– Я хочу поговорить с вами по поводу Елиной Милославы, – сказала Мариша.
– Милочки? – удивился женский голос на другом конце трубки. – А что с ней случилось?
– Ее убили, – хмуро сказала Мариша.
Головина помолчала, а затем спросила:
– А вы кто?
– Милиция, – еще более мрачно ответила Мариша.
– Тогда я не понимаю, каким образом…
– Нужно уточнить некоторые сведения, – перебила ее Мариша. – Или вы хотите, чтобы мы вас вызвали к себе повесткой?
– Нет, нет, – испугалась женщина. – Приезжайте.
Она продиктовала нам свой адрес. В уютном тихом квартале, где стоял ее огромный дом-корабль, мы были уже через полчаса. Даже не верилось, что неподалеку находилась станция метро «Проспект Просвещения» с ее шумом и многолюдьем. Во дворе было очень спокойно. В квартиру было решено отправить Кротова и меня. Дверь нам открыла невзрачная тетечка с седенькими волосками, забранными на затылке в тощий хвостик.
Мы с Кротовым прошли следом за хозяйкой в маленькую кухню с узким окошком, сквозь которое, по-видимому, даже в яркий солнечный день едва просачивался свет. А уж сейчас и говорить не приходилось.
– С Ирой я не виделась уже много лет, – без предисловия начала Головина. – А уж с Милочкой и того дольше. Знаете, она ведь была наркоманкой. Что Ира ни предпринимала, все было впустую. Мила упорно возвращалась к своим наркотикам. Ира была вынуждена продать почти все свои драгоценности, чтобы оплачивать лечение в больницах. У нас ведь наркоманами занимались не слишком охотно, никаких лекарств не было, все приходилось доставать из-под полы. Ира страшно поиздержалась.
«Что-то по ней этого не заметно», – подумала я про себя, вспоминая увесистые серьги с брильянтами и многочисленные кольца, украшавшие холеные пальцы Ирины Юрьевны, явно старинные и очень дорогие.
– Мы к вам пришли, собственно, в связи с тем, что Ирина Юрьевна сказала, будто бы вы проводили тест на отцовство, – сказал Кротов.
При этих словах Головина посерела еще больше и почти слилась по цвету со своими стенами.
– Вот документы, – поспешил достать бумаги Кротов.
Головина мельком глянула на листы и стала сползать с табуретки.
– Держи ее! – испугался Кротов. – Она же упадет.
– Сам и держи, – разозлилась я, тщетно пытаясь удержать неожиданно тяжелую женщину. – Тоже мне мужик.
Совместными усилиями мы привели Головину в чувство и усадили обратно за стол. Очнувшись, она посмотрела на оставленные Кротовым на столе результаты анализов таким взглядом, словно прикидывала, удастся ли ей их проглотить, пока мы будем хлопать ушами. Я поспешно отодвинула бумаги подальше. Поняв, что ее замысел раскусили, хозяйка тяжело вздохнула и сказала:
– Извините меня, сердце.
И принялась деловито капать себе в стаканчик какие-то вонючие капли.
– Так вы делали анализ? – спросил ее Кротов.
– Раз подпись моя, значит, я делала, – сказала женщина.
– Но у вас в институте никто слыхом не слыхивал о такой услуге, оказываемой населению, – сказала я.
– А я в частном порядке, – нагло заявила Головина, причем стало ясно, что она врет. – Привезла необходимые препараты из Швейцарии, когда была там на конгрессе, у них там все это уже существовало, а потом провела тест в порядке эксперимента и подруге заодно помогла.
– Послушайте, мы ведь тут не за тем, чтобы судить вас за прошлые ошибки, мы всего лишь хотим выяснить правду, – вкрадчиво сказал Кротов. – А ваши слова, извините, на правду не похожи. Нам ничего не будет стоить доказать, что анализ поддельный, но нам ведь не это нужно. Мы хотим найти убийцу Милы, а вы пытаетесь нам в этом помешать.
– Ни за что в жизни! – неожиданно горячо воскликнула Головина. – Я искренне любила Милу, своих детей мне бог не дал. Ладно, раз так дело повернулось, то думаю, что теперь я и в самом деле могу признаться в том, что все эти годы давило на меня. К тому же Миле это уже не повредит, а я действительно любила ее. Поэтому, когда Ира рассказала мне, что у нее уже нет никаких средств, чтобы тащить Милу из пропасти, я решила ей помочь. И еще я знала, что настоящий отец девочки не хочет признавать отцовства и не верит Ириным словам, что Мила его дочь. И вот тогда я предложила состряпать поддельный анализ. Знаете, я же по образованию врач, так что состряпать такой анализ для меня раз плюнуть. И ведь все вышло отлично! Анализ убедил Аполлона в реальности своего отцовства, а кроме того, он мигом проникся ответственностью за судьбу Милы. Аполлон всегда был далеко не бедным человеком, так что суммы, которые уходили на лечение Милы, его особенно не разорили. И кому, скажите, было плохо от моего маленького обмана?
Мы дружно ее заверили, что все в порядке, никаких судебных санкций к ней применено не будет, пусть живет спокойно и дальше. На всякий случай для правдоподобности Кротов прибавил, что, вероятно, скоро ее вызовут к следователю, но пусть она не волнуется и расскажет всю правду. За давностью лет ей простится.
В лифте нас с нетерпением ждали Вольдемар с Маришей. Мы пересказали им содержание разговора с Головиной.
