— О, понимаю! Все созрело в Карнуте, — язвительно усмехнулся Котий, вставая. — Друиды попросту сговорились возвысить одного из наших традиционных врагов!
— Не было никакого сговора, и сейчас его нет, — терпеливо продолжал Катбад. — Все присутствующие здесь должны помнить, что вовсе не эдуй замыслил объединить Галлию против римлян. Вовсе не эдуй собрал сильное войско, доставившее большие неприятности Цезарю. Вовсе не эдуй объезжал многие галльские племена, убеждая их поддержать общее дело. Это был арверн. Это был Верцингеториг!
— Без эдуев у вашей объединенной Галлии ничего не выйдет, — возразил Конвиктолав, становясь рядом с Котием и Литавиком. — Без эдуев Герговия бы уже пала.
— И без эдуев, — сказал, гордо выпрямляясь, Литавик, — ваша так называемая сплоченная Галлия будет внутри так же пуста, как сплетенное из прутьев чучело! Без эдуев вам не добиться успеха! Все, что нам нужно сделать, чтобы вы потерпели крах, это извиниться перед Цезарем и вновь начать сотрудничать с ним, поставляя ему еду, конников, пехотинцев, информируя его, в конце концов!
Верцингеториг встал и прошел к краю помоста, на который до сего дня восходили одни лишь эдуи. Или Цезарь (о чем эдуи предпочитали не помнить).
— Никто не отрицает важнейшей роли эдуев в нашей общей борьбе, — звонким голосом сказал он. — Никто тут не хочет их принизить, и меньше всего я. Но я — царь Галлии, и это уже непреложно. Вам нечего и надеяться, что народы Галлии захотят променять меня на кого-то из вас. Ты очень умен и очень настойчив, Литавик. Твой личный вклад в наше дело огромен. Я — последний, кто стал бы это оспаривать. Но не твое лицо народы видят под короной. Ибо я буду носить корону, а не белую ленту, как те, кто правит на Востоке!
Катбад встал рядом с ним.
— Ответ прост, — сказал он. — Сегодня здесь представлены все племена свободной Галлии, кроме ремов, лингонов и треверов. Треверы прислали извинения и пожелали успеха. Они не могут покинуть свои земли, потому что германцы постоянно охотятся за их лошадьми. Что до лингонов с ремами, они — люди Рима. Мы разберемся с ними потом. Итак, предлагаю голосовать. Это не выборы! У нас только один кандидат. Теперь решайте, да или нет. Будет Верцингеториг царем Галлии или не будет.
Проголосовали практически единогласно. Против были только эдуи.
И тут же, на возвышении, Катбад выпростал из-под белой материи, украшенной белой омелой, крылатый золотой шлем, усыпанный драгоценными самоцветами. Верцингеториг встал на колени, и Катбад короновал его. Когда каждый вождь опустился перед ним на колено, эдуи сдались и сделали то же.
— Подождем, — шепнул Литавик Котию. — Он обречен на заклание, как жертвенная овца! Пусть себе использует нас, а мы найдем способ использовать его в наших целях.
Верцингеториг, очень хорошо понимавший, о чем они шепчутся, решил не обращать на это внимания. Как только Галлия отделается от Рима и Цезаря, он сможет бросить все силы на защиту своего права носить корону.
— Каждое племя должно прислать в Герговию десять заложников, самых знатных, — повелел он.
Об этой мере они заранее переговорили с Катбадом. «Свидетельство недоверия», — сказал тот. «Свидетельство осторожности», — возразил Верцингеториг.
— В мои планы не входит увеличивать численность моей пехоты до общего сбора в Карнуте, ибо генеральная битва с Цезарем состоится лишь после него. Но я требую от вас еще пятнадцать тысяч всадников, и немедленно. Таков мой царский приказ. С ними и с уже имеющейся у меня кавалерией я вообще лишу римлян возможности изыскивать для себя провиант.
Голос его набирал силу.
— Также кому-то из вас придется пожертвовать многим. Повелеваю, чтобы каждое племя, оказавшееся на пути следования римских войск, без колебаний сжигало свои деревни, зернохранилища и погреба. Некоторые уже сделали это. Но теперь я приказываю это же эдуям, мандубиям, амбаррам, секванам и сегусиавам. Мои же прочие племена…
— Вы слышали? «Я приказываю»! «Мои прочие племена»! — проворчал Литавик.
— …пусть укрывают и кормят тех, кто пострадал во имя того, чтобы пострадал Цезарь. Это единственный способ его измотать. Воинской доблести в этой войне недостаточно. Мы воюем не с трусами, не с мифическими скандинавскими воинами и не с глупцами. Наш противник силен, храбр и умен. Поэтому мы должны пользоваться любой возможностью его ослабить. Мы должны стать сильней, храбрей и умней. Мы выжжем наши священные земли, мы уничтожим весь собранный урожай, как и все, что может пойти на пользу нашим врагам. Цель наша стоит того. Эта цель — свобода, подлинная независимость, наше собственное единое государство! Мы свободные люди в свободной стране!
— Мы свободные люди в свободной стране! — подхватили клич вожди, топая сапогами по доскам настила.
Топот разросся и стал ритмичным, словно дробь тысячи барабанов. Верцингеториг стоял на помосте и смотрел на своих подданных. Корона его сияла.
