– Вы кого привели? – взвизгнул худой парень лет двадцати пяти с обмотанными грязными бинтами кистями рук. – У нее же пушка!
– Молчи, дурак, я Милина мать, от нее пришла, – нашлась Ирина Юрьевна.
– А что она сама-то не позвонила? И откуда мне знать, что вы не врете? Может, вы из ментовки.
– Документы показать?
– Она это, Славик, – пискнул один из парнишек. – Я их несколько раз вместе видел. Точно ее мать.
– Чего нужно? – снизошел Славик.
– Хочу знать, как давно моей дочери наркотик продаешь?
– Зачем это вам?
Ирина Юрьевна выразительно тряхнула пушкой.
– Месяца два она у меня берет, – прошептал сильно побледневший Славик.
– А последний раз когда брала?
– Давно, уже и не помню. Но месяц точно прошел. Перед больницей брала, и все, больше не появлялась. Если не верите, ребят спросите. Они точно скажут. А если вы думаете, что я знаю, куда Мила делась, то вы ошибаетесь.
– А раньше она у кого брала?
– Где-то в Купчине, но того барыгу менты повязали. Так что можете не ездить.
– Послушай, Славик, я уверена, что тебе нужны деньги. Если скажешь, кто первый раз дал Миле наркотик, получишь вот эту бумажку, – и Ирина Юрьевна вытащила из кармана пятисотрублевую бумажку.
Славик с тоской посмотрел на нее и покачал головой.
– В больнице ей предложили уколоться в первый раз, – сказал он. – А кто, не знаю.
– Я имею в виду, не героин, а вообще наркотик, – сказала Ирина Юрьевна.
– Ну, вы загнули. Это же еще было до нашей встречи. По-моему, когда Мила в школе училась, там у нее и началось. Она что-то рассказывала про взрослых мужчин, которые притворяются любящими, а на самом деле вынашивают коварные планы и дают несмышленым дурочкам всякую отраву. Якобы нужно в жизни все попробовать.
У Ирины Юрьевны потемнело в глазах, от Славика она вышла с твердым убеждением, что корень зла в коварном и развращенном Вольдемаре, который и подсунул Миле наркотик. Как она сейчас ругала себя, что послушалась брата и не пресекла отношения дочери с этим жутким человеком. С этим она и поехала к Аполлону. Тот только руками развел:
– Если бы он был в России, я бы его достал. Но разыскивать его по всему миру, для этого у меня нет средств. Обратись в милицию, может быть, они подскажут тебе, с чего начать. А я в свою очередь попытаюсь узнать, в какую страну отбыл гражданин Зевакин, так ведь, кажется, фамилия этого типа?
Испанская полиция наконец получила ответ на свой запрос в Интерпол. Никто из живущих в отеле не числился в их картотеке. Зато в архивах испанской полиции нашлись отпечатки пальцев Софи. Как мы и предполагали, она была замешана в ограблении крупного универмага, по которому проходила свидетельницей, кроме того, ее уже второй год разыскивали по нескольким другим делам. Так что ничего удивительного в том, что она смылась, не было. Плохо было другое, Валера не успел с ней переговорить и уточнить некоторые детали, которые мы с Маришей из-за плохого знания языка могли не понять. Но ребята привезли из города еще одну новость.
– Пришел факс на наше имя от Николая Валентиновича, – сказал Кротов. – Он прислал нам несколько фотографий Милы в молодости и одного красавчика, в которого она была страстно влюблена. Майор уверен, если у Милы не было врагов в настоящем, то причину ее смерти нужно искать в прошлом. Речь могла идти о двух мужчинах. Один – ее муж, ныне покойный, а второй вот этот хмырь. Как он вам?
И он нарочито небрежным жестом протянул нам с Маришей фотографии. Вглядевшись в мужчину, изображенного на ней, мы чуть не упали. На нас смотрел помолодевший и здорово похорошевший Филипп или, во всяком случае, мужчина, чрезвычайно на него похожий. В том, что это был именно он, у нас не осталось ни малейшего сомнения после того, как мы разглядели на предплечье у мужчины тонкий белый шрам. Такой же шрам был и у Филиппа.
– Ты что, не видишь? – спросила у него Мариша. – Это же Филипп.
– Вот это да! – восхитился Кротов. – Повезло же нам! Поймали преступника. Пошли, надо брать.
– Постой, – остановил его Валера. – А что мы ему предъявим? Он уже давно не российский гражданин. Он сменил имя и национальность. Что нам скажут, если мы арестуем французского гражданина, ведущего добропорядочный образ жизни, да еще на территории чужого государства, куда этот гражданин приехал отдохнуть?
– Хорошо отдохнул! – кипятился Кротов. – Кучу трупов за собой оставил.
– Не преувеличивай, – остановила его Мариша. – Труп только один, и Валера прав, пока мы не докажем, что именно Филипп подсунул Миле этот наркотик, мы ничего не сможем ему предъявить. Ну и что с того, что когда-то давно они были знакомы?
– Схватить и доставить в Россию. Там он живо расколется, – продолжал гнуть свою линию Кротов.
– Интересно, а кто эта девушка на фотографии? – спросила Мариша.
– Это Мила пятнадцать лет назад, – пояснил нам Валера.
– Не может быть! – ахнула я.
