Президент посмотрел на часы на каминной полке.
– У меня есть всего пара минут. В любом случае больше всего Кастро боится не экономического хаоса или контрреволюции. Он опасается советского влияния, которое постепенно охватывает каждую сферу его полномочий. Люди из Москвы все ближе подбираются к тому, чтобы кубинское правительство и все ресурсы страны полностью перешли к ним в руки. Наконец-то Кастро осознал, что его друзья из Кремля понемногу крадут у него всю страну. Его брат Рауль был ошеломлен, когда узнал, что большая часть командного состава кубинских военных верой и правдой служат Советскому Союзу и даже не скрывают своих просоветских взглядов.
– Вот это удивительно. Кубинцы не любят русских. Да и вообще их жизненные приоритеты совершенно различаются.
– Конечно же, Куба никогда не собиралась становиться пешкой Кремля, но после революции тысячи кубинских студентов отправились учиться в русские университеты. Многие из них в России соблазнились возможностями и деньгами, вместо того чтобы вернуться на родину и до конца жизни честно трудиться на благо страны на работе, которую они могли ненавидеть или где им не светило никаких перспектив. Хитрецы, поставившие личное будущее выше патриотизма, отреклись от Кастро и тайно присягнули на верность Советскому Союзу. Но нужно отдать русским должное. Они выполнили обещания. Пользуясь влиянием на кубинское правительство, они смогли внедрить своих людей на важные посты.
– Кубинский народ до сих пор боготворит Кастро, – сказал Сэндекер. – Не понимаю, как они могут спокойно наблюдать за тем, как он прогибается под Москву.
Лицо президента посерьезнело.
– Есть большая вероятность того, что русские убьют братьев Кастро и свалят всю вину на ЦРУ. Это не так уж и тяжело провернуть, учитывая, что наше агентство уже предпринимало несколько попыток покушения на его жизнь в шестидесятые годы.
– А после этого Кремлю ничто не помешает войти в кубинское правительство и посадить там своих марионеток.
Глава государства кивнул.
– И мы снова возвращаемся к предложенному нам соглашению. Кастро не хочет, чтобы кто-то пронюхал о наших переговорах до того, как мы согласимся поддержать его замысел выбить русских из Карибского бассейна. К сожалению, после первого шага он не отвечает на сообщения от меня и Дуга Оутса.
– Похоже на старую политику кнута и пряника, чтобы раздразнить ваш аппетит.
– Мне тоже так кажется.
– Каким же образом Лебарон может иметь отношение ко всему этому?
– Совершенно случайным образом, но имеет, – сказал президент с иронией. – Вы же помните, с чего все начиналось. Издатель отправился на старинном дирижабле на поиски корабля с сокровищами. На самом деле у него была другая цель, но она не должна волновать НУПИ или лично вас. По иронии судьбы, Рауль Кастро находился в инспекционной поездке по военным штабам острова за пределами Гаваны, когда Лебарона засекли их прибрежные системы наблюдения. Он посчитал, что путешественник может оказаться ему полезен, поэтому приказал охране перехватить дирижабль и сопроводить его на аэродром вблизи города Карденас.
– Дайте-ка я продолжу, – сказал Сэндекер. – Кубинцы снова заправили дирижабль топливом, посадили на него своего посланца с американско-кубинским договором Кастро и снова подняли его в воздух, полагая, что ветры донесут его до США.
– Почти так все и было, – улыбаясь, признал президент. – Но было бы неблагоразумно надеяться лишь на ветер. На борт посадили пилота и близкого друга Фиделя вместе с документом. Они прилетели в Майами, спрыгнули в воду в нескольких милях от берега, а там их подобрала ожидающая яхта.
– Интересно, как же в гондоле оказались три мертвых тела? – продолжал допрос Сэндекер.
– Это пафосный ход Кастро, чтобы доказать серьезность их намерений. Правда, я не успел оценить его.
– Неужели русские ничего не заподозрили?
– Пока что нет. Отличные отношения с кубинцами мешают им раскрыть глаза на такую хитрость.
– Выходит, Рэймонд Лебарон живет и здравствует где-то на Кубе?
Президент развел руки в стороны:
– Могу только предполагать. Источники ЦРУ сообщили, что советская разведка потребовала допросить издателя. Вряд ли кубинцы могли отказать, а Лебарона с тех пор никто не видел.
– И вы даже не пытались договориться, чтобы пленника отпустили? – спросил Сэндекер.
– Ситуация и без того слишком деликатная, чтобы придавать ей еще большую огласку. Когда мы так близки к подписанию американско-кубинского соглашения, я не сомневаюсь, что Кастро позаботится, чтобы уберечь Лебарона от русских и передать его нам.
Президент замолк и снова посмотрел на каминные часы.
– Я опаздываю на конференцию с бюджетниками.
