Цикл «Владыки Рима». Книги 5-7 — страница 114 из 172

— Ну и оставался бы там с моими лучшими пожеланиями.

— Нет! Я — воин, а не законник. И не хочу в решающую минуту отсиживаться в кустах!

За скромным обедом (хлеб, масло, овощи, сыр) Цезарь рассказал о своих планах. Присутствовали Ватиний, Кальвин, Антоний, Кален, Луций Кассий (двоюродный брат Гая и Квинта), Луций Минуций Планк и Гай Кальвизий Сабин.

— У меня девять плотно укомплектованных легионов и тысяча конников, — сказал Цезарь, сосредоточенно жуя редиску. — Слишком много, чтобы Эпир мог прокормить их зимой. Помпей на такой местности драться не будет, тем более в такую погоду. Весной он пойдет на восток, в Македонию или в Фессалию. Сражение, если оно вообще состоится, будет именно там. Мне же пока надлежит склонить на мою сторону Грецию. Поддержка, снабжение и все такое для нас сейчас очень важны. Поэтому я разделю нашу армию. Луций Кассий и Сабин, вы возьмете седьмой легион и займетесь западной Грецией — Амфилохией, Акарнанией и Этолией. Ведите себя хорошо. Кален, ты с пятью старшими когортами четырнадцатого легиона и с половиной моей кавалерии убедишь Беотию принять правильное решение. Таким образом, центральная Греция будет нашей. Но в Афины не лезь. Не трать зря сил. Сосредоточься на Фивах.

— Цезарь, а что ты оставишь себе? — хмуро спросил Планк.

— Думаю, пары легионов мне будет достаточно, — спокойно ответил Цезарь. — Помпей ждет Метелла Сципиона и до тех пор активности не проявит.

— А вдруг проявит? — воскликнул Кален. — Если он ударит всей своей мощью, тебе конец.

— Я знаю. Но он не ударит.

— Надеюсь, ты прав.

— Кальвин, для тебя есть особое поручение, — сказал Цезарь.

— Все, что смогу, я сделаю.

— Хорошо. Возьми одиннадцатый и двенадцатый легионы и попробуй найти Метелла Сципиона, прежде чем он присоединится к Помпею.

— Ты хочешь, чтобы я был в Фессалии и Македонии.

— Именно. Возьми эскадрон галльской конницы. Они замечательные разведчики.

— С тобой останутся только эскадрон галлов и пятьсот германцев, — сказал Кальвин. — У Помпея тысячи конников.

— И их надо кормить. — Цезарь повернулся к Антонию. — Как ты распорядился тремя легионами, оставшимися в Брундизий?

— Отправил их в Италийскую Галлию, — ответил тот с полным ртом. — Я решил, что ты перво-наперво захочешь обезопасить Иллирию, поэтому пятнадцатый и шестнадцатый идут в Аквилею. Третий сейчас шагает в Плаценцию.

— Мой дорогой Антоний, ты — бесценный перл! Делаешь именно то, что нужно. Ватиний, Иллирия в тебе нуждается. Поедешь сушей, это быстрее. — Серые выцветшие глаза опять обратились к Антонию и потеплели. — Не беспокойся о брате, Антоний, я слышал, что с ним обходятся прилично.

— Хорошо, — угрюмо сказал Антоний. — Я знаю, он немножко дурак, но он мой брат.

— Жаль, что ты позволил большой группе своих галльских легатов остаться в Риме, — сказал Кальвин. — Они пригодились бы тебе здесь.

— Им надо делать карьеру, — спокойно ответил Цезарь. — Они отслужили свое. Никто не может стать консулом, не побывав в шкуре претора. — Он вздохнул. — Хотя я скучаю по Авлу Гиртию. Отменный канцелярист.

Обед закончился, и все поспешили откланяться, но Ватиний и Кальвин задержались. Цезарь хотел ознакомиться с последними римскими новостями.

— Что случилось с Целием? — спросил он Кальвина.

— Долги, — кратко ответил тот. — Он ставил на то, что ты аннулируешь все заемные векселя, и просчитался. А способностей ему было не занимать. Цицерон души в нем не чаял. И он хорошо показал себя как эдил: прикрыл аферы с водой, ввел несколько очень нужных реформ.

— Хлопотная и неблагодарная должность, — сказал Цезарь. — Знаю это по опыту. Эдилы всегда много тратят на то, чтобы устроить замечательные игры. А потом никак не могут выпутаться из долгов.

— Ты выпутался, — улыбнулся Ватиний.

— Лишь потому, что я — это я. Продолжай, Кальвин. Мы тут мало что знаем. Море блокировано. Продолжай.

— Как претор по иностранным делам Целий, похоже, счел, что сможет сам все обстряпать. И попытался провести закон об аннулировании долгов через Трибутное собрание.

— Я слышал, что Требоний пытался остановить его.

— Безуспешно. Собрание было бурным. Очень многим хотелось провести этот закон.

— И Требоний пошел к Ватии Исаврику, — сделал предположение Цезарь.

— Ты знаешь этих людей, поэтому твоя догадка верна. Ватия сразу ввел senatus consultum ultimum. Два плебейских трибуна пытались противиться, но чрезвычайное положение было уже введено. Он их обставил, причем очень чисто. Я был восхищен.

— А Целий бежал из Рима, чтобы попытаться набрать возле Капуи войско. Это последнее, что я слышал о нем.

— А мы слышали, — лукаво сказал Кальвин, — что ты очень обеспокоился и даже пытался прорваться на открытом полубаркасе в Брундизий!

— Edepol! Как быстро распространяются слухи! — ухмыльнулся Цезарь. — Но что сталось с Целием? Продолжай.

