Ворен не ответил, лишь молча уставился себе на руки. Послышался шорох и раздался хриплый шепот:
— Наступил тот день, когда ты должен доказать, что способен отомстить. Ты можешь сделать это прямо сейчас, начать с него, — и незнакомец кивнул в сторону хозяина таверны. — Я могу тебе помочь.
Наставник взмахнул рукой, и пожилой человек ударился о стену, сбивая столы и стулья на своем пути — такой силы был удар. Его тело упало на пол, придавив своим весом неестественно вывернутую руку. Из носа хлынула кровь, падая на пол крупными рубиновыми каплями. Ворен вздрогнул, но даже не повернулся в сторону трактирщика.
— Посмотри на его мучения. Смотри же! Ты должен побороть в себе человечность, наконец, сбросить с себя оковы, которые мешают твоему дальнейшему обучению!
Наставник сжал руку в кулак, и пожилой человек стал задыхаться, царапая себе горло в надежде вдохнуть воздух. Ворен встал и, стараясь сохранить самообладание, произнес:
— Прекратите, мастер Уторен, я справлюсь сам.
— Ну что ж, посмотрим, — и колдун опустился на скамью, — только дай закончить начатое.
И, протянув руку в сторону владельца постоялого двора, прошептал заклятие. В ту же минуту из его ладони вырвался ярко-красный луч света, который, как петля, охватил шею старика, завертев его в воздухе. Тот стонал, дергая руками, стараясь освободиться, но ничего не выходило: они лишь покрылись кровавыми ранами. Спустя несколько секунд Уторен сделал резкий взмах, и трактирщик рухнул на пол. На ладони Ворена стал расцветать ярко-оранжевый цветок. Уторен с любопытством следил за его действиями, а старик со страхом стал отползать к стене.
— Цветок мести… мхм, хороший выбор, но слишком значительный для этого существа. Или ты хочешь оказать ему честь?
Ничего не ответив, Ворен сосредоточился на заклятии — бутон приобрел более четкие формы, его лепестки стали легкого карминового оттенка. Ученик резко обернулся к Уторену, и время словно остановилось. Было видно, как цветок, уже цветок, срывается с руки и летит в сторону наставника, как постепенно опадают лепестки, открывая взору кровавую сердцевину, наточенную, как лезвие гномьего кинжала, нацеленную прямо в сердце противника. Однако "цветок" врезался во внезапно появившуюся на пути полупрозрачную преграду, которая покрылась красными трещинами и со звоном опала вниз.
— Глупец! Как ты посмел напасть на меня!
Подул резкий, пронизывающий до костей ветер, который скинул капюшон с Уторена, открывая его лицо, искаженное гримасой гнева. Он, приподнявшись со скамьи, медленно, нараспев начал произносить слова заклятия. Ворен подул на свои пальцы и резким движением хлестнул ими в воздухе. С них стали срываться полупрозрачные иглы, постепенно приобретавшие темно-синий цвет. Они прорезали пространство, оставляя за собой медный след, как будто были обагрены кровью. Уторен лишь отмахнулся от них, как недавно от хозяина постоялого двора, и они рассыпались в пыль. Затем он скрестил пальцы перед собой, как бы молясь, и резко выкинул вперед — из земли под ногами ученика начали вылезать зеленоватые, блестящие в лучах свечей, змеи: воздух заполнился их шипением. Ворен отскочил, схватив одну из них за голову. Змея извивалась в его руках, переливаясь красками от светло-зеленого до темно-изумрудного, сияя рубиновыми глазами. Размахнувшись, он кинул ее в Уторена. На середине пути змея перевоплотилась в копье. Уторен, наслаждаясь схваткой, остановил копье в полете тягучим порывом ветра и на лету схватил его. Как только пальцы коснулись древка, змея ожила, опутывая руки колдуна. Он скинул ее, но ей удалось прокусить ему руку. Прижав палец к ранкам, Уторен с гневом посмотрел на Ворена. Он приподнял измазанные в собственной крови пальцы, потер ими и в ту же минуту капли крови стали медленно превращаться в стаю бесплотных демонов, которые с визгом понеслись в сторону противника. Ворен пропустил одного мимо себя, а другого разрезал пополам полупрозрачным лучом, внезапно возникшим в руке. Развернувшись, он ударил наискось, разрезая еще одного, но их становилось все больше и больше. Ворен просто не успевал… и вот один демон прорвался сквозь оборону и проник в него, парализуя тело. Он с грохотом упал на деревянные половицы. Уторен, наслаждаясь поражением ученика, медленно приблизился к нему. Сев рядом, он произнес:
— Жаль… мне очень жаль, у тебя были способности, но ты не захотел их развивать. Ну что ж, как говорится, поднявший меч от меча и погибнет, — и в руках Уторена возник кроваво-красный луч.
Приподнявшись, он замахнулся, и… его глаза увеличились от удивления. Луч погас, а он сам упал на пол рядом с Вореном. Слегка разминая занемевшие мышцы, ученик приподнялся и встал перед учителем, улыбнувшись.
— Не всегда, мастер… Я слегка видоизменил ваше излюбленное заклятие Змей и нашел защиту от Демонов парализации, конечно, не очень удачную, так как меня по-настоящему парализовало, но не навсегда, как ожидалось, а на некоторое время.
Из уст мастера вырвался еле слышимый вопрос:
— Почему?
Ворен удивленно приподнял бровь:
— Вы сами научили меня никому не доверять и ценить свою шкуру выше других, а этот человек, — Ворен кивнул в сторону владельца таверны, — лишь был поводом для того чтобы напасть на вас.
