Психоаналитики, вероятно, совершенно правы, подчеркивая способность мифов проливать свет на историю человеческой индивидуации. Однако на самом деле основной вопрос, на который мы должны ответить, иной. Действительно ли, как настаивают Фрейд, Юнг и прочие психоаналитики, человек дописьменного периода сталкивается с проблемой индивидуации на другом уровне, отличном от привычного нашим современникам? В самом ли деле проявление крайнего субъективизма, которое приписывают человеку дописьменного периода, позволило ему сохранить определенные аспекты индивидуации, отсутствующие среди так называемых цивилизованных людей и принадлежащие к архаичному слою психической эволюции? Если это правда, то цикл о Трикстере приобрел бы особое значение, которое трудно переоценить. И, разумеется, цикл о Трикстере занял бы совершенно уникальное положение, если бы можно было доказать, что дописьменного человека в целом можно приравнять к первобытному и что он никогда не становился полноценным участником процесса индивидуации. Данное предположение, как мы знаем, принадлежит психоаналитикам, а также таким теоретикам, как Л. Леви-Брюль и Э. Кассирер. По их мнению, для человека дописьменной культуры миф и действительность были бы в сути своей одним и тем же.
Однако ни один антрополог не поддерживает эту точку зрения, так же как не приемлет идею того, что человек дописьменного общества – субъективист. Циклы о Трикстере и Кролике считались у виннебаго памятниками древности даже тогда, когда их культура все еще процветала. Я подозреваю, что в этой роли циклы пребывали на протяжении многих столетий. Эти объекты мифотворчества значимы для психологов и психоаналитиков, так как они не только доказывают осведомленность виннебаго о таких процессах, как индивидуация и интеграция личности в общество, но и показывают их желание определить последовательность эволюции этих процессов.
Я чувствую, что именно в таком ракурсе следует рассматривать цикл о Трикстере. Тогда и только тогда можно будет проникнуть в суть вопроса о природе его привлекательности для виннебаго, вопроса, в котором скрыты некоторые из основополагающих проблем, связанных с ростом цивилизации.
Когда я впервые посетил виннебаго тридцать семь лет назад, их увлеченность циклом, а она сохранялась на протяжении поколений, заключалась в его юморе. Так естественно возникает вопрос, каким образом благодаря юмору один из старейших культурных памятников виннебаго по-прежнему удерживает позиции популярного литературного произведения?
Я хорошо осведомлен о социально-психологическом и психоаналитическом значении юмора. Фрейд и Юнг, в частности, посвятили этой проблеме немало важных работ. Однако даже если бы у меня был ясный и четкий ответ на заданный выше вопрос, я бы не хотел обсуждать это здесь, в этой книге. Что я хочу, так это подтвердить факт, что чувство юмора во всех его многочисленных формах, наивное и утонченное, пронизывает каждый аспект жизни обществ дописьменной культуры. Также считаю необходимым напомнить, что герой-трикстер является одной из древнейших фигур в литературе [57]. Смеются не только над старым, вышедшим из моды, но и над детским и необъяснимым поведением героя. Здесь мы имеем дело с древним и общепринятым представлением о сатире. Если этот литературный аспект не будет рассматриваться наравне с остальными, появится риск перепутать второстепенный аспект текущей проблемы с первичным.
Очертив некоторые из составляющих рассматриваемой темы, в введении к четырем циклам я перейду к тому, что интересует меня в первую очередь: смысл и литературная форма каждого цикла, а также их основные функции у виннебаго. Это не означает, что я полностью откажусь от пространных рассуждений. Но они уже будут носить случайный характер. Однако, прежде чем начать, крайне важно дать краткий обзор мифологии и литературы виннебаго. Так в дальнейшем мы сможем определить место, занимаемое в них циклами о героях-небожителях: Кролике, Трикстере, Красном Роге и Близнецах.
2. Мифология виннебаго
Когда в 1634 году французы обнаружили виннебаго в Грин-Бее, штат Висконсин, те, очевидно, только-только появились в этих краях. Позднее эту и прилегающие территории заняли преимущественно центральные алгонкины. Племена с родственными языками – айова, ото, миссури – находились на расстоянии многих миль друг от друга. Учитывая такое положение дел, можно было ожидать значительного сходства между мифологиями племен из группы центральных алгонкинов, в особенности между фоксами, меномини и виннебаго. Но это не главное. Сходства наблюдаются между их языками, наречием диалектически близких им айова, более отдаленным в плане лингвистического родства языком омаха-понка и обособленным от них языком пони. Стоит также отметить определенные пересечения с мифологией группы пуэбло на юго-западе США, а также в меньшей степени с поверьями ирокезов и маскоги.