– Это многое объясняет, – задумчиво сказала Мариша. – Например, почему сразу же после любовных утех Мила начала рыдать и обзывать Филиппа бесчувственным чудовищем. Дело в том, что она его узнала, а он ее нет. Что-то у них там произошло. Потому что потом с горя девушка пошла и сделала себя укол, который и стал последним в ее жизни событием.
– А что, похоже на правду, – сказал Кротов. – И как нам это использовать?
– Еще не знаю. А что там ваш майор еще сообщает про нашего Вольдемара-Филиппа?
– Пишет, что мать Милы уверена, будто именно он приохотил девочку к наркотикам. Если есть подозрение, что он убил Милу, то мы в общем-то можем арестовать его. Думаю, испанской полиции тоже будет интересно узнать, что из себя представляет этот бывший русский.
– Найти бы пленку, которую смотрела перед смертью Мила, – сказала я. – Наверняка с ее помощью мы могли бы многое узнать. Кстати говоря, в то время совершеннолетие наступало в восемнадцать лет, а Миле едва исполнилось шестнадцать. Если на пленке записаны брачные игры ее и Вольдемара, то последнему может здорово не поздоровиться. А если там еще и наркотики, то для него было бы лучше, чтобы этой пленке никогда и нигде не дали ходу.
– Да, с этой пленкой мы бы запросто заставили Вольдемара разговориться, – поддержала меня Мариша. – А что там говорит экспертиза, какая грязь была у Милы под ногтями?
– Крошки цемента и земля из сада, – рассеянно сказал Валера. – А что?
– Я вот подумала, а что там Мила могла ковырять в саду да еще среди ночи, – сказала Мариша. – Уж не тайничок ли для своей пленки она сочиняла?
– А что! Вполне вероятно, – воскликнул Кротов. – Только где? Земля в саду практически повсюду, и цемента между плитками тоже хватает. Где же искать?
– Поставь себя на место Милы, – предложила ему Мариша. – Вот она посмотрела кассету и решила, что нужно ее получше спрятать. Нечего всяким Софи, мучающимся бессонницей, давать повод для сплетен. Вдруг она с утра вспомнит про ночные хождения Милы и захочет посмотреть, что там Мила носила туда-обратно. Поставил себя на ее место?
– Поставил.
– И твои действия, учитывая грязь под ногтями?
– Я выйду в сад.
– Правильно, вот и мы это сделаем, – сказала Мариша.
Вчетвером мы вышли из гостевой комнаты и принялись осматривать землю, уделяя особое внимание тем участкам почвы, которые соприкасались с цементированной кладкой. Искали мы долго и изрядно упарились.
– А что, если грязь у нее под ногтями не имеет никакого отношения к кассете? – спросил Кротов, ему наконец надоело пялить глаза на землю.
Никак не ожидала, что оперативный работник может быть таким нетерпеливым.
– Например, она могла просто упасть, или ей поручили принести из сада камень для пресса, или она хотела сорвать цветок и оперлась о землю рукой. Да мало ли еще что, – продолжал рассуждать Кротов. – Может, мы не там ищем?
– Знаешь, – неожиданно прервал его Валера, – не хочешь – не ищи. Никто тебя не заставляет. Только не жди, что я буду выгораживать тебя перед начальством, когда мы вернемся домой.
После этого мы искали в полном молчании, слышалось только недовольное сопение Кротова и возбужденные голоса испанцев, которые уже заметили наши маневры в саду и теперь ломали мозги над тем, что мы там потеряли и не нужно ли нам помочь. Все уже знали, что мы работники русской милиции, которые прибыли сюда, чтобы предотвратить преступление, что нам это не удалось, но мы вызвали подмогу и не сдавались, за что испанцы безмерно нас уважали.
Повезло, как и следовало ожидать, Марише. Она издала радостный вопль, и мы гурьбой поспешили к ней. Отодвинув один из камней, обрамлявших рабатку, Мариша наткнулась на плоский сверток, обвязанный шпагатом. Моя нетерпеливая подруга уже хотела содрать с него обертку, но свертком завладел Валера, который уже натянул на руки тонкие резиновые перчатки. Он очень осторожно развязал шпагат, снял полиэтиленовую пленку, и мы увидели видеокассету.
В гостевой комнате Хосе смотрел по видику выступление очередного проповедника. Без лишних церемоний мы выпихнули испанца из кресла, швырнули ему его кассету и вставили свою. Уже через несколько минут после начала просмотра Хосе, красный как рак, вылетел из комнаты с реактивным ускорением, а мне лично страшно хотелось последовать его примеру, так как на экране творился откровенный разврат. И тот факт, что партнерше явно не было еще и пятнадцати, дело только усугубляло.
– Что-то тут не так, – внезапно сказала Мариша, как раз в тот момент, когда Мила самозабвенно облизывала чей-то волосатый живот, по всей видимости, мужской.
– Что? – с трудом оторвалась я от мерзко завораживающего зрелища.
– Вспомни, когда Филипп вышел тебя встречать, он был почти голый, ну вспомни, у него на теле почти не было волос. А тут что творится?
Мариша была права. Мужчина на пленке был здорово волосат, но камера стояла таким образом, что видно было только Милу, а сам мужчина держался либо спиной к камере, либо боком, но только не лицом.