Осмысленное выражение в глазах Уторена стало постепенно угасать, и через некоторое время зал наполнил ветер, который закрутился вокруг Ворена, приподнимая полы его мантии, взъерошивая волосы. Он восхищенно улыбнулся, следя за бушующей стихией. Стало светло как днем. Ворен откинул голову назад и рассмеялся — ярко-красные всполохи с яростным шипением впивались ему в тело. Усилившийся ветер влился в Ворена, и все стихло. Слегка шатаясь от переполнявшей его энергии, он посмотрел на трактирщика. К нему медленно приближалась змея, неизвестно как выжившая в такой схватке. Ворен подошел и убил ее, наступив на голову.
— Вам лучше забыть, что знали меня раньше. Здесь могут появиться много желающих свести со мной счеты, после случившегося я стал желанной добычей. А мне нужно набраться сил для борьбы с ними.
Склонив голову, Ворен прошел к двери и остановился в проеме, в тишине раздался его голос:
— …Спасибо… спасибо вам.
И он исчез в темноте.
Открыв глаза, Проклятый обнаружил, что вновь наступила ночь — излюбленное время суток. Он встал, разминая занемевшие мышцы. Голова еще кружилась, но уже не так сильно, и постепенно проходила тошнота. Встряхнувшись, Проклятый вдохнул полной грудью, проясняя сознание. В его душе до сих пор бушевали те чувства, которые он испытывал во время видения: боль, гнев, сладость победы, страх и желание еще большего могущества. И именно это настораживало. Он вновь испытал то неописуемое состояние, когда в него вливалась чужая сила. Это было восхитительное чувство — чувство превосходства над другими. Оно могло подвигнуть кого угодно на необдуманные поступки. Проклятый не знал, как бы поступил, вновь оказавшись в такой ситуации… Может… Нет, на это ему было трудно ответить. Застонав, Ворен ускорил шаг, желая избавиться от всего, что на него навалилось. Ему не хотелось обдумывать воспоминания, нарушающие столь зыбкий покой. Ему хотелось избавиться от них, но он понимал, что это ключ к тайне, которую так хотелось разгадать. Как он стал таким, как сейчас? И что же случилось тогда, в доме женщины с младенцем, что Ворен мог натворить? Теперь ему было ясно, почему он хотел совершить то преступление — понимал, но не хотел принять. Это было жестоко, неправильно… Зарычав, Проклятый остановился и ударил рядом стоящее дерево. Его когти погрузились в кору, оставляя глубокие порезы — стало намного легче.
Громадные деревья вскоре почти полностью сменились карликовыми, а затем вовсе уступили место густому кустарнику. Солнце медленно стало выползать на небосклон.
Но почему все так случилось, почему уже ничего нельзя исправить? Как ему хотелось отблагодарить старика, ныне уже умершего, за помощь, оказанную ему… Но теперь уже поздно — тело его единственного друга тлеет в земле, холодной, мерзлой земле… Он не жалел, что уничтожил наставника, нет — ему был понятен мотив убийства. Если бы тогда Ворен не решился убить учителя, то тот вскоре уничтожил бы его, прежде использовав в своих целях…
Колючки кустарников цеплялись за шерсть, вынуждая перейти на шаг. Проклятый был даже благодарен им за эту передышку. Жара, как мягкая перина, окутывала все вокруг, мешая сосредоточиться. Мысли не укладываясь в логическую цепочку. Вновь заболела голова, боль будто разрывала на куски, застилая кровавым полотном все вокруг. В нос ударил неизвестно откуда взявшийся запах гари, а перед глазами вновь стали проявляться очертания небольшой комнаты с печкой в углу…
Темный клинок кинжала отсвечивал кровавыми бликами от огня. В кроватке плакал ребенок, на полу лежала женщина. Одна нога ее была сломана, лицо исказила боль. Она тянула к Ворену руки и о чем-то молила.
— Не трогайте его, прошу вас. Не трогайте, молю! Возьмите меня, но оставьте его в живых.
Губы Ворена искривились в злой усмешке. Он медленно покачал головой. Женщина закричала, приподнимаясь на ноги, стараясь доползти до кроватки. Нога ее подломилась и стала видна торчащая наружу белая кость. Она, упав на спину, заплакала, закрывая лицо руками. Затем взглянула в глаза Ворена. Он испугался ее безумного взгляда и слегка отшатнулся. Но затем, разозлившись на себя, оттолкнул ногой и повернулся к кровати. Женщина вцепилась обожженными руками в мантию, таща ее на себя.
— Прошу вас…
Все заволокло дымом, огонь охватил все вокруг, лишь заклятие защищало его от бушующего пламени. Перед ним в кровати лежал ребенок, который плакал, испугавшись резких звуков. Его маленькие ручки и ножки стучали по покрывалу, личико покраснело. В руках, в человеческих руках, Проклятый держал кинжал с изогнутым черным лезвием, нацеленным в сердце дитя. Руки задрожали, он понимал, что должен это сделать, но никак не мог. Сжав зубы, Проклятый замахнулся, и клинок вонзился в сердце младенца. Раздался пронзительный вопль, который резко стих. Кровь омыла кинжал и руки Ворена. Закричав, женщина схватила лежавший около нее кусок стекла и порезала себе вены, тягучая жидкость медленно потекла по рукам. Ворен, не видя перед собой ничего, смотрел на клинок. К нему постепенно приходило осознание того, что он совершил. Измазав пальцы в своей крови, женщина стала чертить в воздухе символы, которые стали приобретать темно-красные очертания. Ее истерический шепот, казалось, раздавался в голове, заглушая все окружающие звуки.