Важно отчетливо представлять связи между различными мифологиями хотя бы для того, чтобы иметь возможность доказать, что определенные черты мифологии виннебаго получили широкое распространение. Это относится, в частности, к таким чертам, как отделение героя-шута от героя-преобразователя, значимость и популярность цикла о Близнецах и явная путаница между его героями и теми, кто встречается в мифе «Дети солнца».
Когда виннебаго были обнаружены европейцами, их мифология была периферийной. Виннебаго, как и родственные им сиу, видимо, занимали обособленную культурную нишу. Однако благодаря своей изоляции они, кажется, смогли сохранить черты древних и первобытных цивилизаций в более первозданной форме, чем такие, как, например, пони, жившие в центральной части материка. Разумеется, под влиянием более примитивных алгонкинских народов, живших бок о бок с виннебаго, те создали свою собственную систему координат в мифологии.
Учитывая все вышесказанное, вернемся к перечислению основных черт мифологии виннебаго. Как было уже упомянуто в другом отношении, все устное творчество виннебаго можно подразделить на два вида [58]: вайкан, который включает все сказки и мифы с хорошим концом, и ворак, к которому помимо сказок и мифов также относятся некоторые виды повествования. Большинство историй, впрочем, можно исключить из второй подгруппы. Все, что относится к ворак, заканчивается трагически за исключением тех историй, где главные действующие лица – боги, для которых концовку стараются смягчить.
Основой же для такого дихотомического размежевания является не контекст, но время и место действия. Если повествование ведется в безвозвратно ушедшем прошлом, то произведение можно отнести к вайкан. Если в воспоминаниях рассказчика, то к ворак. Например, цикл о Близнецах относятся к последней категории, так как события в нем происходят уже после установления текущего мирового порядка и появления людей на земле, которые стали свидетелями ухода эпохи героев. Сказания о Трикстере, Черепахе, Красном Роге и других героях относят к вайкан. Однако если эти герои действуют за пределами данного временного периода, участвуют в истории наравне с людьми после установления текущего мирового порядка, то сказания о них уже называют ворак. Таким образом, легенда о создании Кроликом обряда исцеления относится к ворак, равно как и сказания о происхождении того или иного клана, и удивительно смешная история о Черепахе, повстречавшей купца из Франции [59].
По сути, в зависимости от того, участвует ли герой в делах людей, живет ли еще в их мире, историю можно отнести к первой или второй категории. Так без оглядки на их исключительно сверхъестественную деятельность боги и духи могут быть героями ворак.
Любая история вайкан может быть легко переосмыслена как ворак. С другой стороны, очевидно, что трансформация ворак в вайкан невозможна. К одной из традиционных черт мышления виннебаго причисляют тенденцию к интерпретации событий современности сквозь призму действий героев далекого прошлого, эпохи зарождения мира и возникновения человечества. Не склонный к рефлексии, виннебаго, как и любой индивид, повсюду и во все времена мало обеспокоен временным аспектом. Все, что существует или существовало, принадлежит реальности. Время не довлеет над ним, и оно вечно.
Безусловно, ни один человек действия или чувствующий экстраверт из виннебаго не приложил руку к классификации вайкан и ворак и не определил черты, которые позволили бы отличить первое от второго. Это скорее ближе к деятельности художника-мыслителя. Именно он занимается повторным толкованием и реорганизацией уже имеющегося материала. И пусть иногда он подходит к процессу творчески и меняет все коренным образом, но чаще всего он консервативен, так как связан литературными канонами. Вопреки мнению непрофессионалов, вайкан, или «священная» народная сказка, относящаяся к далекому прошлому, обычно легче претерпевает изменения чем ворак, несмотря на ограниченный выбор места действия, героев и их поступков.
Однако эти изменения не оказывают значительного влияния на суть сюжета. Даже самим виннебаго не всегда удается понять, в чем она заключается. Что касается некоторых видов вайкан, то иногда они не представляют сложности для чужестранца, но остаются непонятыми остальными. В историях, где одна основная идея, какие-либо изменения касаются только очередности прохождения героем испытаний и разницы в мотивации. В таких случаях в мифах редко что изменяют или удаляют. В длинных и богатых на события циклах о Трикстере, Кролике или Близнецах часто добавляют или убирают что-нибудь малозначимое, не оказывающее влияния на суть сюжета, которая заключается не столько в цикле приключений, сколько в характеристике героев и их поступках. Однако даже такая характеристика не считается устойчивой, поскольку зависит от целей, которым служит данный миф, от рассказчика, требований, предъявляемых аудиторией и, в немалой степени, от конкретных литературных потребностей. Если вторичная роль мифа связана с ритуалом, то сюжет, события и характеры героев претерпевают огромные изменения. Кролик, создатель обряда врачевания