– Не называйте меня «сэр», – произнес Хорнблауэр.
– Нет, сэр? Как… почему?..
Хорнблауэр был без шинели и на его левом плече – куда Буш машинально посмотрел – отсутствовал капитан-лейтенантский эполет. Буш увидел старые следы на ткани там, где он когда-то прикреплялся.
– Я не капитан-лейтенант, – сказал Хорнблауэр. – Они не утвердили мое назначение.
– Господи!
Лицо Хорнблауэра было неестественно бледным – Буш привык видеть его сильно загорелым, – щеки втянулись, но в глазах было все то же непроницаемое выражение, которое Буш так хорошо помнил.
– Предварительные условия мира подписали в тот самый день, когда я привел «Возмездие» в Плимут, – сказал Хорнблауэр.
– Чертовское невезение! – воскликнул Буш. Лейтенанты всю свою жизнь ждут счастливого стечения обстоятельств, которое принесло бы им повышение, и большая часть их ждет понапрасну. Более чем вероятно, что Хорнблауэр будет ждать понапрасну всю оставшуюся жизнь.
– Вы подавали прошение о месте лейтенанта? – спросил Буш.
– Да. Вы, наверно, тоже?
– Да.
Больше тут говорить было не о чем. Мирный флот брал на службу лишь десятую часть офицеров, служивших во время войны: чтобы получить место, надо было иметь большой стаж или влиятельных друзей.
– Я провел месяц в Лондоне, – продолжал Хорнблауэр. – Возле Адмиралтейства и возле Министерства Флота постоянно стоит толпа.
– Не удивительно, – заметил Буш.
Из-за угла со свистом налетел ветер.
– Господи, как же холодно! – сказал Буш. Он лихорадочно соображал, как бы им продолжить разговор под крышей. Если они пойдут в «Конскую голову», ему придется заплатить за две кружки пива и Хорнблауэру сделать то же.
– Я сейчас иду в «Длинные Комнаты», – сказал Хорнблауэр. – Идемте со мной – или вы заняты?
– Нет. Я не занят, – ответил Буш. – Но…
– А, с этим все в порядке, – сказал Хорнблауэр. – Идем.
Буша успокоило, как уверенно Хорнблауэр говорит про «Длинные Комнаты», о которых сам он знал только понаслышке. Туда ходили флотские и армейские офицеры, у которых водились большие деньги. Буш немало слышал о том, что там играют по крупной и какое шикарное угощение подает владелец. Если Хорнблауэр так легко упоминает «Длинные Комнаты», значит дела его не так плохи, как кажется с первого взгляда. Они перешли улицу, Хорнблауэр открыл дверь и пропустил Буша вперед. Перед ними было длинное, обшитое дубом помещение. Утренний полумрак освещали свечи, в очаге жарко пылал огонь. В центре стояли несколько карточных столов и стулья – все было готово к игре. Углы комнаты были уютно обставлены для отдыха. Слуга в зеленом бязевом фартуке, прибиравший в комнате, подошел, чтобы взять у них шляпы и шинель у Буша.
– Доброе утро, сэр, – сказал он.
– Доброе утро, Дженкинс, – ответил Хорнблауэр. Он торопливо бросился к огню и стал возле него, согреваясь. Буш заметил, что зубы его стучат.
– Плохо в такой день без бушлата, – заметил Буш.
– Да, – согласился Хорнблауэр.
Ответил он слишком коротко, и тут же стало ясно, что это не просто подтверждение сказанного Бушем. Только тут Буш понял, что не эксцентричность и не забывчивость выгнали Хорнблауэра на мороз без бушлата. Он внимательно посмотрел на Хорнблауэра и даже задал бы бестактный вопрос, но в этот момент отворилась внутренняя дверь. Вышел толстый, приземистый, но невероятно элегантный джентльмен; одет он был по моде и только волосы носил длинные, с косичкой и напудренные, в стиле прошлого поколения. Проницательными темными глазами он посмотрел на двух офицеров.
– Доброе утро, маркиз, – сказал Хорнблауэр. – Имею удовольствие представить: мсье маркиз де Сан-Круа – лейтенант Буш.
Маркиз изящно поклонился, Буш попытался сделать то же самое. Он почувствовал, что, несмотря на столь любезный поклон, маркиз внимательно его разглядывает. С таким выражением лейтенант разглядывает новобранца или фермер выбирает свинью на рынке – Буш догадался, что маркиз прикидывает, будет ли от него, Буша, прок за карточным столом. Он вдруг застеснялся своего поношенного мундира. Очевидно, маркиз пришел к тому же заключению, что и Буш, и, тем не менее, начал разговор.