Он встал, подошел к дверям и обернулся к Сэндекеру:
– Я подпишу соглашение как можно скорее. Джесси Лебарон была введена в курс дела и должна передать наш ответ Кастро. План состоял в том, чтобы дирижабль вернулся снова с еще одним представителем семьи Лебарон на борту. Это должно было послужить Кастро сигналом, я сделал все в точности, как и он. Вы разминулись с Джессом Симмонсом на пути в кабинет. Он сообщил мне о фотографиях, сделанных нашей воздушной разведкой. Вместо того чтобы сопроводить дирижабль в Карденас, кубинский патрульный вертолет открыл по нему огонь. После этого по какой-то непонятной причине вертолет взорвался и вместе с дирижаблем упал в море. Я надеюсь, вы понимаете, адмирал, что я не мог послать вслед за ними спасателей, потому что не могу рисковать всей миссией. Я искренне сожалею о смерти Питта. Я обязан ему жизнью, но никогда не смогу вернуть свой долг. Нам остается лишь молиться, чтобы он, Джесси Лебарон и другие ваши друзья каким-то образом выжили.
– Никто не смог бы выжить после крушения в самый разгар урагана, – с укором сказал Сэндекер. – Простите меня, господин президент, но даже Микки-Маус спланировал бы эту операцию куда лучше вас.
На лице президента ясно читалась обида. Он хотел что-то сказать, но передумал и открыл дверь.
– Простите, опаздываю на конференцию.
Больше он ничего не сказал. Глава государства вышел из Овального кабинета, оставив адмирала одиноким и опустошенным.
Обогнув остров и направившись на северо-восток, к Мексиканскому заливу, ураган «Маленькая Ева» начал успокаиваться. Порывы ветра стихли до сорока миль в час, но понадобилось еще два дня, чтобы им на смену пришли нежные южные пассаты.
Кайо-Санта-Мария казалась совершенно необитаемой, словно там не было ни людей, ни животных. Десять лет назад Фидель Кастро по дружбе передал остров в дар союзникам-коммунистам. Новость о том, что эта территория теперь принадлежит России, стала для Белого дома пощечиной.
Местные жители были не добровольно, но без лишнего шума перемещены на материк, а на острове расположились инженерные подразделения ГРУ и военные силы КГБ, которые начали строительство сверхсекретных подземных сооружений. Работа велась в несколько этапов, и только под покровом темноты, под песком и пальмами медленно воздвигались строительные конструкции. Самолеты-разведчики ЦРУ постоянно следили за островом, но им не удавалось обнаружить каких-либо оборонительных сооружений или масштабных транспортных перевозок на грузовых кораблях или самолетах. Углубленная фотоэкспертиза показала не много – всего лишь несколько тропинок и разбитых грунтовых дорог, ведущих в никуда. Как обычно, за островом велась слежка, но ничего, что могло угрожать безопасности Соединенных Штатов, выявлено не было.
Где-то в глубине острова, обдуваемого ветрами, Питт проснулся в небольшом, идеально чистом помещении, на кровати с матрасом из гусиного пуха, под ярким светом. Он не мог вспомнить, спал ли еще когда-нибудь в своей жизни на перине, но подумал, что это весьма удобно, и мысленно пообещал себе купить такую же, если ему будет суждено вернуться в Вашингтон.
Если не принимать во внимание синяки и ссадины, боль в суставах и легкую пульсацию в висках, мужчина чувствовал себя неплохо. Он лежал и рассматривал серый потолок, пытаясь восстановить картину прошлой ночи. Джесси нашла мужа; охранники сопроводили Питта, Ганна и Джордино в лазарет, где русская женщина-врач с фигурой кегли для боулинга залатала их раны; затем баранье рагу в столовой, которое Дирк оценил на шесть баллов ниже этого же блюда, подаваемого в придорожных кафе в Восточном Техасе; и напоследок их заперли в помещении с туалетом, умывальником, кроватью и узким деревянным шкафом.
Сунув руки под простыню, он ощупал себя. Если не считать нескольких бинтов и марлевых повязок, он был абсолютно голый. Про себя он удивился, зачем доктору непременно нужно раздеть пациента, чтобы сделать ему всего лишь несколько перевязок. Питт опустил босые ноги на бетонный пол и присел, раздумывая о следующем действии. Надувшийся мочевой пузырь напомнил ему, что он все еще живой человек, поэтому Дирк подошел к комоду, жалея, что там не стоит чашечка кофе. Зато эти люди, кем бы они ни были, оставили на комоде его часы «Докс». Стрелки на циферблате показывали 11.55. Питт никогда не спал более девяти часов подряд, поэтому справедливо предположил, что это было утро следующего дня.
Через минуту он наклонился над умывальником и плеснул на лицо холодной воды. Единственное полотенце было грубым и почти не поглощало влагу. Он подошел к шкафу, открыл его и нашел рубашку цвета хаки, брюки на вешалке и пару сандалий. Прежде чем одеться, мужчина стянул повязки с нескольких ссадин, чесавшихся сильнее других, и размял суставы, наконец-то обретшие свободу движений. Одевшись, он попытался открыть тяжелую железную дверь. Она оказалась заперта, поэтому Питт постучал по крепкой металлической поверхности. Звуки ударов гулко разнеслись по комнате, отражаясь от голых бетонных стен.
Ему открыл парень в советской армейской форме, на вид не старше девятнадцати лет, и сразу же отступил назад, нацелив в грудь Питта автоматический пистолет размером с молоток. Солдат жестом велел идти по длинному коридору налево, и пленник подчинился. Они прошли мимо нескольких таких же железных дверей, и Дирк подумал, что за любой из них может быть заперт Ганн или Джордино.