— Твой племянник Квинт Педий был претором, которому поручили привести четырнадцатый легион в Брундизий, и он находился в Кампании в тот момент, когда Целий встретил не кого иного, как Милона, тайком пробиравшегося из ссылки в Массилии.

— А-а! — протянул Цезарь. — Значит, Милон думает, что поднимет революцию? Полагаю, Сенат, руководимый Ватией и Требонием, не будет так глуп, чтобы разрешить ему вернуться домой.

— Нет, разумеется. Милон скрытно высадился в Сурренте. Они с Целием обнялись и согласились объединиться. Целию удалось наскрести около трех когорт из ветеранов Помпея — авантюристов, гуляк, выпивох. Милон вызвался набрать еще столько же.

Кальвин вздохнул, поменял положение.

— Ватия и Требоний послали Квинту Педию депешу с приказом справиться с ситуацией в рамках senatus consultum ultimum.

— Другими словами, они дали моему племяннику полномочия начать войну.

— Да. Педий развернул свой легион и встретил их неподалеку от Нолы. Произошло что-то вроде сражения. Милон был убит. Целию удалось бежать, но Квинт Педий нагнал его и убил. Вот и все.

— Молодец, племянник. Не растерялся.

Тут вздохнул и Ватиний.

— Надеюсь, Цезарь, в этом году в Италии больше не будет неприятностей.

— Я и сам искренне надеюсь на то. Но, Кальвин, по крайней мере, ты знаешь теперь, почему я оставил в Риме так много моих самых верных легатов. Они — люди действия, а не скопище боязливых старух.


Помпей решил остановиться на реке Генус у Аспарагия, уверенный, что находится севернее главного лагеря Цезаря и что Диррахий в безопасности. Но Цезарь появился на южном берегу Генуса и стал ежедневно выстраивать войска в боевой порядок. Помпей был обескуражен. Он знал, что у Цезаря теперь вдвое меньше кавалеристов и что три легиона он отправил в Грецию за фуражом. Он также знал, что Кальвин переметнулся к противнику, но не знал, что тот уже подходит к Фессалии, чтобы перехватить там сирийские легионы.

— Как я могу принять бой? — брюзжал он. — Слишком мокро, слякотно, холодно. Я дождусь Сципиона.

— Тогда, — сказал Цезарь Антонию, — пусть немного погреется.

Со свойственной ему поразительной быстротой он разобрал лагерь и исчез. Сначала Помпей решил, что нехватка еды погнала противника к югу. Потом разведчики доложили ему, что Цезарь перешел Генус в нескольких милях от лагеря и направляется через горные перевалы к Диррахию. Помпей взвыл. Он понял, что его вот-вот отрежут от огромных запасов провизии, и, не мешкая, тронулся в путь. По Эгнациевой дороге, а не по каким-то проселкам. Он придет первым и посрамит Цезаря!

Цезарь шагал вместе с солдатами, окруженный молодыми, но уже видавшими виды ветеранами десятого легиона.

— Да, это марш, Цезарь! — сказал ему кто-то, перелезая через огромный валун. — На этот раз то, что надо!

— Перед тобой еще тридцать пять миль такой радости, парень, — сказал Цезарь, широко улыбаясь, — и их нужно пройти до заката. Я хочу, чтобы наш веснушчатый друг, шагающий по Эгнациевой дороге, уткнулся своим курносым носом мне в зад. Он думает, что с ним идут лучшие римские легионеры. А я знаю, что это не так. Настоящие римские легионеры топают вместе со мной.

— Настоящих римских легионеров, — сказал Кассий Сцева, один из центурионов десятого, — воспитывают настоящие римские генералы, а более настоящего римского генерала, чем Цезарь, не сыщешь нигде.

— Это как посмотреть, Сцева, как посмотреть, но спасибо на добром слове. А теперь, парни, берегите дыхание. Оно вам еще пригодится.

К концу дня армия Цезаря заняла высоты восточнее Эгнациевой дороги, милях в двух от Диррахия. Поступил приказ окопаться, то есть построить большой лагерь с фортификациями.

— Почему ты не хочешь закрепиться там, где повыше? — спросил Антоний, указывая рукой на юг. — На том плато. На Петре, по-местному.

— Петру пусть занимает Помпей.

— Там ведь наверняка лучше с рельефом!

— Но слишком близко к морю, Антоний. Нас начнет доставать флот. Нет уж, благодарю, обойдемся без Петры.

На следующее утро марширующий по Эгнациевой дороге Помпей обнаружил Цезаря между собой и Диррахием и незамедлительно занял плато.

— Цезарю придется попотеть, чтобы выкурить нас отсюда, — сказал он Лабиену. — Здесь хороший рельеф и Диррахий доступен, потому что мы возле моря. — Он повернулся к своему зятю Фаусту Сулле. — Фауст, пошли сообщение моим адмиралам, что любые разгрузки отныне вести надо здесь. И пусть начнут перевозку того, что есть в Диррахий. — Он иронически вздернул губу. — Нельзя, чтобы Лентул Крус остался без перепелиного или рыбного соуса.

— Это тупик, — мрачно сказал Лабиен. — Цезарь нас тут обложит.

Удивительно точное предсказание. Несколько следующих дней старшие офицеры Помпея наблюдали за тем, как Цезарь укрепляет линию холмов на расстоянии полутора миль от Эгнатиевой дороги, начиная от стен своего лагеря и прямо на юг. Затем он соединил укрепленные узлы траншеями и земляными валами.

Лабиен с досады выругался:

— Cunnus! Он строит циркумвалляцию. Он собирается отгородить нас от моря и пастбищ.