— Литавик, повелеваю тебе послать десять тысяч пеших эдуев и восемьсот всадников в земли аллоброгов. Тесни их, пока они к нам не примкнут.
— Ты хочешь, чтобы я лично повел это войско?
Верцингеториг улыбнулся.
— Мой дорогой Литавик, ты слишком ценный человек, чтобы заниматься подобными мелочами, — сказал он тихо. — Пошли туда кого-нибудь из твоих братьев.
Царь Галлии повысил голос.
— Мне стало известно, — крикнул он, — что римляне покидают нашу страну, направляясь в Провинцию! Обстановка, начиная с нашей победы в Герговии, меняется в нашу пользу!
Армия Цезаря снова была в полном сборе, хотя пятнадцатого легиона больше не существовало. Его людей распределили по другим воинским подразделениям, чтобы их пополнить, и особенно восьмой легион, почти полностью истребленный. Ведомая Лабиеном, Требонием, Квинтом Цицероном, Фабием, Секстием, Гиртием, Децимом Брутом, Марком Антонием и остальными легатами армия Цезаря со всем имуществом направилась на восток — в земли преданных Риму лингонов.
— Какой жирной наживкой, однако, мы сейчас выглядим, — удовлетворенно сказал Цезарь Требонию. — Десять легионов, колоссальный обоз и шесть тысяч конников.
— Из которых две тысячи составляют германцы, — улыбнулся Требоний, глядя на Лабиена. — Что ты думаешь о нашей новой германской кавалерии, Тит?
— Она стоит каждого сестерция, потраченного на нее, — ответил Лабиен, обнажая в улыбке свои лошадиные зубы. — Хотя я думаю, Цезарь, военные наши трибуны сейчас не произносят твое имя с любовью!
Цезарь засмеялся, изогнув брови. Тысяча шестьсот германцев прибыли в Агединк, и Требоний приложил уйму усилий, чтобы обменять доставивших их пони на боевых скакунов. Трудность была не в том, что ремы не хотели меняться. За каждую сделку они получали такие хорошие деньги, что могли бы обогатиться навеки, но в их загонах ничего не осталось, кроме племенных жеребцов. Прибывший Цезарь разрешил вопрос с дефицитом, заставив всех военных трибунов пересесть со своих (даже личных, а не армейских) италийских красавцев на пони. Крики отчаяния разносились на многие мили, но Цезарь был неумолим.
— Вы можете выполнять свои обязанности и на этих коротконогих животных, — сказал он. — Необходимость диктует, так что молчите, глупцы!
Римская змея длиной в пятнадцать миль, блестя чешуей, ползла на восток.
— Почему они так растянуты? — спросил Тевтомар, разглядывая нескончаемую процессию. — Почему не маршируют более широким фронтом? Ведь они легко могли бы перестроиться в пять или шесть параллельных колонн.
— Потому что, — терпеливо объяснил Верцингеториг, — любая армия не столь велика, чтобы атаковать такую колонну по всему фронту. Сделать так — значит зря распылить свои силы. Римская змея действует очень умно. В каком бы месте на них ни накинулись, остальная часть строя кольцом охватит атакующих. И потом, их солдаты так вышколены, что легко могут выстроиться в квадрат, пока мы отдаем команды своим людям. Вот почему мне и нужны тысячи лучников. Прошел слух, что парфяне около года назад разгромили римлян на марше. Атаковали лишь лучники с кавалерией, без какой-либо пехоты.
— Значит, ты собираешься отпустить их? — удивился царь Тевтомар.
— Но не в целости, нет. У меня тридцать тысяч всадников против их шести тысяч. Хорошее соотношение, Тевтомар. О, наступит ли день, когда я обзаведусь конными лучниками?
Галльская конница тремя отдельными группами атаковала армию Цезаря неподалеку от северного берега реки Икавны. Стратегия галлов была продиктована нежеланием Цезаря позволить своему относительно немногочисленному конному контингенту идти отдельно от колонны пехотинцев.
Галлы так уверовали в свое превосходство, что принародно поклялись перед царем: ни один человек, который не проедет дважды сквозь колонну римской пехоты, никогда больше не испытает радости видеть свой дом, свою жену, своих детей.
Две группы галлов (по девять тысяч всадников в каждой) атаковали римские фланги, третья ударила в лоб. Но беда в том, что для конной атаки была избрана ровная местность, что позволило римлянам развернуться, образовав вокруг артиллерии и обоза квадрат. Далее Цезарь повел себя странно. Вопреки ожиданиям Верцингеторига он не приказал кавалерии защищать пехотинцев, а разделил ее на три равные части и послал навстречу врагам.
В этот день отличились германцы. Выскочив на холмы, где сосредоточились пешие галлы, они с ужасными криками врезались в их ряды. Галлы бросились наутек, их гнали до самой реки, где метался Верцингеториг, пытаясь справиться с паникой. Но ничто не могло остановить германцев в их бешеной скачке. Воины-убии, с замысловатыми узлами волос на гладко выбритых головах, гнали галлов вниз, охваченные безумной жаждой убийства. Менее безрассудные ремы почувствовали, что их гордость уязвлена, и сделали все от них зависящее, чтобы превзойти германцев.
Верцингеториг отступил, но германцы и ремы весь день не давали ему покоя.
По счастью, ночь выдалась темной. Кавалерия Цезаря поскакала обратно к колонне, позволив царю Галлии собрать своих людей во временном лагере.