– Я так и думала, – с удовлетворением сказала Мариша. – Теперь нам только нужно догадаться, зачем Ирине Юрьевне понадобилось выдавать Милу за дочь Аполлона.
– А ты думаешь, что это неправда?
– Конечно, они же ничуточки не похожи, – сказала моя подруга.
– Ну, так часто бывает, – заметил Вольдемар.
– Ты не видел Аполлона, – сказала Мариша, – а если бы видел, то таких идиотских вещей не говорил бы. Только полному дураку могла прийти в голову мысль, что он ее отец.
– Хорошо, хорошо, – поспешила я вмешаться, заметив, что Вольдемар начал меняться в лице. – А какие у тебя, Мариша, есть предположения, зачем Ирина Юрьевна пошла на обман?
– Хотела заграбастать денежки Аполлона, – не раздумывая, произнесла Мариша. – Он ведь тогда еще не был женат. Вот она и решила, авось оставит девочке что-нибудь. Или просто позаботится о ней. И она оказалась права. Аполлон исправно давал деньги на лечение, а какое лечение, если Мила основательно подсела только несколько лет назад. Ведь в пятнадцать лет Вольдемар был с ней уже знаком?
– Был, ни о каких больницах и лечении речи тогда не шло. А еще я хочу сказать, что Мила была гораздо больше похожа на мужа Ирины Юрьевны, чем на саму Ирину Юрьевну. А наркоманкой Мила в то время еще не была, это точно. Такое невозможно скрыть. Верней, возможно, но если имеешь дело с абсолютным дураком или с человеком, который даже не представляет себе, что такое наркотики.
– Вот и странно, откуда Ирина Юрьевна могла знать, что в будущем ее дочь станет наркоманкой? Кто ее просветил на сей счет?
– Мы можем узнать это у самой Ирины Юрьевны, – сказала я.
Пока мы раскрывали обман многолетней давности и, с точки зрения следствия, маялись не имеющей отношения к делу дурью, майор занимался вполне реальным подозреваемым. По словам Наташи, бывший ухажер Милы, который не оставил своих попыток встретиться с ней и после замужества, шел то ли по двенадцатому, то ли по двадцать второму округу Петербурга. Майору стоило сделать всего несколько звонков, и у него на столе уже лежали фамилии всех, кто баллотировался в депутаты на прошлых выборах по этим округам.
К удивлению майора, имя Петр повторялось в списке целых четыре раза, а вот все остальные имена встречались лишь однажды. Но времени, чтобы вывести какую-то закономерность из этого странного совпадения, у майора не было. Он судорожно принялся обзванивать всех Петров, сообщая всем мужчинам одну и ту же информащию.
– Мила Елина просила вас непременно быть у нее на похоронах.
Первый разразился истерическим смехом, посоветовав шутнику проваливать ко всем чертям. Второй пообещал, что привлечет его к судебной ответственности за подобный розыгрыш. Майор торопливо извинился, объясняя, что ошибся, и набрал следующий номер.
– Что вы несете! – воскликнули там.
Майор уже приготовился еще раз извиниться, как вдруг его собеседник сказал:
– Не может быть! Она была совершенно здорова и ни на что не жаловалась, когда мы виделись в последний раз.
Попал!
– Однако за это время произошло немало событий, – сказал майор. – Можете мне поверить, Мила умерла.
– И она правда сказала, чтобы я был на похоронах?
– Сказала, и очень убедительно, можете спросить у ее матери, если не верите мне, – пояснил майор. – Но у меня к вам несколько вопросов организационного характера. Завтра ведь похороны.
– Что? – поразился Петр. – Уже завтра?
– Так я могу к вам подъехать? – нажимал майор, понимая, что нужно пользоваться первым шоком, пока подозреваемый еще ничего не понимает.
Разумеется, Петр разрешил к нему приехать. Майор добрался до Петроградской стороны и в реконструированном доме с селектором и охранником на входе нашел безутешно рыдающего тщедушного мужичка с обширной лысиной и водянистыми запавшими глазками. Майор поразился, до чего точно Петр похож на большую лягушку и как верно его описала Наташа. Когда Петр прошел в квартиру, выяснилось, что и ноги у него шлепают в точности как у жабы.
– Петр Владимирович, – представился он, сунув майору холодную и влажную лапку, потом повернулся и прошлепал в комнату, где уселся на диван возле небольшого комнатного фонтанчика.
– Я перезвонил Милиной маме, она все подтвердила, – прорыдал депутат. – Просто не могу поверить, Мила, всегда такая жизнерадостная и бодрая, и вдруг мертва. Как это случилось? Ирина Юрьевна сказала, что Милу убили и что делом занимается испанская полиция. Но я вижу, что наши тоже подключились. Молодцы! Честно говоря, я иностранцам в таких вопросах не доверяю. Что им наши проблемы, у них своих хватает. Так что же все-таки случилось с Милой?
– Это мы и пытаемся выяснить, – сказал майор. – Скажите, вы знали, что Мила употребляет наркотики?
– Вообще-то я догадывался, – начал Петр. – Понимаете, раньше я работал в области медицины, ну сейчас могу сказать, дежурил в вытрезвителях, поэтому мне легко определить человека, находящегося под действием какого-то наркотического средства. У Милы часто неестественно блестели глаза, была повышенная потребность двигаться, а иногда замедленная речь. Да, я догадывался.