– Сильный ветер, – сказал он.
– Да, – ответил Буш.
– В Ла-Манше сейчас не сладко, – продолжил маркиз, вежливо затрагивая профессиональную тему.
– Еще бы, – согласился Буш.
– И ни одно судно не подойдет с запада.
– Можете в этом не сомневаться.
Маркиз превосходно говорил по-английски. Он повернулся к Хорнблауэру.
– Вы видели мистера Трюлава в последнее время?
– Нет, – ответил Хорнблауэр. – Но я видел мистера Уилсона.
Имена Трюлава и Уилсона были Бушу знакомы – то были самые богатые призовые агенты в Англии: по крайней мере четверть флота передавало их фирме для продажи свои трофеи. Маркиз опять повернулся к Бушу.
– Надеюсь, вам везло с призовыми деньгами, мистер Буш? – спросил он.
– Нет, к сожалению, – ответил Буш.
Свои сто фунтов он за два дня прокутил в Кингстоне.
– Они ворочают сказочными суммами, просто сказочными. Я слышал, команда «Карадока» разделила между собой семьдесят тысяч фунтов.
– Очень вероятно, – сказал Буш. Он слышал о кораблях, захваченных «Карадоком» в Бискайском заливе.
– Но пока ветер не переменится, им, беднягам, придется подождать своих денег. Их не списывают, но отправляют на Мальту сменить гарнизон. Их ждут со дня на день.
Для штатского и эмигранта маркиз весьма похвально разбирался в делах флота. И он был последовательно вежлив, как показала его завершающая фраза.
– Располагайтесь как дома, мистер Буш, – сказал он. – А теперь, надеюсь, вы простите меня, мне надо заняться делами.
Он удалил через завешенную занавесом дверь, оставив Буша и Хорнблауэра глядеть друг на друга.
– Странный тип, – сказал Буш.
– Не такой странный, если узнать его поближе, – ответил Хорнблауэр.
Он отогрелся и щеки его слегка порозовели.
– Что вы тут делаете? – спросил Буш. Любопытство взяло верх над вежливостью.
– Играю в вист, – ответил Хорнблауэр.
– В вист?
Буш знал о висте только, что это медленная игра для интеллектуалов. Сам он предпочитал азартные игры, не требующие большого ума.
– Многие флотские играют здесь в вист, – сказал Хорнблауэр. – Я всегда готов сесть четвертым.
– Но я слышал…
Буш слышал, что в «Длинных Комнатах» играют в другие игры – в кости, в двадцать одно, даже в рулетку.
– По крупной играют там. – Хорнблауэр махнул рукой в сторону занавеса. – Я остаюсь здесь.
– Это умно, – сказал Буш. Но он чувствовал, что Хорнблауэр чего-то не договаривает. Бушем двигало не простое любопытство. Теплые чувства, которые он испытывал к Хорнблауэру, заставили его продолжать расспросы.
– Вы выигрываете? – спросил он.
– Часто, – сказал Хорнблауэр. – На жизнь хватает.
– Но ведь вы получаете половинное жалование? – настаивал Буш,
Перед этим напором Хорнблауэр сдался.
– Нет, – ответил он. – Мне не положено.
– Как не положено? – Буш даже немного повысил голос. – Но ведь вы лейтенант.
– Но я был капитан-лейтенантом. Я три месяца получал полное жалование, а потом Адмиралтейство отказалось утвердить мое назначение.
– И вам приостановили выплату?
– Да. Пока я не погашу перерасход. – Хорнблауэр улыбался почти естественно. – Два месяца я уже прожил. Еще пять, и я начну получать половинное жалование.
– Господи! – сказал Буш.
Половинное жалование означало постоянную экономию, но на него по крайней мере можно жить. У Хорнблауэра не было даже этого. Теперь Буш знал, почему Хорнблауэр без бушлата. На Буша волной накатил гнев. Перед его внутренним взором встала картина; он видел ее так же ясно, как видел сейчас эту уютную комнату. Он видел, как Хорнблауэр, со шпагой в руке, прыгает на палубу «Славы», как бросается он в бой с превосходящими силами противника, бой, который мог окончиться победой или смертью. Хорнблауэр, который неустанно трудился, добиваясь успеха, и, наконец, поставил на карту свою жизнь – этот Хорнблауэр, стуча зубами, греется у огня, а какой-то лягушатник, владелец игорного дома с манерами учителя танцев из милости позволяет ему это.